Мысли вслух на Рим 1:1-15

Послание к римлянам комментаторы нередко называют богословским, имея в виду его сложность и неоднозначность понимания. Но сам апостол, обращаясь к римским христианам, как видно, имеет в виду отнюдь не богословие. Он, как и всегда, остаётся проповедником, свидетелем того Царства, которое открылось ему при встрече с Воскресшим по дороге в Дамаск (ст. 1 – 7). И все богословские рассуждения Павла оказываются для него лишь средством такого свидетельства. В этом он остаётся именно апостолом в полном смысле слова, посланником, который не может и не должен ничего говорить от себя, а должен лишь передать то, что ему было поручено передать Пославшим. И передать так, чтобы его услышали именно как свидетеля, как того, для кого Царство является несомненной реальностью, а не просто как глашатая, которому нередко бывает совершенно безразлично, что именно провозглашать на городских улицах и площадях. Потому-то Павел и радуется тому, что те, к кому он обращается в своём послании, сами свидетельствуют миру о Христе и о Царстве (ст. 8).

Апостол знает, что он идёт не к тем, кому нужно что-то объяснять и доказывать, а к своим братьям, с которыми он един в главном — в том опыте жизни Царства, который, собственно, и называется христианством. Казалось бы, те, кто имеет такой опыт, уже не нуждаются ни в каких наставлениях. Но Павел всё же хочет видеть римских христиан с тем, чтобы передать им некий духовный дар, который поможет им «утвердиться» (ст. 9 – 11). А самому апостолу это, как видно, служит утешением, которое он разделяет со своими римскими братьями, радуясь их верности Христу и Царству (ст. 12).

Как видно, Павел смотрел на своё служение не как на учительство, столь характерное для раввинистической среды, к которой он и сам принадлежал до обращения, а как на опыт совместного переживания реальности Царства, о котором было известно каждому христианину. Свидетельство Павла становилось, выражаясь философским языком, актуализацией этого Царства, позволяя слушавшим апостола братьям утвердиться в том, что им, разумеется, уже было известно из собственного духовного опыта. Так проповедь становилось свидетельством, а свидетельство — общением и единением в Царстве.

Сегодня мы читаем начало послания апостола Павла к Римлянам — то есть ко всем нам, потому что римская община состояла из язычников, принявших христианство, из обращенных иудеев, из новообращенных и тех, кто уже долгие годы следовал за Христом. И начало послания дает нам сразу краткое изложение того, что является основой нашей веры. Главное для нас в том, что Иисус родился от Духа, умер как человек и воскрес. Это было обещано Богом через пророков и было сохранено Писанием. Все мы призваны нести весть об этом и для этого дается благодать и апостольство. Это нужно, чтобы каждый смог услышать формулу «родился от Духа — умер — воскрес». Понятно, что когда на тебя возлагают обязанность нести истину, проще простого сделать ее приватной, доступной и понятной только тебе. Тогда, чтобы не сбиться на этом пути, Павел просто пишет нам: «...покорять к вере все народы, между которыми находитесь и вы, призванные Иисусом Христом». Так определяется место христиан в мире — между всеми народами, не сбоку, не в центре, а везде, как цемент между камнями, они должны формировать стены, они должны возводить дом Божий. Находясь «между».

Апостол Павел так приветствует христиан Рима 1-го столетия, но эти слова могут быть обращены и к нам. Тогда мы (только представьте себе) — это те, кого Бог любит и призывает к святости (то есть, к жизни, основанной на любви к Богу и людям), те, кому от Небесного Отца и Его Единородного Сына Иисуса Христа посылается все истинно доброе — ни за что, даром, — а еще дается мир. Мир не просто как отсутствие войны, но как особое изначально присутствующее в Боге состояние гармонии всех отношений и взаимосвязей, то, что Бог предназначил для седьмого дня Творения. Все это может относиться к нам, потому что сказано: «По вере вашей да будет вам».

Обращаясь к Римской церкви, Павел называет христиан тем словом, которое является ключевым для понимания христианства. Он называет их святыми. И дело тут не в том, что все они были праведниками. Понятие святости как праведности стало свойственно средневековому христианству, но в первохристианские времена святость обозначала нечто иное. Примерно то же самое, что обозначала она и в прежние, дохристианские времена. Тогда святость обозначала, в первую очередь, освящённость. Особое состояние природы или человека, соприкоснувшихся с Божьим присутствием. Тем Божьим присутствием, которое открывалось на избранных Богом местах. Например, у яхвистских алтарей, которые никогда не появлялись просто так, а всегда там и тогда, где и когда Бог являл Себя, так или иначе обнаруживал Своё присутствие.

Вот оно-то, это присутствие, могло невидимо для глаза, но совершенно реально изменить природу того, с чем соприкасалось. Включая, естественно, и человека. Но у человека была одна особенность: он непременно должен был принимать осознанное участие в процессе собственного освящения. Человек может измениться при встрече с Богом, но лишь в том случае, если он сам этого захочет, обратится к Богу с соответствующей просьбой, а затем отдаст себя в полную власть Бога с тем, чтобы Он исполнил эту просьбу. И вот тогда человек может стать другим. Другой может стать его жизнь. Выражаясь библейским языком, его душа. И сердце тоже.

Вначале — сердце: ведь именно там, в сердце, решается, отдаст ли человек себя Богу, или нет. На языке Библии сердце — источник воли человека, его духовное «я», то самое место, где делается выбор и принимаются решения. А уже состояние сердца определяет жизнь человека. Её течение. То, что на языке Библии называется душой — тот поток жизни, в котором пребывает человек и который течёт сквозь человека. То, что современный философ, наверное, назвал бы экзистенцией.

Наполненность этого потока Божьим присутствием и есть то, что в новозаветных книгах называется святостью человека и его жизни. Конечно, призыв к святости звучал и раньше. Но до прихода Христа он если и был осуществим, то лишь частично. Иное дело теперь, когда, по слову Спасителя, Царство приблизилось. Теперь оно открыто каждому ищущему, и каждый ищущий может приобщиться его жизни. Христианство, по сути, и есть не что иное, как жизнь Царства и жизнь в Царстве. Всё остальное вторично.

Поэтому и Павел, и другие апостолы называют христиан святыми: они освящены той жизнью, которой живут и которую несут в себе. Конечно, это ещё не гарантирует не только безгрешности Христовой, но даже традиционной яхвистской праведности, предполагавшей умение человека идти за Богом вопреки собственной греховности. Такое освящение — вообще не заслуга человека: ведь оно от человека не зависит, оно даётся ему даром. Но только от человека зависит, что он с этим даром сделает. Ведь христианство — путь, который надо пройти. И Павлу этот путь знаком отнюдь не понаслышке.

Что, интересно, имеет в виду апостол, называя себя должником эллинов и варваров, мудрецов и невежд? Вполне очевидно, что антитеза «эллины – варвары» аналогична антитезе «мудрецы – невежды»: ведь эллинами во времена Павла называли людей, как сказали бы мы сегодня, цивилизованных, а значит, как предполагалось, и образованных, а варварами именовали жителей ещё мало приобщившихся к цивилизации окраин Римской империи. Сам же Павел, судя по его словам, считает себя должником как тех, так и других.

В каком же смысле он говорит это? Наверное, если бы речь шла о проповеднике новой религии, мы бы вправе были интерпретировать слова апостола, как отражение и выражение чувства долга проповедника, который считает себя обязанным донести истину новой религии, нового откровения до каждого, невзирая на социальное положение и меру образованности. Но ведь Павел никогда не смотрел на христианство, как на новую религию: для него оно было новым откровением, откровением Царства, и новой жизнью, жизнью в этом открывшемся через Иисуса Христа Царстве. И сам апостол не проповедовал новую религию, а свидетельствовал о Царстве и о Том, Кто принёс его в мир.

Но ведь свидетельствовать о нём можно лишь постольку, поскольку сам живёшь его жизнью, жизнью, которую можно получить, лишь как незаслуженный дар и духовный аванс: незаслуженный дар потому, что заслуженно и по праву в Царство можно войти, лишь не имея греха, а духовный аванс потому, что, получив жизнь Царства незаслуженно и, по слову апостола, «не мерой», его так же, «не мерой», надо и отдавать другим. Христианство не учение, которому нужно научить и к которому нужно приобщить тех, кому оно ещё не открыто, а новая жизнь, которой можно только поделиться с ближним и которой нужно поделиться непременно.

А если этого не сделать, Царство не просто не расширится, оно ещё и уменьшится в размерах, ведь оно не может оставаться неподвижным, оно может или расширяться, захватывая всё новые души и сердца, или сужаться, уменьшаться, становиться всё менее заметным в мире, которому оно в любом случае остаётся чуждым.

Павел прекрасно понимает, что, однажды встретившись со Христом, однажды приобщившись к жизни Царства, он теперь должен быть свидетелем Того, с Кем встретился, и того, с чем соприкоснулся. Не потому, что иначе его ждёт наказание, которое ждёт в непреображённом мире каждого должника, отказывающегося выплатить свой долг, а потому, что иначе он потеряет то, что получил. А значит, потеряет и себя.