Мысли вслух на Ин 5:25-47

«Наступает время и настало уже» — в Иоанновом Евангелии мы слышим эти слова, когда Господь говорит о Своей миссии на земле. Первые христиане часто понимали обетования Господа Иисуса как описание того, что скоро грядет День Господень, конец этого мира, когда Он будет судить живых и мертвых после всеобщего воскресения во плоти. Но если относить это событие к будущему (близкому или далекому), то, во-первых, непонятно, что значит, что время «уже настало», а во-вторых — слова о будущем могут быть важны как обетование нашего воскресения, но не как описание того, что реально происходит сейчас. А ведь Евангелие — очень реальная книга. Оно написано, чтобы мы имели жизнь сейчас, а не просто устрашились будущего Суда и стали бы хорошо себя вести. Если это так, то оправдание на суде Сына Человеческого и вечная жизнь Отца — уже действуют, уже происходят в жизни того, кто поверил Его словам, а Его голос уже теперь оживляет «находящихся во гробах».

В этих словах Христа содержится неявная отсылка к книге пророка Даниила (Дан. 7:13-14). Мысль о суде Божием была вовсе не чужда для слушателей Иисуса, этот суд возвещался всеми пророками. И то, что Судией на этом суде будет Мессия, Христос, одним из имен которого служит «Сын Человеческий», тоже принималось всеми. Но вот дальше — одни вопросы. Что за человек будет Мессия? Каким будет этот суд? И когда он будет (желательно, не скоро)? С ответами на эти вопросы и приходит Иисус, и как же трудно принять Его ответы! Во-первых, Он и есть Мессия, Царь Израилев — бедный, непонимаемый, униженный и, наконец, убиваемый. Во-вторых, суд уже «ныне». А в третьих, это суд праведный, и поэтому на нем никто не может оправдаться, но Христос пришел не для того, чтобы осудить, а для того, чтобы спасти, — и в этом и есть Его власть и воля пославшего Его Отца. Насколько все это выше всех человеческих ожиданий и представлений — тогда, да и сейчас!

Только что Иисус говорил о Своём неразрывном единении с Отцом, но вот Он же заявляет, что ищет волю пославшего Его Отца и не может ничего творить Сам от Себя. Здесь ещё одно кажущееся противоречие, раскрывающее тайну умаления Сына, тайну Его соединения с человеческой природой. Став Человеком, Он добровольно поставил Себя в послушание Отцу и прошёл земную жизнь, подобно любому из нас. Но тем самым Он и нам, людям, дал увидеть, как можно идти по жизни, каким мог бы быть человек, свободный от греха.

Иисус принимает и подтверждает свидетельство Иоанна Крестителя о Себе, Его слова об Иоанне полны уважения. Но одновременно Христос отмечает ограниченность людей, хотевших малое время порадоваться около Иоанна и не сделавших необходимых выводов из его служения. Как мы знаем, довольно часто замечательные подвижники, приводящие людей к истине, становятся для их учеников и последователей дороги сами по себе, независимо от того, куда они звали. Было бы несправедливо приписывать им желании создавать вокруг себя атмосферу обожания и кумиротворения, они в том не виновны. Велика людская слабость, мешающая соблюсти меру даже в том, что само по себе хорошо. Но святые и подвижники приходили не во имя своё, а во Имя Божие, и не следует о Нём забывать, тем более почитая Его верных служителей.

А предупреждение о том, что приходящего во имя своё примут, до сих пор актуально. Часто именно поэтому и принимают, ведь это так понятно...

Чем, собственно, плохо желание порадоваться при свете светильника? Ключевое слово здесь «малое время». Светильник выгодно отличается от солнца тем, что его можно включать и выключать по собственному желанию. С солнцем такую операцию не проделаешь. Конечно, Иоанн Креститель, как и все пророки, был человеком довольно неудобным, ведь он говорил слова Божии, но от него можно было отвернуться, можно было послушать что-то, а что-то пропустить мимо ушей... Иисус оказывается намного более неудобным Человеком, чем Иоанн и любой из пророков, потому что Он говорит со властью (Лк. 4:32). Его слово проникает в сердце и становится там огнём, который либо согревает и исцеляет, либо сжигает. Почему, как говорит Иисус, слушающие Его не хотят прийти к Нему, чтобы иметь жизнь? Потому что то, что предлагает Он — это не маленький кусочек жизни, а Жизнь во всей полноте. Нам-то хочется взять ровно столько жизни, сколько нужно сейчас, чтобы почувствовать себя комфортно. Но, глядя на Него, слыша Его голос, понимаешь, что так не получится. Он — Свет, просвещающий всё, освещающий самые тёмные уголки души. И именно поэтому к Нему невозможно относиться равнодушно. Нельзя выбрать «кусочек света Христова». Либо мы принимаем Его и соглашаемся, чтобы вся наша жизнь была во свете Его, либо мы выбираем тьму.

И в самом деле, мы исследуем Писание, как ключ к спасению. Кажется, что это толстая инструкция, выполнив которую мы, наконец, обретем вечность. Достаточно просто понять, что можно, а что нельзя, как действовать в той или иной ситуации, - и все получится. Но не об этом книга.

Как бы не пытались люди свести Откровение к Закону, смысл не в этом. Бог открывает Себя Самого, Он приходит — и оказывается, что правил-то нет. Даже суд для нас состоит в том, что Свет пришел в мир, и мы начинам видеть, что дела наши злы. Писание говорит об Иисусе, мы читаем написанное только ради одного: узнать Его, понять Его, услышать Его голос. И, отдавая себе отчет в том, что ни о чем другом Библия не говорит, нужно именно так читать многовековую историю Откровения Бога людям. Откровения, с которым так непросто согласиться, потому что оно переворачивает наши обычные представления об устройстве мира.

Слова Христа о том, что не принимающие Его, пришедшего во имя Отца, истинного Бога, примут другого, нередко интерпретируют в том смысле, что все религии, помимо христианских, — от дьявола. Раз, мол, Христа не принимают, значит, приняли «другого», а этим «другим» может быть только Христов противник. Между тем, Сам Иисус говорит вовсе не о формальном признании или непризнании Себя. Повести за Собой для Него не самоцель. Цель в том, чтобы повести дальше — к Отцу. Но прийти туда можно лишь через Него, с Его помощью, приобщившись к полноте Его жизни.

Ему неважно, что думают о Нём люди: Он лишь хочет, чтобы все спаслись. Но для этого мало одних деклараций. Нужна духовная работа. Он ведь не новую религию создаёт, для которой ищет Себе адептов. Его задача — сделать так, чтобы тот, кто начал свой путь в Царство здесь, смог бы завершить его, дойдя до конца. И прийти в Царство, обретя там спасение. Вопрос верности Христу — не религиозный и не вероучительный. Это вопрос верности Богу и Его Царству.

Внутренней верности прежде всего. «Вы не верите Мне потому, что в вас нет слова Божия». Тут, конечно, дело не в знании священных текстов. «Вы Моего Отца не слышали и не видели». Тут-то и ответ на все вопросы. Дело не в том, где и когда родился человек, к какой культурной и религиозной традиции он принадлежит, какие священные тексты читал. Дело лишь в том, приходилось ли ему хотя бы раз в жизни встретиться с живым Богом.

Не с теми описаниями Бога, какие можно найти с избытком в религиозной литературе и в священных книгах, а с Самим Богом. Если приходилось — Христос присутствовал при этом, независимо от того, знал ли о Его присутствии переживавший встречу человек. И если встреча изменила жизнь её пережившего, если человек после неё всерьёз задумался о духовной жизни и о духовном пути, Христос такого человека не оставит. А если духовная жизнь человеку не нужна, если она для него сводится к жизни религиозной, он не увидит Мессию.

Даже будучи правоверным иудеем. Или вполне ортодоксальным православным, католиком или протестантом. Ведь правильные понятия о Боге и о Христе ещё не гарантируют реального общения с Богом и со Христом. А знание правильных текстов (например, Пятикнижия Моисеева) приведёт тогда лишь к тому, что автор этих текстов станет в день Суда свидетелем обвинения. Ведь кто больше знал, с того больше и спрос.

Говоря о сути Своего конфликта с фарисеями, Иисус ставит на первое место их недоверие к Богу. Казалось бы, странное обвинение: ведь речь идёт о людях глубоко религиозных, ради своей религии готовых на многое, в том числе, если бы потребовалось, и на жертву. Конечно, в этой религиозности порой было немало жёсткости, готовность умереть за свою веру нередко соседствовала с готовностью за эту же веру убить. Но ведь и то, и другое делалось во имя Бога и веры! А Иисус всё же говорит об отсутствии у Его слушателей любви и доверия к Богу. Что это: особенности фарисейской религиозности? Будь оно так, всё было бы проще, особенно для нас, к религии фарисеев отношения не имеющих. Но дело, как видно, обстоит не так просто. Ведь Иисус прямо говорит, что судит отвергающих Его фарисеев не Он, а Тора, в нарушении которой Его пытаются обвинить. А Он говорит в ответ, что Тора свидетельствует о Нём. Такое утверждение может показаться странным: ведь в Торе (если, конечно, не пытаться интерпретировать её с известными натяжками) ничего не сказано о Мессии. Но именно Тора, на которой основан иудаизм, никогда до конца в него не вмещалась, как не вмещается она целиком ни в какие религиозные рамки. С другой стороны, именно Тора, и прежде всего, конечно, Тора внутренняя, о которой те же фарисеи не могли не знать, должна была вывести слушателей Иисуса за рамки их собственной религии, открыв им нечто большее, если бы только они были до конца последовательны в следовании Торе. Но в том-то и беда всякой религии, что она, вначале стимулируя человека к духовной жизни, затем в какой-то момент неизбежно начинает ему в этой жизни мешать, задавая известный духовный потолок и требуя от своих адептов компромисса между своими требованиями и тем, к чему призывает Бог идущего путём праведности. И тогда человеку приходится выбирать между Богом и столь привычной и удобной религией. А Иисус видит, что Его слушатели сделали выбор в пользу своей религии. И говорит, что Тора, указывающая путь в Царство, отныне станет для них не опорой, а судом. Как и для всякого, кто отвергает Бога и Тору ради чего бы то ни было, хотя бы даже ради собственной религии. Какой бы эта религия ни была.

В сегодняшних словах Христа, которые обращены к неверующим в Него иудеям, есть несколько моментов, которые важны и для нас. В первую очередь, это широко известные слова о том, что Писания Ветхого завета, через которые иудеи полагали обрести жизнь вечную, свидетельствуют о Христе. Это дает нам ключ к пониманию и всего Ветхого завета в целом, и отдельных мест, которые трудно понимать или принимать. И, кроме того, призыв Христа исследовать Писания как свидетельство о Нем определяет смысл существования Библии как священной книги.

Весьма важно, что закон (часть Писания, восходящая к Моисею) также является свидетельством об Иисусе Христе, а не сводом необходимых и достаточных для достижения вечной жизни правил. Речь в законе, таким образом, идет не только и не столько о том, что разрешено и что запрещено, но о том, что достойно Сына Божьего, воплотившегося ради нас, и что — не достойно Его.

Но, самое главное, Господь говорит в сегодняшнем чтении о том, почему человеку так трудно бывает поверить Ему. Обычно мы думаем, что сначала мы удостоверимся, а потом... как-то изменится наша жизнь и наши отношения с Богом. Господь же говорит, что на первом месте стоят любовь к Богу и доверие к Нему. Можно требовать доказательств существования незримой высшей силы, ровно так же, как каждый из нас вправе потребовать доказательств существования электромагнитного поля. Можно требовать от Иисуса из Назарета, чтобы Он дал знамения того, что Он причастен этой высшей силе. Но любовь и доверие возможны только и исключительно по отношению к личностному Богу. И в этом сегодняшние слова Христа продолжают Ветхий завет и дают ему полноту истины.

Бог — личность, и говорить и думать о Нем в третьем лице невозможно. Когда мы вынуждены говорить о Боге «Он», как окружавшие Христа иудеи или люди позднейших времен, мы теряем что-то очень важное. Если о присутствующем рядом человеке говорить в третьем лице не вполне прилично, то о Вездесущем Боге — просто невозможно. Бог — всегда «Ты», и только так можно принять свидетельство о Сыне Божьем и поверить Ему.

Господь снова говорит о суде, который ожидает все дела людей. Вероятно, речь об этом не раз заходила во время земного служения Христа, и все евангелисты так или иначе передают то, что говорил Учитель. В отличие от пространной притчи о Последнем суде, переданной евангелистом Матфеем, евангелист Иоанн приводит здесь откровение о власти, которую Отец отдал Сыну.

Господь говорит, что Отец Небесный отдал Ему власть творить суд, потому что Он есть Сын Человеческий. С одной стороны, речь идет о Мессии, которого Священное Писание нередко называет Сыном Человеческим, Поэтомы мы можем понять Спасителя так, что суд отдан Ему, потому что Он — Христос, Спаситель и Искупитель мира. С другой стороны, вспомним слова ап. Павла: «Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным первосвященником пред Богом, для умилостивления за грехи народа. Ибо, как Сам Он претерпел, быв искушен, то может и искушаемым помочь» ( 2:17-18).

Иоанн Дамаскин говорит об этом же в ирмосе воскресного канона 1 гласа, обращась ко Христу словами: «Один знающий немощь человеческого существа и с состраданием ее принявший, препояши меня силою свыще...». Сын, по мысли апостола Павла и преп. Иоанна, один знает всю нашу немощь, и потому Ему дано право и судить нас: Он сам испил нашу чашу до дна.

Говоря о Своём служении, Иисус упоминает и Суд, и воскресение мёртвых — всё, что в сознании Его слушателей связывалось с концом земной истории, приходом Мессии и наступлением мессианского Царства. Но Мессией Он всё же Себя не называет. Возможно, именно это и порождало многие недоразумения: претендуя на мессианские прерогативы, Иисус, однако, Мессией Себя не провозглашает, а обычному человеку, даже пророку, ничего подобного, согласно общепринятым в те времена религиозным представлениям, не позволялось. Почему же Он не пытается разрешить недоразумения, просто объявив о Своём мессианстве? Ведь тогда и отношение к Его словам наверняка было бы другим, и обвинений, соответственно, тоже было бы меньше, а может быть, их бы и вовсе не было: ведь от Мессии ожидали и Суда, и особых отношений с Богом (хотя, конечно, о богочеловечестве в христианском смысле речи в данном случае не шло). Проблема, однако, заключалась в том, что и на Мессию, и на Его задачи в те времена в еврейской среде смотрели сквозь призму традиции того воинствующего мессианизма, который, совсем, казалось бы, угаснув в эллинистический период, получил новую жизнь в эпоху Маккавейских войн, на которые смотрели, как на начало войны мессианской, во время или вскоре после которой и появится Мессия. Мессия должен был не только заявить о Себе, Он должен был действовать, притом действовать совершенно определённым, ожидаемым образом, а Иисус действовать так отнюдь не собирался. Главной Его задачей во время Своего короткого земного служения было приобщить к жизни Царства как можно больше людей. Его миссия сводилась к тому, чтобы ходить и являть Царство там, где укажет Отец, и создать общину тех, кто приобщился к Царству и готов посвятить себя свидетельству о Нём. А для всех остальных (включая даже апостолов) всё это было лишь прелюдией к тому, что они считали главным: к подготовке мессианского восстания и к мессианской войне, которая должна было окончиться изгнанием римлян и основанием нового «царства праведников». Иисус же постоянно говорит об одном и том же: о Царстве и о Своей подлинной миссии, не называя Себя Мессией именно для того, чтобы от Него не требовали того, чего Он в любом случае сделать никак не мог потому, что это не входило в планы Его Отца. Это намного усложняло дело, приближало трагическую развязку, но позволяло избежать недоразумений, которые могли бы привести к серьёзному духовному соблазну. Соблазну, который в 70 г. н.э. привёл к гибели города и Храма, предсказанной Спасителем.

Поражает, насколько по-разному мы можем воспринимать то, что читаем, по-разному «слышим». Восприятие, казалось бы, зависит от времени суток, физического состояния читающего (попросту, выспался он или нет), от желания получать информацию. Но есть в этом мире Тот, Кто может всё, включая помехи, повернуть ко благу (см. Рим. 8:28). Иисус в 24 стихе говорит удивительные слова. Но и эти слова можно услышать по-разному. Иногда, Божией благодатью, внутри что-то вспыхивает в ответ на прочитанное. Он дает это либо тогда, когда ты просишь о таком слышании, либо Ему Самому очень нужно, чтоб ты услышал. Вероятно, именно о подобном вслушивании и отклике на Своё слово говорит Иисус — не только нашими собственными человеческими силами. Ведь не просто так Он неоднократно повторял фразу: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф.11:15). Кто ж их, эти уши, не имеет? Но только Господь может их открыть. Так давайте просить Бога о даре слышания, чтобы слова «слушающий слово Мое» имели к нам отношение.

Вот мы и услышали, что Своим Отцом Иисус называл Бога, и это значило, что Он провозгласил Себя равным Ему. Евангелист засвидетельствовал, что Иисус при всех говорил так о Себе, и он же свидетельствует о том, что за такие слова Его искали убить, обвиняя в богохульстве. «Семейная» терминология часто воспринимается упрощённо, поэтому у многих возникает соблазн уподобить отношения Отца и Сына внутрисемейным отношениям родителей и детей, какими они бывают у людей.

От древних ариан до современных свидетелей Иеговы тянется длинный ряд тех, кому трудно представить, чтобы Сын мог быть равен Отцу и был одним с Ним. Человеческий язык ограничен, но Христос даёт возможность увидеть то, что открывается за словами. Небесный Отец весь суд отдал Сыну, Который послан в мир не судить его, но спасти (Ин. 3:17). Здесь мы неизбежно столкнёмся с одним из кажущихся противоречий, если станем представлять Его суд подобным человеческому. Но, может быть, стоило бы уподобить Его суд проверке на прочность, на способность принять дар, которым Бог хочет наделить каждого — вечную жизнь.

Вечная жизнь, даруемая Богом — не просто бессмертие, вдали от Него оно может оказаться прозябанием посреди дурной бесконечности. Нет, это полнота жизни, качественно, а не только количественно иная, чем можно представить, совершенная жизнь. То, что она уже дана уверовавшим, означает, что это не награда, которая когда-то будет дана за чрезвычайные заслуги, но дар, который всем нам уже предложен. Взять его можно, обратившись к Сыну и признав Его своим Спасителем.