Мысли вслух на Иов 21:1-34

Друзья Иова так часто повторяли ему общеизвестные истины о судьбе нечестивых, что Иов решил, наконец, всерьёз ответить им на их поучения. Он в пух и прах разбивает расхожие представления о награде праведника и наказании нечестивого в этом мире. Он говорит своим друзьям: посмотрите вокруг, мало ли нечестивцев благоденствует? Они живут припеваючи и умирают спокойно, вовсе не думая ни о Боге, ни о заповедях (ст. 7 – 15). Сам Иов, конечно, понимает, что нечестивые заблуждаются, думая, что они всего добиваются сами, он не собирается уподобляться им, отрицая участие Бога в жизни человека (ст. 16). Но факт остаётся фактом: судьба нечестивых в падшем мире нередко оказывается благополучнее судьбы праведника (ст. 17 – 18).

Можно было бы, в соответствии с широко распространёнными в те времена представлениями, допустить, что за грехи отцов будут наказаны их дети. Но, помимо того, что такое наказание одних вместо других едва ли можно считать справедливым, оно к тому же вовсе и не является наказанием: ведь после своей смерти нечестивец уже ничего не будет знать о том, что происходит в мире живых, в том числе и с его собственными детьми (ст. 19 – 21).

Конечно, Богу виднее, когда, кого и как судить (ст. 22), но вопрос о справедливости в таком случае остаётся без ответа, ведь в мире, где нечестивые благоденствуют, а праведники страдают, о ней говорить не приходится (ст. 23 – 25). Если же вспомнить, что о посмертном воздаянии послепленный иудаизм ничего не знает, смерть лишь уравнивает всех (ст. 25 – 26), то окажется, что справедливости нет не только в мире живых, но и в мире теней. А если так, то все высокие слова друзей Иова о наказании, которое ждёт нечестивца, ничего не стоят (ст. 27 – 34). Конечно, Иов возражает своим друзьям не просто ради полемики самой по себе. Для него благополучие нечестивого и бедствия праведника оказываются ещё одним доказательством того, что Богу, как видно, нет никакого дела до людей. Он воспринимает эту ситуацию как часть той бессмыслицы, которой стали для него мир и собственная жизнь после того, как ему перестало хватать Бога религии. И расхожие сентенции о добре и зле ничем уже не могли ему помочь.

Иову, как видно, ничего не стоит опровергнуть все аргументы своих друзей относительно воздаяния праведникам и наказания грешникам. По крайней мере, в том, что касается этого мира. Оно и неудивительно: ведь этот мир лежит во зле, и было бы странно, если бы праведность определяла его существование. В падшем мире может править лишь грех, и Иов это прекрасно понимает.

Впрочем, как и его друзья, которые, однако, пытаются опровергать очевидное ссылками на традиционные писания мудрецов. Правда, друзья Иова не учитывают один существенно важный момент: все цитируемые ими (прямо или косвенно) тексты предполагают то, что сегодня богословы называют иногда эсхатологическим пределом. Проще говоря, их авторы видят каждую ситуацию, в том числе и те, что касаются наград и воздаяний, с точки зрения Божьей вечности. Они воспринимают каждую такую ситуацию в полноте времён, когда всё уже определено и все точки над i расставлены.

Если же посмотреть на мир из времени, как на ещё не завершённый и не дошедший до полноты времён процесс, в нём не удастся увидеть никакого торжества праведности и воздаяния праведнику. Равно, как и должного наказания грешнику. И Иов указывает своим друзьям именно на этот вполне очевидный факт. Почему? Может быть, потому, что Иов не видит никакой иной перспективы, кроме шеола, который всех уравнивает, так, что там уже не приходится говорить ни о каком воздаянии?

Такое, конечно, тоже возможно. Но возможно и другое: Иов, оказавшись в ситуации экзистенциального тупика, начинает осознавать, что сама религиозная концепция неизбежного — посмертного ли, или отложенного до конца времён — воздаяния недостаточна. Что она вообще не отвечает неким фундаментальным законам духовной жизни. Потому, что единственная реальность, открытая человеку в его жизни — это реальность настоящего момента, реальность, существующая здесь и сейчас.

Жить будущим воздаянием — означает жить не реальностью, а иллюзией. И тут уже неважно, придёт ли воздаяние сразу после завершения земного пути человека или в конце времён: в обоих случаях речь идёт о том, чего здесь и теперь нет. А значит, человек религиозный, живущий ожиданием воздаяния, живёт чем-то нереальным. И дело не в том, получит ли он ожидаемое, а в том, что здесь и теперь он вынужден жить тем, чего в его жизни во всяком случае ещё нет. Жить несуществующим.

А поскольку жить несуществующим невозможно, такому человеку остаются лишь его собственные представления о том, что его ждёт в конце пути. А также о том, каким должен быть он сам для того, чтобы соответствовать своему идеалу. Жить идеями, фантазиями, иногда даже иллюзиями. Но у Иова не осталось ни фантазий, ни иллюзий, ни надежд. Пока будущее есть, можно воображать о нём всё, что угодно, и жить этим воображением. Когда будущего нет, остаётся жить настоящим. А тут религия ничем помочь не может. Тут нужно что-то иное. Но что именно, Иов пока не понимает.

Призывая обвинителей потерпеть его и выслушать внимательно, Иов не строит иллюзий, он понимает бессмысленность объяснений с неслышащими «друзьями». Его речь обращена не к человеку, а самого Иова трепет объемлет. А это свидетельствует о том, что страха и благоговения перед Всевышним у Иова побольше, чем у его обвинителей, запросто рассуждающих о воле Творца и легкомысленно судящих почти от Его имени.

Иов пытается напомнить хотя бы о том, что не всё в мире так просто и линейно, как обвинители пытаются его уверить, и далеко не всегда беззаконные моментально расплачиваются за свои грехи и злодеяния. Наоборот, зло в мире слишком часто торжествует, а злодеи проводят дни свои в счастии.

Иову можно было бы возразить, что обрисованная им картина всемирного торжества зла столь же схематична, как и предлагаемая его обвинителями картина торжества справедливости. Обе схемы взаимосвязаны и одна другой стоят. Но здесь мы видим обычное явление, возникающее при полемике: клин вышибается клином, так что попытки опровергнуть тенденциозную схему ложатся в её же колею. В результате опровержение, вместо преодоления колеи и выхода на простор, противоположными словами и аргументами утверждает столь же ограниченную схему.