Мысли вслух на Лк 24:45

До Голгофы Христос приводил в удивление тем, что учил как власть имеющий, то есть не ссылаясь на учителей. Но на Писание Он ссылался постоянно, вот и теперь, накануне Вознесения, Он раскрывает ученикам смысл Своего прихода в мир с помощью Писаний. Казалось бы, само событие Воскресения превосходит всё, о чём писали и говорили древние пророки, и их слова становятся "неактуальными". Но Христос показывает, что Слово Божие, переданное людям, остаётся необходимым даже после того, как сбываются его пророчества.

Тем более необходимым оно становится для апостолов после Вознесения, когда Его присутствие в мире перестаёт быть явственно заметным. Но продолжается таинственное действие Господа, апостолам, а за ними и всем христианам, предстоит нести весть о спасении всем народам. А это значит, что записанное в пророческих книгах продолжает раскрываться, и та новая жизнь, которую Христос даёт людям, не явилась новшеством, изменяющим старые традиции. Нет, она неразрывно связана со всей полнотой Откровения.

Именно поэтому в ожидании силы свыше, обещанной Христом, апостолы пребывали всегда в храме, где уже несколько веков совершалось молитвенное предстояние Господу.

Третий и последний рассказ Луки о встрече учеников с воскресшим Иисусом открывает перед нами реальность, которая вряд ли достижима в нашей земной жизни. Мы можем соприкасаться с тайной Воскресения своей верой, как женщины, пришедшие с ароматами на Его гробницу, мы можем встретить Его, когда наше сердце «горит» при чтении Писания, и узнать Его живое присутствие в преломлении хлеба, но видеть Его лицом к лицу, ощущать Его прикосновение, видеть отпечатки Его зубов на медовом соте — все это выходит за пределы человеческого опыта после Вознесения. И тем не менее, это фундаментальный опыт всех учеников Иисуса, Его Церкви — знать о том, что Он воистину воскрес. Это знание, этот опыт хранится в Писании, в памяти Церкви и он выполняет в мире свою миссию — доказывать Воскресение — не логически, не рационально, но на каком-то другом уровне. Он жив, а значит, вся последующая история (описанная в книге Деяний и продолжающаяся до наших дней) — имеет смысл.

С точки зрения обычной, земной истории Вознесение представляется событием парадоксальным. Драма крестной смерти и воскресения Спасителя, кажется, закончилась, и закончилась не просто благополучно, а грандиозно и величественно, полным и абсолютным торжеством Того, Кого Его ученики уже не ожидали встретить живым. И вот теперь Он опять уходит — куда? Зачем? Уходит, так и не «восстановив царства Израилю», вроде бы, так и не доделав того дела, которое, казалось бы, только теперь и довести бы до конца… Но так выглядит ситуация при взгляде из нашего, ещё не преображённого, мира. А вот с точки зрения истории Царства, входящего в мир, всё, наоборот, логично и закономерно. Ведь теперь, после воскресения Того, Кто принёс Царство в мир, оно должно в этом мире раскрываться и распространяться, преображая его. Прежде, во всё время Своего земного служения и сразу после воскресения, Иисус нёс всю полноту Царства в Себе, и вся она была ограничена местом Его присутствия. Теперь же настало время Царству вместить в себя весь мир, уже не ограничиваясь прежними пределами. И оно начинает расти, расти и расширяться на глазах у изумлённых учеников, которые видят лишь, как их Учитель исчезает в сияющем облаке присутствия Божия. В облаке, скрывающем за своим сиянием границу Царства. А ученики остаются — пока, до дня Пятидесятницы — вне, в ещё не преображённом мире. С тем, чтобы потом, в день, когда дыхание Божие ворвётся в мир, отдаться ему и отправиться вслед за Ним.

Евангелие от Луки заканчивается кратким описанием (или, скорее, кратким упоминанием) Вознесения. Логика евангелиста понятна: он хотел описать полностью весь сорокадневный период пребывания воскресшего Иисуса со Своими учениками вплоть до его, этого периода, завершения.

Но это, так сказать, логика чисто фактографическая, событийная. Есть в евангелии и другая логика, связанная с духовным смыслом происходящих событий. Не случайно, говоря о встречах с Воскресшим, евангелист так подробно описывает то, что произошло по дороге в Эммаус, когда апостолы, идя по дороге и беседуя с Учителем, Его не узнавали, а позже, во время хлебопреломления, узнав Иисуса, тут же потеряли Его из виду. В день Вознесения Он тоже исчезает из виду Своих учеников. Очевидно, Вознесением начинается некий новый этап становления на земле того Царства, которое Спаситель принёс в мир.

То, что Царство это вмещает в себя мир целиком, вместе с его физической природой, стало ясно ещё раньше, тогда, когда Иисус дал Своим ученикам убедиться в том, что Он не призрак, не вышедшая из гробницы тень, а реальный живой Человек. Конечно, Его человеческая природа после воскресения изменилась, иначе вряд ли были бы возможны явления вроде тех, которые пришлось наблюдать апостолам по дороге в Эммаус. Но в известном смысле она всё же осталась именно природой, хотя и преображённой: будь оно иначе, Ему вряд ли удалось бы отведать после воскресения земной пищи. Иисус после воскресения не превращается в ангела, в бесплотного духа, утратившего всякую связь с природным миром.

Он остаётся Человеком, но Его человеческая природа меняет своё качество. То же самое в конце концов должно произойти и с миром, и с каждым из нас, если мы пройдём путь в Царство до конца. Преображаясь, мир не теряет ничего, кроме того зла, в плену которого оказался. И мы, преображаясь, не теряем ничего, кроме того греха, который мешает нам жить полнотой жизни Царства. Но для того, чтобы Царство вошло в мир, его Царь должен быть на Своём месте.

Не у той границы, которая разделяет Царство и падший мир и где Его может увидеть даже человек, с Царством ещё не соприкоснувшийся, а в самой глубине Царства, в его центре, на том престоле, где видели Его христиане, обладающие хорошим духовным зрением. Тем, кто не в состоянии заглянуть в глубину Царства, может показаться, что Царь ушёл, исчез, растворился в том сияющем облаке Божьего присутствия, которым обычно сопровождается богоявление. На самом же деле Он просто отправился туда, где должен быть царь, когда начинаются судьбоносные для его царства события. А значит, события начнутся. Уже очень скоро.

Для многих сегодня вопрос о воскресении отходит на второй план, а на первый план выходит вопрос о посмертии, о бессмертии души, о загробных наградах и наказаниях, о рае и об аде. Между тем, обо всём этом в Библии если и говорится, то очень мало. Очевидно, библейских авторов волновало не то, что часто волнует сегодня нас, а что-то совсем другое, что они называли воскресением из мёртвых.

На первый взгляд может показаться, что разница непринципиальна: в конечном счёте, речь всё равно идёт о жизни после смерти, а детали не так уж важны. На самом же деле разница между бессмертием души и воскресением очень велика. Что такое бессмертие души? О какой жизни, о каком посмертии можно было бы в этом случае говорить?

С библейской точки зрения, посмертие, ожидающее человека, оказывается довольно мрачным: речь идёт не о полноценной жизни, а о жалком её подобии, которое едва ли может кого-нибудь удовлетворить. О полном исчезновении человека после смерти речи нет, но и жизнью то, что ждёт его после смерти, можно назвать с большой натяжкой. От человека остаётся всего лишь тень, он утрачивает чувства, мысли, почти теряет память о собственной жизни и о мире живых, тень, в которой едва теплится остаток сознания.

Не случайно, когда апостолы увидели воскресшего Иисуса, они подумали, что перед ними вышедшая из гробницы тень Учителя: никакого другого посмертия никто из них не ожидал, а встреча с тенью, пусть даже с тенью близкого человека, не могла принести живым ничего хорошего. Ни о благом посмертии, ни о посмертном воздаянии, подобном тому, о котором упоминают египетские или греческие мифы, Библия ничего нам не говорит.

Зато она говорит о воскресении, и образ воскресшего Иисуса вполне наглядно демонстрирует нам разницу между посмертием и воскресением. Воскресение — не сохранение жалких остатков жизни после смерти тела, а возвращение к жизни во всей её полноте, в такой полноте, которая требует преображения самой человеческой природы.

Такова преображённая человечность воскресшего Иисуса: Он, с одной стороны, может пройти сквозь запертую дверь, которая для Него уже не преграда, а с другой — в состоянии есть ту же обычную земную пищу, которую ест любой из нас. Он — не тень, Он специально даёт ученикам ощупать Себя, чтобы они в этом убедились. Он — человек из плоти и крови, хотя эта плоть и эта кровь живёт по иным законам по сравнению с теми, по которым живём мы.

И Он даёт возможность апостолам понять, что Он не просто вернулся к жизни, а победил, преодолел смерть, которая больше не имеет над ним власти. Так же, как не властна она и над жизнью Царства, которое Он принёс в мир и которое предлагает каждому из нас.

Первое, что приносит Иисус – это мир. Блаженный Августин писал, что наше сердце мятётся, «пока не успокоится в Тебе». Глубокий мир в сердце – признак действительного Божия посещения. Совершенный мир – это очень высокое состояние; именно такой мир «творят», приносят с собой евангельские миротворцы, и это состояние мира помыслов, сердца, даже тела – настолько драгоценно и так сродно Богу, что те, кто несут этот мир от Него, будут наречены сынами Божьими. На библейском языке «сын» означает причастник чего-либо, тот, кто является носителем какого-либо качества или свойства (например, прозвище братьев Зеведеевых – «сыны громовы»), или же тот, чьё появление связывается с определённым событием в жизни человека, с рождением или смертью, победой или поражением («сын утешения», «сын моей скорби»). Сыны Божьи – это люди, в такой степени приобщившиеся божественному миру, что они могут нести его другим, передавать окружающим мирное состояние своего сердца, в котором воцарился Бог. Такое миротворчество – признак праведности. Оно само по себе есть уже действие. Не случайно прп. Серафим Саровский считал мир в сердце самым явным признаком вселения в него Святого Духа и говорил: «Стяжи мир, и вокруг тебя спасутся тысячи». Мир от Бога необходим нашему миру, раздираемому конфликтами и войнами, главная и первая из которых – война в наших мыслях и чувствах.

Благовестие Иисуса – это прежде всего мир. Поэтому первыми словами, сказанными Господом Своим ученикам по Воскресении, стало приветствие: «мир вам». Апостолы в страхе и трепете, как и всегда, когда они присутствуют при совершении чуда (укрощение бури, напр. – тогда они тоже решили, что видят призрак). Но Господь даёт нам «духа не боязни, но силы и любви и целомудрия» (2 Тим 1:7). Сила Духа Святого растёт из глубокого мира внутри. Она – результат примирения человека с Богом, совершённого на Кресте, о чём извещает Дух всякого верующего. Господь примирил нас с собою (2 Кор 5:18), и, одержав победу над адом и смертью, возвещает об этой победе Своим ученикам. Всю дальнейшую апостольскую проповедь можно свести к призыву: «примиритесь с Богом» (2 Кор. 5:20), т.е. примите мир и прощение грехов, даруемое Господом.

«Это Я Сам». Как бы хотел каждый из нас услышать в своей жизни это слово Христа – услышать, как слово, непосредственно обращённое ко мне. «Господи, дай мне найти Тебя, найти по-настоящему, так, чтобы моя жизнь действительно изменилась и стала свидетельством о Тебе». Но вот мы вроде бы ищем, стучим, а полновесный ответ не приходит. Нет ощущения, что мы действительно дышим воздухом вечности, что мы познали Его (Ин 17:3), что «ходим с Ним», как Его ученики и друзья. Были проблески, моменты благодати, может быть, даже яркое обращение, но так и не преобразилась наша жизнь…

Да, обновляющая и преображающая душу встреча с Богом – такое же «невозможное» чудо, как Воскресение Иисуса для апостолов. И это чудо стало реальностью. Более того, Господь обещает, что для тех, кто уверует «по слову их» (Ин 17:20), встреча со Христом также станет реальностью через Духа Святого, которого Он пошлёт всем ищущим Его. «Отец ваш Небесный даст Духа Святого просящим у Него» (Лк. 11:13); эта просьба просто не может остаться неуслышанной. Молитва взыскания Его – единственное и самое глубокое моление, исходящее из глубин нашей души. Такая молитва уже с самого начала вдохновлена Духом Святым, таинственно Им направляется, Им же и исполняется! Но, увы, часто наши глубины недоступны для нас самих, завалены мусором и обломками, всякими ненужными мыслями, обидами, суетой и застарелыми ранами. Нужно расчистить завалы, обрести внутри себя эту молитву – увидеть, о чём тайно просит душа день и ночь. Это и есть труд покаяния. Для этого подвижники уходили в леса и пустыни, чтобы всецело посвятить себя поиску «сокровища, скрытого на поле»; в этом смысл и значение церковного, особенно Великого Поста. Но это труд и всей жизни. Пусть каждый из нас узрит свет Воскресения. …Два раза пришлось пережить ученикам расставание со Христом. Первый раз, когда Он умер на кресте, а второй – когда вознёсся на небо. Первая разлука была величайшей трагедией, вторая же – величайшей радостью (Лк 24:52), потому что ученики знали, что не остались в одиночестве. Они чувствовали присутствие Христа в своей жизни, Его постоянное участие; знали – Господь и Учитель не оставил их. Они ждали исполнения «обещанного от Отца» – прихода «другого Утешителя» (Ин 14:16), облечения силою свыше для свидетельства. Дух Святой – Тот, Кто несёт присутствие Христа в нашу жизнь, являет нам реальность Его искупительного подвига и свидетельствует в нашем сердце, что мы – дети Божии (Рим 8:16). Он открывает нам подлинный смысл Священного Писания (ср. Лк 24:45) и даёт понять, что тот же Христос, с Которым мы встречаемся на страницах Евангелия, действует и в нашей жизни. В Духе Святом мы найдём Христа и обретём силу следовать за Ним. Будем молиться, молиться друг о друге, чтобы свет Воскресения просветил и очистил нас, проник любовью в самые отдалённые и израненные уголки души. Чтобы и нам, как первым апостолам, встретить Воскресшего. Чтобы наконец, после долгой ночи, начал рассветать день и взошла утренняя звезда в сердцах наших (2 Пет 1:19).

Сегодняшнее чтение вновь заставляет нас задуматься о том, как воспринимает падший человек реальность Царства. Первой мыслью апостолов, когда они увидели стоявшего посреди них воскресшего Учителя, была мысль о том, что перед ними призрак, вышедшая из гробницы тень (ст. 37). Казалось бы, для учеников, не ожидавших увидеть Иисуса воскресшим, такая реакция была вполне естественной. Но, с другой стороны, перепутать призрачную, едва заметную тень умершего с воскресшим, полным жизни человеком всё же довольно сложно. Такое было бы возможно лишь в том случае, если бы ученики просто не сумели как следует разглядеть Иисуса.

Судя по тому, что Ему пришлось специально дать им ощупать Себя (ст. 39–40), так оно и было. По-видимому, осязание стало для учеников решающим аргументом, а вот зрение, судя по всему, их подвело. Между тем, очевидно, что, если тело воскресшего Иисуса было достаточно плотным, чтобы его ощупать, то принять его за призрак можно было лишь в том случае, если бы апостолы просто не сумели его как следует различить. Ситуация несколько напоминает встречу учеников с Воскресшим по пути в Эммаус: ведь и там апостолы не узнали Иисуса, даже беседуя с Ним. Видимо, человеку, пребывающему в ещё не преображённом мире и не располагающему ещё развитым духовным зрением, оказывается очень непросто рассмотреть людей или предметы, чья природа уже полностью преображена. Если человек и видит их обычным физическим зрением, то, вероятно, достаточно смутно и нечётко, так, что они действительно напоминают прозрачные или полупрозрачные тени.

Между тем, на деле преображённая природа меньше всего похожа на бесплотную тень. Более того, она прекрасно взаимодействует с природой нашего мира. Примером тому служит съеденная воскресшим Иисусом вполне земная, никак ещё не одухотворённая пища (ст. 41–43). По-видимому, в данном случае мы имеем дело с конкретным проявлением универсальных законов Царства: оно не разрушает и не исключает нашу, ещё не преображённую, природу, а включает её в себя, предварительно преобразив. И здесь, как видно, в масштабах одной небольшой комнаты произошло то, что при возвращении Спасителя произойдёт в масштабах мироздания: мир преобразится, став частью Царства. И тогда завершится эпоха, в которую нам довелось жить.