Мысли вслух на Мк 10:17-31

Вопрос об имуществе в христианской истории периодически становился центральным если не для всех, то для многих христиан. Появлялись люди, утверждавшие, что христианин не только может, но и должен быть непременно нищим, нищим полностью и абсолютно, иначе о спасении и о Царстве ему придётся забыть.

Некоторые из рассказанных евангелистами историй действительно могут навести на такого рода мысли, особенно на первый взгляд. Между тем Сам Иисус не был совершенно нищим: в общине учеников, которую Он возглавлял, была общинная касса, о чём так или иначе упоминается во всех четырёх евангелиях. Кассой этой, правда, распоряжался Иуда Искариот, что, несомненно, во все времена служило дополнительным аргументом сторонникам полной и абсолютной нищеты.

Между тем на слова Спасителя о трудности спасения для богатого отреагировали и сами апостолы, притом так, как будто все они были богачами. Если бы речь шла о материальном богатстве, о деньгах или вообще об имуществе, им не о чем было бы беспокоиться, но, как видно, ученики понимали, что Учитель имеет в виду нечто большее. Впрочем, юноша, разговаривавший с Иисусом, был богат именно материально, но дело было не в материальном богатстве как таковом. Иисус просто отвечает на заданный вопрос: чего мне не хватает для Царства? Именно его задаёт Иисусу юноша, ожидая ответа наподобие того, какой нередко давали тогда учёные раввины и учителя Торы.

Он думал, что, подобно им, Иисус предложит ему какое-нибудь особенное средство, молитву, например, или особое аскетическое упражнение, или какой-нибудь секрет, связанный с соблюдением норм и правил ритуальной чистоты — словом, что-то такое, что позволит ему войти в Царство. Он не ожидал простого ответа о заповедях — «всё это я соблюдаю с детства». Ничего особенного, так могло о себе сказать большинство правоверных евреев. Юноша же ищет чего-то именно особенного, он хочет получить ключ от Царства, его он ищет, обходя духовных учителей.

Иисус же может предложить ему лишь одно: полную бедность. Не нищету в буквальном смысле, а бедность как готовность отказаться от того, что считаешь своим. В Царстве ни у кого нет ничего своего. Каждый пользуется всем, что ему нужно, но не присваивает того, чем пользуется. Не прикипает к нему сердцем, которое остаётся свободным. Эта задача потруднее полного отказа от имущества, и ученики на сей раз прекрасно поняли своего Учителя. Такая бедность — дело не столько человеческое, сколько Божье, о чем и говорит им Иисус.

Евангелисты сообщают, что собеседник Иисуса был не только богат, но также молод (Мф. 19:20) и влиятелен («из начальствующих», Лк. 18:18). Но этот блестящий молодой человек не имеет покоя. Один вопрос мучает его — и он задает его Учителю.

Иисус знает, что Его ответ не обрадует юношу. Поэтому Он как бы говорит собеседнику: «Ты действительно считаешь Меня благим? Тогда прими Мое слово — благое слово благого Бога, хотя тебе оно благим не покажется».

Очевидно, юноша считает, что исполнил все заповеди закона Моисеева (а не только те, что назвал Иисус). Итак, он богат, влиятелен, молод и благочестив. Но сам он почему-то не уверен, что этого достаточно. А Иисус знает, что этого недостаточно.

Иисус полюбил богатого юношу — и огорчил его. Иногда Божия любовь проявляется в том, что Он огорчает нас. Огорчает, чтобы у нас открылись глаза — и тогда есть надежда на спасение. Лучше нам на время «отойти с печалью», чем продолжать заблуждаться.

Ученики изумились потому, что поняли: даже этот прекрасный молодой человек еще не готов войти в Царство Божие. «Кто же может спастись?... Человекам это невозможно...». Петр пытается (хотя и не впрямую) спорить с Учителем: «А как же мы? Ведь мы исполнили то, о чем Ты говоришь — оставили все и последовали за Тобою». Петр еще надеется на себя; и его ждет испытание, которое сокрушит его самоуверенность (Мк 14:66-72). Как бы намекая на это, Иисус говорит: «Многие же будут первые последними, и последние первыми».

Об этих словах Господа полезно помнить и нам.

Сегодняшний отрывок посвящён теме богатства и того, насколько трудно богатому войти в Царство Божие. Впрочем, точнее было бы сказать, что приведённый евангелистом эпизод связан не столько с вопросом о богатстве, сколько с вопросом о бедности. Особенно замечательно, что словам Иисуса о трудности для богатого войти в Царство ужасаются даже Его собственные ученики, которым, казалось бы, уже нечего было бояться: ведь они оставили всё, что имели, и пошли за Иисусом, как и говорит об этом Пётр (ст.23–28). Видимо, говоря о бедности, Иисус имеет в виду не только материальное богатство, и Его ученики это хорошо понимают. Да и разговор с богатым юношей начинается вовсе не с вопроса об имуществе, а с вопроса о соблюдении заповедей, известных уже из ветхозаветных книг (ст.19–20). И лишь после того, как юноша захотел чего-то большего, что позволит ему скорее достичь совершенства, речь зашла о его имуществе (ст.21–22). Вообще, в евангельские времена существовали такие религиозные общины, члены которых, вступая в общину, жертвовали туда и всё своё имущество, полагаясь впоследствии лишь на поддержку той общины, в которую вступили. Такой же была и апостольская община: члены её тоже, очевидно, не имели своего имущества, получая содержание из общинной кассы. И всё же апостолы, решившиеся на то, на что не решился богатый юноша, чувствуют, что слова Иисуса о богатстве относятся и к ним тоже. Быть может, они поняли то, что Иисус сказал о надеющихся на богатство (ст.24–25): им стало ясно, что нужно оставить всякую надежду на что бы то ни было в этом мире, иначе в Царство Божие придётся протискиваться, как навьюченному верблюду через «игольные уши» (так называли в Иерусалиме специальный узкий и извилистый проход в городских воротах, сквозь который такое сравнительно крупное животное, как верблюд, проходило с большим трудом, протискиваясь между стен). И ещё они поняли, что жить так человеку не по силам (ст.26). Иисус не стал их в этом разубеждать; Он лишь заметил, что то, чего человек не может сделать сам, может сделать для него Бог, если только человек этого захочет (ст.27).

Когда богатый человек спросил Христа о том, что нужно делать, чтобы наследовать жизнь вечную, он выразил извечный вопрос всех приходящих ко Христу. В сущности, почти каждый, о ком мы читаем в Евангелии, ищет у Господа ответа именно на этот вопрос. В ответ Господь говорит об исполнении заповедей, а дальше предлагает этому человеку раздать все, что он имеет. «Сюда следуй за Мной», говорит Господь, предлагая богачу стать Его учеником. Более поздние версии текста добавляют «взяв крест», и эта вставка вовсе не нарушает смысла слов Христа. Он предлагает человеку именно путь крестной любви. Пытаясь применить слова Христа к себе настолько, насколько Он призывает это сделать каждого из нас, мы понимаем, что это путь очень труден. Но гораздо важнее не то, что это трудно, а то, что это путь. С помощью Божьей (и только с нею) по нему можно идти и надеяться не на богатство, а на Бога.

Рассказ о богатом человеке, спросившем Господа Иисуса Христа о том, как наследовать жизнь вечную — один из самых известных текстов Нового завета. На протяжении столетий он вдохновлял бесчисленных подвижников следовать пути, предложенному Христом и, одновременно, вызывал острый протест у многих и многих. Лет пятнадцать назад, в конце восьмидесятых, этот отрывок был одним из самых трудных; едва ли не половина вопросов у читавших Евангелие людей вызывал именно он. Дело, конечно, в словах Христа «раздай все, что имеешь, и приходи, последуй за Мной». Это, конечно, трудные слова, и исполнить их очень не просто, особенно, если понимать их буквально. Во времена тотальной нищеты и собственности «понарошку» призыв Христа не мог не вызывать страх.

Но, надо признать, что практически каждый, кто приходит ко Христу, сталкивается с необходимостью сделать некоторый трудный для него шаг. Всегда есть нечто важное для тебя, от чего приходится отказываться ради Христа. Духовное усилие, которое для этого требуется, необходимо — Христос говорит, что именно этим усилием «берется» Царство Небесное. Если смотреть непредвзято, это очень понятная вещь. Если человек живет, не зная Христа и не следуя Ему, он почти всегда находит для себя идола, который занимает в жизни центральное место. На этого идола переносится многое из тех духовный отношений, которые по замыслу о человеке должны были бы принадлежать Богу. Ему, этому идолу, человек служит, им взвешивает и определяет свои поступки, на него надеется в трудную минуту, от него ждет радости. Таким идолом могут быть разные вещи, иногда — довольно возвышенные, но очень часто им становится именно богатство. Поэтому так часто в Евангелии противопоставляется служение Богу и маммоне.

И Христос говорит: «оставь все!» Богатого он призывает отказаться от богатства, причем отказаться решительно и полностью. Ученики, как и всякий читающий Евангелие, попытались приложить слова Христа к себе, и ужаснулись. Они увидели, как трудно то, к чему призывает Христос. Так мы все ужасаемся в таких случаях, но на самом деле ужас вызывает не призыв Христа, а наша неспособность ему последовать. В такие минуты мы сталкиваемся с бездной в самих себе, а она и впрямь ужасна. Господь уточняет свою мысль, говоря, что дело не в богатстве самом по себе (в другом месте Он скажет, что жизнь человека не зависит от размера его имения), а в уповании на богатство. Невозможно войти в Царство Небесное тому, кто ждет помощи и радостей не от Бога, а от того, чем сам владеет. Эти слова Христа обращают наше внимание не на раздачу имущества, а на внутренний, духовный отказ от обладания им.

И все же ученики не удовлетворяются этим пояснением Господа Иисуса и продолжают сильно изумляться. Да, они поняли, что призыв раздать все буквально обращен к тому, для кого богатство стало идолом — но отказаться от своих идолов не менее тяжко и для всех остальных. И Господь отвечает им великими словами, в которых вся суть христианской аскетики. Да, мы призваны к невозможному. Мы призваны оставить все и любить врагов, нести крест и быть ненавидимыми всеми за имя Христа — и все это непосильная задача. Человекам это невозможно, говорит Господь — но все возможно Богу. Вот грандиозное откровение Нового завета: призвав человека к совершенству, Бог не оставляет его наедине с его немощью, на Сам ведет Своих учеников. И поэтому христианство — не красивое, но абстрактное этическое учение, а путь Жизни.

Слова Спасителя о том, что богатому трудно войти в Царство, вспоминали и вспоминают нередко, понимая трудность, как невозможность. Но Иисус не сказал «невозможно», Он сказал «трудно». И о евангельской бедности сказано и написано также немало. Впрочем, община, сложившаяся вокруг Иисуса, не была общиной нищенствующих монахов, апостолы принимали пожертвования в таком объёме, что их хватало даже на благотворительность. Наверное, богатому юноше труднее всего было не раздать имущество, а войти в общину. Отказаться от свободы. От привычного уклада жизни. От независимости, которой у состоятельного человека не могло не быть. В некотором смысле от себя самого: в апостольской общине, конечно, никто никого насильно не удерживал, но, раз оказавшись в ней, прикоснувшись к Царству, человек уже не мог стать прежним, не мог просто вернуться назад, как будто в его жизни ничего не произошло. Предлагаемый вопрошающему юноше шаг казался ему, и действительно был, шагом необратимым: что бы ни произошло дальше, дороги назад быть уже не могло. Он задал свой вопрос, как человек религиозный и благочестивый, он хотел понять: что ещё предложит ему исполнить этот удивительный и странный Учитель. А Учитель не предложил ему ни новых правил, ни нового знания, ни новой морали. Он предложил ему Царство. И юноша понял всё. И, грустный, отошёл в сторону. Впрочем, так было честнее. Он, этот юноша, никого не предал и ни от чего не отрёкся. А Иисус лишь сказал ему вслед о богатом, которому трудно войти в Царство.

Как бы уточняя Свои прежние слова, Иисус говорит: трудно надеющемуся на богатство войти в Царство Небесное. Казалось бы, в этих словах звучит надежда: ведь можно быть богатым, полагаясь не на то, что имеешь, а на Бога. Но на деле всё оказывается куда сложнее. Ученики в ужасе: они уверены, что Царства им не видать. Решительнее всех, как часто бывало, оказывается Пётр: он задаёт Учителю вопрос, который хотели, но боялись задать все. Он говорит Иисусу: вот, мы оставили всё и пошли за тобой. Этого мало? Нужно что-то ещё? Что мы получим, сделав то, что сделали? Кто мы: богачи или бедняки? На что мы надеемся? Такие вопросы задают обычно тогда, когда происходит нечто непонятное. Так оно и было: апостолы действительно не понимали почти ничего. Они доверяли Учителю, но всегда понимали Его с трудом. А теперь начинался самый настоящий театр абсурда, за которым уже просматривалось нечто настолько ужасное, что апостолы цепенели от одной мысли об этом ужасе. Иисус же указывает им единственный выход: смотреть лишь на Царство, жить только им, постоянно пребывать в нём. На вопрос: что нам будет? Он отвечает: не будет, а есть, уже здесь и сейчас. А впереди вас ждёт нечто ещё более радостное. А если не увидите, не сумеете принять здесь и теперь, никакого «потом» не будет. Ведь Царство уже приблизилось. И войти в него надо сейчас, не откладывая на потом.

После того, как богатый юноша не смог последовать слову Господа Иисуса, раздать все и стать Его учеником, Господь, обращаясь к ученикам, говорит о том, как трудно богатому войти в Царство Небесное. Объясняя ученикам, что же произошло Господь говорит: «как трудно надеющимся на богатство войти в Царство Божие». Верблюд, пытающийся войти в игольные уши — образ, запомнившийся ученикам навсегда. Обычно внимание читателей оказывается привлеченным к этой странной, несколько даже сюрреалистической картине. Быть может, сделанный евангелистом Марком перевод этого высказывания на греческий с арамейского, на котором говорил Христос (и рассказавший об этом Петр), и не вполне совершенен — мы не знаем этого. Очевидно, что Господь говорит о чем-то абсолютно невозможном, и именно это запомнил Петр и перевел Марк.

Слова о надеющихся на богатство, однако, встречаются в поздних версиях евангельского текста. Возможно, переписчики вставили их туда по аналогии с рассказами других евангелистов (в Средние века существовала такая тенденция к унификации рассказов синоптиков). Наиболее древние рукописи не содержат этих слов, и текст Марка звучит в них просто поразительно. Господь говорит: «Дети! как трудно войти в Царство Божие; легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому — в Царство Божие». Дело, таким образом, даже не в богатстве: в Царство Божие, по словам Христа, вообще трудно войти. Богатство и упование на него — лишь частный, особенно яркий пример.

Именно так понимают слова Христа ученики. И поэтому они не говорят о богатстве (тем более, что у них его нет). «Кто же может спастись», спрашивают они Господа. Петр, недоумевая, задает еще более конкретный вопрос: «А мы, последовавшие за Тобой? Неужели нам тоже трудно войти в Царство Божие?» У учеников создается впечатление, что войти в Царство Божие невозможно вообще никому, даже им, оставившим все. Вот на этот вопрос Господь и дарует нам слово великой надежды: «Человекам это не возможно, но не Богу, ибо все возможно Богу». Никакие человеческие заслуги не помогут войти в Царство Божие. Только Сам Бог совершает наше спасение, и наши человеческие представления здесь бессильны: многие будут последние первыми и первые последними; для людей это — тайна. Но, главное, что это — великая надежда, открытая для всех.

«Многие же будут первые последними, и последние первыми» Что значат эти слова? Почему это должно быть так? Мы привыкли к подобного рода словам и нас уже ничто в них не удивляет? Понятно, что последним самым бедным и несчастным должно по справедливости воздастся в ином мире и честью и властью. Но, как мы ни раз говорили уже с вами, такая логика не выходит за пределы логики коммунистов: «кто был ничем, тот станет всем». И нельзя даже помыслить, чтобы соединить эту душегубительную силу с учением нашего Господа. В позднесоветские времена ходил такой анекдот: в 17-ом году старая княгиня выглядывает из окна и спрашивает у проходящего мимо человека, что там за шум, что происходит. Человек ей отвечает, что это красноармейцы хотят, чтобы не было богатых. Странно, отвечает она, мой дед хотел, чтобы не было бедных. Так вот эта логика перетряхивания мира вверх тормашками, которой служили большевики, не имеет ничего общего с учением Господа нашего, который есть Бог доброты неизреченной, а есть всего лишь злая на него пародия. И вот попробуем подумать, что же все-таки обозначают эти слова: Многие же будут первые последними, и последние первыми. Представим себе картину: группа бегунов на старте. Дают сигнал и все начинают бег. Кто-то вырывается вперед, а кто-то отстает. И вдруг дают сигнал бежать обратно к старту: кто прибежит первым? Очевидно последние. И вот это движение возврата видится нам как покаяние, ибо «метанойа» есть поворот, возврат. Пусть это всего лишь образ. Но почему не могло быть, что Господь именно это хотел сказать? Вспомним 84 псалом: оставил еси вся беззакония людей Твоих покрыл еси вся грехи их возвратился еси от гнева ярости Твоея возврати нас Боже спасений наших (и такая же ситуация скажем в Вульгате, где дважды звучит это conversus – converte, что пропало в синодальном переводе, где стоит отвратил — восстанови). Все это представляется нам неким пусть не слишком весомым, но все-таки аргументом в пользу нашего образа для сегодняшних слов Господа, пусть мы и разошлись несколько с использованием этого образа апостолом Павлом.