Мысли вслух на Лк 7:18-35

Сегодняшнее чтение затрагивает очень важную тему, связанную со служением и свидетельством не только Иоанна Крестителя, но и Самого Иисуса. Для Иисуса совершенно несомненно то, чего не увидели многие из приходивших к Иоанну — он был величайшим из всех пророков, когда-либо проповедовавших народу Божию (ст. 28). Между тем, не принимают Иоанна как раз те, кто считал себя мессианским остатком, о котором говорили пророки — фарисеи и учителя Торы («книжники») (ст. 30). И в сегодняшнем отрывке мы видим, как объясняет это неприятие Иисус. Он сравнивает отвергающих Иоанна с детьми, обиженными на своих сверстников, не желающих играть по установленным ими правилам (ст. 32). Потому-то их и не устраивает ни строгий аскетизм Иоанна, ни доступность и открытость Иисуса (ст. 33–34).

Суть проблемы Иисус выражает одной фразой: премудрость оправдана её детьми (ст. 35). Для лучшего понимания этой фразы важно иметь в виду, что понятие мудрости у евреев издавна ассоциировалось не столько с теорией и абстрактным знанием, сколько с практикой. Вначале имелись в виду практические навыки того или иного мастерства, позже — практика межчеловеческих отношений, столь необходимая правителям, судьям и государственным людям, а после Вавилонского плена с мудростью стали связывать и практику следования Торе, также требовавшую определённого навыка, который в известном смысле можно было бы назвать навыком праведной жизни.

Иисус имеет в виду другой навык и другую практику — практику тех богословских диспутов, которые так любили и учёные раввины, и просто образованные верующие. В евангельские времена такого рода диспуты были излюбленным занятием и времяпрепровождением многих жителей Иерусалима. И случилось так, что для многих, как видно, эти диспуты превратились в самоцель. Речь шла уже не о том, как, читая Писание, понять через него волю Божию, а о том, какие еще интерпретации прочитанного можно придумать.

Конечно, сами по себе такие интеллектуальные упражнения достаточно безобидны, а иногда они могут быть даже полезны. Но если ими слишком увлечься, они порой уводят от реальности. Ведь все такие упражнения всегда в известной степени условны. И, если приучить себя видеть мир исключительно через призму богословских концепций, хотя бы и основанных на Писании, очень легко за ними не увидеть Бога и Того, Кого Он посылает в мир. Тем более, что, принимая Христа, от многих концепций придётся отказаться. А хотелось бы, конечно, чтобы реальный Мессия им соответствовал, так, чтобы не надо было ни от чего отказываться. Но соответствия нет, и тогда приходится выбирать. Для кого-то собственная мудрость может оказаться важнее Царства. И тут ничего не поделать даже Богу: такова цена человеческой свободы.

Почему Иоанн, который сам свидетельствовал об Иисусе и видел Духа, сходящего на Него, вдруг посылает учеников к Иисусу с таким вопросом? Может быть, он хочет укрепить веру учеников? А может быть он сам проходил в темнице через последние испытания веры? В любом случае, этот вопрос чрезвычайно важен для нас: «Ты ли Тот, Кто должен прийти?» Ведь мы призваны не просто «верить», а сделать очень решительный шаг — взять крест и последовать за Ним. А для этого нужно быть уверенным, что это — именно Он. Иисус отвечает словами мессианского пророчества — пусть ученики Иоанна судят по самим делам, которые совершает Иисус. Похоже, нам не остается ничего другого: смотреть на то, что Он совершает в нашей жизни и в жизни наших знакомых, и — делать правильные выводы.

Многие в народе считают Иисуса только пророком, не понимая, что Он Мессия. Но почему вопрос о том, Кто Он, исходит от Иоанна, признавшего Его во время крещения? Традиционно принято считать, что Иоанн посылал учеников, чтобы их сомнения рассеялись от ответа Самого Иисуса, а Иоанн, будучи пророком, и так прозревал верный ответ. Но мы знаем, что и пророкам не всё время была открыта истина, и им доводилось терзаться сомнениями, поэтому даже такой человек, как Иоанн, мог заново задуматься о том, что недавно казалось само собой разумеющимся, тем более находясь в темнице, будучи ограниченным в получении достоверных сведений с воли. Впрочем, можно также предположить, что даже духовно прозревая истину, Иоанн хотел получить у Христа прямое подтверждение того, в чём не сомневался. Если так, то здесь можно вспомнить и «неверие» Фомы, желавшего лично удостовериться в Воскресении.

Некоторые из читателей Евангелия высказывали недоумение: где же подтверждающий ответ? Иисус многое просил учеников Иоанна передать своему учителю, но прямо не сказал, что Он и есть Мессия. А между тем всё, что Христос просил пересказать Иоанну — это и есть указанные ветхозаветными пророками признаки наступления мессианского времени. Для знакомых с образами пророческих речей всё это и было прямым подтверждением.

А далее Иисус называет Иоанна не просто пророком, но и тем, кто больше пророка. Величие и духовная глубина Иоанна будут превзойдены любым, удостоенным войти в Царство Божие, но для того, чтобы оно наступило, была необходима жертвенная проповедь Иоанна — один из признаков прихода Мессии.

Вопрос Иоанна Крестителя может показаться странным: он ведь первым узнал в Иисусе Мессию, а теперь, кажется, засомневался в полученном откровении. Почему же? Вероятно, по той же самой причине, по которой в Нём не увидели Мессию и многие современники Иоанна. В самом деле: от Мессии ждали неких вполне определённых действий, а Иисус всё никак этих действий не совершал. Он как бы постоянно намекает на Своё мессианство, но никак не делает того, чего все в те времена ждали от Мессии. По крайней мере, не делает всего ожидаемого.

Он не начинает мессианского восстания, не пытается строить земное царство. Наверное, Иоанн тоже ждал от Мессии чего-то подобного: он ведь разделял представления о Мессии своих современников. Конечно, в тех ессейских кругах, где скорее всего прошла юность Иоанна, на Мессию смотрели несколько иначе, но ессейским мессианским представлениям поведение Иисуса тоже не отвечало, да и неизвестно, разделял ли их Иоанн в зрелом возрасте. Как бы то ни было, вопрос Иоанна скорее всего был связан с несбывшимися мессианскими ожиданиями.

Он мог подумать, что Иисус всё же ещё не Сам Мессия, а кто-то из великих пророков, кому Бог поручил подготовить приход Мессии, как и ему самому. Иисус же в ответ указывает Иоанну на те явные признаки близости Царства, которые были очевидны: чудеса, исцеления, воскрешения. Это и было то самое Царство, которое Он принёс в мир, и Иисус хотел, очевидно, дать понять Иоанну, что другого Царства нет. А вместе с тем Он указывает и на то, что мешает окружающим Его людям это Царство увидеть. И определяет проблему одной фразой: оправдана мудрость её детьми, имея в виду тех, кто эту самую мудрость разделяет и её придерживается.

Здесь-то и коренится проблема: каждый из нас, людей падшего мира, привык видеть реальность не такой, какая она есть, а такой, какой мы себе её представляем. Человеческая премудрость может быть сложной мировоззренческой концепцией, а может быть набором простейших положений, не всегда даже осмысливаемых до конца теми, кто их придерживается. Но во всяком случае человек оказывается именно чадом собственной премудрости, а то и её рабом.

Именно она формирует мировоззрение и мироощущение человека. И преломляет в себе как в призме ту реальность, которая окружает человека, чтобы она соответствовала «премудрости». А то, что не вмещается в её границы, отсекает. И даже Иоанн оказался от этого не свободен до конца, хотя, по свидетельству Спасителя, он был «больше, чем пророк». А Царство между тем не вмещается ни в какие границы никаких концепций. И войти туда можно, лишь отказавшись от человеческой мудрости — той, которая позволяет человеку быть жителем мира сего, но которая не даст ему стать жителем Царства.

Иоанн Креститель посылает учеников к Иисусу спросить, не Мессия ли Он. Господь выслушивает посланников, но не дает прямого ответа, а указывает на те чудеса, которыми сопровождается Его проповедь. Он не выдает им готового ясного ответа, но предлагает на основе каких-то фактов решить этот вопрос самим. "Слепые прозревают, хромые ходят, мертвые воскресают, нищие благовествуют", - вот то, что ученики должны передать Иоанну как свой собственный опыт, то свидетельство, которое сможет коснуться его сердца. Часто мы пытаемся искать Бога в каких-то богословских трактатах или длинных службах. Куда сложнее в свободе посмотреть на те вещи, которые происходят вокруг нас, как на часть божественного промысла. Этот путь пугает нас потому, что таит в себе возможность оказаться слепыми и нечуткими. Но без этого риска невозможны подлинные отношения с Богом.

Слова Иисуса «блажен, кто не соблазнится о Мне!» можно понять по-разному. Самое распространённое, ставшее уже общепринятым их понимание оказывается и самым прямолинейным: Иисуса нужно принимать, как Сына Божия и как Мессию, тем, кто примет Его в этом качестве, будет очень хорошо, они войдут в Царство, и спасение им гарантировано.

Формально такое понимание можно считать абсолютно правильным, но исходит оно из реалий позднейших христианских эпох, эпох, когда каждый (в христианском мире, разумеется) с детства знает все правильные слова, написанные и сказанные об Иисусе теми, кто всё сказанное пережил на собственном опыте. В таком случае «не соблазниться» означает всего лишь сохранить верность общепринятым, с детства известным истинам веры.

Сам же Иисус обращался к аудитории, которой то, что она должна была принять, было совсем не очевидно. Судя по Его словам, в сердцах тех, кто должен был «не соблазниться», должно было быть нечто такое, что позволило бы им узнать Его именно в таком качестве, в каком Он пришёл в мир.

О чём же идёт речь? Если всмотреться в ситуации, описывающие принятие Иисуса теми, кто ищет Его помощи, а с другой стороны, посмотреть на тех, кто Его отвергает, многое прояснится. Не случайно принимают Его чаще всего те, кто оказался в безвыходной ситуации.

Дело тут не в том, что все эти люди были сломлены свалившейся на них бедой, а в том, что критическая ситуация сама по себе легко и быстро смывает с сердца и души человека всё наносное и искусственное, так, что остаётся лишь главное. Следовательно, чтобы «не соблазниться», надо в первую очередь оставить все искусственные интеллектуальные построения, все заранее придуманные концепции, все априорные представления о Мессии и о Царстве, да и о духовной жизни вообще, оставив лишь главное: Тору, заповеди, путь праведности.

Если же посмотреть на тех, кто не принимает Иисуса, станет ясно, что отвергают Его или из всё тех же «идейных» соображений, предпочтя очевидной реальности собственные богословские концепции, в рамках которых «такое невозможно», или из обычного человеческого страха, не столько страха гонений, сколько страха потерять то, что стало привычной и неотъемлемой частью жизни, будь то имущество, социальный статус, просто сложившийся и столь любимый жизненный уклад. Сюда же относится и опасение потерять привычную религиозность: ведь само появление Иисуса таким, каким Он пришёл в мир, многие привычные религиозные представления разрушало.

Стало быть, чтобы «не соблазниться», нужно решительно избавиться от двух вещей: от привычных и полюбившихся мнений и концепций, нередко превращающихся в удобные штампы, и от тех страхов потерять привычные формы жизни, которыми падший человек пронизан с головы до пят. Это нелегко, но наградой будут Царство и спасение.

Сам Иисус даёт чрезвычайно высокую оценку как личности, так и служению Иоанна Крестителя. И вместе с тем даёт понять, что люди, слушавшие Иоанна, до конца никогда его не понимали. Одни считали его Мессией, хотя сам Иоанн говорил о себе вполне однозначно, что он таковым не является.

Другие, можно думать, считали его или пророком, или, возможно, даже лжепророком (это во многом зависело от того, как относились слушающие к призыву Иоанна обратиться и омыться от греха). А сам Иоанн, в своё время узнавший в Иисусе обещанного Богом Мессию, между тем вдруг начал сомневаться в правильности своего выбора.

Как видно, и он тоже был не до конца свободен от тех народных представлений о Мессии, согласно которым Мессия должен был быть великим воином и великим земным царём, которому суждено освободить народ от языческой власти и восстановить независимое еврейское государство, управляемое на основании норм Торы.

Иисус же, как видно, указывает Иоанну на те очевидные проявления Царства, о которых говорили уже древние пророки, начиная с Исайи Иерусалимского. Он как бы говорит Иоанну: разве тебе мало свидетельств Моего мессианства, вполне соответствующих тому, о чём говорили служители Божии? Почему тебя смущает то, на что не стоит обращать внимания? А окружающим Его людям Иисус снова напоминает о том, о чём говорил им Иоанн: о том, что он, Иоанн, лишь предтеча Мессии. Но это «лишь» — тоже много, настолько много, что слушающие Иисуса люди далеко не вмещают того, что услышали от Иоанна, и, по сути, не понимают его.

Ситуация на первый взгляд кажется парадоксальной: никто не видит ни подлинного смысла, ни подлинной глубины служения Иоанна, кроме Того, Чей приход он должен был засвидетельствовать и засвидетельствовал. Одни возвеличивают Иоанна, будучи готовы увидеть в нём даже Мессию, другие уничижают, толком не понимая того, о чём он говорит, и лишь Сам Иисус даёт ему адекватную оценку. Но если вдуматься, ситуация становится понятной: ведь Иоанн как никто другой был близок к Царству. Неудивительно, что и понять его до конца мог лишь Тот, Кто принёс ожидаемое Иоанном Царство в мир.

Иисус настойчиво обращает внимание учеников на суть служения Иоанна, на его призвание — приготовить пути Господу. В чем же смысл этого приготовления — казалось бы, мы никогда не можем быть окончательно готовыми к Его приходу. И в другом месте Христос говорит (Мф 24:36-39) о том, что мы не можем знать дня и часа пришествия Сына Человеческого. Действительно, сколько бы мы ни трудились над собой, наша грешная природа с трудом бывает нами побеждаема. И Христос через Иоанна указывает нам один-единственный способ быть готовыми к встрече с Ним — покаяние, осознание своих грехов. И покаяние — вовсе не значит облечься навсегда в черные одежды и бесконечно плакать о своем недостоинстве. Покаяние — это встреча с реальностью нашего греха, нашей изуродованности (в которой чаще всего повинны мы сами). И осознание этого — начало нашего пути к Богу, «спрямление» этого пути.

Но следующая встреча, которая должна с нами произойти — осознание милости Бога, Его прощения, превосходящего любую глубину нашего падения. В жизни каждого из нас бывают такие ситуации, когда кажется, что мы безнадежно отпали от Бога, когда мы думаем, что наш грех окончательно отделил нас от спасения. Но сколько бы мы ни отворачивались от Бога, сколько бы мы ни грешили — Он ждет нас, нашего покаяния. Потому что «горы сдвинутся и холмы поколеблются,- а милость Моя не отступит от тебя, и завет мира Моего не поколеблется, говорит милующий тебя Господь». И первый шаг навстречу Ему — крещение Иоанна, то есть покаяние.

Слова Иисуса, обращённые Им к слушающим Его фарисеям, кратко и точно описывают подлинные причины неприятия слушателями как Самого Иисуса, так и Его свидетельств. И смысл их прост: «премудрость» оправдана её детьми, т.е. теми, кто эту премудрость выдумал, а также теми, кто её поддерживает и защищает, опираясь на неё и строя на ней своё мировоззрение. Таких «мудрецов» Спаситель сравнивает с играющими на улице детьми, игра которых заключается в том, чтобы угадать, какая мелодия зазвучит в следующий момент: весёлая или грустная. Угадавший выигрывал, ошибавшийся проигрывал.

Вполне очевидно, что к музыке, как к высокому искусству, такие игры отношения не имели. И «мудрость» вечно возражавших Иисусу фарисеев, судя по приведённому Им примеру, к мудрости имела не больше отношения, чем упомянутые Им детские игры к музыкальному искусству. Серьёзный, вдумчивый поиск истины нередко приводит к ошибкам, и не каждый, встретивший Иисуса, легко может увидеть в Нём Мессию. Но в данном случае не было никакого поиска. Была лишь игра в слова, в цитаты из Торы и распространённых в те времена в раввинистических кругах богословских сочинений.

Игра отнюдь не безобидная: ведь спорившие с Иисусом фарисеи вели её не ради интеллектуальных упражнений, а для того, чтобы сохранить в целости родное и привычное мировоззрение, чтобы не рухнула столь близкая им религиозность. Им нужна была «мудрость», чтобы не принимать того, что было неприемлемо для их богословских концепций. А Иисуса они готовы были принять лишь на своих условиях, в том случае, если бы Он согласился соответствовать их представлениям о том, каким должен быть и что должен делать Мессия.

И в Царство они тоже готовы были войти, но на своих условиях. Иисус же, как видно, со всей решительностью им в этом отказывает. И не потому, что в Царстве нет места религии, а потому, что, входя в Царство, придётся измениться, стать другим, новым человеком. Сделать то, чего так опасались многие вожди фарисейского движения. Опасались настолько, что предпочли отказаться от Царства, только бы остаться прежними.

Давайте посмотрим на три разных перевода слов, которые говорит нам сегодня Господь. «И оправдана Премудрость всеми чадами ее» (синодальный). «И оправданием премудрости были все дети ее» (перевод еп. Кассиана). «Но правоту Мудрости Божьей признали все ее дети» («Радостная Весть»). На самом деле все три имеют разный смысл, что легко уловить в отношении третьего перевода и довольно трудно в случае первых двух, которые кажутся очень близкими. Так как, наверное, не все из нас филологи, не все знают греческий язык, нам ничего не остается, если мы хотим проникнуть в суть произносимого, как думать над всеми тремя (а может, кто-то знает еще какие-то существенно отличные переводы). Первый перевод, очень близкий по смыслу всем известным нам английским вариантам, означает очень важную вещь. Мы, чада Премудрости, приходим в этот мир, чтобы своими делами доказать, что Премудрость Божия – это истинная сущность, что это не миф, нами созданный, что это нечто Живое, что соучаствует в нашем труде. Но перед кем ее нужно оправдывать? Конечно, не перед Богом. Значит, перед миром. Но для чего? Ведь Господь не нуждается в оправдании перед миром. Почему же в этом нуждается Премудрость? Наверное, в какой-то мере ответ может быть найден в 8 главе книги Притч. Говоря о сотворении мира, Премудрость говорит о себе: «тогда я была при Нем художницею» (Прит 8:30). Она тот «агент» (от лат. agentis — действующий), если можно так сказать, что ответственен в каком-то смысле за мир. Вот и ответ, почему она предстает на суд мира. Перевод епископа Кассиана несколько снимает активное начало с детей и переносит на Премудрость. Вот таких она детей создала, и сами по себе они уже являются оправданием Премудрости. И наконец, совсем иной перевод «Радостной Вести» тоже безусловно имеет свою правду. Ибо почему мы дети Премудрости? Лишь потому, что признаем ее правоту без всяких оправданий или доказательств (именно этот оттенок имеет слово vindicate одного из английских переводов, стоящее не месте русского «оправдание»). Мы просто принимаем правоту Премудрости и нам иного не нужно.

Этот отрывок из Евангелия от Луки обычно нуждается в пояснениях. С кем сравнивает Иисус «людей рода сего»? Кого Он имеет в виду в ст. 32? Возможно, что Он ссылается на известную Его слушателям детскую игру. Дети любят такие игры, противоречащие нормальной логике, они свидетельствуют об их владении этой логикой. «Да и нет не говорите, черное и белое не называйте...» Нелепицы, небылицы — все это очень нравится детям. Задача этой игры, по-видимому, ни с чем не соглашаться. Вполне забавная детская игра. Но когда взрослые начинают играть в подобные игры, это уже не невинно. Это значит, что люди преследуют какой-то свой интерес, что они с чем-то не соглашаются не потому, что это неправда, а потому, что это им невыгодно. И они тогда закрыты от Бога и Его вести. Для того, чтобы эта весть от Бога («премудрость» в ст. 35) была принята как истина («оправдана»), людям надо быть непредвзятыми, ожидать этой вести, искать ее, быть «чадами ее».

Глубокая горечь звучит в словах Спасителя о нашей способности не принимать никакую весть от Бога, если она нас не устраивает. Он уподобляет род человеческий несмысленным детям, которые не умеют по-настоящему различать радость и горе и не умеют сопереживать, соучаствовать в них. Так, пришел Иоанн Креститель, поражая всех своим аскетическим подвигом, принятым ради нашего спасения,- и мы говорим: нет, так нельзя, он одержим. Так сегодня многие вещи, о которых свидетельствуют ученики Христа – от призыва к единобожию до запрета красть – вызывают отторжение, потому что кажутся чрезмерными. Такой Бог – слишком строгий, говорим мы. Вот, пришел Сын Человеческий - и Его называют человеком, любящим есть и пить вино. Он слишком близок к нам, Он не может быть посланцем Божьим. Так свидетельство о присутствии Христа в сегодняшней жизни реальных людей создает впечатление чего-то «нецерковного», неподобающего. Нет, такой Бог слишком близко! Как мало мы изменились за тысячи лет… Но бесценно слово Христа: и оправдана (букв. признана правой, праведной) Премудрость чадами ее. Господь говорит, что правота Божьего призыва к нам может быть нами познана и признана, если мы будем детьми Премудрости. А начало этому, как сказано, страх Господень, трепетная любовь к Богу.

Вся наша беда заключается в том, что мы слишком прилепляемся к своему несовершенному знанию о мире. Мы привыкаем к чему-то обыденному и все, что в эти рамки не вписывается, воспринимается нами как ложное, ненужное или даже возмутительное. Мы привыкаем, что если играют веселые песни, то люди поют, а если грустные, то плачут, у нас есть какой-то набор стандартных реакций на мир и часто все, что свыше этого нами отторгается. Но Господь никогда не будет укладываться ни в какие наши мыслительные схемы, ни в какие привычные реакции. Потому что Он живой, потому что Он ни от чего в этом мире не зависит, а наоборот все в этом мире зависит от Него.

Обратим внимание на выражение «и оправдана премудрость всеми чадами ее». Часто возникает вопрос об этих словах. Они нам кажутся странными, потому что вроде бы премудрость как нечто высшее и самодостаточное не нуждается ни в каких оправданиях. Здесь чисто языковая тонкость. Мы все хорошо помним молитвенные слова: «благословен еси Господи, научи мя оправданием Твоим», взятые в богослужение из 118 псалма. Слово «оправдание» здесь имеет конечно не наиболее распространенное в современном русском языке значение снятия с себя вины, которое всем понятно, а скорее смысл правды, научи меня правде Твоей. Также и евангельский текст надо понимать скорее как то, что в чадах премудрости, то есть в людях, живущих по законам божественной мудрости, по законам Священного Писания, правда Божия достигает своей полноты.

Когда мы читаем в Евангелии от Луки рассказ о том, что заключенный в темницу Иоанн Креститель посылает своих учеников вопросить Господа Иисуса: «Ты ли Тот, Которому должно придти, или другого ожидать нам?», чаще всего у нас возникает встречный вопрос: а почему Иоанн сомневается. Этот вопрос стал общим местом и регулярно задается самыми разными людьми. Может быть, он возникал и у сопровождавших Иисуса Христа учеников, некоторые из которых были прежде учениками Крестителя и были направлены к Иисусу им самим. Отчасти этим объясняется то, что ответив посланным от Иоанна, Господь обращается к народу и говорит о Крестителе удивительные слова: «из рожденных женами нет ни одного пророка больше Иоанна». Во всяком случае, в этом отрывке, в особенности в ответе посланным, нет упрека в маловерии, с которым порой Господь обращается и к ученикам, и к народу.

Видимо, вопрос Иоанна Крестителя глубже, чем мы думаем, да и задан он человеком, который, в отличие от нас, не читал Евангелия и не знает о воскресении. Смысл вопроса мы можем попытаться восстановить по ответу Христа, как это нередко приходится делать, читая Евангелие. Скорее всего, Иоанн, хорошо знающий и дух, и букву Ветхого завета, спрашивает о чем-то, связанном с пророчествами о Царстве Мессии, в котором Свет Божий преобразит весь мир, в котором будет побеждено всякое зло и Бог Сам отрет всякую слезу людей. Пророки Ветхого завета возвещали духовный смысл того, что будет даровано Богом через Христа, но тайна первого и второго Его пришествия не была открыта им, и они не различали того, что совершится в Новом завете и в конце времен. Вероятно, Иоанн Креститель как раз и спрашивает, следует ли ожидать исполнения этих пророчеств, и каким образом оно совершится. Нельзя забывать также, что в то время среди иудейских богословов была популярна теория двух Мессий — Царя и Священника, служение которых будет различным. Эта теория возникла из толкования некоторых пророчеств в условиях, когда тайна Воплощения Сына Божьего еще была недоступна людям. Наконец, Господь Иисус в тот момент, судя по свидетельству евангелистов, еще не говорил о Новом завете. Евангелисты единодушно свидетельствуют, что Новый завет заключается на только Тайной вечере, но для Крестителя это остается еще сокрытым.

Итак, дело не в том, что Иоанн сомневается в том, является ли Мессией Иисус из Назарета. Ему, вестнику Царства Божьего, важно увидеть происходящее в контексте пророчеств. Именно поэтому Господь отвечает на его вопрос указанием на пророчества, которые уже исполняются в том, что происходит в этот момент и этот ответ, по-видимому, удовлетворяет Иоанна. И понятно также, почему Христос добавляет: «блажен, кто не соблазнится о Мне». Тем самым Господь обращает мысль Иоанна к тому, что пророчества глубже их буквального понимания, и не все верно в их расхожих толкованиях.

Наконец, евангелист Лука сообщает нам, что, выслушав Христа, весь народ воздал славу Богу, крестившись крещением Иоанновым. Значит, Господь подтвердил Своим словом служение Иоанна Крестителя как последнего вестника Нового завета. Возможно, что в этом и был, на самом деле, подтекст вопроса Иоанна: он обращается к Самому Сыну Божьему с вопросом о своем служении. Вся жизнь Иоанна была посвящена проповеди покаяния и приготовления к приходу Христа — и вот теперь он приносит это служение на суд Сына Божьего. И Господь отвечает словами о том, что в возвещенном Иоанном Крестителем Царстве Небесном дар Божий людям несравненно превосходит все, что мы можем помыслить. Меньший в Царстве будет обладать большим, чем обладает сейчас Иоанн. В этой связи вспоминаются слова апостола Павла о том, что ныне мы видим Бога как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, в Царстве же Свет Божий беспрепятственно достигнет наших очей.

Когда задумываешься над сегодняшним отрывком, то все в нем кажется странным. Странно, почему Иоанн Креститель посылал спросить Иисуса, если ему был дан знак с Неба, ему большему из пророков, рожденных женами, — невозможно помыслить, чтобы этот знак не был им понят и принят. Ответ Иисуса тоже понять непросто. Почему Он не мог ответить прямо, ведь перед ним не фарисеи, жаждущие поймать Его на слове, а человек, как мы узнаем из других Евангелий, ожидающий скорой смерти, безраздельно преданный человек, но по какой-то причине на время утративший веру? Иоанну нужна поддержка Иисуса. А Он ничего нового не говорит, только то, что все и так знают, что «слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют». И, наконец, почему Иоанн не приходит сам, а только присылает своих учеников? Может быть, в этом-то и разгадка.

Может быть, в том причина, что Иоанн больше ради учеников это спрашивает, а его собственная вера по-прежнему сильна. И Иисус это понимает. Поэтому и не дает прямого ответа. Но хоть ответ непрямой, он исчерпывающе полный. Нам надо научиться видеть чудо. Это непросто, но только тогда мы поймем, что никого другого нам ждать не надо. У нас есть наш любимый Господь Иисус Христос.