Мысли вслух на Иер 33:1-26

Сегодня пророк говорит о том, что нам обычно очень трудно понять — о Божьей верности нам. Мы всегда склонны воспринимать Бога, как что угодно, только не как любящего Отца. И если мы и говорим о Его верности, то понимаем под ней либо Его готовность наказать любое непослушание, либо наоборот — как повод для нашей вседозволенности. В этой же главе, на улицах запустевшего Иерусалима, накануне взятия города, Иеремия осознает Его верность, как неотменимость Его любви, неотменимость Его обетований людям. Для многих современников Иеремии Божья верность заключалась в том, что Бог в любом случае сохранит Иерусалим ради Храма, но пророк видит другое — Господь сохранит остаток народа не ради Храма, а ради Своей любви, ради обещания, данного Давиду.

Народу нужен вождь — настоящий, поставленный от Бога. И поэтому в дни гибели Иерусалима и всей Давидовой династии пророк обещает, что Бог сохранит «отрасль» — потомка Давида, который возглавит обновленное царство. Исторически этого не случится — Иудея даже после плена уже не будет независимым царством (за исключением нескольких лет Маккавейской династии). Но помимо внешней, «большой» истории есть и другая — история, где вера видит глубже, чем обычное знание. Это пророчество не забудется — оно станет мессианским, относящимся к грядущему Царю, Который не только спасет Иудею и приведет ее к Богу, но станет Светом мира и Надеждой всех народов.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к мессианской теме: здесь мы видим прямое упоминание о Мессии, названном «Отраслью» (ст. 15). А вместе с тем оно заставляет нас снова задуматься о провиденциальном смысле истории. И, в частности, о том, как действует Бог, взращивая мессианский остаток. То, что речь идёт об очищении (ст. 8), неудивительно: плен и должен был стать временем очищения. Удивительно другое: Бог устами пророка неоднократно подчёркивает, что, прежде чем Иудея будет снова заселена, она обратится в заброшенную и всеми покинутую пустыню (ст. 10, 12).

Исторически всё было не совсем так: хотя Иерусалим действительно был разрушен и как город прекратил своё существование на несколько десятилетий, Иудея в целом в пустыню не превращалась никогда. Можно было бы, конечно, считать слова пророка поэтическим преувеличением. Но думается, что дело не только в метафорах. Дело ещё и в тех духовных процессах, которые превратили послепленное еврейство в самый настоящий народ-общину, до такой степени, что всякий, присоединившийся к Синагоге, считался евреем, кем бы он ни был по крови. Чтобы добиться такого результата, нужна была полная духовная переплавка, совершенно невозможная в пору благополучия или, тем более, процветания. Как это ни прискорбно, приходится признать, что для падшего человека процветание порой представляет большую духовную опасность, чем самые тяжкие бедствия. То же нередко относится и к целым народам, включая народ Божий.

Мессианский остаток — это, прежде всего, новое духовное качество народа, притом такое, к которому плавного перехода от прежнего, допленного состояния быть не могло. Мало было просто очиститься от конкретных исторических грехов - нужно было именно пройти через национальную катастрофу, потерять всё, пережить на собственном историческом опыте, что значит полный крах - не только национальный, но и религиозный, и даже духовный - чтобы, выстояв, стать тем народом-общиной, в котором нашлось несколько десятков человек, принявших Мессию, когда Он пришёл. Такова цена богоизбранности. Цена, о которой нельзя забывать ни Церкви, ни Синагоге.

Иеремия чаще других пророков говорит о довольно очевидной, хотя не до конца его современниками осмысленной, вещи: все когда-либо заключённые с Богом союзы заключены навсегда. Бог ничего не отменяет и ни от чего не отказывается. Он верен раз данным обещаниям и однажды заключённым союзам. Оно и понятно: ведь план Божий может осуществиться только так. Бог не может ставить его реализацию в зависимость от переменчивой человеческой природы — а ведь все заключённые Богом союзы и все данные Им обещания являются частью Его плана.

Но дело не только в плане Божьем как таковом. Дело прежде всего в Нём Самом. Ведь все Его планы — проявление Его воли. Его действие в сотворённом Им мире неотделимо от Его собственного существования и от осознания Им Своего бытия. Он действует в мире, да и творит мир не потому, что захотел сыграть в какую-то игру космических масштабов, а потому, что и сотворение мира, и всякое Его в нём действие — часть и проявление Его собственной жизни, которая может быть лишь такой, какая есть.

Мир, конечно, Богу не тождествен и не из Бога изливается, но само его существование имеет смысл лишь в контексте Божьей жизни. И если это относится ко всему от песчинки до человека, то тем более это верно по отношению к народу Божьему, на который у Бога особые планы. А значит, Он осуществит Свой план в любом случае. Вопрос лишь в том, кто и как в Его народе раскроет те возможности, которые имеет как принадлежащий к Его народу.

Человеческой свободы ведь никто не отменял, и быть народом Божьим — призвание к осуществлению возможности активно участвовать в осуществлении Божьего замысла о человеке и о человечестве. Возможности, которую, однако, надо реализовать и которая сама собой не раскроется. Но которая, независимо от отношения тех, кому предоставлена, остаётся у них до конца времён. Поэтому и неизменны Божьи союзы и обещания: они ведь и есть условие наличия этой самой возможности. Но гарантий они не дают. Гарантию даёт лишь «да», сказанное человеком Богу в ответ на призыв. «Да», которое придётся повторять снова и снова до конца времён.