Мысли вслух на Мф 8:18-34

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к главной теме всех четырёх евангелий — к теме Царства. Перед нами два рассказа: об усмирении бури (ст. 23 – 27) и об исцелении одержимых (бесноватых) (ст. 28 – 34). Казалось бы, речь идёт об очень разных событиях, ведь в одном случае Иисус имеет дело с природной стихией, а в другом — с людьми и тёмными силами. Но, в сущности, в обоих случаях речь идёт о том, как Царство Божие, которое несёт в Себе Иисус, преображает окружающий Его мир. Окружающим кажется, что Он обладает какими-то сверхчеловеческими способностями или какими-то особыми данными Ему Богом силами, и потому может творить чудеса, каких никто другой сотворить не может (ст. 27). Но на самом деле дело не в силах и не в способностях, а в том, что мир вокруг Него преображается, оттого и буря утихает, и бесы не выдерживают, убегая прочь (ст. 32). Никакая сила, даже сила Божия, не воздействует так на мир: она может, конечно, многое изменить в нём, но в данном случае речь идёт уже не просто о переменах, а о полном преображении, так, что меняются сами законы мироздания. По законам непреображённого мира буря не может утихнуть без причины. Собственно, в этом мире она и не утихает, но в Царстве её нет; а дальше всё зависит от того, какой реальности окажется причастен человек, пребывающий посреди бури: реальности падшего мира или реальности Царства. И здесь всё определяется только верой, доверием к Тому, Кто принёс это Царство в мир (ст. 26). Но если веры нет, даже явления Царства сами по себе её не заменят. Так было с гергесинскими бесноватыми: явление Царства было налицо, и бесы, которые, естественно, не в силах были его вынести, почувствовали это очень скоро (ст. 29). А вот с людьми всё оказалось не так просто. Трудно было не поверить рассказу очевидцев (ст. 33), но рассказ этот, как видно, произвёл на местных жителей парадоксальное впечатление: они попросили Иисуса оставить их в покое (ст. 34). И вряд ли дело было в том, что им стало жаль потерянного стада. Конечно, жители этих мест были язычниками и вряд ли много думали о Мессии или о Царстве. Но одно они поняли: в их жизнь вошёл Некто и привнёс Нечто такое, с чем жить по-прежнему станет невозможно. Если Он останется среди них, вся их жизнь круто изменится. А этого они, по-видимому, не хотели. Иисус столкнулся здесь с главным препятствием на Своём пути: с нежеланием людей принимать то Царство, которое Он им предлагает. И тогда Он уходит. Ведь если человек отказывается от Царства, Спасителю нечего больше ему дать.

Что означают слова Иисуса о доме, которого у Него нет? Кончено, их можно было бы понять так, что после Своего выхода на служение Иисус вёл жизнь бродячего пророка, который по определению не мог иметь постоянного жилья. Такой образ жизни был свойствен некоторым пророкам, хотя, конечно, не всем. Но дело всё же, вероятно, не только в образе жизни, который вёл в это время Иисус. Дело в самой сути того Царства, которое Он принёс в мир. Ведь дом не только жилище, дом – это, прежде всего, то место, которое переживается как такое, где чувствуешь себя дома, у себя. А Царство Иисуса не от мира сего. Органично, естественно и дома Он может чувствовать Себя только там. А здесь, в непреображённом мире, дома в полном смысле слова у Него быть не может. Хотя, конечно, временное пристанище Он мог Себе найти и всегда находил. И неудивительно: ведь дома Иисус мог Себя почувствовать в мире сем лишь в том случае, если бы мир этот стал Царством. Наверное, когда Он вернётся в конце времён, так оно и будет, ведь Он вернётся в мир преображённый, ставший частью Царства. А пока каждый, ищущий Царства, оказывается в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире странником. И лучше всего об этом свидетельствуют слова Иисуса «предоставь мёртвым погребать своих мертвецов». Мало что так ярко свидетельствует о зле, в котором лежит мир, как торжествующая смерть, и мало что так привязывает человека к миру в его непреображённом состоянии, как могилы или гробницы умерших предков. Не случайно в процессе воскресения гробницы пустеют: умершие оживают, и их временное пристанище становится уже не нужным ни им самим, ни их близким. Опустевшая гробница — знак и символ торжествующего Царства. Гробница закрытая, не отпускающая мертвеца — знак и символ торжествующей смерти. И Иисус зовёт Своего возможного будущего ученика за собой, прочь от гробницы, где торжествует смерть, в Своё Царство, где торжествует жизнь.

В полном соответствии со своим замыслом евангелист Матфей приводит две короткие истории, имеющие отношение к тому, как Иисус строит общину Своих учеников, будущую Церковь. И хотя это только два частных случая (еще раз отметим для себя, насколько уникальны отношения Христа с каждым человеком), но мы можем сделать некоторые выводы и для себя. Чего мы ожидаем, встав на путь следования за Христом? Ну, конечно, чтобы нам стало лучше! И это правильно, только в какой сфере лежит это «лучше»? Лаконичный ответ Иисуса книжнику показывает, что во всяком случае - не в житейской сфере. А еще, похоже, что в этих Его словах звучит горечь...

Вторая сцена всегда вызывает затруднения у новоначальных читателей Библии. Как может Иисус быть таким черствым, чуть ли не жестоким перед лицом смерти? Конечно, Иисус не против похорон ближних родственников, Он таким шокирующим образом заставляет людей задуматься над тем, что они считают само собой разумеющимся. Тогда, как и в наши дни, для многих людей было характерно считать смерть чуть ли не главным событием в жизни и воздавать почести покойникам вместо того, чтобы заботиться об этих людях, пока они не умерли. В любом случае, Иисус, открывающий Собой путь в жизнь, ставит каждого человека перед явным выбором между жизнью и смертью. В Евангелии не сказано, что избрал этот ученик. А что избираем мы?

Слова Иисуса о мёртвых, которым надо предоставить погребать своих мертвецов, могут показаться слишком жёсткими. Между тем, Он говорит здесь о том, что составляет суть той новой жизни, которая вместе с Ним вошла в мир. Сама ситуация вызывает вопросы. Не очень понятно, идёт ли речь об уже умершем отце, который ждёт погребения, или о престарелом человеке, сын которого просит позволения пожить с ним, чтобы тому не оставаться одному на склоне лет. Но, как бы то ни было, ясно одно: речь идёт о том, чтобы помочь человеку дожить. Спокойно умереть. О том, чтобы проводить его в последний путь.

Словом, обо всём том, что так или иначе связано со смертью. А Иисус принёс в мир полноту жизни. Такую полноту, которой мир не знает. То, что мы здесь привычно называем жизнью, на деле оказывается отсроченной смертью. Постепенным умиранием. И вопрос лишь в том, насколько нам удастся отсрочить неизбежный в падшем мире конец. Спаситель предлагает альтернативу всему этому. Полноту жизни. Её можно принять, но тогда придётся оставить то подобие жизни, которое столь нам привычно.

Перестать умирать и начать жить. Это странно, непонятно, непривычно. Более того: это кажется невозможным. Даже сегодня. Даже христианам. И сегодня в больницах и хосписах христиане помогают другим христианам доживать. Провожают в последний путь. И изыскивают всё новые способы примирить этих уходящих христиан с неизбежной смертью, которой для этих самых христиан в нормальном случае просто не должно существовать.

А если она существует, если сегодня эта проблема стоит для завершающих свой земной путь христиан так же остро, как для иудеев дохристианских времён (а она порой стоит для них ещё острее — не как для иудеев даже, а как для самых настоящих язычников), значит, что-то не так с нашим христианством. С жизнью и смертью. С путём. С Царством — не вообще, а в нашей жизни. Если и уходящие, и остающиеся всем существом чувствуют, что впереди у уходящих не путь Царства, а смерть и только смерть, значит, и впрямь ни те, ни другие жизнью Царства никогда не жили. А Иисус ориентирует нас именно на такую жизнь. И это не максимализм: ведь только она и заслуживает названия жизни без оговорок. И только ею стоит жить.

Когда ученики будят Христа, спящего во время бури, и просят о спасении, Он укоряет их в боязливости и маловерии — но только в них. Не следовало людям верующим бояться, но обращаться к Богу, в данном случае — будить Христа, несомненно, следовало. Это важная деталь: конечно, ученикам следовало разбудить Его, что же еще было делать? Вот бояться и нервничать, метаться с панике — не следовало.

Мы нередко думаем, что упование выражается в том, чтобы прикорнуть рядом с Учителем на том же возглавии лодки и тоже попытаться заснуть, делая вид, что ничего не происходит. Нет, не такова задача учеников. Мы призваны в своем сердце побеждать страх и не поддаваться распаду. Только так можно предъявлять нашу жизнь Богу, чтобы Он совершал Свои чудеса и спасал нас.

Ученики были готовы пойти за Христом, куда бы Он ни направился. Следом за Ним они вошли в лодку, чтобы сопутствовать Ему. Но, даже идя за Христом, ученики слишком долго не понимали Его.

Интересно, что, описывая реакцию учеников на совершённое Иисусом успокоение бури, евангелист пишет: "Люди же удивляясь говорили..." В тот момент, когда ученики не понимают Учителя, они не могут называться учениками.

Сон Христа посреди бурного моря поражает не только тем, что Он проявлял потрясающее самообладание посреди разбушевавшейся стихии, когда все ученики были встревожены. Здесь мы могли бы вспомнить и покой Бога по окончании творения, когда мир уже развивался предписанным ему ходом. Даже пребывая в покое, Господь оставался Творцом и Господом движущегося мироздания.

Но ещё мы можем вспомнить Его предстоящее Воскресение, когда Он, поднявшись из гробового покоя, снова приведёт в чувство растерянных апостолов.

На фоне катастроф, преследующих человечество, эти слова одновременно обличают и несут надежду. Неужели ужасные бедствия, обрушивающиеся на мир, объясняются такой простой вещью? Неужели гибель и страдания людей есть результат гнева Божия на наше маловерие? И для чего Господь говорит это, неужели для того, чтобы напугать нас?

А если бы мы не были маловерами, то что? Слова Христа о нашей боязливости подразумевают, что катастрофы в своих причинах мало от нас зависят — иначе чего бы нам бояться? Господь, следовательно, вовсе не говорит о том, что бедствия посылаются в качестве возмездия. Но тем не менее мы призваны к такой вере, чтобы мы могли взять на себя ответственность за мир, в котором мы поселены, и противостоять силам распада. И наше маловерие, в сущности, является отказом от этого призыва.

Но не менее важно, что это Господь говорит не столько об уже случившихся вещах, сколько «на будущее». На практике это означает для нас, что вера, т.е. доверие Богу, может сделать нас неуязвимыми для этих беспричинных, «энтропийных» бедствий. В наших руках есть средство противостоять им — это доверие, молитва и любовь к людям. Это обнадеживает, потому что эти средства в самом деле доступны для нас.

Что же всё-таки произошло тогда, во время той переправы через Генисаретское озеро? Чудо? Сверхъестественное вмешательство Бога в события нашего непреображённого мира? Можно, наверное, посмотреть на ситуацию и так тоже. И всё же: все совершаемые Иисусом во время Его земного служения чудеса являются свидетельством Царства. Быть может, и демонстрацию власти над стихией тоже можно считать таким свидетельством? Что она доказывает? Силу и власть Самого Спасителя? Наверное, да. Но только ли её? Чтобы ответить на заданный вопрос, надо попытаться понять, какая сила усмирила бурю. Сила Божия? Сила Самого Иисуса, Который несёт в Себе всю полноту Божию? Или нечто иное? И, самое главное: утихла ли буря? На первый взгляд, заданный вопрос может показаться странным. Но, собственно, что такое чудо? Простое изменение законов природы, которое происходит в известном месте в известное время? Но такое изменение само по себе мгновенно разрушило бы наш мир: ведь он и существует лишь потому, что законы, на которых он основан, повсюду действуют в нём неукоснительно. А ведь мир этот сотворён Богом вместе с теми законами, на которых он основан. Так что же: Бог противоречит Сам Себе? Едва ли. Скорее можно предположить, что в данном случае в дело вступают другие законы другого мира, который почему-то вдруг соприкоснулся с нашим. Но ведь Царство и есть такой мир! Оно живёт по другим законам, отличающимся от законов непреображённого мира, а с нашим непреображённым миром оно соприкоснулось благодаря Иисусу, Который принёс его к нам. Мир вокруг Него живёт по законам Царства, а не по законам непреображённого мира. А в Царстве бурь нет, его природа полностью подвластна духу. Пока Иисус спит, Царство никак не проявляет себя: ведь Его воля не участвует в происходящем. Но стоит Ему проснуться, как мир вокруг становится Царством. И буря утихает: ведь в Царстве ей места нет.

Чудо, которое совершил Иисус, не осталось незамеченным людьми. Это уже немало, потому что чаще всего люди предпочитают чудес не замечать, если они не касаются их непосредственно. Чудо — это когда для меня, а в остальных случаях — это случайность или совпадение. Смотрим дальше: люди удивлялись. Это тоже плюс. Чаще люди пугаются или равнодушно пожимают плечами. Третье: люди задают себе самый важный вопрос — о личности Того, Кто это сделал. Обычно нас интересует, как это сделано.

Итак, люди сделали три очень важных шага, осталось сделать только еще один: для самих себя ответить на этот вопрос, признать, что, скорее всего, ветрами и морем управляет Тот, Кто их сотворил, и это значит, что Иисус особым образом связан с Богом, не так, как каждый из нас. Но этот шаг сделать труднее всего: так было две тысячи лет назад, так и сейчас.

Описанный евангелистами случай, когда жители целого города просили Господа Иисуса Христа уйти, потому что Его присутствие пугает их и мешает их занятиям (то есть «бизнесу»), мог бы показаться экзотическим. Конечно, это реакция язычников, и трудно ждать от них чего-то иного...

Но в сущности, почти каждый человек в определенные моменты переживает нечто подобное. К счастью, мы не всегда ведем себя так, как гергесинцы, но едва ли кого-нибудь минуют искушения этого рода. Надо сказать, что история складывалась так, что открыто просить Господа Иисуса уйти, кажется, после 3-го века нашей эры, почти никто не дерзал.

Вместо этого по «схеме», описанной евангелистами, в нас рождается «номинальное» или «трехразовое» христианство (это когда человек встречается с Богом трижды: на своих крещении, венчании и отпевании). Важно иметь в виду, что номинализм лишь во вторую очередь — социально-религиозное явление, поражающее общество. В первую же очередь он поражает отдельного человека, и рассказ евангелистов помогает нам увидеть это не столько в других, сколько в себе.

Сколько жизненной силы в человеке. Двое бесноватых сопротивлялись легиону бесов, желающих их погибели. Когда же эти бесы изгоняются Иисусом в огромное стадо свиней, то все это стадо не в состоянии удержаться на краю бездны. Иисус являет милость Божию к человеку, но людям дороже свиньи, они просят Иисуса удалиться из их пределов, тем самым упуская возможность блаженства в уповании на Него.

Бесноватые не случайно обитали в погребальных пещерах, ведь подчинение воле тёмных сил — это уже путь к духовной смерти. Поэтому изгнание бесов из двух несчастных гергесинцев означало не только исцеление конкретных людей, и даже не только торжество силы Божией над силами тьмы. Оно явилось ещё одним прообразом предстоящей победы Христа над смертью.

В страхе местных жителей, потрясённых обстоятельствами, сопутствовавшими изгнанию бесов, было бы слишком просто видеть одно лишь недовольство гибелью свиней, а значит, нанесением материального ущерба. Нет, жители Гергесинской земли чувствуют, что Тот, Кто стоит перед ними, способен изменить всю их жизнь. Но вот этого им и не хочется, ведь привычная жизнь так понятна.

Так часто и мы, негодуя на ставшее привычным зло, не хотим замечать, что и сами настолько срослись с ним, что если кто-то попытается нас от него избавить, то нам станет не по себе. Но если делать выбор в пользу Христа, надо быть готовым принять то, что Он нам приносит. Даже если в результате мы лишимся чего-то наподобие стада свиней.

Рассматривая сегодняшнее евангельское чтение, мы можем задуматься о таких вещах. Самое, может быть, сложное: бесы. Многие не знают, что это такое, многие сваливают на них свою собственную вину, а иным вообще везде видятся бесы. Как относиться к этому наисложнейшему понятию Писания? Во-первых, важно помнить, что в молитве Господней мы произносим, повторяя за Иисусом, «избавь нас от лукавого…», значит, это очень важный момент: понять, что это за сила, осознать ее существование является для каждого необходимым условием осознанной молитвы «Отче наш». Первое и главное, что мы должны здесь понять: бесы, какую бы мысленную форму мы им ни придавали, тварны, тварны, как и мы, в Боге есть только Благо. В полном смысле слова существует только добро, зло имеет гораздо более низкий онтологический статус. А раз они, самое худшее, на одной онтологической ступени с нами, а то и ниже, ибо мы в какой-то мере причастны Богу и Его истинному существованию, значит, уж во всяком случае, они не сильнее нас, поэтому не надо их боятся. Напротив, они боятся Бога и покорны на самом деле Ему. Это очень хорошо явлено нам сегодня в истории с гергесинцами, как послушно они готовы выйти, когда видят истинную силу Христа. Хорошо это сказано и апостолом Иаковом: и бесы веруют, и трепещут ( 2:19). Второе важное, и это видно из сегодняшнего чтения, они быстрее, чем обычные люди узнают Бога. Почему? Это очень легко понять, потому что они те, кто Ему противятся, поэтому они хорошо Его знают. Поэтому мы не должны просто шарахаться от сумасшедших, боясь их как проказы, а очень внимательно слушать, что они говорят, ибо среди бреда мы можем разглядеть проблески такого смысла, который недоступен нам. И наконец, когда нам страшно и кажется, что искушают бесы, надо во всей простоте призвать Христа, и одного этого будет достаточно, чтобы они смолкли, ибо они очень Его боятся. А лучше вообще не отпускать края ризы Его, тогда на вопрос, знаете ли вы бесов, мы будем отвечать: нет, с бесами у нас плохо.

О реакции мира на свидетельство Иисуса о Царстве, принесённом Им в мир, так же, как и на Него Самого, сказано и написано немало. И всё же самыми яркими иллюстрациями этой реакции являются именно евангельские рассказы, при всей их краткости, которая порой бывает им свойственна. Таков и рассказ об исцелении Иисусом одержимого («бесноватого»). Само по себе такое исцеление с духовной точки зрения было выдающимся событием, даже если отвлечься от судьбы конкретного человека, освобождённого от тягостной для него власти тёмных сил. Но жители тех мест были язычниками, а это в те времена означало практическую безрелигиозность. Трудно сказать, что они думали о живущем неподалёку от них одержимом, но, во всяком случае, его исцеление их, похоже, не очень впечатлило. Зато впечатлило другое: утрата целого (и, наверное, немалого) стада свиней. Разумеется, первой реакцией всякого, читающего Евангелие, на такое равнодушие будет удивление, а быть может и возмущение. Но, если вдуматься, реакция жителей нормального языческого города была совершенно нормальной для язычников. Ведь язычники — это просто люди, живущие по законам непреображённого мира и не знающие (или не желающие знать) никаких других. А в непреображённом мире огромную роль играет инерция, мировоззренческие стереотипы, поведенческие модели. Живущие по его законам люди ощущают себя в нём действительно комфортно, им и в голову не приходит, что комфорт этот ущербен по определению. На языке евангельской притчи аномальность положения подчёркивается постоянным присутствием рядом с жителями города стада свиней: ведь свиньи, с точки зрения Торы, — животные нечистые, оскверняющие то место, где они живут, и тех людей, которые с ними соприкасаются. Язычники из евангельской притчи живут в состоянии нечистоты, которая для них является нормой, как она вообще является нормой для падшего мира. И всё их поведение, все их реакции «заточены» под этот падший мир. Духовного измерения в собственном смысле слова для них не существует, а вот что такое материальный ущерб, они понимают очень хорошо. И потому присутствие Иисуса их пугает. Конечно, от Него можно ожидать проблем. Особенно, если проблемой является само присутствие духовного измерения в собственной жизни. И горожане честно, со всей свойственной человеку откровенностью просят Его уйти. И Он уходит: ведь Царство не навязывают силой, его можно принять только по доброй воле.

Наш Бог — Бог гармонии и порядка — очень любит то, что мы называем «золотой серединой» или «царским путем». Он, держащий в равновесии вселенную, знает, насколько непросто находить баланс. А для нас - людей, не обладающих Его мудростью и видением, — не скатываться ни к одной из открывающихся перед нами крайностей практически невозможно. Этакое «канатоходство» не по нам, особенно учитывая то, что мы пытаемся идти по этому канату не как святые — в доверии Богу оставив все позади — а со всеми тюками собственных представлений о том, что правильно, а что нет, со всем своим культурным и прочим багажом. Все это могут быть в чем-то полезные вещи, но на пути к Богу они затуманивают наш взгляд. И тогда мы становимся очень похожими на второго из подошедших в сегодняшнем евангельском чтении к Иисусу людей (см. Мф. 8:21-22) — нам очень сложно расстаться с тем, что отделяет нас от Бога.

Призыв, кажущийся многим жестоким, — оставить непохороненного отца и следовать за Иисусом — очень точно передает то, чего Господь на самом деле хочет от нас. Он предлагает нам не цепляться за этот мир, а, взвесив все, отказаться от соблазнов и отправиться в путь за счастьем. Но именно взвешенно, потому что напротив одной крайности (не решиться пойти за Христом) есть другая — сломя голову побежать, не зная куда, наломать при этом дров и сильно ранить окружающих. Такого оголтелого последователя (см. Мф. 8:19-20) Христос слегка осаживает и призывает ко взвешенному решению. Получается, что для того, чтобы идти за Богом, должны быть одновременно и радикализм — решимость следовать за Христом, оставив все, но и серьезное волевое решение — предельная собранность воли. Остается научиться находить баланс…

Вряд ли случайно Матфей подчёркивает, что больных ко Христу приносили тогда, когда настал вечер. Это может говорить о том, что люди опасались приходить при дневном свете. Но это же может свидетельствовать и о том, что всё это происходило в субботу и люди приходили сразу же по окончании субботнего покоя, ни минуты не мешкая.

Заметим, что исцелённая тёща Петра сразу же стала служить, и тем самым она не только включилась в привычные для неё хлопоты по домашнему хозяйству, но и стала привычным для себя способом служить Христу. Мы нигде больше не встречаем упоминаний о ней, нигде не говорится о том, чтобы Христос послал её на какое либо особое служение. Но ведь и на любом месте, среди привычных занятий можно послужить Христу.

Но тех, кто хочет быть рядом с Ним, Он ставит перед реальностью трудностей. Книжника, обещающего идти за Христом, куда бы Он ни пошёл, Иисус предупреждает о трудностях, о том, что рассчитывать на удобства не следует. Но такой ответ понятен. Однако недоумение вызывает ответ другому ученику, желающему похоронить отца. Но и здесь благодаря комментаторам, знающим древние обычаи, мы можем понять, что отец ученика жив, а значит, ученик собирается годами сидеть дома, не идя за Христом.

Однако невозможно до бесконечности уклоняться от выбора: идти за Христом или нет?

Интересно: кого всё-таки Иисус называет «сынами Царства»? В традиционном семитском (что ивритском, что арамейском) словоупотреблении оно обозначает тех, кто принадлежит Царству. В таком случае, судя по контексту высказывания, приходится думать, что Иисус говорит о своих соплеменниках, о евреях, о народе Божием. То, что сама по себе принадлежность к еврейскому народу ещё не гарантирует спасения и обретения Царства, понятно: это лишь хороший фундамент, на котором можно строить своё спасение. Но ведь по смыслу слов Спасителя получается, что Он говорит о тех, кто принадлежит к еврейскому народу, как об имеющих Царство, но могущих при определённых условиях его потерять! Что же Он имеет в виду? И о каком Царстве вообще могла идти речь до Его прихода в мир? Возможно, ответом на этот вопрос могла бы стать сама история союза-завета, история отношений Бога со Своим народом. Ведь история эта с самого начала предполагала не только начало, но и конец, завершение, а значит, и Царство. Судьба каждого, кто принадлежит к народу Божию, должна, по замыслу Творца, завершиться в Царстве. Вся история союза-завета имеет смысл только в этом контексте. А Царство охватывает не только наше настоящее, но также наше прошлое и наше будущее, оно включает в себя всю полноту времён и всё существующее время. Для Царства, по-видимому, вообще не существует прошлого, настоящего и будущего в нашем понимании, для него реально лишь то, что является его частью, и весь мир с точки зрения Царства делится на то, что принадлежит Царству, и на то, что ему не принадлежит. А время нашего мира тут не играет особой роли, так, что если кто-то или что-то имеет отношение к Царству, хотя бы потенциально, то, с точки зрения тех, кто пребывает в Царстве, этот кто-то или это что-то тоже ему принадлежит. А наш непреображённый мир начинает осознавать их принадлежность Царству лишь тогда, когда Царство откроется ему в необходимой для такого понимания полноте. Неудивительно, что Иисус, глядя на ситуацию именно из Царства, видит принадлежность к Царству всего народа Божия в целом и каждого его члена в отдельности. Но, с другой стороны, история этого народа разворачивается и в нашем непреображённом мире тоже, она, в сущности, и есть (или, по крайней мере, должна была бы быть) историей его преображения, и, пока этот процесс ещё не завершён, не завершён и путь в Царство. А значит, остаётся ещё возможность свернуть с этого пути. И не войти туда, куда он вёл.

«И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные - гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» Когда читаешь эти слова сегодняшнего евангельского чтения пронизывает удивительная нежность к нашему Господу, ни с чем не сравнимая жалость и желание дать Ему свой кров… Но ведь это невозможно, Он жил тогда и там, а мы здесь и теперь. Но вот в чем Божественная сущность Иисуса, что отличает Его от человека, именно здесь и теперь мы можем дать Ему кров – свое сердце. Пусть сердце каждого станет тем местом, где Господь приклонит голову. Давайте молиться так, чтобы Господь приходил к нам не на труд, а на отдых, пусть Он находит в нашем сердце отдохновение и покой, ибо Он очень устал.