Мысли вслух на Исх 5:22-6:30

Требование Моисея отпустить народ «в пустыню на три дня пути» вызвал у фараона лишь усмешку: кто такой этот Яхве, чтобы я стал Его слушать? В такой ситуации единственным выходом из положения становилось прямое Божье вмешательство в события. Оно и последовало вскоре после возвращения Моисея в Египет. Бог является Моисею — второй раз после Синая — и открывает ему Своё имя, имя Яхве. Ситуация начинает напоминать ту, что складывалась в древности, во времена отцов или, как мы их обычно называем, патриархов.

Тогда ведь Бог тоже вначале открывался кому-то из них, заключал или возобновлял союз с ним, а затем, после второго явления, начинал действовать, непосредственно вмешиваясь в происходящие события. Так же происходит и с Моисеем: вначале Бог является ему и даёт поручение, которое Моисею придётся выполнить, а потом, уже когда Моисей прибывает на место, открывается ему снова, чтобы сказать, что Он, Бог, начинает действовать. Такая логика вполне понятна и объясняется самой сутью Божьего промысла. В падшем мире Бог всегда действует по ситуации.

У Него, разумеется, есть Свой план, но Ему приходится учитывать свободу воли и выбор тех, кто в осуществлении Его плана не участвует. Ведь Богу, чтобы осуществить Свой план, надо действовать не только в Своём большом мире, но и в отделённых от него мирах тех, кто Его власти не признаёт и Его воле подчиняться не желает.

Действовать так, чтобы те, кто Его знать не хотят и Его воли не признают, остались бы, как говорится, при своих, чтобы их право на безбожное существование не оказалось бы нарушенным. В падшем мире Богу приходится действовать так, чтобы оставить в нём место для тех, кто Его не знает и знать не хочет. Между тем не знающие Бога люди неизбежно порождают в своём отделённом от Бога мире хаос, в котором обычно и сами не могут разобраться.

Бог не может прекратить его — вернее, может, но тогда оказалась бы нарушена воля тех, кто хаос породил. Поэтому Бог действует точечно, пролагая путь тем, кто следует Его воле. Действует в конкретном месте и в конкретный момент времени, открывая возможности Своим людям исполнить Его волю тоже вполне конкретным, Им указанным, образом. Так Бог готовит падший мир к возвращению, к превращению его в Царство, которым он раньше или позже всё равно станет.

История, рассказанная в книге Исхода — только часть общей истории спасения. За частной задачей спасения из рабства проглядывает более общая задача — создание народа, поклоняющегося единому Богу, знающего Бога, служащего Богу.Эта тайна открывается Моисею в словах: «Я буду вашим Богом, Я заключу с вами союз (завет)». Диалог Бога с человеком, описанный в Священном Писании, не останавливается на достигнутом, но все время ставит новые, все более серьезные цели. Так история семьи переходит в историю клана, затем — народа, затем — всего мира. Окончательная цель этого развития невыразима — ее можно лишь образно описать человеческим языком: единство с Богом, познание Бога, Царство Божье... Ее можно увидеть за каждым частным проявлением спасения, будь то ответ на молитву, избавление от опасности или чудо Божьего присутствия среди людей.

В Библии много историй о том, как вера проходит через испытания. Их содержание во многом сходно: следование Божьему обещанию неожиданно приводит к совершенно противоположному результату. В этом рассказе попытки Моисея исполнить задание, данное ему Богом, задание по спасению народа из рабства, приводят лишь к ужесточению принудительных работ. Моисей и те, кто был готов ему поверить, не могут следовать дальше «на автопилоте», когда все идет как по маслу и можно только удивляться, как Бог все здорово устроил. Нет, им приходится встать перед очередным выбором: либо все это было обманом (или самообманом), либо Бог будет верен Своему обещанию и не оставит их в рабстве. Получается, что вера — это выбор в пользу Бога, а испытанная вера — это выбор в пользу Бога, вопреки всему...

Первая просьба Моисея и Аарона отпустить народ окончилась неудачей (ст. 1–2). Впрочем, Бог Сам заранее сообщил о ней Моисею, когда посылал его в Египет (Исх 3:18–20). И тогда встаёт вполне естественный вопрос: означает ли это, что решение фараона было предопределено заранее? Наверное, всё же не означает. Речь идёт о другом: Бог знает сердце фараона, которое для него прозрачно так же, как прозрачно для него сердце всякого человека, а потому Он знает и о том, что фараон не позволит народу Божию просто так покинуть страну. Но что же мешает фараону? Ведь вначале Моисей даже не говорит ещё о том, чтобы уйти навсегда, он просит пока отпустить народ всего лишь на три дня с тем, чтобы отпраздновать свой религиозный праздник и затем вернуться (ст. 1 – 4). Но даже на такую просьбу следует отказ. Конечно, всё это можно было бы объяснить одними административными и хозяйственными соображениями: ведь такие праздники отвлекают народ от работы (ст. 4 – 5). Кроме того, было и ещё одно соображение, выраженное самим фараоном в словах: «Я не знаю Господа» (ст. 2). Египетское правительство, несомненно, должно было осознавать угрозу пробуждения национального или племенного самосознания у племён дельты, которые вполне могли бы в этом случае вспомнить об иных временах, когда их предки пришли в Египет как победители, а на престоле фараонов находилась семитская династия. В такой ситуации позволять семитам вспоминать о своих богах-покровителях и тем более поклоняться им было бы опрометчиво. И всё же главная причина, по-видимому, была в другом. Не случайно сразу же после высказанной Моисеем и Аароном просьбы речь заходит о праздности, о том, что народ, видимо, недостаточно загружен работой, и от безделья ему в голову начинают приходить глупые мысли и нелепые идеи (ст. 6 – 9, 17). И здесь перед нами уже не специфическая логика властей Египта, а логика, присущая всякой власти во всякое время. Ведь по сути своей любое государство представляет собой социальную машину, механизм, который функционирует тем надёжнее и безотказнее, чем меньше составляющие его «элементы» задумываются о посторонних вещах. С точки зрения логики, присущей идеально функционирующей государственной машине, человеку лучше всего было бы быть муравьём или пчелой, и не потому, что они малы, а потому, что они — идеальные работники-функционеры, никогда и ни на что не отвлекающиеся от работы. Но человек никогда не бывает столь далёк от того, кем Бог задумал его создать, как тогда, когда уподобляется пчеле или муравью. В величайшем грешнике образ Божий чудовищно искажается; в человеке-муравье он просто исчезает. И потому столь неизбывен конфликт между Богом и всяким государством: Бог нужны люди, государству — муравьи.

Дело Божье не всегда делается легко, просто и быстро. Если бы мир оставался Царством, каким он был сотворён, всё было бы проще: воля Божья тогда была бы единственной волей, определяющей течение всех событий. В падшем же мире всё не так, тут, помимо Божьей, действует ещё множество других воль. Само по себе это бы не было проблемой: Бог ведь и хотел, чтобы, помимо Него, в сотворённом Им мире действовали другие, Им же сотворённые, существа.

Проблема в том, что существа эти зачастую Богу противодействуют. Такое не всегда и не обязательно происходит по злому умыслу — просто всякая отделённость от Бога, всякое желание создать себе свой особенный мирок, отдельный от большого Божьего мира, объективно приводит к тому, что его обитатели противопоставляют свою волю Божьей.

Впрочем, маленьким такой мирок оказывается лишь по сравнению с Божьим миром, с сотворённой Им вселенной, а изнутри он может показаться очень даже большим. В таком отделённом от Бога мире может происходить много такого, что в Божий план не вписывается. Так было и в Египте, куда вернулся Моисей с тем, чтобы вывести оттуда свой народ. Египетские власти не горели желанием слушать неизвестно откуда взявшегося пророка какого-то неведомого им Бога, о Котором они не имели понятия. Кто такой, в самом деле, этот Яхве, чтобы Его слушать? И почему кто-то должен отпускать кого-то в пустыню по Его требованию? Вопрос с точки зрения египтян был вполне естественным.

Равно, как вполне естественной была и реакция властей: раз эти варвары вдруг вспомнили о каких-то своих богах, значит, свободного времени у них много, и даже слишком. Стало быть, надо загрузить их работой так, чтобы они и думать забыли о каких-то богах и о праздниках. Да и зачем бы, в самом деле, могли быть нужны египтянам семиты, празднующие свои праздники на египетской территории?

Ведь в те времена Палестина принадлежала Египту, и египтянам меньше всего было нужно, чтобы у семитских племён дельты пробуждалось какое-то племенное самосознание — а это раньше или позже произошло бы неизбежно, если бы они вспомнили о своих богах и стали праздновать посвящённые им праздники. Между тем, отказ властей и увеличившийся объём работ повергли народ в уныние. Они надеялись, что этот пришедший издалека чудотворец облегчит им жизнь, однако пока что она становилось только хуже. Такое начало требовало Божьего вмешательства — иначе весь проект закончился бы, не успев начаться.