Мысли вслух на 1 Ин 2:29-3:6

В день Всех Святых неудивительно видеть в списке чтений заповеди блаженства и отрывок из Откровения. Но три стиха из 1-го послания Иоанна кажутся удивительными, а значит — очень важными. Что на первый взгляд мы сразу найдем в Нагорной проповеди и Апокалипсисе применительно к этому празднику? Конечно, что святость — это участь избранных и характерна она такими качествами, до которых обычному человеку не добраться, как тут ни старайся. Это, пожалуй, тот единственный случай, когда человек готов признать себя обычным и ни на что не годным. Но тут мы натыкаемся на слова «всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист». То есть до чистоты святости, как Бог свят. И есть некая надежда, которая может любого очистить до такого немыслимого состояния. И надежда эта или даже знание, как говорит предыдущий стих, состоит в том, что «когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть». С одной стороны всего-то знание о том, что будем подобны Ему, когда увидим Его (в таких переменах трудно сомневаться, что-то обязательно происходит, когда человек видит Бога, как Он есть). С другой стороны, очень трудно себе представить, что человек, живущий ненавистью, войной, злобой, корыстью или чем-то подобным, поступает разумно, говоря себе: «я ведь знаю, что увижу Его, и все будет в норме». Чего-то тут очевидно не хватает. Видимо, того, что сказано в заповедях блаженства каждому лично и прямо сейчас: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Удивительно понимать, что нас очищает от греха и беззакония одна только надежда на Бога. Ведь кажется, что надежда - это так мало, так легко, а любить и верить намного труднее...

Надежда - это осознание того, что Бог может сделать мир и нас самих совершенно новыми, все преобразить, снаружи и внутри, надежда - это отказ от опоры на опыт того, что что-то невозможно, что чего-то "не бывает" - ведь для Бога все возможно, он - "Владыка невозможного".

Такая надежда очищает, потому что понимание того, что Бог преобразит нас настолько, что мы "увидим Его, как Он есть" и "будем подобны Ему" приводит к страху Господню и трепету, к желанию стать послушным ребенком любящего Отца, избегать греха и ждать Встречи.

Апостол Иоанн проводит очень понятную аналогию с нашим человеческим младенчеством. Когда мы рождаемся, мы уже «человеческие детеныши», хотя не умеем почти ничего из того, что умеет делать человек. Про нас еще ничего не понятно: кем мы будем, какими мы будем? Все это развивается, открывается постепенно. Но при этом очень важно, чтобы в процессе нашего роста, взросления мы встречались и общались с другими людьми — так мы научаемся тому, что значит быть человеком. Если этого не происходит, то и «человекообразность» наша не реализуется (об этом свидетельствуют все реальные, а не вымышленные истории про «маугли»).

Точно так и в нашей христианской жизни. В крещении мы умерли и родились заново как дети Божии, и мы уже живем, хотя еще младенцы. Мы еще не очень понимаем, какими мы вырастем, но в доверии к благости Божией хотим уподобиться Ему. Для этого мы встречаемся с Ним, общаемся с Ним — пока «как сквозь тусклое стекло» — но знаем, что будет такой момент, когда произойдет встреча «лицом к лицу», и если мы будем последовательно идти к этой встрече, то войдем «в полноту возраста Христова».

Исторически сложилось так, что на христианство подавляющее большинство смотрит сегодня, как на одну из мировых религий. Но так ли это на самом деле? Конечно, если бы Иисус Сам основал какую-нибудь новую религию, христианство было бы именно религией, и ничем другим оно бы быть не могло. Но Он ничего такого не сделал. На земле Он оставил не религиозную общину, а общину людей, живущих в Царстве. Церковь и есть сообщество людей, живущих в Царстве. А затем вокруг этого сообщества и на его основе выросли разнообразные христианские религии: православие, католицизм, протестантизм и другие, более мелкие и потому менее известные. Сама же жизнь Царства от религиозности человека не зависит и ею не определяется. Но ведь и о праведности можно сказать то же самое! Праведность во все времена и во всех библейских книгах связывалась не столько с религиозной традицией и религиозными канонами, сколько с соблюдением заповедей, которое немыслимо без постоянного, каждодневного противостояния греху, пронизывающему падший мир. А полная праведность возможна лишь в Царстве, в преображённом дыханием Божиим мире, где греху уже нет места. Но если так, то каждый праведник к Царству имеет самое прямое и непосредственное отношение. А значит, прямое и непосредственное отношение он имеет и ко Христу, Который принёс это Царство в мир.

Необходимость очиститься, приближаясь к Богу, сознавалась и раньше, но здесь мы встречаем совершенно новую мотивацию для очищения: мы призваны быть подобны Богу, а Он чист. Нам даровано великое призвание, ещё не раскрытое во всей полноте, но даже того немногого, что мы уже могли бы вместить, достаточно, чтобы иначе строить повседневную жизнь и отношения с окружающими. И пусть никого не смущает, что на фоне Его абсолютной чистоты наша относительная неизбежно будет выделяться нестерильностью. Господь в силах довершить начатые нами усилия так, «как на земле белильщик не может выбелить» (Мк. 9:3).

Грех апостолом отождествлён с беззаконием. Для людей, привыкших к библейскому мышлению, такая мысль знакома и привычна, но те, кто, как принято в нашей культуре, привык различать юридический подход от нравственного, могут возразить, что не все грехи являются нарушением государственных законов. Это так, однако есть и другие законы, заложенные в мироздание и человеческое сердце Творцом. Их нарушение, в отличие от правил, разработанных людьми, ведёт не к человеческому наказанию, а к духовному саморазрушению беззаконника, отворачивающегося от Бога и Его любви.

Возвращаясь к теме духовной жизни христианина, Иоанн вновь и вновь повторяет, что христианская жизнь и грех — вещи несовместимые. Он развивает мысль, уже высказанную им в самом начале послания: путь праведности предполагает отказ от осознанного греха, от греховных интенций и греховных поступков. Праведен лишь тот, кто поступает праведно, подобно Самому Христу. Но роль Христа апостол подчёркивает и выделяет особо. Собственно, лишь благодаря Ему и можно ставить вопрос об окончательной победе над грехом. Только Он один свободен от греха, и только Он способен унести прочь и наши грехи.

Спаситель — не просто образец «живой Торы», Он тот, Кто может помочь стать «живой Торой» всякому, кто отдаст себя Ему и разделит с Ним его жизнь, жизнь того Царства, которое Он принёс в мир. Разумеется, это не означает, что самому ищущему Царства и идущему за Христом уже ничего не надо делать. Та обычная и известная ещё до прихода Христа духовная работа, о которой напоминает Иоанн адресатам своего послания, остаётся совершенно необходимой.

Каждый, идущий за Христом, должен думать об очищении, притом полном, чтобы в этом отношении не отличаться от своего Учителя. А любой грех — беззаконие, нарушение Торы. И беззаконие нужно понимать тут буквально: не как нарушение закона, а как его отсутствие. В том же примерно смысле, в котором другой апостол, Иаков, в своём послании говорит, что нарушающий в Торе что-то одно нарушает её всю. Странное, казалось бы утверждение: ведь грех — штука конкретная, и нарушение закона — тоже.

Но если говорить о внутренней Торе, то всё оказывается именно так: любой грех её разрушает, порождая беззаконие как полное отсутствие Закона (Торы) в сердце и в жизни человека. Иоанн поднимает планку предельно высоко — но оно и понятно, ведь речь идёт о Царстве. Вместе с тем апостол указывает и на Того, Кто может помочь в это Царство войти, если Ему довериться и идти с Ним, а не в одиночку. Христианская жизнь становится жизнью со Христом в Его Царстве, а целью её становится укоренение в Царстве и становление христианина как «живой Торы», подобно своему Учителю.

Кого имеет в виду апостол, говоря об «антихристах»? Наше сегодняшнее словоупотребление связывает образ антихриста с чем-то инфернальным, для нас антихрист — непременно исчадие ада. Между тем Иоанн, очевидно, употребляет это слово в его первоначальном значении: антихрист — тот, кто выступает против Христа, против Мессии. Антимессианист. И апостол предлагает один из первых, кажется, в истории Церкви символов христианской веры, который сводится к одной фразе: тот, кто не принимает Иисуса как Христа, как Мессию, тот не христианин. Отказываясь от такого признания, человек теряет и Отца, само богообщение для него становится невозможным. Такое утверждение может показаться слишком жёстким.

Да и опыту духовной жизни оно, как кажется, противоречит: вряд ли сегодня можно сомневаться в том, что опыт богообщения возможен и в других традициях, помимо христианской. Но Иоанн делает одно существенное уточнение. Он говорит об упоминаемых им антихристах, что они «вышли от нас», из христианской среды, из Церкви. И тем доказали, что «никогда не были нашими». Речь, как видно, идёт не просто о нехристианах, а о христианах-отступниках. О тех, кто уже вошёл в Церковь, а потом сам, по собственной воле, её покинул.

Не о тех, кто ищет свой духовный путь или нашёл его вне Церкви, а о тех, кто со своего пути свернул или вовсе от него отказался. А такой отказ всегда чреват серьёзными духовными последствиями, вплоть до утраты возможности осознанного богообщения. И касается это не только христиан, хотя на христианах, конечно, ответственность особая. Всякий отказ от своего духовного пути, каким бы путь ни был, ведёт к аналогичным последствиям. Просто потому, что всякий шаг на духовном пути человека меняет, меняет объективно и необратимо.

Уходя из Церкви, человек не возвращается в то состояние, в котором он находился до обращения и до крещения. В него вообще после крещения вернуться невозможно. Можно стать неверующим и нецерковным человеком, но «обратно некрещёным» не станешь. А непрожитая до конца духовная жизнь — штука неприятная, она всегда за себя мстит. Данные человеку возможности могут разрушить его жизнь, если человек не хочет их использовать. И применительно к духовным возможностям это справедливо больше, чем применительно к любым другим.

В наше время снова, как уже не раз бывало, у многих христиан усилилось напряжённое ожидание прихода антихриста. У нас нет оснований отвергать пророчества о приходе в конце времён сына погибели, противящегося Богу, хотя бы уже потому, что такое противление, то усиливаясь, то ослабевая, происходит на протяжение всей истории. Но страх перед антихристом не должен парализовать до такой степени, чтобы мы смогли забыть, что Христос сильнее и в перспективе конца времён антихрист уже потерпел поражение. Между тем, читая некоторые популярные брошюры о близком конце света, в которых страх перед надвигающейся тьмой перевешивает надежду на спасение, трудно отделаться от впечатления, что силы зла усиленно стараются внушить христианам сознание своей непобедимости. Кроме того, кого только за минувшие века не принимали за антихриста!

Но, не зная времени прихода главного, окончательного антихриста, мы имеем возможность вовремя распознавать многочисленных “малых антихристов”, а не умея распознавать их, мы уж точно не научимся распознать главного. И здесь Иоанн указывает на их признаки. К слову, мы привыкли переводить греческое анти как против, но это слово имеет ещё одно значение — вместо. Антихрист не только выступает против Христа, но и хочет, вытеснив из сознания верующих, заменить Его собственной фигурой. А мы могли бы перечислить великое множество современных лжепророков, претендующих на эту роль и сумевших обмануть, а нередко и погубить, очень многих людей.

Слова апостола о том, что «всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца», перекликаются со словами Христа: «...никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня» (Ин. 14:6). До сих пор многим трудно принять это, и слова апостола могли бы показаться излишне суровыми, если бы не отражали реальность: устремляться к Отцу можно, можно и иметь о Нём некоторое представление, не зная Сына, но жизнь в единении с Богом возможна только во Христе.

Слова апостола Иоанна в сегодняшнем отрывке из его Первого соборного послания во многом продолжают образ мыслей и высказываний Бога через ветхозаветных пророков. Многие из них говорили о том, что основной причиной греха и беззакония в людях является незнание Бога. Не отсутствие информации о нормах закона, а отсутствие богопознания. И вот, после всех событий земной жизни, смерти и воскресения Христовых, апостол говорит о том, что теперь нам открыта истина о Боге. И эта истина такова, что дает нам возможность пребывать в Отце и Сыне. Что же это значит, как понять эти слова о пребывании в Боге?

Сам апостол объясняет это знаменитыми словами: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими». И, снова возвращаясь к одной из основных тем послания, он говорит об отличительных чертах детей Божиих. Это делание правды и любовь к братьям.

Хотя апостол говорит в этом отрывке только об Отце и Сыне, тем не менее, его откровение все равно носит троичный характер. Потому что интонация удивительной чистой нежности и света ясно свидетельствует о том, что он пишет, вдохновляясь Духом.