Мысли вслух на Тит 2:1-15

Читая в посланиях Павла о той жизни, которую он предлагает вести христианам, нельзя не вспомнить письменность мудрых, образцы которой нетрудно найти, к примеру, в Книге Притчей. Призыв к целомудрию, к ответственности в том, что касается домашних дел, к уважению старших (ст. 1 – 6) отнюдь не был чем-то новым. В известном смысле новым можно было бы считать призыв к рабам подчиняться своим хозяевам не за страх, а за совесть (ст. 9 – 10), который в послании Титу звучит уже не в первый раз. Это, впрочем, и не удивительно: ведь древний Израиль никогда не знал массового рабовладения, которое было свойственно Египту, Греции или Риму. Но апостол, как видно, переносит те принципы социальных отношений, которые отражены в традиции письменности мудрых, на реалии греко-римского мира. Как видно, он считает достаточно универсальными если не сами рекомендации древних мудрецов, то, во всяком случае, ту логику, которая их породила.

Конечно, такого рода призывы и увещевания не в последнюю очередь были связаны с политическим мессианизмом, который в это время был широко распространён в Синагоге, проникая, вероятно, и в церковную среду, прежде всего, разумеется, в среду иудео-христианскую, во многом определявшую тогда жизнь Церкви в целом. Павел же был решительным противником подобного рода идей и представлений. И, как видно, не только потому, что политический мессианизм был для него мессианизмом очевидно ложным, который не мог привести ни к чему, кроме бессмысленных восстаний и последующих репрессий. Главное было в другом: апостол никогда не забывал слов Спасителя о том, что Его Царство «не от мира сего». Социальные реформы, политическая борьба или восстания сами по себе не могли приблизить торжество Царства, о чём апостол прекрасно знал. Социум для Павла был всего лишь средством и средой — средством для свидетельства о Царстве и средой, в которой приходится временно, до полного преображения мира жить свидетелям. И он хочет, чтобы среда эта как можно меньше мешала решению главной для христиан задачи — собственному духовному становлению и свидетельству (ст. 11 – 14), в которых и заключается смысл жизни христианина.

Павел противопоставляет строгому религиозному формализму, на котором настаивали некоторые церковные «учителя», то, что может показаться простыми правилами нравственности. Между тем, в этих простых правилах — суть Торы, и прежде всего Торы внешней. Речь идёт о самом обычном соблюдении заповедей, без всякой особой религиозности, без множества норм и правил ритуальной чистоты, которые для жителя Царства теряют свою актуальность: ведь в Царстве и традиционное яхвистское (и иудейское) разделение на чистое и нечистое оказывается нерелевантным — там чисто всё.

Но если пойти дальше, окажется, что соблюдение заповедей, даже чисто внешнее, предполагает определённую динамику отношений с самыми разными людьми, и отношения эти необходимо выстраивать осознанно, а не просто следуя социально обусловленным автоматизмам. Апостол не случайно упоминает дальше не только наиболее проблемные церковные сообщества («старцев» и «стариц»), но и рабов в их отношении к своим хозяевам. Общее тут заключается в своеобразной «естественности» статуса как церковных «старцев» и «стариц», так и рабов. В самом деле: многие из тех «старцев» и «стариц», которых упоминает Павел, рассматривали, вероятно, своё положение в Церкви не как осознанно выбранное служение, а как само собой сложившуюся ситуацию.

«Старцами» и «старицами», вероятно, многие из них стали не потому, что осознали своё призвание к соответствующим служениям, а потому, что на старости лет идти было некуда, а вся жизнь оказалась связана с Церковью — значит, так тому и быть, в «старцы» или «старицы» прямой путь. Примерно так, как в Средние века в монастырь (особенно девушки и женщины) шли не потому, что осознали своё монашеское призвание, а потому, что жизнь не сложилась и другой альтернативы не просматривалось.

Вот такой автоматизм духовно разрушает человека: ведь место, на котором он оказался, предполагает именно осознанное служение, а когда осознания (а значит, и полноценного служения) нет, начинается неизбежная духовная деградация такого «служителя». Но так же (хотя, возможно, медленнее) деградирует человек и в социуме, если не осознаёт себя и своих отношений с теми людьми, с которыми ему приходится общаться. Социальный автоматизм не лучше «духовного», хотя на первый взгляд кажется менее опасным. Вот от таких автоматизмов и предостерегает Павел Тита, считая их куда большей проблемой, чем отсутствие у членов церкви религиозности.

Благодать уже здесь, с каждым, осталось только согласиться ее принять. Это первый и самый трудный шаг, потому что, сделав его, мы соглашаемся признать несколько неудобных фактов. Во-первых, Бог пришел к нам Сам. Он уже рядом с нами и, признавая реальность Его присутствия, мы признаем, что непозволительно много времени провели, обманывая себя, пытаясь не замечать этого. Во-вторых, мы признаем свою слабость и немощь, неспособность самим выйти из тени смертной. Мы признаем свою зависимость от Источника Жизни, главенство Бога во всем и над всеми. В-третьих, нам приходится признать, что спасение дается каждому, без всяких исключений. Даже если у нас есть свой собственный список тех, кому нужно отказать или дать в первую очередь, приходится признать, что каждому предложено выбрать спасение. Эти три факта делают жизнь очень неудобной и неприятной, если мы хотим не считаться с ними. Такая возможность у нас есть, но есть ли желание вернуться к существованию, где нет места благодати и милости?

Каждый человек хочет получить от Бога что-то хорошее, об этом обычно и просит. То есть просит о благодати, потому что слово «благодать» и означает «благое (хорошее, доброе) даяние». Апостол Павел пишет, что Бог это Свое благое даяние уже совершил, Он дал Своего Сына — самое лучшее, что у Него есть! А Сын совершил главное благо, которое нам нужно, даже если мы этого и не осознаем, — спасение. Это освобождение от инерции зла и греха в нашей жизни, это наполнение жизни добром и любовью. И это благо протянуто «всем человекам». Почему же все две тысячи лет после прихода Христа так много в мире тьмы, боли, ужаса? Явилась благодать Божия или нет?

Явиться-то она явилась, а вот насколько была принята... Свет пришел в мир, но люди возлюбили тьму. Все люди? Слава Богу, нет! И эти две тысячи лет дали потрясающие примеры святости. И наша задача не смотреть, как там другие люди, а самим принимать и принимать предложенную нам благодать, протянутую руку Христа, желающего и готового вытащить нас из засасывающего нас болота греха и смерти.