Мысли вслух на 1 Тим 2:8-15

Продолжая тему «тихой и безмятежной жизни», Павел говорит о том, чем она должна быть наполнена: молитвой и добрыми делами (ст. 8 – 10). Такой образ жизни был бы вполне приемлем для всякого религиозного человека, независимо от исповедуемой им религии. Единственным исключением могли бы стать те носители духа воинственной религиозности, которые не приемлют никого, кроме себя, считая своим долгом священную войну против всего мира до полного торжества своей религии. Но дело не только в том, что Павлу лично дух мирной религиозности был ближе, чем дух религиозности воинственной; во всяком случае, образ Павла, когда он не был ещё ни Павлом, ни апостолом, свидетельствует скорее об обратном: ни духовного спокойствия, ни религиозной широты своего наставника Гамалиэля (Гамалиила Книги Деяний) он не перенял. Но, когда после встречи на дамасской дороге Павел понял, что такое Царство, он вместе с тем понял и другое: религия не главное в жизни человека, не она делает его праведником, не она спасает.

Главная задача христианина, как её видит апостол, — не распространение новой, окончательной и абсолютно истинной религии, а свидетельство о Царстве. Но о нём невозможно свидетельствовать одними словами: нужно показать ищущим, что Царство — не прекрасная мечта, а реальность, уже теперь доступная тем, кто хочет к нему приобщиться. Как же можно было продемонстрировать Царство тем, кто ещё ничего о нём не знает? Отвечая на этот вопрос, Павел указывает на молитвенные собрания Церкви как на то место, где Царство можно увидеть воочию. Но если бы те, кто являл собой образец жителя Царства в молитвенном собрании, в остальное время ничем не отличались бы от язычников, свидетельство вряд ли можно было бы считать полноценным. И те добрые дела, о которых упоминает апостол, становились проявлением всё той же жизни Царства в повседневности. Отсюда и то требование иерархии и порядка в церковных собраниях, о которых говорит Павел, запрещая женщинам быть церковными проповедниками («учить», ст. 11 – 15). Оно связано, разумеется, не с какой-то неполноценностью или второсортностью женщины, как думают сегодня некоторые читатели Библии, а с тем призванием, которое женщине дано Богом и, соответственно, с теми служениями, которые ей Богом поручены и в число которых церковная проповедь не входит.

И дело тут не в церковной дисциплине как таковой, а в том, что за ней стоит, если только Церковь живёт нормальной, не искажённой и не извращённой, духовной жизнью: тем порядком, который свойствен жизни Царства, определяемым не внешними законами, а лишь промыслом Божиим о каждом его жителе и, соответственно, призванием каждого. А в таком случае даже внешний порядок становится не чем-то самодовлеющим и нередко самодостаточным, но свидетельством, свидетельством о Царстве, которое этот порядок определяет.

Слова Павла о запрете женщинам «учить» во все времена вызывали вопросы. В самом деле: Бог ведь может дать некий особый дар как мужчине, так и женщине, а переживаемый женщинами опыт богообщения нередко бывает ярче и глубже опыта, переживаемого мужчинами.

Между тем, апостол говорит вовсе не о том, что женщина должна молчать о своём опыте богообщения или о связанных с ним переживаниях. Он говорит о том, что женщинам не стоит становится учителями в том смысле, в котором это слово понималось в первохристианской Церкви. Учительство в те времена было прежде всего служением, связанным с опытом осознания и осмысления внутренней Торы и с обучением пути внутренней Торы других. Собственно, такую же роль играли учителя-раввины и в традиционных синагогах.

В синагогах же христианских (а в те времена Церковь существовала в форме именно христианской синагоги) речь шла уже не просто об опыте внутренней Торы, но и об опыте становления человека во Христе как живой Торы и в этом смысле об опыте уподобления человека Христу, как ученика Учителю. Тут предполагалась очень интенсивная духовная жизнь и очень напряжённая аскетическая работа, не в смысле, конечно, умерщвления плоти, как нередко понимают аскезу сегодня, а в смысле духовного выстраивания своей жизни (как внутренней, так и внешней) и выращивания в себе того духовного стержня, без которого о внутренней Торе и о становлении человека во Христе как живой Торы говорить не приходится.

Такой путь очень непрост вообще, он требует от человека серьёзного, часто предельного напряжения физических и особенно психических сил даже сам по себе. А если ещё учить и наставлять других, притом так, как должно, удерживая всякий раз, в процессе всякого общения, с одним ли человеком или со многими, то состояние, которое позволит словам не быть духовно пустыми, напряжение может иногда становиться просто запредельным.

Женщины выносливее мужчин в ситуации продолжительных и неизменных нагрузок, но в короткой стрессовой ситуации женщины мужчинам, как правило, всё же уступают. Между тем, в служении учителя таких ситуаций бывает множество, вся его жизнь, в известном смысле, и состоит в основном из стрессовых ситуаций, хотя внешне она порой может казаться более-менее размеренной. Для женщины такой режим может оказаться непосильным скорее, чем для мужчины, а значит, от женщины скорее можно ожидать более-менее серьёзного психического срыва, если она захочет быть учителем настоящим, а не только по названию.

Альтернативой же (поскольку инстинкта самосохранения никто не отменял) легко может стать профанирование служения, когда человек остаётся учителем внешне, внутренне перестав им быть — что ничуть не лучше, а во многом и хуже срыва. Конечно, и мужчина, несущий служение учителя, не гарантирован ни от того, ни от другого, но у него всё же больше шансов на благополучный исход, из чего, по-видимому, и исходит апостол, запрещая женщинам нести в Церкви служение учителей.

Многих из нас может удивить просьба апостола Павла молиться «за царей и за всех начальствующих» (1 Тим 2:1). Нас даже меньше удивляет просьба о благодарениях «за всех человеков». Проще молиться о человечестве в целом, а вот о правительстве…

Кто-то говорит о том, что «они» ханжи, кто-то о том, что неверующие, но большинство забывает, что они, прежде всего – люди. А мы, христиане, члены Тела Христова, призваны быть его присутствием в этом мире. Мы не от мира, но «царям и начальствующим» дана в этом мире власть, и мы призваны молиться о них, чтобы, хоть на самую малость, и через власть земную на земле исполнялась воля царя небесного. Это возможно, ведь были же в истории святые цари, короли, князья, с древнейших времен и до наших дней. Нам может казаться, что наша молитва ничего не значит: помолиться о чьем-либо исцелении, о мире в семье друзей – это еще куда ни шло, но молиться о власть предержащих, о мире на земле – это уже слишком. Но это не так, например, в наши дни по молитвам и благодаря стараниям христиан примирились два африканских племени, и разве мы знаем, что еще происходит, или не происходит в этом мире по молитвам наших более ответственных братьев и сестер во Христе. Мы так редко осознаем меру нашей ответственности, а ведь мы действительно члены одного Тела Церкви и наша молитва и наша праведность или греховность не «наши проблемы», как сейчас принято говорить, а боль или радость для всей Церкви, для Тела Христова. Конечно, каждый сам за себя отвечает перед Богом, но есть те крещеные люди, которые не были воспитаны в вере, или позже потеряли ее. И все же крещеный неверующий отличается от некрещеного, ведь за него на Евхаристии молится вся Церковь – вот, какова наша ответственность. За этих людей мы отвечаем, за тех, кто присоединен к Церкви таинством крещения, но не молится сам. Поэтому так важно просить, молиться и благодарить за всех человеков: «воздевая чистые руки без гнева и сомнения».