Мысли вслух на Мк 1:29-39

Нет, наверное, ничего удивительного в том, что больные и одержимые жаждут исцеления и освобождения. Интересно другое: как именно описывает евангелист такие события. О некоторых он рассказывает подробно, как, к примеру, об исцелении тёщи Петра, о других — упоминает кратко, как упомянул он о множестве исцелений, совершённых Иисусом в Капернауме.

Конечно, эту разницу можно было бы объяснить чисто литературно: говоря о событии подробно, евангелист тем самым его выделяет, а в общих словах он говорит о событиях, которые оказываются своего рода фоном для этих отдельных эпизодов. Но ведь в Евангелии нет неважных или малозначимых частей, тут важен даже фон. И прежде всего в глаза бросается масса, толпа, множество в описаниях таких фоновых событий.

Вполне возможно, что все эти исцеления происходили не одномоментно, что краткое упоминание множества исцелений было кратким лишь в описании евангелиста, а на самом деле описанные исцеления заняли не один день.

Но если даже и так, разница в описании событий всё равно очевидна: с одной стороны, единичное событие, с другой — нечто массовое, где отдельного человека не различишь. А может быть, дело тут не в одной литературной композиции? Может быть, дело в самой природе Царства? Царства, в котором нет места болезням и одержимости, и потому каждый, кого оно касается, избавляется и от того, и от другого, если только у него есть хоть капля доверия к Тому, Кто принёс это Царство в мир.

Но избавление от болезни — лишь первый шаг, а дальше начинается жизнь, та новая жизнь в Царстве, в которой уже ничего не происходит само собой, где нужно служить для того, чтобы жизнь эта стала для приобщившегося не только внешней данностью, но и внутренним содержанием и смыслом его собственного существования.

А это уже процесс сугубо индивидуальный и глубоко личностный: ведь тут мало просто соприкоснуться с Царством, тут необходим духовный процесс, который не может произойти без осознанного и целенаправленного участия самого человека. И если желающих исцелиться и освободиться от власти тёмных сил всегда много, то прилагать усилия для продвижения по духовному пути, как правило, заметно меньше.

Наверное, поэтому христиан среди исцелённых Иисусом оказывается не так много. А ведь исцеление — только начало. Начало, требующее продолжения. Иначе жизнь Царства так и не станет для исцелённого реальностью.

В древности проказа считалась страшной болезнью, неизлечимой и очень заразной. Прокаженный становился изгоем, он был нечист и не имел права входить в города и селения. Даже на дороге он обязан был обозначать свое присутствие, чтобы случайно не прикоснуться к человеку или даже вещи. Все, к чему прикасался прокаженный, также становилось нечистым. И вот, такой человек приходит к Иисусу и падает пред Ним на колени. «Если хочешь, можешь меня очистить», — говорит он.

Вероятно, этот человек много раз сталкивался с тем, что люди именно не хотели иметь с ним дело, не хотели не только поговорить, но даже находиться неподалеку от него. Поэтому таким шокирующим кажется жест Христа.Ведь Он мог просто сказать: «Хочу, очистись». Но, помимо Своей воли об исцелении, Он являет и Свое милосердие. Как пишет евангелист, «сжалившись над ним» («умилосердившись» в Синодальном переводе), Христос протянул руку и прикоснулся к прокаженному. К тому, кого уже много лет не касалась рука человека! Милость Христа оказывается направлена не только на плоть, но и на сердце этого человека.

И при этом Господь не отменяет и не нарушает закон Моисеев, как Сам Он не раз говорил. Поэтому Он строго приказывает прокаженному совершить все то, что закон предписывает исцелившемуся от проказы. Использованный евангелистом глагол, кроме значения «строго говорить», имеет еще смысл «рычать» и «скорбеть». Быть может, евангелист имел в виду не только строгость, но и взволнованную, скорбную просьбу. Слова Господа связаны с тем, что если исцелившийся прокаженный начал бы рассказывать о чуде, то неверующие иудеи считали бы Христа оскверненным, нечистым. Евангелист сообщает, что так и произошло, и Христос не мог уже после этого войти в город.

Вот такая картина предстает перед нами сегодня: бесконечно милостивое прикосновение Иисуса и предательство человека, не выполнившего такую простую просьбу.

Странным образом выражается порой человеческая радость. Человек, много лет страдавший неизлечимой болезнью, приходит к неизвестному ему Пророку, Которого, скорее всего, видит впервые. Этот Пророк исцеляет его и говорит: молчи, не болтай обо Мне на всех углах, иди и сделай то, что предписано Торой для очищения. А исцелённый вместо того, чтобы исполнить то, что ему было велено исполнить, радостно кричит на всех углах о том, что с ним произошло, очевидно, выбалтывая то, о чём его просили молчать. Что это: болтливость? Пренебрежение и неуважение к Исцелившему? Едва ли; скорее, ни то, ни другое. Просто — не всё, увы, для нас серьёзно, что серьёзно. Или, вернее так: для нас всерьёз лишь то, что серьёзно для нас. Для исцелённого во всё время его болезни именно болезнь была на первом плане. Она заслонила для него весь мир, и едва ли его можно за это осуждать. Но вот жизнь его меняется: в неё входит Некто, способный и готовый избавить от болезни, исцелить, очистить. Что же: всё внимание Ему? Уж наверное, следовало бы: если Он избавил от болезни, если Он от Бога, то Его бы и слушать, и сделать всё в точности так, как Он велит. Почему же исцелённый поступает иначе? Может быть, как раз потому, что он ещё не исцелился по-настоящему. Тело уже здорово, а внимание ещё целиком сосредоточено на болезни, которой уже нет, но память о которой жива. И исцелённый кричит на всех углах — не о Боге и не об Исцелившем, а о болезни, которой больше нет. Кричит так, что даже забывает о том, о чём просил его таинственный Спаситель.

«Хочу, очистись». Это какие-то очень важные, центральные слова Великого поста. Именно просьба очистить входит в канон прочтения главной молитвы Великого поста, молитвы Ефрема Сирина: «Боже, очисти мя грешного» 12 раз с поясными поклонами. «Очисти меня». Мы взываем к Господу, но порой как-то исступленно, не слыша, что Он говорит нам в ответ. А молиться ведь надо очень тихо (внутренне тихо), чтобы услышать, что Господь в ответ говорит нам словами сегодняшнего Евангелия: хочу, очистись. А поскольку мы взываем столь исступленно, поскольку не слышим в ответ Его: «хочу, очистись», то с подобной же энергией набрасываемся на всякого рода постные ограничения. Но вспомним моление еще только мясопустной недели. Вотще ты радуешься, о душа, что воздерживаешься от пищи, тогда как от страстей ты не очищена (среда мясопустная) . Надо услышать, что Господь Сам желает нашего очищения и тогда пост будет для нас действительно «радостью и веселым торжеством» (Зах 8:19), действительно «весной», о чем говорит в своем толковании на Великий Пост о.Александр Шмеман («Возсия весна постная», стихира в мясопустную среду на вечерне), потому что это будет таинством любви меня и Бога, таинство насыщения обоюдного желания.

Как видно, Иисус далеко не всегда хотел, чтобы слава о совершённых Им исцелениях распространялась по всей Палестине. Иногда Он исцеляет так, что исцеление становится свидетельством, свидетельством для всех, кто его видел, но бывает и так, что Иисус совершает исцеление как бы незаметно — настолько, насколько это возможно.

Более того: Он настаивает на строгом соблюдении предписаний Торы. Тора требует, чтобы исцелившийся от проказы пошёл к священникам, дабы те засвидетельствовали: болезнь действительно прошла. Казалось бы, явно излишняя предосторожность: Иисус ведь прекрасно знает, кого Он исцелил, как знает и то, что болезнь действительно исчезла. Знает это и исцелённый — ему-то уж точно не нужны никакие другие свидетельства, он вполне доверяет Иисусу.

Доверяет настолько, что готов идти и рассказать о Нём всем и каждому — о Том, Кто его исцелил. Иисус же, наоборот, его останавливает и направляет его проповеднический пыл в более традиционные и умеренные религиозные рамки. Зачем? Почему? Самым простым ответом мог бы быть тот, который дают обычно: Иисус не хочет, чтобы Его считали Мессией, Он вообще не хочет Себе той известности, которую неизбежно доставляли Ему чудеса и исцеления. В сущности, во время Своего земного служения Иисус никогда не хотел быть публичной фигурой — и если всё же Он делал нечто, что делало Его таковой, то лишь там и тогда, где и когда иначе было никак невозможно.

Проповедь должна была быть публичной — но надо было максимально избегать всех возможных ассоциаций, которые могли возникнуть в массовом религиозном сознании. Не только потому, что они были ложными, но и потому, что самим людям это было духовно отнюдь не на пользу. Как исцелённому человеку, который готов был бежать и свидетельствовать — он ведь, в сущности, совершенно ещё не успел узнать Иисуса, он ещё не понял, что этот Человек принёс в мир. Ему пока ещё не о чем свидетельствовать, кроме одного исцеления.

О чём может такой человек рассказать? О новом чудотворце, который знаменит тем, что одним движением руки исцеляет от всех болезней? Это так, но вряд ли такое свидетельство можно считать адекватным той миссии, которая была возложена на Иисуса Его Отцом. Чем такое свидетельство, лучше уж обычная сдержанность в традиционных рамках. По крайней мере, она оставляет время на осознание и осмысление происшедшего, чего никак не скажешь о бурной, эмоциональной, но поверхностной проповеди.

Описывая события земного служения Спасителя, Марк оказывается весьма сдержан и скуп на подробности. Проповедь в Капернауме, исцеление одержимого, исцеление тёщи Петра следуют одно за другим, картинки меняются, как в калейдоскопе. Такое мелькание событий — особенность авторского восприятия. Так бывает, и, наверное, если не каждому, то многим этот опыт знаком. Как правило нечто подобное происходит, если человек внутренне отстраняется от происходящего.

Например, он переживает некое очень важное для себя событие, следствием которого становится особое внутренне состояние, целиком включающее в себя человека и создающее вокруг него своего рода оболочку, сквозь которую человек и взаимодействует с окружающим миром. Оболочка может быть абсолютно прозрачной, но почти всегда она становится своего рода линзой, изменяющей восприятие человеком происходящего снаружи. Такая оболочка сама по себе является структурой психической, но происхождение её может быть самым разным — от чисто физиологического до духовного. Всякое соприкосновение с духовной реальностью меняет восприятие человека — как минимум на время соприкосновения, а иногда и на срок куда более долгий.

Чаще всего изменение связано с масштабом и скоростью течения событий внешнего мира — они как бы отдаляются, течение потока времени, их содержащего, ускоряется, и возникает тот самый эффект калейдоскопа. Вместе с тем, если психическая оболочка, обеспечивающая соответствующий эффект, имеет духовное происхождение, если она связана с духовными процессами, в которые человек оказывается включён, она функционирует ещё и как своего рода фильтр, выделяющий в быстро бегущем потоке события, имеющие отношения к духовному процессу, породившему оболочку.

Из потока событий таким образом вычленяются те, которые связаны с духовным состоянием человека, он начинает более отчётливо видеть то, что отвечает его состоянию. Человек, переживший откровение Царства, может увидеть таким образом поток событий как настоящего, так и прошлого, поскольку оно сохранилось в его памяти. Вот так и видит события евангелист — для него ведь встреча со Христом стала откровением Царства, а Царство он переживает как опыт реальности, меняющей восприятие и настоящих событий, и прошлых, насколько он их помнит.

Сегодняшнее евангельское чтение посвящено столкновению Иисуса со злом — одержимостью и болезнью. Мир был сотворен Богом премудро и совершенно, в нем не было места смерти и болезням. Книга Откровения говорит, что в конце времен смерть и болезнь будут побеждены. Сегодняшний отрывок повествует о начале этой битвы. Мы видим, что Иисус не остается безучастным к участи страдающих людей, но побеждает болезнь и освобождает человека от власти темных сил.

Царство Божие и зло несовместимы. Этим исключается всякая апология смерти и болезни как некоего блага, которое Бог наводит на людей для их исправления. Бог попускает существование зла как последствия общечеловеческой греховности, но не творит зло, а побеждает его. В этой победе должны участвовать и мы, если хотим быть соработниками Христа. Болезнь и несвобода людей — задача и для нас. Мы должны «побеждать зло добром» — облегчать страдания ближних, освобождаться самим от власти греха и освобождать от нее мир.