Мысли вслух на 2 Петр 3:1-18

Страшную картину рисует апостол Пётр: «воспламененные небеса разрушатся и разгоревшиеся стихии растают»... И вот этого дня он ожидает с радостью, и нас призывает к тому же? Да. Да, потому что это разрушение - следствие пришествия Бога. Пред лицем Божиим не может сохраниться ничто злое и грешное — а весь этот мир отравлен грехом человека. Но Господь обещает нам новое небо и новую землю — и это значит, что, очистившись огнём, земля станет самой собой: такой, какой сотворил её Господь, какой она была до грехопадения. И потому последний день, день Божий — это день радости: день, когда придёт наш Господь!

Для нашего времени, кажется, как раз очень характерно забвение ожидания Второго Пришествия. Эта мысль может показаться странной, ведь о конце света говорится постоянно, все ждут, дрожат и бояться. А Его, а Бога кто-нибудь ждет? В этом смысле христианам очень полезно общение с по-настоящему искренне верующими иудеями. Они помнят о том, что не всегда будет так, как сегодня. Они напряженно ждут, и ждут не только с трепетом, но и с радостью, пришествия Мессии.

Но ведь в принципе и мы ждем... Только не видно в нашей жизни напряженно-радостного ожидания, как ждут возлюбленного, постоянно подбегая к двери, прислушиваясь к шагам... а еще, проверяя мобильник - нет ли смс с объяснением, почему медлит.

Живем как живется. Иногда вспоминаем, либо о том, что наш мир конечен, либо о том, что конечны мы сами. Пугаемся. На какое-то время этот испуг может даже сподвигнуть нас чаще молиться, что-то делать для нашего спасения. А потом снова забываем. Потому что мы забываем о том, что мы ждем не конца, а Начала, что мы ждем Кого-то, кто может все изменить и сделать новым. Мы не помним о том, что на самом деле мы "ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда". Правда страшит.

А еще - страшно просто отдать все в руки Бога, того Бога, для которого "один день как тысяча лет, и тысяча лет, как один день". Поэтому, чтобы быть с Ним, нужно забыть о времени, и жить так, как будто перед нами вечность, но мы можем умереть в следующее мгновение.

Если хотя бы на минуту осознать, что каждая наша мысль, каждое слово, каждое дело - может быть последним, но при этом перед нами - вечность, то правда становится не пугалом, а реальностью. Это самое мгновение, эта мысль, это слово и это дело становятся правдой. Ведь Бог - истина, которая освещает каждое мгновение - и всю вечность.

При этом из любви к нам Господь умалился настолько, что родился, стал человеком, и жил во времени, более того - "долготерпел" и спас нас своим долготерпением. Такой Бог не страшит, и хочется выразить Ему благодарность за спасение хотя бы тем же терпеливым ожиданием на пороге, ожиданием Его Пришествия, пришествия Его Света и Его правды, преобрадающей мир.

Мы читаем предупреждение о том, что в последние дни явятся наглые ругатели, и можем задуматься: о ком говорит апостол? Тех, кого можно причислить к описанной категории, в наше время немало, значит ли это, что наши дни надо считать последними? Вообще-то подобных ругателей хватало и во все времена, тем не менее, конец света не наступал.

Да, хулители всего, что свято, проявляли свой пыл не только накануне конца времён, но нам и было возвещено, что «о дне же том и часе никто не знает» (Мф. 24:36). Нам, не знающим сроков, гораздо важнее всегда быть готовыми к встрече с Христом независимо от того, скоро или не скоро произойдёт Его пришествие. Глядя на признаки последних времён, даже если по человеческим меркам эти времена будут длиться долго, следует не сидеть, в страхе сложив руки, а заняться исправлением своих путей. А у Бога восприятие времени не такое, как у нас.

Впрочем, и у людей часто бывает, что сроки, которые нам кажутся долгими, пролетают моментально.

Всякий, кто внимательно читал Библию, знает, что, когда дело касается «времён и сроков», к словам Божиим нужно относиться с известной осторожностью. Как показывает опыт христианской истории, растянувшейся вот уже на третье тысячелетие, Его «скоро» и наше «скоро» друг от друга отличаются, и при том весьма заметно. Но что означает это отличие? И с чем оно связано? Апостол говорит о том, что у Бога один день, как тысяча лет. Но сколько длится день Божий? И какими мерками меряет дни Тот, Кто Сам пребывает вне времени? А тысяча лет — точная ли цифра? Или аллегория, наподобие той, какие встречаются и в русском языке, когда говорят о чём-то, что уже «тысячу раз сказано» или «тысячу лет известно»? А если всё так и есть, то чего же Бог ждёт? И почему всё же Он говорит, что уже «скоро»? Наверное, если бы Он действовал Сам, без оглядки на человека, всё действительно могло бы закончиться намного быстрее, быть может, даже гораздо раньше, чем мы можем себе представить. Но в том-то и дело, что так Он действовать не хочет. Ему ведь важно вовлечь в Свои планы нас, людей, а вовлечь падшего человека во что-нибудь хорошее, а уж тем более в работу по его собственному спасению, — задача не простая, тем более, если учесть, что сделать это можно лишь с нашего согласия. Похоже, именно здесь и кроется причина того, что Божье «скоро» так отличается от нашего. Всё близко, Царство рядом, всё может закончиться в любой момент, корабль готов к отплытию, но… надо непременно дождаться опаздывающих пассажиров, иначе, оставшись на берегу, который очень скоро станет непригодным для жизни, они будут обречены на гибель. И Капитан ждёт, ждёт, как кажется некоторым, зря теряя время. Но Ему виднее, и Он ждёт. А сколько придётся ждать, зависит, между прочим, прежде всего от нас самих. Это ведь без нас Царство не полно. А когда мы приобщимся к его полноте и сколько уйдёт на это времени по земному счёту, зависит не только от Бога, но и от нас.

Пётр напоминанает нам о дне Суда. При этом он, по-видимому, имеет в виду те недоумения, которые распространялись среди христиан уже не первого, а второго поколения. Речь шла о несбывшихся ожиданиях: и первое, и второе поколение христиан ожидало возвращения Спасителя буквально со дня на день, а Он всё не возвращался. Вот это затянувшееся ожидание и порождало недоумение.

На таком фоне и появлялись те самые упомянутые апостолом «насмешники» («наглые ругатели» Синодального перевода): они открыто ставили под сомнение всё христианство, будучи уверены сами и уверяя других, что никакого возвращения Спасителя не будет, а вся эсхатология — лишь выдумка разгорячённого появлявшимися уже христианскими текстами ума.

Пётр же остаётся верен тому, что слышал от своего Учителя, Который обещал вернуться вскоре после предсказанного Им разгрома Иерусалима и Храма. Но апостол помнил и другое: слова Иисуса о том, что дня Его возвращения не знает даже Он Сам, а все сроки во власти Отца. И понимает Пётр эти слова Спасителя в том смысле, что день Суда и Его возвращения не предопределён в смысле сроков, но неизбежен в связи с тем духовным процессом, который мы сегодня называем обычно историей спасения. Что же до сроков, то они определяются в первую очередь духовным состоянием Церкви, а также и всего человечества.

Отсрочка Суда — не поблажка грешникам, а шанс на их обращение. Конечно, если бы целью Бога было наказать грешников как можно строже, день Суда, вполне вероятно, наступил бы уже давно. Но у Него другая цель, Он хочет, чтобы как можно больше грешников раскаялось и обратилось бы, а потому и оставляет шансы на обращение всем и каждому до тех пор, пока это имеет смысл. Конечно, раньше или позже неизбежно наступит день, когда ждать будет уже некого и нечего.

Но когда он наступит, точно сказать нельзя, а определить момент его наступления может только Отец. Оно и понятно: ведь Он один видит и всю реальность в целом во всей её полноте, и всю глубину каждого сердца. Только Он и может определить, когда ждать больше нет смысла, потому, что каждый уже сделал свой выбор. Мы, люди, не можем этого знать по определению. Но нам оно и не нужно: нам важно пройти свой путь и дойти до цели. До Царства. Не дожидаясь дня Суда. Ведь все возможности для этого даны нам уже сейчас.

Наверное, каждый христианин хотя бы однажды задавал себе вопрос: чего же ждёт Бог? Почему Он не вмешается в события, почему оттягивает момент полного и окончательного торжества Царства? Разве не мог бы Спаситель вернуться уже сегодня? И разве так не было бы лучше? На первый взгляд может показаться, что так оно и есть. В самом деле, тогда, наконец, то зло, в котором мир всё ещё пребывает постольку, поскольку он ещё не преображён, наконец, потеряло бы над ним власть, и всё сало бы замечательно. И всё действительно было бы именно так. Но с одной поправкой: момент торжества Царства — это ещё и момент последнего Суда. А значит, черта под нынешним этапом мировой истории, которую Бог подводит, тем самым лишая шанса тех, кто ещё не успел, не определился, не выбрал. Для тех, кто свой выбор сделал, день Суда становится днём окончательного утверждения в Царстве. Для тех, кто его ещё сделать не успел, он оказывается днём последнего и очень серьёзного испытания. Испытания, от исхода которого зависит спасение. А потому Бог не торопится. Он ждёт. Конечно, Он видит сердце каждого и знает, чего и от кого можно ждать. Равно, как и знает, имеет ли смысл ждать дальше. Конечно, мы могли бы сказать, что в любом случае подведённая Богом под историей черта оставит кого-то вне Царства. Но вопрос в том, кто остаётся вне. Одно дело неготовность к окончательному выбору, другое — выбор, сделанный не в пользу Царства. Первое поправимо, второе нет. И Бог ждёт, желая каждого довести до сознательного и окончательного выбора. Ведь человек свободен, и свой главный выбор он непременно должен сделать свободно и осознанно. А тем, кто уже выбрал, остаётся ждать, особенно тогда, когда всё уже сказано и обо всём засвидетельствовано. Ведь ожидание в данном случае оказывается высшим проявлением любви.

Контекст этой фразы апостола Петра понятен: речь идет о Втором Пришествии Христа, которого первые христиане ожидали буквально со дня на день. Иисус обещал вернуться, и для христиан было очевидно, что Его возвращение — это счастье, это то, чего они желали всем сердцем. И для них подчас было непонятно, почему это обещание не исполняется, почему Господь медлит. Может быть, Он передумал? Может быть, Он не хочет приходить? Петр объясняет, что это не промедление, и что Господь не передумал. Просто Его цель не в том, чтобы прийти, а в том, чтобы спасти. Поэтому Он терпит, сообразуясь с темпом происходящих в людях изменений. Это не Он медлит, а мы медлим — медлим с нашим собственным обращением и с нашей помощью другим людям в их приходе к покаянию.

Но можно обсудить этот стих и в более широком контексте. У нас всегда есть просьбы к Богу, мы молимся о наших проблемах и подчас не видим ответа на наши молитвы. И мы недоумеваем, почему Бог молчит, почему Он медлит исполнить наши просьбы. Возможно, что это опять не промедление Божие, а Его долготерпение. Он терпеливо ждет, когда мы попросим не о том, чего мы для себя хотим, а о том, чего Он для нас хочет. Он хочет, чтобы ответом на нашу молитву было действительно благо — благо для нас и для всех, кого Он любит. Один человек когда-то сказал, что нам следует помнить, что когда мы молимся о попутном ветре, то кому-то он будет встречным. Не медлит Бог с ответом на наши молитвы, а мы медлим с ответом на Его призыв любить друг друга.

Картина разрушения мира, кратко, но ёмко описанная Петром, конечно, впечатляет. Хотя, надо признать, ничего совсем уж нового или неожиданного в ней нет: вся яхвистская и раннехристианская апокалиптика смотрит на конец времён приблизительно так же. А о том, что день Яхве, день Суда («день Господень») придёт, как вор ночью, немало говорил и Сам Спаситель. Интереснее всего здесь, наверное, тот акцент на неожиданность происходящего, которая разрывает привычный ход вещей. Судя по контексту высказывания, Пётр обращается к тем своим единоверцам, которым стало казаться, что с приходом Мессии ничего в мире не изменилось, он остался таким же, как был, и никакого Царства, о котором Иисус говорил, что оно «приблизилось», в мире как не было, так и нет. По-видимому, им казалось, что Царство наступит тогда, когда история закончится, они, вероятно, искали в мире признаков этого конца, и унывали оттого, что не могли найти ничего для себя утешительного. Апостол же указывает на то, что Царство входит в мир не потому, что история заканчивается, оно входит в мир через разрыв истории. Иначе и быть не может: ведь Царство Иисуса, по собственным Его словам, «не от мира сего», оно не может наступить в ходе и вследствие естественного исторического процесса. В момент торжества Царства и преображения мира история не заканчивается, а прерывается. Потому-то день Суда и приходит, «как вор ночью», тогда, когда его никто не ждёт. А тем, кто ждёт, не стоит пытаться определить близость этого дня по каким-то внешним признакам. Конечно, всякая напряжённость исторического развития, всякое смутное время в известном смысле повышают вероятность разрыва истории, но лишь в том смысле, в котором любая повышенная нагрузка на ту или иную конструкцию увеличивает вероятность её разрушения. Даже самые серьёзные социальные, техногенные или природные катастрофы сами по себе не могут свидетельствовать о близости дня Суда, хотя каждая такая катастрофа, в принципе, может стать его предвестником. И потому Пётр оказывается в состоянии дать ожидающим этого дня лишь один совет. Тот самый, который дал Своим ученикам Сам Спаситель.

Как правило, только сталкиваясь с какой-либо бедой, болезнью или смертью, мы понимаем, что не вечно будем ходить по этой земле. Именно тогда становится понятно, что «жить для того, чтобы жить» — это бессмыслица. Людям же, читающим Писание, дана дополнительная возможность «придти в себя», опомниться. Естественно, нет никакой гарантии, что любой человек, взявший в руки Библию, услышит обращенное к нему Слово. Но даже если не услышит, то «посылка придет потом», т.е. работа в сердце будет совершаться и результат когда-нибудь даст о себе знать. Сегодняшний отрывок относится как раз к тем местам Писания, которые напоминают нам о том, что что-то ждет нас после смерти. Да не просто вызывает «память смертную», а зовет нас к чистоте и радости вечной жизни. И как было бы здорово — всякий день, каждую минуту помнить, что мы живем не только тем, что происходит сейчас, но что все имеет свою направленность — в вечную жизнь. Ведь и легче так «ходить перед Богом» (см. Быт. 6:9), всегда помня о Его присутствии.

Наверное, у каждого христианина (да и у каждого верующего в Бога) хотя бы раз в жизни возникал вопрос: чего Бог ждёт? Почему Он не вмешается в происходящие на земле события с тем, чтобы навести порядок, положить конец творящемуся здесь злу, наказать грешников, наградить праведников? Или почему, хотя бы, не сделал Он мир таким, чтобы всякое добро и всякое зло вознаграждались бы в нём немедленно и публично, так, чтобы каждый видел последствия как совершённого праведником добра, так и сделанного грешником зла? Ведь тогда мир наверняка был бы лучше, а делающие зло не один раз подумали бы, стоит ли его делать! И мало кто задумывается о другом: а многие ли при таком порядке вещей могли бы надеяться не то чтобы на спасение — просто на физическое выживание? Ведь безгрешных людей на земле нет, кроме Одного, Который и принёс в мир то Царство, которое только и можно считать единственной альтернативой существующему порядку вещей! Так могло ли это Им принесённое Царство сразу раскрыться во всей своей полноте? В принципе, конечно, могло бы, в падшем мире, во всяком случае, не нашлось бы силы, способной этому помешать. Вот только единственным обитателем Царства в таком случае оказался бы Сам Иисус. Других бы не нашлось, ведь грех с Царством несовместим, а безгрешных людей, кроме Него, в мире не было тогда и нет сейчас. Единственный способ спасти тех, кто ищет Царства и не может в него войти из-за своей греховности, — растянуть процесс преображения мира и человека. И не потому, что процесс этот, будучи растянут на века или тысячелетия земного времени, оказывается проще или безболезненнее, а потому, что его невозможно завершить, не дождавшись свободного самоопределения каждого из живущих. Такое самоопределение, разумеется, может оказаться и отрицательным, свободный человек вправе отвергнуть Царство и спасение, здесь пред нами обратная сторона свободы, так сказать, её изнанка. Но определиться должен каждый, и притом свободно. А времени на такое самоопределение порой требуется немало, особенно если учесть, что большинство людей в силу именно своей падшей природы старается как можно дольше уклоняться от принятия решения, от однозначного и окончательного ответа. И Бог ждёт. Ждёт, чтобы спасти каждого, кого можно спасти.

Христиане во все времена любили рассуждать о том, что они называют «учением Церкви». И во все времена были люди, стремившееся сделать это учение единым, цельным и однозначным. Таким, чтобы в нём легко можно было найти ответ на любой возникший вопрос, притом ответ совершено недвусмысленный и не допускающий неоднозначных толкований. Такой, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений. Но, судя по словам Петра, в той церкви, которая самим св. Писанием предлагается нам как образец, было отнюдь не так. Не было в ней никакого единомыслия, никакой однозначности. Даже сами апостолы не всегда и не во всём понимали друг друга.

Для Петра некоторые места Павловых посланий были, как видно, не слишком понятны. Оно и неудивительно: все-таки Павел, получивший полноценное раввинистическое образование, порой мыслил образами и понятиями, не слишком привычными простому рыбаку, каким был Пётр. Однако самого Петра это не смущает. Он знает, что некоторые вещи они с Павлом понимают по-разному, но в главном они едины. Если бы Церковь была ещё одной новой религиозной организацией или общиной, всё было бы не так просто. Для религиозной организации, даже если это сравнительно небольшое движение, вопросы вероучения всегда принципиальны.

Потому, что именно они и определяют жизнь этой организации, в том числе и жизнь духовную. Но христианство — не новая религия, а новая жизнь. Жизнь невозможно регламентировать заранее заданными предписаниями, нормами, правилами, теориями. Сам Спаситель отказывается от такой регламентации: единственное, что, по Его замыслу, должно было объединять Его последователей — любовь друг к другу и единение с Ним Самим. Всё остальное оставлялось на усмотрение самой Церкви.

Только сами живущие могут решить, какие формы должна приять их жизнь, как она будет протекать в тех конкретных условиях, в которых им придётся жить. Потому-то и не знала Церковь в первохристианские времена никакого единого учения: оно ей было не нужно. Ей было достаточно Христа. Конечно, всегда могли найтись люди, которые предпочли бы заниматься разного рода интеллектуальными упражнениями по поводу тех или иных текстов, читавшихся в христианской среде.

Кто в Павловых посланиях ищет свидетельства, тот находит свидетельство, кто ищет поводов поспорить и поупражнять свой интеллект, находит такие поводы. Но так было во все времена церковной истории, такие люди всегда найдут материал для своих упражнений. Единое учение от этого не спасает. Зато оно может создать иллюзию жизни там, где её нет. Человеку вообще свойственно компенсировать отсутствие подлинной жизни разговорами о ней. Но к Царству никакие разговоры, теории и концепции нас не приближают. Это прекрасно понимает как Пётр, так и Павел.

Сегодня хочется обратить внимание на слова: «Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут». «Небо и земля» это библейское выражение, означающее всю Вселенную, весь Универсум, созданный Богом. Именно с этих слов Библия начинается, как мы все прекрасно помним. Но правильно ли мы понимаем, что есть Небо, что есть земля, где мы, а где Бог. Самое страшное, если мы мыслим на уровне советских агиток, что мы на земле, а Бог на небе. Известно, что после полета Гагарина появились в советской прессе статьи, что, мол, теперь доказано, что никакого Бога на небе нет. Это предостережение от совсем уж грубых заблуждений. Но есть и более тонкая ошибка. Считать, что Бог на Небе (Небо с большой буквы), понимая Небо как некий запредельный земному мир, населенный ангелами и душами умерших над которыми царствует Бог. Возможно, эта ошибка происходит от неправильного понимания слов: «Отче наш, иже еси на Небесех…» или «Царю небесный…». Это ошибка станет явной, когда мы вспомним, уже упоминавшиеся строки Быт 1:1. И Небо сотворил Господь, а было время, когда Неба не было, но Бог был. Это не значит, что Бога на Небе нет, но, говоря, что Он там есть, мы сильно ограничиваем Его, ставя на одну ступень с тварями, а Он – Творец. Именно об этом должны нам напоминать строки сегодняшнего чтения, которые мы хотели предложить вам сегодня для размышлений. «Небо и земля прейдут». Небо, так же, как и земля не вечно. Конец времен вовсе не означает, что на земле будут отобраны люди, которые возьмутся на Небо, будто будут спасены с тонущего корабля преходящего мира на твердую сушу вечности. Нет, конец времени будет означать полное переустройство мироздания, которого не избегнет и Небо. Вот о чем нам напоминает сегодняшнее чтение.

Принципиально важно, что Господь говорит ученикам о конце мира не как о страшной перспективе, а как об обстоятельствах, побуждающих к действиям. В начале Он предрекает войны и разделения между людьми — и в этой связи призывает учеников к проповеди Евангелия. Значит, нарастающей враждебности людей друг к другу мы можем противопоставить Слово мира и нашу верность в исповедании.

Далее Господь говорит о том, что конец приходит неожиданно и каждый оказывается лицом к лицу со своей участью. И Он призывает учеников к молитве о страдающих в те дни. Верность избранных, стоящих в этой молитве, - это тоже активное противодействие катастрофам и страданиям людей, ибо ради избранных Бог сокращает дни катастрофы.

В следующем отрывке, часть которого мы читаем сегодня, Господь говорит ученикам о лжехристах и лжепророках, которые будут пытаться прельстить людей, в том числе и самих учеников. Он говорит: берегитесь, ибо Я наперед сказал вам об этом. Последнее явление Сына Человеческого будет очевидным, «как молния от края неба и до края», по словам Евангелия от Луки. И снова от учеников требуется верность, не только в исповедании и молитве, но и в самой вере.

И в заключение в отрывке, который мы будем читать завтра, Господь говорит о бодрствовании.«Вы не знаете, когда наступит это время», - говорит Господь. Следовательно, все, к чему Он призывал учеников в этой беседе, актуально не только для отдаленного будущего, но для каждого дня.

Рассказывая о событиях, предшествующих Своему возвращению, Иисус говорит, что они произойдут ещё при жизни современного Ему поколения («не прейдёт род сей»). Между тем, Его возвращения мы ждём до сих пор. Как же связать одно с другим? Комментаторы уже не раз обращали внимание на то, что всё, сказанное Иисусом в приведённой здесь евангелистом беседе (её называют иногда «малым Апокалипсисом»), действительно сбылось ещё при жизни того поколения, которое стало свидетелем крестной смерти и воскресения Спасителя. Некоторым его представителям пришлось увидеть не только первый расцвет Церкви, но и антиримское восстание, поднятое зелотами, и разгром в 70 г. Иерусалима и Храма, ставший его следствием. Сбылось всё, кроме одного факта: возвращения Спасителя. Так почему же Он Сам говорит о Своём возвращении сразу же вслед за событиями «малого Апокалипсиса»? Быть может, здесь другая логика иной истории? В самом деле, все ли события, которые мы считаем великими, столь же значимы и для духовной истории? А если нет, то, возможно, конец Иерусалима и Храма действительно оказался тем завершением духовной истории человечества, после которого значима лишь история Царства? Если так, то всё встаёт на свои места: тогда после завершения земной истории следующим значимым событием станет именно возвращение Спасителя. Вся остальная история — лишь фон для Царства, входящего в мир.

Завершая рассказ о конце времён, Иисус призывает учеников «бодрствовать». Не засыпать — духовно и душевно. Быть готовыми к тому, что Он может вернуться в любой день. Оно и понятно — день Его возвращения не определён и точно определён быть не может, но уже при жизни апостолов или, по крайней мере, их поколения произойдёт всё, что должно произойти перед концом времён. Получается таким образом, что уже апостольское поколение встанет перед тем порогом, который отделяет историю от метаистории, падший мир от Царства, в него входящего.

Вхождение, однако, может занять не то что не один день, а, вполне возможно, даже не одно столетие — и христиане, живущие в эти столетия, существуют на той самой границе, которая отделяет Царство от падшего мира. Эта пограничная ситуация не позволяет духовно расслабиться и заснуть — в том, разумеется, случае, когда человек её осознаёт. Если же осознания нет, духовно заснуть легко и просто: достаточно лишь потерять Царство и его Царя из виду, что совсем нетрудно, если перевести взгляд на падший мир и смотреть на него, не отрываясь.

Тогда человек легко погружается в этот мир, который в конце концов становится для него единственно реальным, а слова о Христе и о Царстве тогда оказываются для него просто словами. В таком состоянии день возвращения Спасителя станет для человека полной неожиданностью — в отличие от тех, кто духовно не расслаблялся, для которых он, конечно, тоже станет неожиданностью, но неожиданностью ожидаемой.

Вычислить же этот день невозможно, момент его наступления определяет Отец, и определяет сообразно ходу процесса — оттого-то и не знает времени его наступления никто, кроме Отца. Ведь даже Мессия не может лишить человека его свободы, а сроки тут зависят в очень большой степени от выбора людей, притом людей самых разных во всех отношениях. Каждое «да» или «нет» Богу изменяет те самые сроки, потому-то и невозможно тут ничего просчитать заранее — если, конечно, целью является спасение каждого, кого возможно спасти. Именно её и ставит перед Собой Спаситель, исполняющий волю Своего Отца.

Почему же Иисус не отвечает на столь животрепещущий вопрос о временах и сроках? Неужели Бог специально скрывает от людей столь важный факт? В самом деле, знай мы точно дату грядущего торжества Царства… Впрочем, сказать однозначно, кто бы из нас что стал бы делать в этом случае, пожалуй, не так просто. Нельзя даже быть уверенным, что все отнеслись бы к такому откровению всерьёз. И всё же, как известно, предупреждён — значит вооружён, а уж как относиться к предупреждению, каждый решает для себя сам. Во всяком случае, для тех, кто к духовной жизни относится всерьёз, ситуация бы заметно упростилась: им не пришлось бы находиться в состоянии непрерывного духовного (а быть может, и не только духовного) напряжения, каждый день ожидая главного события своей жизни. К тому же, и Сам Иисус говорит, что даже Ему сроки собственного возвращения неизвестны. Почему же так? Может быть, дело не в том, что от нас что-то скрывают, а в том, что сроки не определены? Ведь история Царства — это, прежде всего, история тех, кто в нём живёт и о нём свидетельствует, история христианской праведности, которая определяется не только волей Божьей, но и выбором тех людей, которых Бог призывает. А тогда неизбежно оказывается, что срок возвращения Мессии и торжества Царства зависит не только от Бога, но и от нас.

Слова Иисуса о «мерзости запустения на святом месте» напоминают Книгу Даниила, что и неудивительно: там ведь упомянуты события, отчасти напоминающие те, что произошли во время разгрома римлянами Храма. Правда, события Книги Даниила имели место приблизительно за полтора столетия до прихода Христа, и Храм тогда разрушен не был, однако он был осквернён язычниками — но не римлянами, а сирийцами. Иисус же явно имеет в виду именно события 70 г. — тогда Иерусалим был разрушен полностью, и даже от Храма остался один фундамент. Спаситель велит Своим ученикам оставить город по возможности ещё до начала осады, предупреждая, что делать это придётся быстро, и дай Бог, чтобы не зимой и не в шаббат.

При этом Он ясно говорит, что всё, Им предсказанное, произойдёт ещё при жизни того поколения, к которому принадлежали, в частности, и апостолы («не прейдёт род сей»). Тут всё явно указывает на события 70 г. как на завершение истории. Завершение — потому, что дальше Иисус упоминает те самые последние времена, которые Он называет «теми днями», временем Его возвращения во славе. Иисус не говорит, сколько именно пройдёт времени от катастрофы 70 г. до этого возвращения, но Он не упоминает больше ничего значительного, что заслуживало бы внимания, кроме Своего возвращения и торжества Царства.

Христиане, особенно первых веков, помня эти слова своего Учителя, ожидали, что Он вернётся со дня на день, причём после катастрофы 70 г. ожидания вначале усилились, а затем наступило некоторое разочарование: всё, предсказанное Спасителем, произошло, а Сам Он никак не возвращался. Между тем Он и не обещал, что вернётся сразу после 70 г., Он лишь говорил, что это произойдёт не раньше разрушения Храма. История собственно событиями 70 г. действительно заканчивается, дальше начинается нечто новое, некий метаисторический процесс, который должен завершиться возвращением Христа и раскрытием миру Царства во всей его полноте.

Мы, как и множество предшествующих поколений той эры, что мы привычно называем христианской, живём в эпоху наступающего Царства, духовная и историческая динамика которой определяется процессом его наступления. Потому-то и не упоминает Иисус после 70 г. ничего достойного внимания, кроме Своего возвращения и торжества Царства — всё остальное или определяется динамикой наступающего Царства, или не имеет значения. Таков смысл истории, переходящей в метаисторию, на который указывает Иисус.

Сегодняшнее чтение замечательно отражённым в нём переходом от истории к концу времён. Начинается оно пророчеством Иисуса о Храме, который, по Его словам, ждёт полный разгром (ст.1–23). Это пророчество сбылось в 70 г. н.э., когда после поднятого зелотами в Иудее антиримского восстания Иерусалим был взят римлянами штурмом после продолжительной осады, и город (а вместе с ним и Храм) был разрушен до основания. От Храма остался лишь фундамент, западная опорная стена которого известна сегодня как Стена плача. Этим событиям предшествовал мощный подъём мессианского движения, незадолго до начала восстания претенденты на мессианство появлялись в Иудее регулярно, некоторым из них удавалось организовать локальные мятежи, жёстко подавлявшиеся римлянами; очевидно, именно о таких претендентах и предупреждает Иисус Своих учеников (ст.5–6). Атмосфера эпохи была беспокойной и возбуждающей, ходили слухи о близящейся войне, которая, как говорили зелоты, станет последней, мессианской войной, и каждая военная акция, даже незначительная, обрастала слухами, порой самыми невероятными, ещё больше нагнетая эту атмосферу всеобщего возбуждённого ожидания конца (ст.7–8). Не напрасным оказалось и предупреждение Иисуса о предстоящих преследованиях (ст.9–13): гонения на христиан действительно начались ещё до восстания 70 г.; но и проповедь Павла прозвучала по всей Римской империи ещё до падения Иерусалима (ст. 10). Когда же восстание началось и потерпело неудачу, а Иерусалим оказался под угрозой тяжёлой и длительной осады, христиане, помня о предупреждении Спасителя (ст.14–23), покинули город (то же самое сделали и фарисеи). О том же, что происходило в осаждённом городе, о воцарившейся там всеобщей ненависти, нетерпимости и насилиях, подробно пишет в своей книге «Иудейская война» Иосиф Флавий, один из свидетелей и участников этих событий.

И вот, после пророчества о событиях, которые должны были произойти совсем скоро после Его смерти и Воскресения, Спаситель переходит к рассказу о конце времён и о Своём втором пришествии (ст.24–37). Казалось бы, события эти должны были последовать сразу же или почти сразу одно за другим. Впрочем, Сам Иисус прямо говорит, что время Его возвращения известно лишь Отцу. В таком случае встаёт вопрос: какая связь между событиями 70 г. в Иерусалиме и вторым пришествием Христа? Для верующих евреев Второй Храм, построенный возвратившимися из Вавилона репатриантами в VI в. до н.э., был Храмом мессианским, Мессия-Христос должен был проповедовать здесь, а конец этого Храма должен был стать также концом земной истории и наступлением мессианского Царства. И Иисус, как видно, подтверждает это представление о завершении с разгромом Храма земной истории, добавляя, что она окончится еще при жизни современников Его земной жизни (ст.30; «род сей» означает «это поколение»). Но между завершением земной истории и окончательным торжеством Царства, как видно, должно пройти некоторое время, известное лишь Отцу. А нам остаётся ждать и бодрствовать (ст.33–37) — ждать возвращения Спасителя в полноте Царства и бодрствовать, чтобы Его возвращение не застало нас врасплох.

Сегодня мы читаем отрывок, где Иисус говорит ученикам о грядущем, о том, что ожидает их и их потомков. Эта речь Иисуса — самая большая у Марка. Прислушаемся к ней повнимательней.

Первые два стиха: что послужило поводом к разговору? Что бы вы сказали об отношении учеников к Иерусалиму, к его храму?

Сами слова Иисуса можно разделить на три части: о разрушении Иерусалима, о Его возвращении и конце этого мира, и две притчи. Не странно ли вам, что первые две темы пересекаются? Пророчество — это не хронологическое изложение будущего, а, скорее, различные его образы, так что в разрушении Иерусалима можно увидеть и конец этого мира.

Еще раз посмотрим, что интересовало учеников? Почему и зачем им нужно было это знать? Отвечает ли Иисус прямо на их вопрос? На мой взгляд, — лишь в самом конце главы. В притче о смоковнице Он говорит о признаках. О точном времени сказано, что его не знает никто, кроме Отца, и именно если Он для нас важен, мы должны бодрствовать, подобно привратнику из второй притчи. Этот итоговый призыв поможет услышать и все остальные слова Иисуса, которые как будто в стороне от вопроса учеников. Он лично обращается ко всем нам. Слышите?

Если Иисус не отвечает на вопрос учеников до 28 стиха, то о чем же Он говорит в ст. 5-27? Посмотрите, сколько раз в этой главе Он обращается непосредственно к ним. Иисуса заботит не столько само будущее, сколько люди, Его ученики в этом будущем. Иисус дает им понять, что больше всего в этой жизни они нуждаются в Боге и Его руководстве, что особенно видно «на фоне» конца.

Всегда, когда я читаю эту главу, я ясно понимаю, что мне не хотелось бы участвовать в описываемых событиях, но меня очень радует одно, в случае, если это все же случится. Прочитайте еще раз ст.19-20 и ст.24-27. Иисус вернется и спасет избранных Своих. Он Бог и Спаситель.