Мысли вслух на Деян 10:1-48

Призыв Корнилия был переломным событием, означавшим начало утверждения евангельской вести за пределами еврейской среды. Правда, Корнилий уже почитал Бога Израилева, он был одним из тех римлян, которые не удовлетворялись язычеством и тянулись к Богу Единому и молились Ему. Корнилию, уже вставшему на ветхозаветный путь, подобно многим ветхозаветным праведникам, является Ангел Божий и отмечает его молитвы и милостыни, в ответ на которые Корнилию открывается новозаветный путь. Человеку, вставшему на путь духовного поиска, Бог в своё время обязательно открывается, но обычно Он действует через посылаемых друг другу людей. Действует Он так и здесь, и хотя, казалось бы, Он мог бы продолжать вести Корнилия непосредственно, тем не менее Господь направляет Петра и Корнилия навстречу друг другу.

Петру видение понадобилось, может быть, для того, чтобы он уверился, что необходимость идти к язычникам не чья-то экстравагантная идея, а воля свыше. Должно быть, даже апостолам поначалу было трудно свыкнуться с той вытекающей из осмысления жертвы Христа мыслью, что Господь пришёл спасти всех людей, не исключая и язычников. Поэтому слова ...что Бог очистил, того ты не почитай нечистым, - должны были быть произнесены ясно.

Корнилию видение было один раз, и он сразу откликнулся. Петру же видение было трижды, и в связи с этим вспоминается, как Христос трижды призывал Петра пасти Его овец и агнцев. Теперь Петру предстоит пасти и «овец другого двора».

Сегодняшнее чтение посвящено описанию события, которое становится ещё одним, очень важным, свидетельством вхождения Царства в мир. Речь идёт об обращении ко Христу римского центуриона («сотника») по имени Корнилий. Он, как видно, принадлежал к числу прозелитов, которых в книгах Нового Завета называют иногда «боящимися Бога» (ст. 1 – 2). Он, судя по рассказу евангелиста, получил от Бога откровение о том, что для спасения ему совершенно необходимо встретиться с Петром, который скажет ему нечто принципиально важное (ст. 3 – 6). Речь, несомненно, с самого начала шла о том, что Корнилию необходимо услышать весть о Христе. Но ситуация была необычной в том отношении, что Корнилий и его семья должны были стать первыми христианами, не принадлежащими к еврейскому народу. До сих пор, как видно, все, принимавшие Христа, были евреями, и мессианство воспринималось в таком контексте как исключительно еврейский феномен, а Церковь — как часть Синагоги, открытая только евреям. По-видимому, даже Петру расширение границ Церкви и включение в эти границы язычников, пусть даже язычников, обратившихся к Богу Авраама и уже, по сути, переставших быть язычниками, казалось чем-то совершенно невероятным. Между тем, древние пророки не раз говорили о том, что в мессианское Царство путь будет открыт не только остатку из народа Божия, но и представителям других народов, которые в конце времён обратятся к Богу Израиля. Но в евангельскую эпоху все такие пророчества интерпретировались обычно в том смысле, что язычники прежде должны будут принять иудаизм во всей его полноте, очиститься, войти в Синагогу, и лишь после всего этого перед ними откроется возможность приобщиться к Царству вместе с народом Божиим. А Петру Бог открывает нечто совершенно иное: Он даёт понять Своему служителю, что для Царства, где очищено всё, прежние рамки и правила ритуальной чистоты перестают быть актуальными (ст. 10 – 16). Практический смысл видения становится ясен апостолу тогда, когда к нему приходят посланцы Корнилия с тем, чтобы сообщить о бывшем центуриону откровении (ст. 17 – 20). И тогда смысл видения становится апостолу ясен: он понимает, что пришло время исполнения древних пророчеств, время, когда язычники войдут в Церковь, но войдут не так, как говорила об этом раввинистическая традиция того времени (ст. 25 – 43). А доказательством истинности свидетельства Петра стало нисхождение Духа Божия на Корнилия и на всех его домашних (ст. 44 – 48). Конечно, такое расширение границ Церкви стало событием само по себе. Но оно, кроме того, стало практическим доказательством очень важной истины: возможность войти в Царство не связано с исповедуемой входящим религией и вообще не определяется его религиозностью. Важны лишь живые отношения с Богом (ст. 34 – 35). И если они есть, то путь в Царство открыт.

Уже древние пророки говорили о том, что мессианское Царство будет открыто не только для евреев, но и для язычников, по крайней мере, для тех из них, кто захочет посвятить свою жизнь Богу Израиля. И вот теперь Мессия пришёл, Царство входит в мир, и настало время язычникам приобщиться его жизни. Одним из таких ищущих Царства и был римлянин Корнилий. Офицерский чин (он был центурионом) не помешал Корнилию в поисках истины: как видно, этот человек был из тех, кого называли в те времена «боящимися Бога». Он не перешёл в иудаизм, но в Бога Израиля он верил.

А упомянутые автором добрые дела Корнилия говорят о том, что вера его не была умозрительной. Путь в Царство для таких людей был самым естественным: в этом мире им было уже нечего искать. И Бог посылает своего вестника, чтобы указать Корнилию дальнейший путь, который должен был привести его в дом Петра. Петру же другой вестник сообщает о грядущем посещении его дома Корнилием и о том, что это посещение означает. Сообщает в форме символического видения: некошерная (нечистая) пища, блюдо с которой оказывается перед Петром, очевидно, символизирует тех самых язычников, которым, как тогда думали, в Церкви не место, как не место в ней ничему нечистому.

Предполагалось, что вначале ищущие Христа и Царства должны принять иудаизм, а уж потом можно будет говорить с ними о Мессии и обо всём прочем. Но Бог судит иначе. Он говорит Петру: что Бог очистил, того нечистым не считай. В самом деле: разделение мира на чистое и нечистое изначально было связано с его падшим состоянием, с тем, что не всё в мире в этом падшем состоянии подлежало освящению в равной мере. Но теперь в мир вошло Царство, а в Царстве нет ничего, что не могло бы быть освящено во всей полноте.

Разделение между чистым и нечистым в Царстве исчезает не потому, что имеет место возвращение в некое первобытное состояние, когда человек ещё не мог отличить чистоту от нечистоты, а потому, что мир в Царстве преображается, а всякая нечистота из него при таком преображении изгоняется вместе с тем злом, в котором пребывает падший мир. Вот это и было открыто Петру перед его встречей с Корнилием.

Закон о нечистоте был чуть ли не основополагающим в практике иудеев первого века. Не было ничего страшнее, чем нарушить кашрут; оскверниться — значило быть недопущенным в Храм, исключенным из общения народа Божиего. Конечно, Петр так резко возражает в своем сне против предложенного ему нечестия. Почему Бог Сам делает нечто вопреки Своему собственному закону?

Если водительство Божие ограничивается Его законом, то человеку достаточно знать Его закон и больше никаких отношений не нужно. Но Бог, имя которого любовь, ищет именно отношений с нами, а поведение наше должно вытекать из этих отношений. Поэтому Бог совершает нечто новое, тем самым открывая Своей Церкви новые пути исполнения Его воли. Так у Церкви появляется возможность начать свидетельство о Христе язычникам, сообщаться с которыми закон запрещал.

К чему относятся слова Бога, обращённые к Петру? Одни интерпретируют их, как отмену всех норм и ограничений кашрута для христиан, другие (и контекст подтверждает такое понимание) — как право входящих в Церковь язычников оставаться теми, кто они есть, не принимая иудаизма с его сложной системой норм и правил ритуальной чистоты. Но что же именно означают слова о Боге, Который очистил прежде бывшее нечистым? Понятие чистоты и нечистоты ведь связано не с кашрутом и не с правилами ритуальной чистоты как таковыми, оно связано с фундаментальными особенностями тварного и притом падшего мира. Именно фундаментальные особенности мироздания в его наличном состоянии предполагают разделение всего творения на чистое и нечистое. При этом «нечистое» не означает плохое или ущербное, оно означает лишь не предназначенное Богом к освящению на данном этапе мировой истории. Нечистое имеет полное право на существование в мире Божьем, оно лишь не имеет права на приближение к алтарю. И качество каждой вещи в тварном мире определено вполне однозначно, исключение составляет лишь человек, который может перед Богом оказаться как чистым, так и нечистым. Возможно, до падения всё было иначе, едва ли человек был задуман Богом как существо, не подлежащее освящению, но грехопадение кардинально изменило ситуацию, так что теперь человек вполне мог оказаться в таком состоянии, которое какую бы то ни было возможность освящения исключает. Но с приходом Христа ситуация вновь изменилась кардинально: ведь вместе с Ним в мир вошло Царство, где всё освящено по определению. Применительно к Царству и к его обитателям вопрос о чистоте и нечистоте просто теряет свой смысл: ничего нечистого в Царстве быть не может. Это относится и к пище, и к людям. Второе, конечно, важнее: ведь тем самым путь в Царство открывается действительно каждому. Прежде вопрос о соблюдении ритуальной чистоты был вопросом принадлежности к народу Божию, ведь он ощущал себя народом-общиной, освящённой, а значит, и свободной от всего, что мешает освящению. Теперь всякого входящего в Царство очищало само соприкосновение с ним, а значит, и с тем дыханием Божиим, которым оно пронизано. Так с приходом в мир Христа и Царства разрешился вопрос о чистоте и освящённости, на протяжении веков разделявший евреев и язычников. Разрешился, открыв дорогу в Царство каждому, кто его ищет.

Действие дыхания Божия, Святого Духа, в первохристианской церкви упоминается в новозаветных книгах постоянно, с самого дня Пятидесятницы. О нём говорится как о чём-то само собой разумеющемся и понятном, о чём-то таком, что не требует ни объяснений, ни комментариев. Нам сегодня это может показаться, как минимум, необычным. Современные христиане в этом случае говорят о харизматических явлениях, харизматических церквях, харизматических общинах и движениях. Иногда это называется духовным возрождением, харизматическим обновлением или как-нибудь ещё.

Но как бы ни называлось это Божье дыхание в современной Церкви, приходится признать, что, по сравнению с первохристианскими временами, сегодня оно кажется чем-то необычным и уж во всяком случае не свойственным Церкви как целому. Первое христианское поколение воспринимало это иначе. Его представители не сомневались в том, что дыхание Бога, дыхание Царства, веяние Святого Духа пронизывает всю Церковь и жизнь каждого её члена. Иначе своей жизни первое поколение христиан просто не представляло.

Повседневная жизнь каждого христианина и уж тем более важные её события, связанные с Божьими поручениями, определялись действиями Святого Духа непосредственно, как в описываемом случае с Петром, и это никого не удивляло. Конечно, и слышать голос Божий первые христиане умели лучше нас нынешних. Что же изменилось за прошедшие века? Вряд ли в Церкви дыхание Божие стало ощущаться хуже. Дыхание Бога, дыхание Царства дышит в Церкви сегодня так же, как и в день Пятидесятницы. Проблема в другом: в нашем восприятии христианства. Для Петра, как и для всего поколения первых христиан, христианство было жизнью — жизнью со Христом в Его Царстве. И эту жизнь христианин пропускал также через своё сердце.

Царство было не только снаружи, верные не только ощущали веяние Святого Духа, они также впускали его внутрь — в свою жизнь, в свои собрания, в своё сердце. И они умели готовить свои сердца и умы к встрече с этой новой жизнью — всё, известное им о внутренней Торе, о непрестанной молитве, о внимании к своим интенциям, — словом, всё лучшее, что было в аскетической традиции и практике современного им иудаизма они использовали для того, чтобы приготовить себя к встрече со Христом, к этой новой жизни.

Выражаясь современным языком, мы сказали бы, что в духовной жизни первых христиан аскетическая составляющая была не менее важна, чем харизматическая. Для нас же сегодня христианство часто становится религией — разумеется, единственно истинной. Между дыханием Божьим, дыханием Царства и нами встаёт наша религиозность, символы и ритуалы которой напоминают нам о Царстве, одновременно отделяя от него.

И веяние Святого Духа до нас доносится как бы издалека, просачиваясь сквозь щели нашей религии. А мы редко задумываемся о том, что полнота истины не в религии, пусть даже христианской, а во Христе. И полнота жизни не в ритуале и символе, пусть и насыщенном глубокими смыслами, а в Царстве. Если же задумаемся всерьёз и изменим свою жизнь, дыхание Бога и жизнь Царства откроются нам в той же полноте, в какой открывались они первым христианам. Бог ведь тот же, и Спаситель тот же. И полнота жизни Царства не оскудела.

Встреча Петра с Корнилием была событием знаменательным. Знаменательным в первую очередь с точки зрения церковной истории: речь идёт о первом опыте переживания Царства человеком, к еврейскому народу отношения не имевшим. Можно было бы, конечно, вспомнить ещё эфиопского евнуха, но о его опыте в момент крещения не говорится ничего. Здесь же священнописатель описывает, в сущности, новую Пятидесятницу, локального масштаба, связанную с домом Корнилия. Хотя правильнее это событие было бы назвать продолжением Пятидесятницы, затронувшей на сей раз людей, верных Богу Израиля, но с еврейским народом никак не связанных. Пётр видит в этом исполнение того, о чём говорили древние пророки.

Ещё до Вавилонского плена им было открыто, что с приходом Мессии Бог станет Богом не только евреев, но и ищущих истины язычников, к какому бы народу они ни принадлежали. И теперь это время настало. Правда, не совсем так, как ожидали многие верующие евреи. Тогда большинство евреев, даже христиан, было уверено, что ищущий Мессии и Царства должен прежде всего стать евреем, приняв иудаизм (еврейство в те времена было феноменом этноконфессиональным, и всякий, принимавший иудаизм во всей полноте, считался евреем). И лишь затем, став евреем, человек мог рассчитывать на большее. На деле же всё оказалось не так.

Петру Бог явно указал, что для Него нет непреодолимой преграды между евреем и представителем любого другого народа, если только речь идёт об ищущем Царства. Иудаизм — лишь средство, а не цель. Он нужен как форма, в которую облекается Откровение. Но форма эта не абсолютна, и вполне может оказаться, что недавние язычники найдут Мессию и войдут в Царство, никак себя с ней не отождествляя.

Так, как было с Корнилием. Он не принял иудаизма, не стал евреем, но дыхание Царства на него снизошло, и в Царство он вошёл. Оставалось лишь крещение: ведь для того, чтобы стать жителем Царства, с прежней жизнью надо расстаться, а без крещения это невозможно. Но больше ничего ни от Корнилия, ни от его домашних Бог не потребовал. Верности Богу и Христу оказалось достаточно. Оно и понятно: Царство ведь и основано не на религии, а на этой верности.

Господь открыл Петру, а через него и остальным апостолам и братьям, что язычники уже не должны рассматриваться как нечистые, общение с кем невозможно. Но это значит, что правила о ритуальной нечистоте, которых иудеи придерживались веками, во Христе больше не обязательны. Они были необходимы для отделения народа, призванного Богом, от язычников, но теперь Сам Господь призывает к Себе язычников, а сынам Израиля настало время идти к ним с проповедью Евангелия. Поэтому Господь убирает барьеры между народами. Но дело не только в этом. Судя по всему, голгофская жертва Христа таинственно воздействовала на весь мир, а значит, и на тех людей, которые не узнали о ней. Такие люди всё ещё находятся в зависимости от языческих представлений и демонических сил, но власть тьмы над ними уже ослаблена.

Корнилий крестился вместе со всем своим домом, но Дух Святой сошёл на уверовавших ещё до крещения. Такое явно произошло впервые, и это не только означало милость Бога к уверовавших из язычников, но и явилось знаком для уверовавших из обрезанных, свидетельствующим, что Дух дышит, где хочет, а значит, способен действовать и среди тех, кто не соответствует привычным представлениям о ритуальной чистоте и духовном уровне. Может быть, люди, первоначально чуждые вере, потому к ней и приходят, что их сердец коснулся призыв Духа Святого...

Что означают слова Петра о нелицеприятии Бога? То, что Бога не обманешь и не подкупишь? Разумеется, и это тоже. Но Пётр, кажется, как-то особенно восхищается и радуется тому, что это относится ко всем народам. Казалось бы, странно было ожидать от Бога иного. Но до прихода Христа равное ко всем отношение Бога было очевидно далеко не каждому. В еврейской среде тогда было довольно широко распространено представление о Боге Израиля как о Боге, Который если и интересуется судьбой других народов, то лишь глобально, с точки зрения того, как повернётся история в результате, к примеру, победы той или другой стороны в войне. Судьба же отдельных язычников, были уверены тогда многие верующие евреи, Бога Израиля не волнует: ведь только еврейский народ является Его народом, и только здесь можно говорить о важности для Бога каждого отдельного человека. Конечно, могли быть и исключения: или тогда, когда язычники входили в Синагогу, приняв иудаизм и став тем самым частью народа Божия, или в особых случаях, когда от язычников зависело слишком многое, в том числе и в судьбе еврейского народа, чтобы пускать дело на самотёк.

Пётр же видит нечто совсем иное. Он видит, что у Бога «нет лицеприятия», в том числе и в смысле национальной или религиозной принадлежности тоже. Ему, оказывается, важен именно человек, притом Ему, в общем-то, оказывается не так уж важно даже то, принадлежит ли этот человек к Его народу. Конечно, со Своим народом у Бога действительно особые отношения, существовавший к тому моменту на протяжении уже почти двух тысячелетий союз не прошёл даром. Но этот союз не делает в глазах Божьих ничтожными другие народы и тех людей, которые к ним принадлежат. Для Него действительно абсолютно важен каждый. И каждому Он готов открыть Царство. И Мессия, посланный Им в мир, хоть и родился евреем и проповедовал только Своему народу, теперь открыт каждому ищущему.

И неудивительно: ведь с приходом Христа на смену прежним субъектам исторического процесса — великим цивилизациям (тому, что в Книге Даниила называется «царствами») приходит новый — Царство с большой буквы. И вся эпоха от Пятидесятницы до возвращения Христа становится эпохой Царства, наступающего Царства. А в Царстве массы, коллективы, толпы и великие вожди не играют роли. Тут значим лишь отдельный, конкретный человек, к которому и обращается Бог.

Как нам непросто дается это понимание: перед лицом Божиим стою именно я, Он смотрит именно на меня. Для Бога я — это уникальная личность, а не член какой-то социальной группы, нации, церкви. Важна наша внутренняя вера, наши собственные помыслы и поступки, наши личные отношения с Богом и людьми. А нам все время кажется, что главное — это попасть в «правильную команду»: команда победит, и я вместе с ней! Мы пытаемся угадать признаки, по которым подбирается эта команда, признаки национальные, конфессиональные, социальные, а на самом деле они очень просты: команда эта состоит из тех, кто боится Бога и поступает по правде, и только так мы и можем в нее попасть.

Говоря о Христе и о Царстве, Пётр описывает ту духовную динамику, которая связана с распространением Царства в мире и в которой человек принимает самое непосредственное участие. Воскресший Христос вначале является тем, кто принял Его во время Его земного служения, а они, в свою очередь, свидетельствуют остальным о воскресении.

На первый взгляд такое свидетельство может показаться не самым эффективным: процесс оказывается длительным и не всегда результативным как из-за самих свидетелей, так и из-за столь свойственного падшему человеку недоверия ко всему, что касается духовной реальности. Не проще ли было бы Спасителю явиться миру Самому, так, как Он описывает Своё явление в конце времён? Тогда бы уж точно убедились и поверили все!

И всё же Иисус не идёт на это. Одной из причин можно считать Его уважение к нашей свободе: Он не хочет давить на нас очевидностью Своей превосходящей всякое человеческое понимание силы, которая стала бы для нас очевидной, явись Он нам во всей полноте Своей божественности. Ему не нужны последователи, избравшие Его не свободно, из любви, а вынужденно, под влиянием превосходящей и подавляющей силы.

Есть и ещё одна причина: наше спасение. Если бы вся полнота Царства была явлена миру уже в дни воскресения (а это было вполне возможно), спасшихся вряд ли было бы много. Конечно, Бог не может гарантировать ничьего спасения, Он может лишь предоставить каждому всё необходимое и достаточное для того, чтобы спастись, что Он и делает через посланного Им Мессию.

Но участие людей в процессе раскрытия Царства в нашем уже преображающемся, хотя ещё и не преображённом до конца, мире делает спасение ближе и доступнее для ищущих. С одной стороны, полное и окончательное торжество Царства отодвигается, давая ещё не определившимся дополнительное время для выбора и принятия решения. С другой, участие конкретных, живых людей, уже сейчас живущих жизнью Царства и могущих об этой жизни свидетельствовать, помогает ищущим понять, что Царство — не только явление Божьей силы, но и дыхание Божьей любви. И делает более вероятным, что выбирающие Бога и Царство выберут Его не только потому, что Он — полнота силы, но прежде всего потому, что Он — полнота любви.

Говоря сегодня о христианстве, мы чаще всего имеем в виду некую новую, основанную Иисусом Христом, религию. Религию самую правильную, содержащую всю полноту истины, спасительную, но всё же религию. Между тем апостолы, свидетельствуя о Христе, ни о какой религии не говорят вообще. Они говорят совсем о другом. Прежде всего, конечно же, о Мессии, о Христе, Который наконец пришёл и явил миру силу Божью. Христианство — прежде всего Сам Христос. С Него оно начинается, и только Он один несёт в Себе и полноту живой истины, и спасение.

Но христианство — это не только Сам Христос. Это ещё и наши с Ним отношения. Именно отношения как таковые, а не то, что мы об этих отношениях думаем, что мы в связи с ними чувствуем и переживаем и уж тем более не те обряды и ритуалы, которые их сопровождают. Всё перечисленное может быть или не быть, может принимать те или иные формы, может различаться в зависимости от места и времени. А вот отношения со Христом для христианства важны абсолютно, они — его человеческое измерение. Эти отношения, собственно, и есть то Царство, которое принёс в мир Христос.

Место теперь роли не играет — дыхание Божье, дыхание Царства сегодня ощущается в мире повсюду. Достаточно лишь желания ищущего. Но чтобы стать не просто гостем Царства, а его жителем, надо стать и подданным того Царя, Который им правит. Тут без отношений со Христом, отношений глубоко личных и всегда совершенно неповторимых, не обойтись. Но такие отношения неизбежно включают и элемент Суда.

Мы ведь приходим ко Христу такие, какие есть, со всеми нашими проблемами и грехами. От проблем придётся избавляться, от грехов и их последствий — очищаться. Без соответствующей оценки со стороны Христа и переосмысления с последующим раскаянием со стороны ищущего Царства тут ничего не получится. Но если христианин проходит этот путь, то другого Суда ему уже ждать нечего: свой Суд он прошёл. Ведь для живущих в Царстве Суда нет. Для них — жизнь Царства. С избытком.

Эту фразу приходится разбирать по словам. «Все пророки»: здесь важно, что «все», а не «каждый». Не каждый пророк говорил о Мессии, не каждый пророк говорил о прощении грехов... Но все они вместе открывают людям Божий замысел о спасении через искупительную жертву Христову для прощения наших грехов.

«Свидетельствуют»: мы привыкли к тому, что пророки предвосхищают будущее, в то время как свидетельство — это рассказ об уже случившемся. Но пророчество тем и отличается от прогноза, что в нем человек рассказывает об открывшемся ему факте, независимо от того, какому времени принадлежит этот факт — прошлому, настоящему или будущему. Таким образом, пророк — это свидетель о факте.

«Получит... именем Его». Представим себе такую картину: нам прислали по почте приглашение — пропуск на предстоящую раздачу каких-то (вполне конкретных) подарков. Прочитав приглашение, мы можем сказать: «Мне эти подарки не нужны», — или: «Не верю, что их там будут давать», — или: «У меня нет времени», — или: «Как безвкусно оформлено», — или: «Неужели за такую бумажку я что-то получу?» — И НЕ ПОЙТИ! Для того, чтобы пойти, нам нужно принять всерьез это приглашение и то, к чему нас приглашают. Бог приглашает нас войти в Его жизнь через прощение наших грехов; живым приглашением, живым письмом к нам оказывается Божий Сын, Его имя, данное нам как пропуск к Богу; нам нужно просто довериться и принять это имя как драгоценность, как залог жизни вечной — а потом прийти к Богу и предъявить этот пропуск.

Сегодня мы наконец-то читаем, чем закончилась история с Петром и сотником Корнилием. Т.е. ничем она, на самом деле, еще не закончилась. И не закончится, пока Дух дышит в Церкви. Потому что во многом благодаря описанному в этих главах обращению Корнилия и всех его домочадцев большинство из нас получило "доступ" ко спасению. Хоть этот путь был открыт Самим Господом, Его ученики вольно или невольно этот доступ ограничивали. Они приняли тот порядок, который наблюдали до сих пор, за единственно верный. Им и в голову не приходило, что для Бога могут быть хоть как-то интересны язычники. Однако это так. И Бог расширяет границы и переворачивает все с ног на голову. Он посылает на обратившихся язычников Своего Духа, т.е. по факту делает их христианами раньше, чем их таковыми признают братья. Сегодня Господь Сам расширил для нас вход в Церковь. Только бы нам самим его не сузить...

Этот стих отмечает переломный момент в истории Церкви. И до этого Петр и другие апостолы проповедовали, свидетельствовали о Христе — и люди откликались, принимали крещение и исполнялись Духом Святым, но всегда это происходило с людьми, верующими в Единого Бога, иудеями (по вере). Здесь первый раз мы видим полное обращение язычников - при этом они исполняются Духом Святым еще до крещения, до выраженного покаяния. Тем самым от Бога засвидетельствована их принадлежность к Его народу, и Петру, даже не предполагавшему ничего подобного, остается только совершить крещение. Так открываются двери Церкви для обращенных из язычников. Еще раз подчеркнем, что не человеческим решением это совершилось, но явным действием Божиим.

И в истории Церкви, и в наших личных историях мы обнаруживаем подобные переломные моменты. Нам иногда кажется, что эти изменения – дело рук человеческих, но, скорее всего, это значит, что мы плохо смотрели...