Мысли вслух на Рим 9:16

Слова апостола о том, что Бог милует и проявляет сострадание к тем, к кому захочет его проявить, а не к тем, кто этого заслуживает или в этом нуждается, могут показаться обыкновенным произволом, не имеющим отношения к справедливости и милосердию даже в том смысле, в котором они понятны всякому нормальному человеку. И, наверное, так бы оно и было, если бы сострадание и милосердие Бога были бы такими же, как сострадание и милосердие человека.

На самом же деле между Богом и человеком в этом отношении есть существенная разница. И дело не только в том, что сострадание и милосердие Бога не имеют границ и пределов, в то время, как у человека они ограничены по определению. Дело ещё и в том, что у Бога и милосердие, и сострадание представляют собой не просто сочувствие и понимание, как нередко бывает у нас. У Бога они всегда действенны, это всегда отношение, меняющее человека.

Меняющее так, чтобы в конце, когда человек переменится полностью, он был бы способен к полноценной любви и нуждался бы в любви Бога, а не в Его сострадании и милосердии. Сострадание и милосердие Бога — это его духовные инструменты, которые Он применяет для того, чтобы вытащить человека из той ямы, в которой мы все оказались после грехопадения. А поскольку это Его инструменты и Его работа, то Ему одному и может быть известно, как, когда и по отношению к кому их следует применять в данный момент.

И наши представления тут вполне могут не совпасть с Его планом. В конце концов, нужно знать о другом человеке столько же, сколько знает о нём Бог, чтобы судить о том, кто больше нуждается в данный момент в сострадании и милосердии. Так же, как и о том, кому именно из множества нуждающихся непосредственная помощь нужна прямо здесь и сейчас. И Павел предлагает оставить всё это на усмотрение Бога. Богу во всяком случае виднее, и к тому же можно быть уверенным, что у Него всё получится.

Начиная с девятой главы, апостол Павел пишет о том, что всегда составляет предмет споров среди христиан. Как же быть с Израилем? Что произошло с обетованием? Почему Израиль не признал Христа? Кто лучше и главнее, обратившиеся язычники или отвергнувшие Мессию иудеи? Кто без греха? Как относиться к Израилю и иудеям тем, кто принял Иисуса как Господа и Спасителя? Все эти вопросы один за другим будет освещать апостол язычников.

В сегодняшнем отрывке хочется обратить внимание на две вещи. Во-первых, что обетование, данное Аврааму, вечно и нерушимо. Ничто не может заставить Бога быть неверным своему слову. Сказанное один раз будет пребывать в вечности, как бы те, кому обетование дано или те, на кого оно не распространяется, не хотели бы отменить его действие и забыть о нем.

Во-вторых, обращаешь внимание на отношение Павла к своим сородичам. Кто из нас готов сказать "я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти". В человеческих ли силах согласиться на такое, ради тех, с кем ты всего лишь близок по плоти. Даже не с родственниками, а всего лишь с историей, землей, традицией, с которыми уже не связан верой. Видимо, эта жажда разделить свет воскресения с теми, кто, казалось бы, почти ничего для тебя не значит и составляет основной признак истинного апостольства.

Продолжая тему народа Божия, Павел вновь обращается к вопросу о том, кто принадлежит к нему и где проходят его границы. Апостол вспоминает эпоху Патриархов, когда границы эти определялись Богом нередко с нарушением традиционных родовых и племенных установлений: родные по крови братья оказывались чужими по духу, планы Божии могли быть совершенно различными даже тогда, когда дело касалось ближайших родственников, а важнейшая роль отдавалась отнюдь не старшему, как предписывала традиция (ст. 6 – 13). Этнорелигиозные границы народа, остающиеся неизменными и не подвергаемые сомнению, могут отличаться и действительно отличаются от его духовных границ, что вызывает у апостола глубокую печаль (ст. 1 – 5). Но он понимает, что принадлежность или непринадлежность к народу Божию зависит не от человека и не от человеческих усилий (ст. 14 – 18).

Это и не удивительно: ведь, по общепринятому в те времена представлению, создание народа Божия входило в планы Божии уже при сотворении Им мира. Но, задумывая Свой народ, Бог отнюдь не предрешал судьбы конкретных людей: вопрос о том, кто именно и как станет частью Его народа, Он решал, исходя лишь из Своих, одному Ему известных соображений. И теперь апостол понимает, что нечто подобное происходит и с рождением Церкви как нового народа Божия: тут неприменимы никакие человеческие критерии, планы и прогнозы. Даже принадлежность к еврейскому народу и к Синагоге сама по себе не может быть гарантией того, что человек войдёт в состав этого нового народа. Ведь речь идёт о Царстве и о тех, кто входит в Царство, а в него вводит Тот, у Кого с каждым из входящих устанавливаются свои, глубоко личные и абсолютно уникальные отношения. Можно искать встречи со Христом, можно с трепетом и надеждой ожидать Царства, но лишь от выбора и от воли Бога зависит, обретёт ли ищущий то, чего он ищет.