Мысли вслух на Мф 14:1-13

Когда молитвенно размышляешь об образе Иоанна Крестителя, словно бы сосредоточиваешь взор на его иконе, то понимаешь, что это какой-то совсем особый человек. Ведь есть много замечательных людей в Евангелии, людей добрых искренно любивших Господа… Но в Иоанне есть что-то, что словно бы отделяет его от всех, словно ставит немножко в стороне. «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя…» (Мф 11:11), наверное, именно в здесь кроется причина этого чувства недосягаемости, отдаленности. Но все-таки он был только человеком. Есть еще один человек, перед которым у нас есть это чувство недосягаемости – Мария. Она просто женщина, но она гораздо больше всякой женщины, ибо носила в своей утробе Сына всех Бога. Вот что роднит этих двух людей, кроме родства по крови. Но не только это. Оба они стали теми, через кого осуществилось рождение Христа: во плоти через Марию и в Духе через Иоанна. И оба они при этом ощущали себя смиренными, недостойными свидетелями чуда, которое происходит на их глазах. Наверное, именно поэтому в центре деисусного чина располагаются эти три иконы: Мария, Спаситель, Иоанн. И становятся как-то особенно понятными слова молитвословия: «Якоже сродством естественным и молитвенным согласием, едино вы суще, Мати всех царя и божественный предтече, мольбу сотворите вкупе о рабе, зело прогневавшем благомилостиваго, яко да ущедрит и спасет, вашими преклонься ходатайствы и огненнаго родства изменит мя.»

Жизненный путь Иоанна Крестителя является если не лучшим, то одним из лучших примеров того, что имеет в виду Иисус, говоря: «Блаженны изгнанные за праведность («за правду»), потому что им принадлежит Царство небесное». Его главной задачей стало свидетельство о грядущем в мир Мессии, но он, как всякий праведник, не мог не свидетельствовать также и о тех нарушениях Торы, данных Богом заповедей, которые происходили у него на глазах.

Конечно, можно было бы сказать, что Иоанн в этом отношении не уникален, что то же самое делали до него и другие пророки. Но, кажется, никого из великих пророков Израиля не казнили за их свидетельство. Ближе всех к этому был Иеремия, но власти всё же не решились убить пророка: такое убийство считалось страшным преступлением не только перед людьми, но и перед Богом. На то, на что не решились правители допленной Иудеи, решился Ирод. Впрочем, и он, по-видимому, был не рад тому, что сделал. Не случайно казнённый пророк стал для него вечным ужасом: услышав об Иисусе, он не случайно решил, что речь идёт о казнённом им и воскресшем Иоанне.

Вероятно, Ирод был человеком не то что бы верующим, но суеверным во всём, что касалось Бога и духовной жизни. Бог в его жизни не играл никакой роли, верующим, судя по всему, что мы знаем об этом человеке, он отнюдь не был, но у него вызывало именно суеверный страх всё, связанное с такими таинственными и загадочными для него личностями, как, к примеру, пророки. Он, вероятно, чувствовал, что за ними стоит некая особая сила, природа которой была ему непонятна, и этой силы он боялся. Но было в его жизни нечто, что заставило перебороть страх перед неведомой силой: самолюбие. Он дал слово, быть может, и спьяну, но в присутствии всех своих гостей, что исполнит любое желание танцевавшей для него и понравившейся ему девушки. И теперь делом весьма своеобразно понятой чести для Ирода стало исполнить обещанное. И он решается на убийство. А потом его начинают мучить кошмары: ему кажется, что та сила, присутствие которой он ощущал, общаясь с Иоанном, и которой так боялся, обрушится на его голову. Потому-то, узнав о новом Пророке, он и подумал, прежде всего, о воскресении Иоанна: вот она, кара, которая обрушивается на его голову за смерть Иоанна!

Во всём этом, конечно, не было ничего ни от Царства, ни от духовной жизни как таковой. Здесь был лишь ад, ад на земле, созданный Иродом для себя собственными руками. То, во что неизбежно превращается падший мир, будучи окончательно отрезан от Бога, от Христа и от Царства.

Реакция Ирода на обличения со стороны Иоанна банальна. Так не хочется, чтобы какой-то проповедник портил настроение и совался в личную жизнь. Хорошо бы его и вовсе не было. И однако даже Ирод, многое себе позволявший и мало с кем считавшийся, не решался убить Иоанна, опасаясь народа. Это не удивительно, ведь многие из тех, кто старается казаться «крутыми», щеголяют безжалостностью, на самом деле внутренне слабы, они пропитаны скрытыми страхами и комплексами. Внутренняя нестойкость, желание покрасоваться перед гостями и одновременно зависимость от «общественного мнения» собравшихся на пиру заставили Ирода сначала дать необдуманную клятву, а затем согласиться на убийство. Отвергнув проповедь Иоанна Крестителя, Ирод отверг возможность покаяния в своих грехах, а затем и умножил их. И вот теперь остаток жизни ему предстоит провести в страхе. Страх — первая реакция Ирода при получении вести о проповеди Христа. Полагая, что это воскрес Иоанн, Ирод заблуждается, но в его ошибочных опасениях есть пылинка правды. Ведь Тот, Кого он принял за воскресшего Иоанна, и в самом деле несёт Воскресение. Даже будучи пропитанным злом, Ирод почувствовал непобедимость добра.

Сегодняшний отрывок — одно из мест в Библии, где говорится о явной человеческой несвободе. Ради клятвы перед своими вельможами, пьяный царь готов переступить и через свои страхи, и через остатки совести. Интересно отношение евангелистов к личности Ирода Антиппы. Они, кажется, готовы не осуждать его, смотрят на него с некоторым снисхождением. И в самом деле, царь предстает перед нами как очень несвободный человек: он арестовывает Иоанна не по собственной инициативе, а из-за обличения Иоанном своего незаконного брака, слушает заточенного в темницу Иоанна, пытаясь бороться с интригами царицы, направленными на то, чтобы казнить пророка. И вот теперь ему «приходится» его обезглавить — опять же, против своей воли. Нужно ли говорить, что основное зло человек совершает, будучи несвободен, находясь под властью внушения, давления, обстоятельств, которым он не в силах (или не хочет) противостоять и которые влекут его в грех и смерть. Понимая это, начинаешь по-новому ценить свободу, которую дает Христос — свободу противостоять обстоятельствам, человеческому и демоническому давлению; как сказал один священник, свободу «непослушания злу».

Христос собирает огромные толпы народа и кормит их хлебом. Хлеба хватает на всех, и даже каждому из апостолов удается собрать целую корзину остатков. И это Тот же Христос, который говорил, что человек жив «не хлебом единым» и отказывался заниматься социальными преобразованиями. Для понимания этого явления необходимо обратиться к библейским параллелям такого массового кормления людей — это манна, которую Бог давал Израилю в пустыне. И еще — это пророчества о том, что в торжестве Божьего Царства люди будут насыщаться хлебом. Для первых читателей и слушателей Евангелия намек на эти священные тексты означал, что Божье Царство уже реализуется в Иисусе, в Нем Бог уже пришел к людям. Этот рассказ, несомненно, ассоциировался для них с их собственным опытом божественной жизни, к которому они приобщались в преломлении хлеба (благодарение, благословение, преломление, раздача хлеба, собирание остатков — все это действия, входившие в совершение евхаристической трапезы). На ней, как и в этом рассказе основные человеческие понятия — хлеб, жизнь, Бог — навсегда связываются с личностью Иисуса.

Никого из устремившихся ко Христу Он не отвергает. Мало того, Христос даже не требует, чтобы приходящие к Нему уже понимали смысл Его прихода, Он прекрасно видит, что люди просят об удовлетворении повседневных нужд. Но то, что народ готов идти за Ним даже в пустыню, говорит о том, что слушающие готовы принять от Него нечто большее, чем облегчение условий земного существования. Так с малого, земного начинается духовный путь, ведущий к небесной цели. Заметим, что всё это происходит в тревожные дни вскоре после казни Иоанна, когда было непонятно, чего ждать от Ирода. Стремление Христа в эти дни побыть в уединении совершенно закономерно, оно отдалённым отзвуком напоминает Гефсиманское уединение. Но на этот раз за Христом ринулась толпа, что повышает риск провокаций со стороны как Ирода, так и римлян. Однако, несмотря на все опасности, Иисус никого не прогоняет. Мало того, Он по собственной инициативе исцеляет больных. Евангелист отмечает, что Он сжалился над ними. Добавим только, что потому Он и пришёл к нам и взошёл на Голгофу, что сжалился над всеми нами. Заботясь о людях, Христос не хочет отправлять их за пищей в окрестные деревни. Только попробуем представить, что могло бы произойти, если бы толпы голодных на ночь глядя ринулись за хлебом... Так что не только от голода, но и от многих других неприятностей Он избавил людей, когда предложил накормить их апостолам. Он мог бы и Сам сотворить какую-либо пищу, но Ему важно, чтобы в этом участвовали ученики. Заметим, что хлеб, найденный учениками, после благословения Он, преломив, дал именно ученикам, а те — народу. Вряд ли случайно евангелист отмечает, что Иисус перед началом трапезы воззрел на небо. Совершённое Им благословение хлеба, вкушаемого перед лицом Отца Небесного, заставляет нас вспомнить о евхаристии, о том, что на Тайной Вечере Он назовёт хлеб Своим Телом. Есть предположение, что при умножении хлеб передавался из рук в руки так, как это было принято на иудейской трапезе. Сидевший во главе трапезы отламывал от большого хлеба кусок и обе части давал соседу, тот брал маленький кусок и, отломив следующему, передавал ему вместе с большим хлебом. В таком случае хлебы умножались в руках евших, и все оказались соучастниками совершения чуда. Но Господь и хочет видеть в нас Своих соработников.

Сегодня мы видим, как Господь исполняет Свои пастырские обязанности по отношению к ученикам. Иногда обстоятельства Его жизни складываются так, что для того, чтобы накормить учеников и спасти их от гибели, Ему приходится совершать чудеса. Именно приходится, ведь мы знаем, что Иисус никогда не использовал Свою божественную власть над природой для завлечения народа «знамениями». Но при этом чудесность Его помощи и заботы служит укреплению веры учеников — будущих проповедников Его Евангелия. Два раза они оказываются в безвыходном положении: сначала в голодной пустыне, где неоткуда взять хлеба, а потом — в водной пустыне, одни, без Учителя, на краю гибели. И оба раза Он приходит к ним на помощь, совершая невозможное. И дерзновенная просьба Петра, готового ступить в волны, чтобы идти навстречу Иисусу, вытекает как раз из новой веры апостолов в то, что Господь никогда не оставит их, всегда поддержит и укрепит, даже если для этого потребуется «изменить естества чин».