Мысли вслух на Лк 12:32-40

«Не бойся, малое стадо!» Мы приведем фрагмент выступления в общественной печати о. Георгия Чистякова, которое так и называлось: «Не бойся, малое стадо!» «Если анализировать Священное Писание на основании, как говорят лингвисты, «частотности» употребления того или иного слова, то мы обнаружим -- почти 370 раз в нем встречается призыв: «Не бойся!». Адресован он то к Аврааму, то к Иакову, то к Гедеону в Ветхом Завете, то к апостолам и женам-мироносицам в Евангелии. Этот призыв постоянен и настойчив. Бог не говорит: не бойтесь того или иного. Он обращается к нам предельно просто: не бойтесь. Никогда и ничего! Конечно, в нашей природе страх заложен изначально -- как и много чего другого. Но одни природные особенности надо развивать, а другие -- перерастать. Преодолевать. Бог адресуется именно к звериной нашей памяти: «Не бойся, малое стадо!» -- и даже еще резче: «Я посылаю вас овцами среди волков»» («Огонек», 1999). Здесь предельно точно и слитно все сказано. И нам трудно что-то добавлять. Но все-таки мы призовем вас вспомнить эти такие известные слова евангелиста: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви» (1 Ин 4:18). Для нас это парадоксально, у нас все как правило наоборот, чем больше мы любим, тем больше боимся за любимого, но это только начало любви. Ведь если Господь всеблаг, а конечной «станцией» будет состояние, когда «Бог все во всем», то чего же нам бояться? Только терпеть и ждать остается, терпеть и ждать – значит, верить. Но вот страшное предстоит нашим очам явно, а ангельский мир сокрыт. Как можно не бояться? Как можно не хотеть есть, не хотеть спать и так далее, это невозможно. И именно в силу этой невозможности это что-то предельно истинное. Нам хотелось процитировать сегодня замечательное стихотворение Юлия Шрейдера:

Все приму, все возьму, что ни дашь,
Что ни дашь, что Ты мне ни пошлешь.
Пусть исполнится дикая блажь,
Пусть окутает темная ложь.
Дай услышать Тебя среди лжи
И не спутать Твой голос с другим.
Помоги, укрепи, поддержи
Осторожным дыханьем Твоим.

«Пусть исполнится дикая блажь», как-то действительно страшно от этих слов. Но все-таки, как сказал еще один поэт «Нам не нужно этой темени бояться, а счастливыми не будем притворяться» (Окуджава).

Информационная плотность этой фразы требует подробного разбора:
1) «Не бойся!» Десятки раз Бог, обращаясь к людям, произносит эти слова. В присутствии Бога нет места страху (см. 1 Ин. 4:18).
2) «Стадо». Обидно слышать, не правда ли? Но мы можем вспомнить все отрывки, где Господь говорит о Себе, как добром Пастыре для овец.
3) «Малое». Похоже, что христиане всегда в меньшинстве. На это указывают и слова Христа о соли земли и свете мира (Мф. 5:13-14).
4) «Отец ваш». Божье отцовство и наше сыновство — одно из самых радостных откровений в Библии.
5) «Благоволил дать». Благость воли Божией — сердцевина нашей веры, нашего доверия Ему. И действительно, Его воля в том, чтобы нам ДАТЬ, а не от нас взять.
6) «Вам Царство». Это значит, что и мы можем стать причастными этому царствованию, ответственному руководству этим миром. Отметим многоразличную внутреннюю парадоксальность всей фразы: «Не бойся», — хоть и «малое»; «стадо» — но «Отец ваш»; «малое стадо» — но «Царство».

Сегодня Господь открывает нам очень важную вещь о цели человеческой жизни. Он говорит о том, что человек сам ставит себе эту цель и мы сами ответственны за то, чтобы ради нее стоило жить. Если цель всей нашей деятельности — сугубо земное благополучие, то и результат будет плачевный. Но, говорит Господь, Сам Небесный Отец благоволил дать нам не что иное, как Царство Небесное. И потому мы можем избрать целью своей жизни именно его. Такая цель требует от нас готовности и бодрствования, потому что мы ставим и стремимся достичь ее не сами по себе, а как служители Единого Владыки. Вот такой выбор предоставлен человеку: замкнутость на себе и своих мелких интересах или участие в замысле Творца. Сделать этот выбор трудно, это требует изрядных духовных усилий, но какая из предложенных альтернатив низка и бессмысленна, а какая — возвышенна и прекрасна, вообще говоря, очевидно.

Призыв бодрствовать повторяется в Евангелии очень часто. В том числе и потому, что все время быть начеку, все время помнить, для чего и как мы живем – невыносимый труд. Невыносимый потому, что мы живем во времени, а бодрствовать нужно в ожидании вечности. Встретившись с Богом, мы настолько ослеплены Им, что первое время нам кажется смешным такое частое напоминание о нашей изменчивости. Но проходит время, и сохранить эту внутреннюю напряженность первых дней веры становится все трудней. Как и первые христиане, мы вдруг понимаем, что с нетерпением ждем второго пришествия, но уже не день и не два, а десять, двадцать лет, и сколько еще этих десятилетий тяжелой и страшной жизни нам понадобится, чтобы дождаться Его. А Он все говорит: "Бодрствуйте, не расслабляйтесь, будьте готовы. Главное, будьте готовы". Как тяжело быть готовым. Каждый день отдавать себе отчет, что нужно ждать, когда Он придет, а не чего-нибудь другого. Как бы хотелось навести порядок раз и навсегда. Но, даже если перестать двигаться и сидеть не шелохнувшись, то беспорядка не будет, зато пылью обрастешь. И придется все равно изо дня в день в ожидании прихода Христа, наводить порядок, стирать пыль, мыть полы и ждать, когда Он придет.

Евангельская притча рисует пример живой и действенной веры. Человек, который верует подобным образом, постоянно ожидает осуществления ожидаемого. Одна из отличительных черт христианской веры состоит в том, что мы ожидаем пришествия Христа в силе и славе. Постоянно ли мы ожидаем Христа?

В разных евангелиях много сказано о необходимости быть готовым к действию — будь то свидетельство о Христе или встреча с Ним. Об этом говорят многие притчи Спасителя. Вот и слова о препоясанных чреслах и о горящем светильнике возвращают нас к той же теме. Иисус явно говорит о готовности к действию, к тому, чтобы сделать свою жизнь действительно христианской. Пояс, особенно пояс воина, в древности многое говорил о своём хозяине, а в армии вообще был знаком различия, заменявшим погоны.

Офицер, снимающий с себя пояс и сдающий его начальнику, фактически подавал прошение об отставке. А перед походом каждый в армии должен был подпоясаться — в первую очередь для того, чтобы всем было видно его воинское звание. Но и в обычной, гражданской жизни снять пояс означало расслабиться и даже распуститься — собственно, и в русском языке слово «распоясаться» имеет как раз такое значение. Без пояса трудно было представить себе долгое путешествие — на поясе обычно носили и бурдюк с водой, и специальный небольшой мешок для денег и нужных бумаг, и мелкие, но необходимые в дороге предметы вроде огнива.

Поэтому подпоясаться и означало обычно собраться в дорогу, притом в дорогу, скорее всего, дальнюю. Но Спаситель явно имеет в виду не только эту внешнюю сторону образа. Он говорит также и о той внутренней собранности, которая достигается последовательным соблюдением заповедей и следованием внутренней Торе. Такое следование формирует в человеке духовный стержень, необходимый для полноценной христианской жизни.

Столь же многозначен и образ светильника, и даже ещё более многозначен: в той же Нагорной проповеди он означает и свидетельство, которое невозможно, да и не нужно скрывать, и духовное зрение человека (образ глаза как светильника, освещающего человеческое тело). Конечно, ни о какой чистоте взгляда не приходится говорить, если нет духовного стержня, который достигается следованием внутренней Торе. Но эта чистота останется лишь возможностью, если человек не осознает той внутренней цельности, которой ему удалось достичь, и меры её полноты.

Если осознание присутствует, то и тело человека светло: ведь человек тогда не заблуждается на свой счёт, осознавая свою внутреннюю жизнь и каждую интенцию, которая рождается в его сердце. Такой человек знает, кто он и что может, а чего не может и за что поэтому ему лучше не браться. Однако осознание необходимо также и для полноценного свидетельства. Христианское свидетельство ведь не может быть теоретическим, свидетелем может быть только человек, на опыте переживший то, о чём говорит, а опытом таким может быть лишь опыт общения со Христом и жизни в Царстве.

Опыт же такого рода без внутренней цельности и осознанной жизни не обрести: даже если и произойдёт какая-то встреча или случится переживание духовной реальности, или даже реальности Царства, то удержать, запомнить, понять пережитое без внутренней цельности и без осознания человек не сможет. Вот поэтому и обращает Спаситель внимание своих слушателей на препоясанные чресла и на светильник: без них невозможно не только свидетельство, но и самый путь Царства. А значит, невозможно и быть Его учеником.

Спаситель сравнивает положение служителей Божьих в народе Божием с положением раба-домоправителя. Нам сегодня кажется странным доверить попечение о доме и слугах рабу. Но в древности такая практика была распространена довольно широко: всё зависело лишь от меры доверия хозяина к тому или иному рабу.

Особенно распространённой такая ситуация была там, где, как в Израиле и позднее в Иудее, рабство было домашним, так, что рабы жили в доме фактически на положении младших членов семьи. Если хозяин дома ставил одного из таких рабов на место домоправителя в своё отсутствие, такой раб, разумеется, отнюдь не переставал быть рабом, но круг его обязанностей, а соответственно, и прав в доме значительно расширялся, приближаясь к обязанностям и правам хозяина.

Но говорить об обязанностях и правах такого домоправителя можно было лишь применительно к другим домашним рабам и слугам, которые обязаны были ему формальным подчинением; по отношению же к хозяину он оставался рабом, связанным с ним теми отчасти формальными, отчасти личными отношениями, которые обычно соединяли хозяина и раба в ситуации патриархального рабства. И только от устойчивости этих отношений, от благоволения хозяина зависело положение раба в доме, зависело, останется ли он домоправителем, или нет, и как поступит с ним хозяин по возвращении. У раба самого по себе, разумеется, не было и не могло быть никаких прав, и горе было тому рабу, который об этом забывал. Именно такие отношения Иисус приводит в пример, как земной аналог отношений Царства.

В известном смысле в Царстве бесправны все, кроме Царя, Который принёс это Царство в мир: ведь его никто не заслужил и в него никто не может войти по праву. А когда Царство проецируется в наш пока ещё не преображённый мир, нередко оказывается, что служитель Божий получает власть над людьми, поскольку законы непреображённого мира такую власть предполагают: ведь Бог действует в нашем мире так, чтобы действие Его шло как бы изнутри, не взрывая мир и не разрушая его.

И тут уже всё зависит от того, почувствует ли себя такой служитель в положении раба, которому истинный Хозяин доверил временное управление Своим домом, или возомнит себя полноправным распорядителем, права которого обусловлены не конкретной ситуацией служения, а принадлежат ему изначально, в силу некоего особого статуса или особого положения в Царстве. И дело тут не в том, что настоящий Хозяин обидится и захочет наказать узурпатора, а в том, что любые попытки самоутверждения в собственной независимости отделяют того, кто пытается это сделать, от Царства. А значит, и от Того, Кто принёс Царство в мир.

Верим ли мы всерьез, что Господь вернется? А если верим, то ожидаем ли? А если ожидаем, то как — с радостным нетерпением («скорее, скорее!») или со страхом («ой, только не сейчас!»)?

Чего в нас больше — доверия ко Христу и желания встретиться с Ним или боязни Его суда и стремления избежать Его взгляда?

От ответа на эти вопросы зависит и то, как мы относимся к приготовлению себя к Его приходу. Понятно, что мы никогда не сможем быть совершенно готовы, поэтому и сказано, что Он придет «как тать ночью», а с другой стороны, Он задерживается с приходом как раз из-за нашей неготовности (см. 2 Пет. 3:9). Но если мы боимся этого Пришествия, если Христос для нас в первую очередь — строгий Судия, то мы будем все время сознательно и бессознательно повторять: «Нет, не надо, я еще не готов!» — и не торопиться с готовностью. А если для нас Его взгляд — это взгляд любви, если наше сердце ищет встречи, то тут-то мы и будем каждый день надеяться на Его приход, внутренне восклицая: «Маранафа! Гряди, Господи!»

Вся земная проповедь Иисуса говорит о приближающемся Царстве. И Он уделяет очень много внимания нашей готовности войти в него. Наступление этого Царства включает в себя суд и разделение — ведь в нем нельзя быть теплохладным, нельзя служить двум господам. И пока мы на пути к нему, у нас есть возможность (может быть, последняя) помириться с тем, кто будет обвинять нас на суде. Это может быть наша совесть, могут быть люди, которым мы причинили зло, а может быть и Сам Господь, как в притче о Страшном суде (Мф. 25). И чем больше росток Христова Царства в наших сердцах, тем скорее нужно бежать мириться с соперниками, чтобы прийти на с ними суд — уже друзьями.

Наступление Царства Божьего — тайна, может быть, не меньшая, чем тайна самого Царства. Поэтому Господь призывает учеников бодрствовать и не пропустить, не проспать приход Царства в их жизнь. Наверное, речь здесь идет не просто о постоянной готовности к смерти или ко второму пришествию Христа. Христос приходит в человеческую жизнь и тогда, когда меньше всего это подозревает — в любой момент мы можем оказаться в ситуации жизненно-важного выбора или решающей встречи. Горе человеку, если он не заметит Христа в тот момент, когда от него потребуется участие в осуществлении Божьего Царства — дело не в том, что Бог обидится и накажет его, а в том, что пройдя мимо этого Царства, человек пройдет мимо самого важного события, самой важной встречи в своей жизни. Поэтому, в преддверии окончательной Встречи, Господь призывает людей не пропустить Его присутствия уже здесь, на пути к торжеству Божьего Царства.

Сегодняшнее чтение затрагивает ещё одну тему, очень важную для понимания того, что такое жизнь в Царстве. Но смысл сказанного Иисусом становится понятен лишь в контексте ситуации той переходной эпохи, которая началась пришествием Спасителя и в которую мы живём. Её можно было бы назвать эпохой наступающего Царства, а завершится она возвращением Иисуса. Но поскольку точных сроков этого возвращения мы не знаем, готовность требуется всегда, каждый день и час.

Собственно, в этом и заключается смысл рассказанных Иисусом притч (ст. 36–48). Ведь когда речь в Евангелии идёт о близости Царства, имеется в виду не дата второго пришествия Христова, а тот факт, что Царство уже вошло в мир, что его присутствие для нас сегодня уже не будущее, а настоящее, и если мы ничего подобного не замечаем, то лишь потому, что не хотим замечать. Конечно, иногда на тех, кому Бог поручает связанные с Царством служения, кажущаяся отдалённость сроков завершения процесса оказывает расслабляющее воздействие, подобное тому, какое оказывала на распоясавшегося раба из притчи мысль о том, что хозяин далеко (ст. 45).

Неудивительно, что спрос с тех, кто знал обо всём и, несмотря ни на что, позволил себе расслабиться, оказывается более серьёзным, чем с тех, кто знал меньше (ст. 47–48). Интересно другое. В мире есть знающие больше и есть знающие меньше, но, как видно, нет таких, кто не знал бы ничего. Не случайно Иисус сравнивает признаки наступающего Царства с теми приметами, по которым в те времена определяли близость перемены погоды: они были так же очевидны и так же понятны каждому, так что не заметить их совсем и не понять ничего было просто невозможно (ст. 54–57).

Именно поэтому наступление Царства разделяет людей, и разделение, как видно, проходит не по какой-то национальной, сословной или религиозной границе, а поверх всех границ, отделяя тех, кто принимает Царство, от тех, кто его отвергает, живущих иногда не только в одной стране и в одном городе, но даже в одном доме (ст. 51–53). И происходит так не потому, что разделения нужны Богу, а потому, что Царство — реальность абсолютная, туда невозможно войти отчасти или наполовину, и даже войти туда «почти полностью» не получится: в Царство входят или до конца и без оглядки, или не входят совсем. Потому-то в Церкви и не может быть, по слову апостола Павла, «ни эллина, ни иудея»: если Церковь остаётся Царством, а не превращается в религиозную организацию, одну из многих, актуальной для неё остаётся лишь одно разделение: между теми, кто принимает Царство, и теми, кто его отвергает. Все остальные разделения условны и относительны, это — абсолютно, абсолютно настолько, насколько может быть абсолютным разделение между вечной жизнью и вечной смертью.

В рассказанных Спасителем притчах о Царстве часто звучит тема внезапности, неожиданности. Как в случае с хозяином дома, который появляется тогда, когда рабы вовсе не ожидают его возвращения. Такое внезапное посещение может сыграть роль своего рода учебной тревоги: поскольку никогда не знаешь точно, чего ждать, приходится постоянно быть готовым ко всему.

Это, конечно, важное для духовной жизни (да и для жизни вообще) качество. Но дело не только в постоянной готовности. Дело ещё и в том внутреннем состоянии, которое такая готовность предполагает. Быть всегда готовым ко всему невозможно в принципе. По крайней мере, в том смысле, в котором говорят о готовности, имея в виду жизнь мира сего. В нашем мире под готовностью понимают обычно заранее запланированные варианты реакции на те или иные, заранее же просчитанные, ситуации.

Эти варианты реакции прописывают в соответствующих инструкциях, которым обязывают следовать тех, кто отвечает за принятие решений. Но просчитать все возможные ситуации заранее — задача нереальная. И даже не потому, что их бесконечно много, а потому, что на каждый конкретный момент времени мы в принципе способны спрогнозировать лишь ситуации определённого типа, связанные с тем, что нам известно на этот самый момент. Иначе говоря, в каждый конкретный момент времени в принципе может сложиться ситуация, которая является абсолютно непредсказуемой.

Абсолютно непредсказуемой — значит такой, которую невозможно предсказать не из-за недостатка информации или прогностических инструментов, а в принципе, даже в том случае, если бы у нас была вся существующая на данный момент в мире информация и все возможные на тот же момент прогностические инструменты, какие только допускает природа нашего мира.

В развитии любой сложной системы бывают такие моменты, когда ее развитие в принципе невозможно предсказать исходя из её наличного состояния. Учёные называют такие моменты точками бифуркации. Но непредсказуемой система остаётся лишь при взгляде извне, со стороны. Изнутри же ситуация выглядит иначе: тут всё зависит целиком и полностью или от случайности, или от выбора того, кто в такой ситуации оказался.

Так вот возвращение Спасителя и полнота Царства, раскрывшаяся до конца, и предполагает прохождение миром такой точки бифуркации. Когда ничего невозможно рассчитать и предсказать заранее. И когда всё определяется конкретным выбором каждого. И если человек приобщается к жизни Царства ещё до наступления этого момента, сам момент не оказывается для него полной неожиданностью, не выбивает из колеи, не дезориентирует до полной неспособности принимать решения. Это и называется готовностью к встрече с возвращающимся хозяином. Царём. И Царством во всей его полноте.

Ко всему привыкает человек. К хорошему быстро, к плохому дольше, но тоже привыкает. Потому, наверное, апостол Павел столько внимания уделяет тому, как проживут жизнь те, кто признал свое освобождение от греха. Спасение наше совершается в вечности, но принимаем мы его во времени. Легко привыкнуть к удивительному дару свободы от греха и жизни в благодати, и так же легко вернуться к существованию по прежним законам. Евангелие напоминает нам, как отвратительна жизнь для того, кто «знал, но забыл», какой ценой оплачена наша жизнь. Дело не в том, что мы должны бояться наказания за возврат к греху. Наша задача — никогда не привыкнуть к тому, что наша жизнь и благодать оплачена ценой крови Христа.

Мы постоянно откладываем покаяние на последний момент. Сейчас еще можно грешить, а вот в такой-то день я пойду на исповедь и там покаюсь; или, вот помирать буду — тогда покаюсь; или вообще, когда Господь меня на Суде спросит — тогда покаюсь! Мы обманываем Бога. Мы ведь знаем, что Он все время с нами, все время видит нас. Мы знаем, что всегда нужно стремится подражать Ему, не из страха наказания, а потому, что мы вбиваем гвозди в Его ладони своими грехами. И просить прощения можно тут же, чтобы нам не казалось, что можно «копить» грехи, а потом сваливать их на Бога. Бог все время несет на себе наше бремя, чтобы оно не было неудобоносимым. Но мы можем помочь Ему понести хотя бы маленький уголочек Креста, ведь Его Крест складывается из наших крестов.

Один из парадоксов христианства состоит в том, что хотя Господь призывает всех, но Его Церковь — всегда «малое стадо». Христос говорит: «Идите и научите все народы», — но вместе с тем: «Вы — соль земли», — а соли никогда не бывает много.

Но здесь все-таки речь о другом. Когда нас мало, мы чувствуем себя слабыми, неуверенными. Всегда комфортнее быть «в струе», ощущать силу и защищенность. А Иисус говорит, чтобы и в нашей немногочисленности (а она — следствие того, что мы «не от мира») мы ничего не боялись, потому что защищенность и осмысленность нашей жизни придают не человеческие силы, а отеческая любовь Бога Всемогущего.

Рассказывая ученикам о Царстве, Иисус описывает его прежде всего как новую жизнь, открытую тем, кто её ищет. Но найти её можно лишь в случае абсолютной собственной открытости. Чтобы жить жизнью Царства, от собственной жизни надо отказаться. Не от жизненного пространства как такового, не от того потока жизни, который в Библии называется душой, а от того, чтобы присвоить это пространство и этот поток себе, рассматривать его как свою неотъемлемую собственность, принадлежащую тебе по праву.

В Царстве все иначе. Там жизнь общая. Одна на всех. Она не в собственности, она в пользовании. И размеры этого использования не ограничены ничем, кроме духовного потенциала самого человека. Сколько жизни Царства он сможет вместить, столько её и получит. Но своей в том смысле, в каком мы привыкли употреблять это слово применительно к отношениям собственности в нашем мире, она ни для кого не становится.

Жизнь Царства твоя постольку, поскольку ты можешь этой жизнью жить. И поэтому Иисус советует отдаться потоку жизни Царства. Войти в неё, как в реку. И двигаться вместе с ней. Не пытаясь ничего, как принято говорить в наши дни, зафиксировать. Не пытаясь оценивать собственные состояния, достижения или провалы. Не цепляясь ни за что из того, что притягивает и держит человека в мире сем. И уж точно не пытаясь вместить жизнь Царства в религиозные рамки: ни на фарисейской, ни на саддукейской закваске новую жизнь не замесить. Не вмещается Царство ни в какие человеческие рамки. Зато вмещается в человеческое сердце. Если, конечно, станет для человека главным сокровищем. Ведь где сокровище, там и сердце.

Сегодняшнее чтение продолжает тему Царства и религиозности. Начинается оно предупреждением Иисуса о «закваске фарисейской и саддукейской» (ст. 1). И, конечно же, не случайно Лука помещает это известное высказывание Иисуса в контекст другого Его высказывания о том, что в мире нет ничего тайного, что не открылось бы (ст. 2). Ведь религия меняет человека лишь внешне, внутренне он остаётся прежним, и, входя в Царство, такой человек не сможет скрыть религиозностью свою сущность.

Но отказ от «фарисейской закваски» неизбежно ведёт к конфликту и к гонениям, о которых Иисус тут же предупреждает Своих учеников (ст. 4–5). И тут Спаситель вновь обращается к теме бедности как духовного состояния. С одной стороны, она, конечно же, никак не совместима с погоней за наживой и за имуществом. Потому-то, как видно, Иисус и не собирается разбирать спор о наследстве, в который Его просят вмешаться (ст. 13–15). Более того, Он тут же рассказывает притчу о человеке, накопившем запасы на годы вперёд, которыми, по смыслу притчи, ему не придётся воспользоваться (ст. 16–21). И здесь перед нами не просто осуждение жадности, здесь указание на неверно расставленные приоритеты, искажающие духовную жизнь человека и делающие её бессмысленной. При этом Иисус объясняет и то, как расставить их правильно (ст. 6–7, 22–34).

Здесь нет речи о том, чтобы жить в нищете, здесь есть лишь напоминание о Царстве, которое во всяком случае должно быть на первом месте, и тогда всё остальное Бог даст ищущим Царства, даст столько, чтобы этого хватило на жизнь, а запасы ищущим Царства не нужны. И тогда происходит главное: человек начинает жить уже не своей жизнью, а жизнью Царства (ст. 32). Той жизнью, которой никто не может у него отнять, если только живущий ею сам от неё не откажется. И только тот, кто живёт жизнью Царства, может быть верным свидетелем Христовым: ведь он знает, что он живёт не своей жизнью, ограниченной и конечной, которую легко может отнять каждый, а жизнью Царства, которую можно потерять, лишь уступив тому, кто может «ввергнуть в геенну» (ст. 5). Так Иисус напоминает Своим ученикам о том главном, что составляет смысл жизни христианина: о торжестве Царства и о том, что главной задачей всякого, кто хочет идти за Христом, становится стремление сделать всё для того, чтобы стать частью Царства и в своё время принять участие в этом торжестве.

«Вы дороже многих малых птиц» — эти слова сегодня звучат новостью для многих людей. Когда цена человеческой жизни — копейка (или много копеек), пища неизбежно становится важнее души, а одежда — важнее тела. Реальность Царства Божьего освобождает нас от этого рабства деньгам, пище, одежде, давящей заботе о жизни — Господь просто говорит нам: «Вы для Меня важнее, дороже, чем все это». Мы очень хорошо умеем видеть уродство этого мира, уродство окружающих людей (иногда и свое). А Господь говорит: «Вы для Меня прекрасней полевых цветов». Мы дрожим от страха за свое благополучие, здоровье, жизнь. А Он говорит: «Не бойтесь, вам принадлежит Мое Царство».