Мысли вслух на 1 Кор 10:1-13

Продолжая разговор о жизни в Царстве, Павел обращается к истории Исхода (ст. 1 – 5). Для него, как видно, эта история становится прообразом духовных процессов, происходящих в жизни отдельных христиан и целых церквей (ст. 6 – 11). Такое сравнение, разумеется, не случайно: ведь Церковь для апостола — не что иное, как новый народ Божий, тот самый остаток, о котором говорили великие пророки Израиля. И ему важно, чтобы народ Божий оставался именно народом Божиим, не вырождаясь духовно и не превращаясь ни в чисто религиозную общину, которых во все времена было множество, ни в некое своеобразное «застольное братство», связанное не общей жизнью Царства, а общими взглядами и интересами. А для этого необходимо было избежать двух крайностей: чрезмерной религиозной формализации церковной жизни, с одной стороны, и духовного расслабления, ведущего к нравственной распущенности, с другой.

Именно в таком контексте звучит предостережение Павла коринфским христианам по поводу возможного падения (ст. 12). Важно было найти ту золотую середину, которая позволила бы христианам остаться жителями Царства, не уклонившись ни в одну, ни в другую сторону. Но сделать это было непросто: ведь сознание падшего человека, ориентированного на наш, ещё не преображённый мир и его законы, знает лишь одну альтернативу: религиозность, понимаемую как система жёстких ограничений и регламентации всей жизни, как внутренней, так и внешней, или то, что называется обычно «свободой», которая в пределе предполагает свободу и от нравственных норм тоже, включая заповеди, данные Богом. Уйти от этой альтернативы было непросто, а сама она становилась настоящим духовным испытанием для коринфской церкви, пройти которое можно было лишь с помощью Божией (ст. 13).

Язык Павловых посланий порой становится образным, символическим. В Торе он находит примеры, годные и для своих современников. Казалось бы, то событие, которое упоминает апостол, и церковная ситуация в Коринфе похожи друг на друга лишь условно. Хотя, конечно, грех всегда грех, и отступничество — всегда отступничество. Но Павел говорит о большем. Он говорит о внутренней связи не только событий, но и того духовного пространства, внутри которого они происходят. Того пространства, которое можно было бы назвать пространством Завета.

Пространством того союза между Богом и человеком, которое, включаясь в течение исторических событий, делает историю священной. И в этой священной истории время течёт нелинейно, так, что можно иметь отношение к событиям, к которым на уровне обычных причинно-следственных связей никакого отношения иметь не можешь. Вот такие отношения и описываются символами, внутри которых картина тоже строится не так, как она строилась бы по законам линейной или хронологической перспективы. Именно в таком смысле апостол и говорит, что сказанное о людях, живших почти за полтора тысячелетия до прихода Христа, сказано также и о его современниках.

Потому, что всякая теофания, всякое богоявление, когда бы и где бы оно ни происходило, связано с тем Царством, которое в полноте вошло в мир через Христа и во Христе. И, приобщаясь Царства и его жизни, каждый христианин начинает иметь отношение ко всем богоявлениям, где бы и когда бы они ни происходили.

Поэтому христианство и не является личным делом человека. Оно глубоко личностно, оно основано на личных и каждый раз совершенно уникальных отношениях конкретного человека со Христом, но, раз установившись, эти отношения сразу же приобретают тот же вселенский, космический масштаб, который имеет всё, относящееся к Царству.

И каждый выбор христианина, сделанный им в своей христианской жизни, тоже становится выбором вселенской значимости. Об этом и напоминает Павел адресатам своего послания, некоторые из которых, похоже, нашли в христианстве лишь некую комфортную для себя нишу, вовсе не думая о том, что такое христианская жизнь на самом деле.

Павел считает все духовные проблемы и грехи, проявляющиеся в жизни Коринфской церкви, «человеческим испытанием», т.е. таким, в котором нет ничего необычного, ничего сверхъестественного и даже, наверное, ничего особенно ужасного. Слово «испытание» в таком контексте принято переводить на русский как «искушение», но соответствующее греческое слово (как и его еврейский эквивалент) означает именно «испытание», хотя в нём может присутствовать и тот смысл, который мы сегодня подразумеваем, говоря об искушениях. Но для нас искушения всё же чаще бывают связаны с нашими собственными грехами, а вот испытания у нас обычно ассоциируются со своего рода экзаменом, с проверкой нашей веры и нашей верности. Но ведь, говоря строго, разница между испытанием и искушением определяется лишь тем, проваливаем ли мы экзамен или нет. Если нет, мы (иногда с гордостью) говорим об испытании, через которое прошли, если проваливаем — называем испытание искушением, сокрушаясь о том, что наши грехи оказались (в очередной раз) сильнее нас. А вот для первых христиан, видимо, тут не было чёткого разграничения, и Павел не исключение.

И неудивительно: ведь христианство для апостола не религия, где есть место, с одной стороны, яркой проповеди и героическому самопожертвованию, а с другой — тайной борьбе с собственным грехом, тайной потому, что говорить о таких вещах вслух неудобно и стыдно. Христианство для Павла — жизнь в Царстве. И неважно, что мешает человеку жить этой жизнью в полноте — страх перед возможными или реальными гонениями, обида на неприятие окружающих, живущих жизнью «мира сего», или одна из тех захвативших ум и сердце страстей или пороков, о которых апостол говорит, что среди христиан о них неприлично даже упоминать.

В любом случае речь идёт о чём-то таком, что несовместимо с жизнью Царства и потому должно быть преодолено. А значит, речь всегда идёт об испытании. А что оно «человеческое», свойственное людям, то и это, к сожалению, правда: ведь Павел говорит о вещах, которые для падших людей, увы, достаточно типичны, при всей их (вещей) неприглядности. Но апостол знает и другое: для тех, для кого жизнь Царства важнее всего остального, такие испытания вполне преодолимы. Ведь, в отличие от людей, Бог верен однажды данным обещаниям и однажды заключённому союзу-завету.