Мысли вслух на Мк 1:16-45

Сегодняшнее евангельское чтение посвящено столкновению Иисуса со злом — одержимостью и болезнью. Мир был сотворен Богом премудро и совершенно, в нем не было места смерти и болезням. Книга Откровения говорит, что в конце времен смерть и болезнь будут побеждены. Сегодняшний отрывок повествует о начале этой битвы. Мы видим, что Иисус не остается безучастным к участи страдающих людей, но побеждает болезнь и освобождает человека от власти темных сил.

Царство Божие и зло несовместимы. Этим исключается всякая апология смерти и болезни как некоего блага, которое Бог наводит на людей для их исправления. Бог попускает существование зла как последствия общечеловеческой греховности, но не творит зло, а побеждает его. В этой победе должны участвовать и мы, если хотим быть соработниками Христа. Болезнь и несвобода людей — задача и для нас. Мы должны «побеждать зло добром» — облегчать страдания ближних, освобождаться самим от власти греха и освобождать от нее мир.

Сегодня мы читаем в Евангелии от Марка о призвании учеников и их ответе на это призвание. Речь идет далеко не о способности к спонтанным поступкам: видимо, эти четверо уже были знакомы с Иисусом (так можно понимать Ин 1:35-51). Мы ведь и сами не впервые читаем эти строки. Здесь удивляет другое — как кратко говорит об этом евангелист. В самом деле, призвание, обращение — только самое начало пути. Гораздо подробнее будет рассказано о словах и делах Иисуса, о колебаниях и отречении учеников, о радости Воскресения. Но, с другой стороны, не будь этого эпизода — не было бы и всего Евангелия. Что было бы, если бы никто не пошел за Иисусом? В наше время действие Христа в этом мире продолжается. И ученики, без которых ничего бы не было, на сей раз — мы. Поэтому сегодня нам так важно еще раз осознать, что Господь нас позвал за Собой и — найти в себе смелость вылезти из лодки и пойти вслед за Ним.

Что такое призвание? Как найти своё призвание и понять, чего хочет от тебя Бог? На эту тему за два тысячелетия христианской истории было сказано и написано столько, что, казалось бы, вопросов уже не должно было остаться, а их, между тем, меньше не становится. А вот у апостолов (можно было бы сказать: будущих апостолов) проблемы выбора не было, как не было у них ни сомнений, ни колебаний. Интересно: Иисус ничего особенного им не говорит, ничему не учит, не произносит длинных проповедей, Он просто приглашает каждого из них следовать за Собой. И они идут, идут так, как будто всегда ждали этой встречи. Конечно, они, скорее всего, уже и прежде что-то слышали об Иисусе, возможно, даже слышали Его Самого. Но одно дело слышать, и совсем другое — оставить всё и пойти. Как видно, настоящее призвание всегда открывается человеку с совершенной несомненностью. Можно было бы, конечно, сказать, что тут была уникальная ситуация, что тут был сам Спаситель, и, если будущие апостолы поняли, Кто перед ними и куда Он их зовёт, в их решимости не было ничего удивительного. И всё же: евангелисты приводят примеры куда меньшей решимости некоторых из тех, кого Иисус вот так же позвал за Собой. А с другой стороны: разве для христианина возможен какой бы то ни было разговор о призвании без той личной встречи с Воскресшим, без которой невозможно не только никакое призвание, но и никакое христианство вообще? По-видимому, вопрос о призвании решается достаточно просто: призвание — это то, без чего жить невозможно потому, что жизнь теряет смысл. И если у человека есть ещё вопросы, сомнения и колебания, является ли та или иная деятельность его призванием, значит, скорее всего, ответ является отрицательным. Потому, что при положительном ответе никаких сомнений и колебаний у призванного на служение (каким бы оно ни было) не может быть и не будет. Конечно, речь в данном случае идёт именно о сомнениях и колебаниях, связанных с содержанием самого служения, а не с теми трудностями, которые могут быть с ним связаны. Иногда изворотливый человеческий ум, стремясь избавить своего обладателя от трудностей и проблем, связанных с тем служением, на которое призывает его Бог, подбрасывает ему сомнения в истинности призыва и в правильности принятого или принимаемого решения. Но это уже другой вопрос, вопрос духовной честности, без которого своего призвания не найти.

Описывая события земного служения Спасителя, Марк оказывается весьма сдержан и скуп на подробности. Проповедь в Капернауме, исцеление одержимого, исцеление тёщи Петра следуют одно за другим, картинки меняются, как в калейдоскопе. Такое мелькание событий — особенность авторского восприятия. Так бывает, и, наверное, если не каждому, то многим этот опыт знаком. Как правило нечто подобное происходит, если человек внутренне отстраняется от происходящего.

Например, он переживает некое очень важное для себя событие, следствием которого становится особое внутренне состояние, целиком включающее в себя человека и создающее вокруг него своего рода оболочку, сквозь которую человек и взаимодействует с окружающим миром. Оболочка может быть абсолютно прозрачной, но почти всегда она становится своего рода линзой, изменяющей восприятие человеком происходящего снаружи. Такая оболочка сама по себе является структурой психической, но происхождение её может быть самым разным — от чисто физиологического до духовного. Всякое соприкосновение с духовной реальностью меняет восприятие человека — как минимум на время соприкосновения, а иногда и на срок куда более долгий.

Чаще всего изменение связано с масштабом и скоростью течения событий внешнего мира — они как бы отдаляются, течение потока времени, их содержащего, ускоряется, и возникает тот самый эффект калейдоскопа. Вместе с тем, если психическая оболочка, обеспечивающая соответствующий эффект, имеет духовное происхождение, если она связана с духовными процессами, в которые человек оказывается включён, она функционирует ещё и как своего рода фильтр, выделяющий в быстро бегущем потоке события, имеющие отношения к духовному процессу, породившему оболочку.

Из потока событий таким образом вычленяются те, которые связаны с духовным состоянием человека, он начинает более отчётливо видеть то, что отвечает его состоянию. Человек, переживший откровение Царства, может увидеть таким образом поток событий как настоящего, так и прошлого, поскольку оно сохранилось в его памяти. Вот так и видит события евангелист — для него ведь встреча со Христом стала откровением Царства, а Царство он переживает как опыт реальности, меняющей восприятие и настоящих событий, и прошлых, насколько он их помнит.

Очень часто мы совершенно забываем о том, что в русском языке одни из дней недели (шестой по порядку) и, день, отданный Богу, — это слова-омонимы, то есть разные по значению, но одинаковые по произношению. И оба эти понятия называют одним словом  — суббота. Это не говорит о том, что эти два разных по сути своей дня должны слиться для нас в один и тот же день недели. Это всего лишь свидетельствует о том, что русский язык очень молод и многие слова появились в нем только после принятия христианства. В языках, возникавших до принятия христианства или вообще до его появления, такого нет: шестой день недели называется одним словом, а день, отданный Богу, другим.

Библия говорит нам коротко и ясно: «…день седьмой — суббота Господу, Богу твоему». То есть суббота – это не название дня, а содержание того, что происходит в этот день — один день из семи отдается Богу. Христиане, как и иудеи, отдают субботу Богу своему, и происходит это в седьмой день недели. В русском языке этот день называется воскресенье. Что опять же является печатью молодости нашего языка, так как ранее возникшие языки совершенно не несут в названии седьмого дня напоминания о Воскресении Христовом.

Очень часто мы совершенно забываем о том, что в русском языке одни из дней недели (шестой по порядку) и, день, отданный Богу, — это слова-омонимы, то есть разные по значению, но одинаковые по произношению. И оба эти понятия называют одним словом  — суббота. Это не говорит о том, что эти два разных по сути своей дня должны слиться для нас в один и тот же день недели. Это всего лишь свидетельствует о том, что русский язык очень молод и многие слова появились в нем только после принятия христианства. В языках, возникавших до принятия христианства или вообще до его появления, такого нет: шестой день недели называется одним словом, а день, отданный Богу, другим.

Библия говорит нам коротко и ясно: «…день седьмой — суббота Господу, Богу твоему». То есть суббота – это не название дня, а содержание того, что происходит в этот день — один день из семи отдается Богу. Христиане, как и иудеи, отдают субботу Богу своему, и происходит это в седьмой день недели. В русском языке этот день называется воскресенье. Что опять же является печатью молодости нашего языка, так как ранее возникшие языки совершенно не несут в названии седьмого дня напоминания о Воскресении Христовом.

Что это за «дух нечистый»? Нам часто не дает покоя этот вопрос. Часто вопрос борьбы с нечистым духом становится центральным моментом духовных книг и в целом духовной жизни. Для многих сейчас, когда ушли в далекое прошлое традиции ритуальной чистоты, регламентируемой книгой Левит (вот книга, где самая высокая во всей Библии плотность употребления слова «нечистый»), страх оскверниться ничуть не пропал, просто переместился с каких-то конкретных вещей на неким образом понимаемый нечистый дух. И это очень опасный путь. Потому что центром нашей жизни должна быть не борьба с нечистым духом, а Христос. Может быть, это самое главное смысловое зернышко, которое дает нам сегодняшнее чтение. Одного появления Христа в нашей жизни достаточно, чтобы нечистый дух «вскричав громким голосом, вышел» из нас. Надо только реально впустить в свою жизнь Христа, а это возможно только через чтение и молитвенное размышление над Словом Божиим. Но как часто видишь, что человек вместо этого углубляется в чтение покаянных канонов и молитвословий весьма особой византийской монашеской традиции, которой, безусловно, мы бесконечно благодарны за удивительный пример богообщения, но который не может быть взят под кальку для нашего богообщения, ибо жизнь наша совсем иная, да и просто потому, что общение живой динамичный процесс на приемлющий никаких заготовок и штампов. Но когда видишь такого человека, то становится очень грустно. Действительно его жизнь превратилась в борьбу и вроде бы даже в борьбу со злом, но что является плодом этой борьбы, кому становится лучше? А ведь стоит лишь впустить Христа в свое сердце, лишь сделать Его центром своей жизни и проблема решится сама собой. Да, но ведь зло существует, нельзя закрывать на это глаза. Не надо закрывать, но пусть мы смотрим прямо на Христа, а на прочее боковым зрением.

Интересный факт отмечает евангелист: самое сильное впечатление на народ производит победа Иисуса над «нечистым духом». В принципе, конечно, тут нет ничего удивительного: ведь Царство действительно для тёмных сил гибельно, то дыхание Божие, которым оно пронизано, для духов тьмы оказывается силой, их убивающей, и нет ничего удивительного, что дыхание Царства для них мучительно. Но ведь сила Царства проявлялась в присутствии Иисуса и по-другому, однако на сознание людей, как видно, такие проявления производили всё же куда меньшее впечатление. Почему же так? Наверное, потому, что у падшего человека с силой и властью ассоциируются (разумеется, после власти земных правителей, которая всегда на глазах и проявляется слишком очевидно) именно действия тёмных сил. Ничего удивительного тут нет: ведь падший человек живёт в мире, который именно под властью этих сил и находится, и в глубине души падший человек всегда это чувствует, даже тогда, когда считает себя материалистом и атеистом. И всегда с опаской (вполне в данном случае уместной) и любопытством (совершенно, напротив, неуместным и излишним) следит за проявлениями в окружающей жизни той силы, которая представляет его настоящего хозяина, в руках которого все земные правители — лишь игрушки и пешки в большой игре. Но, конечно, самый большой переполох вызывает у них появление Того, Кто очевидно для всех может не просто бросить вызов тёмному владыке, но и обратить в бегство его подданных. Ведь каждый падший человек (иногда этого не осознавая) прекрасно понимает, что такого быть не может. А если всё же нечто подобное произошло, означать это может только одно: в мире действительно что-то кардинально изменилось. Такое свидетельство может оказаться более впечатляющим, чем множество слов о приблизившемся Царстве. Конечно, само по себе оно ещё не гарантирует, что все, на кого произвела впечатление победа Иисуса над силами тьмы, пойдут за Ним. Но гарантий тут быть не может вообще. А для кого-то, быть может, именно такая зримая победа Мессии над «нечистым духом» станет тем событием, которое заставит его задуматься над Царством и над собственным спасением.

Краткий текст евангельского чтения – конспект того, чем в первую очередь занимается Бог, придя к людям. Молитва, проповедь, немедленная скорая помощь во всем. Больные, немощные, бесноватые – все идут к Иисусу за освобождением. Город собирается к дому, где Он живет, потому, что эта встреча дарует исцеление, обретение утраченной целостности. Никаким другим способом этого не получить.

Что же происходит после возвращения здоровья, здравого рассудка, новой жизни? Как ведут себя люди, когда получают то, чего хотели больше всего? Кто-то уходит, кто-то остается наблюдать за происходящим, кто-то ходит за Ним по пятам. А теща Петра начинает немедленно служить Тому, кто вошел в ее дом и, прикоснувшись, исцелил.

Нет, наверное, ничего удивительного в том, что больные и одержимые жаждут исцеления и освобождения. Интересно другое: как именно описывает евангелист такие события. О некоторых он рассказывает подробно, как, к примеру, об исцелении тёщи Петра, о других — упоминает кратко, как упомянул он о множестве исцелений, совершённых Иисусом в Капернауме.

Конечно, эту разницу можно было бы объяснить чисто литературно: говоря о событии подробно, евангелист тем самым его выделяет, а в общих словах он говорит о событиях, которые оказываются своего рода фоном для этих отдельных эпизодов. Но ведь в Евангелии нет неважных или малозначимых частей, тут важен даже фон. И прежде всего в глаза бросается масса, толпа, множество в описаниях таких фоновых событий.

Вполне возможно, что все эти исцеления происходили не одномоментно, что краткое упоминание множества исцелений было кратким лишь в описании евангелиста, а на самом деле описанные исцеления заняли не один день.

Но если даже и так, разница в описании событий всё равно очевидна: с одной стороны, единичное событие, с другой — нечто массовое, где отдельного человека не различишь. А может быть, дело тут не в одной литературной композиции? Может быть, дело в самой природе Царства? Царства, в котором нет места болезням и одержимости, и потому каждый, кого оно касается, избавляется и от того, и от другого, если только у него есть хоть капля доверия к Тому, Кто принёс это Царство в мир.

Но избавление от болезни — лишь первый шаг, а дальше начинается жизнь, та новая жизнь в Царстве, в которой уже ничего не происходит само собой, где нужно служить для того, чтобы жизнь эта стала для приобщившегося не только внешней данностью, но и внутренним содержанием и смыслом его собственного существования.

А это уже процесс сугубо индивидуальный и глубоко личностный: ведь тут мало просто соприкоснуться с Царством, тут необходим духовный процесс, который не может произойти без осознанного и целенаправленного участия самого человека. И если желающих исцелиться и освободиться от власти тёмных сил всегда много, то прилагать усилия для продвижения по духовному пути, как правило, заметно меньше.

Наверное, поэтому христиан среди исцелённых Иисусом оказывается не так много. А ведь исцеление — только начало. Начало, требующее продолжения. Иначе жизнь Царства так и не станет для исцелённого реальностью.

Как видно, Иисус далеко не всегда хотел, чтобы слава о совершённых Им исцелениях распространялась по всей Палестине. Иногда Он исцеляет так, что исцеление становится свидетельством, свидетельством для всех, кто его видел, но бывает и так, что Иисус совершает исцеление как бы незаметно — настолько, насколько это возможно.

Более того: Он настаивает на строгом соблюдении предписаний Торы. Тора требует, чтобы исцелившийся от проказы пошёл к священникам, дабы те засвидетельствовали: болезнь действительно прошла. Казалось бы, явно излишняя предосторожность: Иисус ведь прекрасно знает, кого Он исцелил, как знает и то, что болезнь действительно исчезла. Знает это и исцелённый — ему-то уж точно не нужны никакие другие свидетельства, он вполне доверяет Иисусу.

Доверяет настолько, что готов идти и рассказать о Нём всем и каждому — о Том, Кто его исцелил. Иисус же, наоборот, его останавливает и направляет его проповеднический пыл в более традиционные и умеренные религиозные рамки. Зачем? Почему? Самым простым ответом мог бы быть тот, который дают обычно: Иисус не хочет, чтобы Его считали Мессией, Он вообще не хочет Себе той известности, которую неизбежно доставляли Ему чудеса и исцеления. В сущности, во время Своего земного служения Иисус никогда не хотел быть публичной фигурой — и если всё же Он делал нечто, что делало Его таковой, то лишь там и тогда, где и когда иначе было никак невозможно.

Проповедь должна была быть публичной — но надо было максимально избегать всех возможных ассоциаций, которые могли возникнуть в массовом религиозном сознании. Не только потому, что они были ложными, но и потому, что самим людям это было духовно отнюдь не на пользу. Как исцелённому человеку, который готов был бежать и свидетельствовать — он ведь, в сущности, совершенно ещё не успел узнать Иисуса, он ещё не понял, что этот Человек принёс в мир. Ему пока ещё не о чем свидетельствовать, кроме одного исцеления.

О чём может такой человек рассказать? О новом чудотворце, который знаменит тем, что одним движением руки исцеляет от всех болезней? Это так, но вряд ли такое свидетельство можно считать адекватным той миссии, которая была возложена на Иисуса Его Отцом. Чем такое свидетельство, лучше уж обычная сдержанность в традиционных рамках. По крайней мере, она оставляет время на осознание и осмысление происшедшего, чего никак не скажешь о бурной, эмоциональной, но поверхностной проповеди.

В древности проказа считалась страшной болезнью, неизлечимой и очень заразной. Прокаженный становился изгоем, он был нечист и не имел права входить в города и селения. Даже на дороге он обязан был обозначать свое присутствие, чтобы случайно не прикоснуться к человеку или даже вещи. Все, к чему прикасался прокаженный, также становилось нечистым. И вот, такой человек приходит к Иисусу и падает пред Ним на колени. «Если хочешь, можешь меня очистить», — говорит он.

Вероятно, этот человек много раз сталкивался с тем, что люди именно не хотели иметь с ним дело, не хотели не только поговорить, но даже находиться неподалеку от него. Поэтому таким шокирующим кажется жест Христа.Ведь Он мог просто сказать: «Хочу, очистись». Но, помимо Своей воли об исцелении, Он являет и Свое милосердие. Как пишет евангелист, «сжалившись над ним» («умилосердившись» в Синодальном переводе), Христос протянул руку и прикоснулся к прокаженному. К тому, кого уже много лет не касалась рука человека! Милость Христа оказывается направлена не только на плоть, но и на сердце этого человека.

И при этом Господь не отменяет и не нарушает закон Моисеев, как Сам Он не раз говорил. Поэтому Он строго приказывает прокаженному совершить все то, что закон предписывает исцелившемуся от проказы. Использованный евангелистом глагол, кроме значения «строго говорить», имеет еще смысл «рычать» и «скорбеть». Быть может, евангелист имел в виду не только строгость, но и взволнованную, скорбную просьбу. Слова Господа связаны с тем, что если исцелившийся прокаженный начал бы рассказывать о чуде, то неверующие иудеи считали бы Христа оскверненным, нечистым. Евангелист сообщает, что так и произошло, и Христос не мог уже после этого войти в город.

Вот такая картина предстает перед нами сегодня: бесконечно милостивое прикосновение Иисуса и предательство человека, не выполнившего такую простую просьбу.

Странным образом выражается порой человеческая радость. Человек, много лет страдавший неизлечимой болезнью, приходит к неизвестному ему Пророку, Которого, скорее всего, видит впервые. Этот Пророк исцеляет его и говорит: молчи, не болтай обо Мне на всех углах, иди и сделай то, что предписано Торой для очищения. А исцелённый вместо того, чтобы исполнить то, что ему было велено исполнить, радостно кричит на всех углах о том, что с ним произошло, очевидно, выбалтывая то, о чём его просили молчать. Что это: болтливость? Пренебрежение и неуважение к Исцелившему? Едва ли; скорее, ни то, ни другое. Просто — не всё, увы, для нас серьёзно, что серьёзно. Или, вернее так: для нас всерьёз лишь то, что серьёзно для нас. Для исцелённого во всё время его болезни именно болезнь была на первом плане. Она заслонила для него весь мир, и едва ли его можно за это осуждать. Но вот жизнь его меняется: в неё входит Некто, способный и готовый избавить от болезни, исцелить, очистить. Что же: всё внимание Ему? Уж наверное, следовало бы: если Он избавил от болезни, если Он от Бога, то Его бы и слушать, и сделать всё в точности так, как Он велит. Почему же исцелённый поступает иначе? Может быть, как раз потому, что он ещё не исцелился по-настоящему. Тело уже здорово, а внимание ещё целиком сосредоточено на болезни, которой уже нет, но память о которой жива. И исцелённый кричит на всех углах — не о Боге и не об Исцелившем, а о болезни, которой больше нет. Кричит так, что даже забывает о том, о чём просил его таинственный Спаситель.

«Хочу, очистись». Это какие-то очень важные, центральные слова Великого поста. Именно просьба очистить входит в канон прочтения главной молитвы Великого поста, молитвы Ефрема Сирина: «Боже, очисти мя грешного» 12 раз с поясными поклонами. «Очисти меня». Мы взываем к Господу, но порой как-то исступленно, не слыша, что Он говорит нам в ответ. А молиться ведь надо очень тихо (внутренне тихо), чтобы услышать, что Господь в ответ говорит нам словами сегодняшнего Евангелия: хочу, очистись. А поскольку мы взываем столь исступленно, поскольку не слышим в ответ Его: «хочу, очистись», то с подобной же энергией набрасываемся на всякого рода постные ограничения. Но вспомним моление еще только мясопустной недели. Вотще ты радуешься, о душа, что воздерживаешься от пищи, тогда как от страстей ты не очищена (среда мясопустная) . Надо услышать, что Господь Сам желает нашего очищения и тогда пост будет для нас действительно «радостью и веселым торжеством» (Зах 8:19), действительно «весной», о чем говорит в своем толковании на Великий Пост о.Александр Шмеман («Возсия весна постная», стихира в мясопустную среду на вечерне), потому что это будет таинством любви меня и Бога, таинство насыщения обоюдного желания.

В Евангелии постоянно встречаются эпизоды, где исцеленные Иисусом люди начинают разглашать о Его силах, несмотря на Его прямой запрет. Эта схема, которая постоянно повторяется в нашей жизни: Господь помогает нам — мы поступаем по пословице «от добра добра не ищут» — Он нас прощает — мы просим Его о помощи — Он помогает нам — и все заново. Также часто повторяется эпизод, когда Иисус пытается побыть один (помолиться), Его находят ученики и снова зовут Его «на работу», которая продолжается до поздней ночи. Все та же схема — на безграничную милость и щедрость Иисуса люди отвечают неблагодарностью и просто корыстно Его используют. Конечно, мы не можем жить без Божьей помощи, и Иисус «для того и пришел», чтобы проповедовать и исцелять (нас с вами). Так что «бескорыстно» к Нему относиться не получится. Но можно, по крайней мере, не быть неблагодарными! Можно, по крайней мере, пытаться Его слушаться — исполнять заповедь любви, которую Он нам дал. А то получается как-то некрасиво... и эта «некрасота» сильно омрачает и затемняет наши с Ним отношения.

Непривычно звучат эти слова: если хочешь, можешь очистить меня. Мы привыкли, что для всякого просящего на первом месте стоит его собственное желание. И, видя это прошение, мы понимаем, что отверженность этого человека породила в нем огромное, настоящее смирение. На самом деле это идеал просительной молитвы. И когда думаешь об этом, то тем ужаснее видеть поведение этого человека по исцелении. Почему он не может выполнить простую просьбу хотя бы из благодарности?! Это трудно понять, каждый должен промучиться над этим текстом. Но ведь не случайно Церковь выбирает для нас, что входит в евангельское чтение, обратим внимание на слова, с которых чтение начинается: а утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место, и там молился. Эти слова сразу как-то смягчают душевную бурю, вызванную поведением бывшего прокаженного, и вспоминаешь иную просительную молитву: Твоя да будет воля. Не так сложно произнести самую лучшую в мире молитву, гораздо сложнее взойти потом на крест. Именно этого не происходит с прокаженным и с нами порой.

Одна из основных тем, с которой мы сталкиваемся в Евангелии от Марка — тема призвания и нашего ответа на это призвание. И дело здесь не в спонтанности — видимо, эти четверо уже были знакомы с Иисусом (так можно понимать Ин 1:35-51). Мы ведь и сами не впервые читаем эти строки. Здесь удивляет другое — как кратко говорит об этом евангелист. В самом деле, призвание, обращение — только самое начало пути. Гораздо подробнее будет рассказано о словах и делах Иисуса, о колебаниях и отречении учеников, о радости Воскресения. Но, с другой стороны, не будь этого эпизода — не было бы и всего Евангелия. Что было бы, если бы никто не пошел за Иисусом? В наше время действие Христа в этом мире продолжается. И ученики, без которых ничего бы не было, на сей раз — мы с вами. Поэтому сегодня нам так важно еще раз осознать, что Господь нас позвал за Собой — и найти в себе смелость вылезти из лодки и пойти вслед за Ним.

Призвание апостолов Марк описывает скупо, сжато, в нескольких словах. Он позвал — они пошли. Другие евангелисты упоминают в некоторых случаях какие-то подробности, приводят диалоги, разворачивавшиеся между Иисусом и Его будущими учениками. Диалоги, конечно же, имели место — ведь позвать означает сделать так, чтобы тебя услышали и ответили, а тут без диалога невозможно, тут слова должны прозвучать непременно. Марку, однако, они неважны. Он видит главное: тот отклик на призыв Спасителя, который мог в конечном счёте и по существу свестись лишь к одному, к тому, что позванный оставляет всё и идёт за Позвавшим. Это главное — а всё остальное лишь воплощение, выражение главного, воплощение, необходимое постольку, поскольку мы живём не только в вечности, но и во времени.

Главное же заключается в отношениях, связывающих учеников с Иисусом — так же, как и нас, если, конечно, мы христиане не только по названию. Эти отношения по существу совершенно невозможно выразить — так же, как невозможно выразить, к примеру, переживание собственного существования, то, что называют иногда чистым самосознанием. Как чистое самосознание можно пережить, но совершенно невозможно выразить словами, так же невозможно выразить словами подлинное отношение — не случайно все поэты всех времён и народов утверждали, что для настоящей, глубокой любви, например, подобрать адекватные слова, которые бы её выразили, совершенно невозможно.

Это, однако, не значит, что любовь или другое глубокое и подлинное переживание невыразимы в принципе — они прекрасно выражаются и воплощаются, но не на уровне абстрактного описания, а в контексте всё тех же отношений, на уровне взаимодействия любящих друг друга людей. Так же и подлинные отношения ученика и учителя — они неописуемы, но вполне выразимы в контексте того взаимодействия, которое становится для них своего рода внешней оболочкой, как совместная жизнь в браке любящих друг друга супругов становится внешней оболочкой их любви.

Евангелист же в данном случае обращает на оболочку очень мало внимания, его интересует суть дела. Он позвал — они пошли. Ничего большего тут не расскажешь, остальное скрыто внутри этого «пошли». Рассказ становится намёком — намёком на то, чего словами не выразить, но что каждый может пережить как реальность собственной жизни, когда в ней происходит встреча со Христом. Та самая встреча, без которой христианства нет.