Мысли вслух на Мф 1:18-25

Чтения пред праздником Рождества возвращают нас к невероятному и невозможному событию, которое для нас стало обыденностью и рутиной. Бог стал человеком, прошел путь, полагающийся каждому из нас. Когда мы говорим о Рождестве, слишком часто стирается яркость и контраст этого события на фоне всей остальной истории. Непостижимое человек пытается уложить в голове, просто считая Боговоплощение обычным делом. Лучшее, что можно сделать в этой ситуации, — подражать Святому Иосифу. Что означает принять невозможное для человека, но возможное для Бога, и при этом не считать воплощение Бога чем-то само собой разумеющимся.

Матфей, повествуя о благовещении, раскрывает для нас это ни с чем не сравнимое событие через личность Иосифа, оставляя Марию как бы в тени. Что двигало евангелистом — только ли свойственная тогдашним израильтянам патриархальность, или же менее обстоятельный рассказ о Марии вызван деликатностью, которую нам трудно оценить после многих веков заслуженного прославления Богоматери? Как бы то ни было, воздавая благодарность Той, Которая стала Матерью нашего Спасителя, не будем забывать и того, кто был защитником и кормильцем — Иосифа.

Рассказ о Благовещении даёт нам увидеть, что можно вызубрить буквальное звучание какого-либо важного текста и не понять его реального смысла. Для тех, кто ожидал прихода спасителя с именем Эммануил, звучание имени стало важнее его смысла. Однако смысл имени Эммануил — с нами Бог — раскрылся с приходом Того, Чьё имя звучало иначе. Здесь мы видим один из примеров того, как неумеренно заботясь о соблюдении формы можно упустить суть. Что, впрочем, не отменяет важность должного соблюдения формы.

Иосифа Обручника многие из нас часто просто не замечают. Иногда мы молимся заодно с Марией, Матерью Божией. И понимаем, что раз он был восприемником Иисусу Христу, то он, конечно, святой, но о том, почему он святой, мы можем и не задумываться.

Есть одна вещь, которую трудно не заметить: он слушает Бога и слышит Его. Это значит, что Иосиф постоянно готов послушаться Бога, хочет исполнить Его волю и много молится, в молитве слушая, что скажет ему Бог. Он принимает Марию, хотя это позорно и опасно, ведь могут подумать, что она зачала от другого человека и изменила ему. Он соглашается на Имя Иисус, хотя имя чаще всего выбирает отец. Он все время идет туда, куда укажет Бог.

Мы можем просить святого Иосифа Обручника, чтобы он научил нас слушающей ученической молитве, послушанию и доверию Богу, он это умел.

Узнав о том, что Мария беременна, Иосиф решает тайно отпустить ее, чтобы не опозорить. Он не разглашает ее тайну, не обвиняет, но стремиться защитить. Он настолько чуток к другим людям и их нуждам, что его ухо смогло различить голос ангела, сказавшего, что «родившееся в ней есть от Духа Святого». Услышав это, Иосиф послушался и принял Марию в дом свой, несмотря на то, что она ожидала ребенка. Обращаясь к Иосифу, ангел говорит словами из Исайи: «Се Дева во чреве примет и родит Сына». Может быть, именно эти слова из Священного Писания окончательно убедили святого внять Божьему посланнику. Слова пророчества, которые жили в сердце, которые укоренились в нем заранее, в нужный момент стали опорой в принятии решения. Иногда, принимая какое-то решение, нам хочется, чтобы пришел ангел и указал, что и как делать. Но если мы не укоренены глубоко в Священном Писании, на каком языке он будет к нам обращаться?..

Сегодня мы читаем о самом страшном, наверное, моменте жизни святого Иосифа. Девушка, Которую он любил, Которую считал самой чистой, самой прекрасной, — Эта Девушка беременна неизвестно от кого... Для Иосифа это должно было быть катастрофой. Иосиф не желает зла Марии, он прекрасно понимает, что с Ней будет, если кто-то ещё узнает об этом (в Израиле за прелюбодеяние полагалась страшная казнь — побиение камнями). Поэтому он хочет дать Ей возможность как-то скрыть то, что он, безусловно, не может не считать грехом. Думаю, Иосифу было трудно принять какое то ни было решение. И каким шоком для него были слова Ангела! Замечательно, что Иосиф принимает столь невероятную весть. Глупо было бы предположить, что он плохо представлял себе, откуда берутся дети. Информация о том, что Ребёнок Марии — от Святого Духа, для Иосифа даже более абсурдна, непонятна, чем для нас: мы-то все с детства слышали эту историю, а Иосиф мог только вспомнить одно-единственное пророчество, которое и напоминает ему Ангел. И так велико доверие святого Иосифа и Богу, и Марии, что он принимает невероятную весть.

Каждый евангелист описывает Рождество, по-своему расставляя акценты. Матфей обращает особое внимание на Иосифа. Казалось бы, в данном случае роль Иосифа — роль скорее наблюдателя, чем активно действующего лица. Но это лишь на первый взгляд. И дело не только в том, что ему нужно было принять происходящее как часть своей собственной жизни. Дело в том, что ему предстояло стать на земле фактически приёмным отцом Мессии. Он не стал и не мог стать Ему отцом по крови. Но каждому ребёнку (даже рождённому так, как был рождён Мессия) нужен отец. Не только Отец небесный, но и отец земной. Если не родной, то приёмный. Ведь Мессия должен был вырасти Человеком. Мальчику без отца не просто вырасти человеком с большой буквы даже тогда, когда эту большую букву мы понимаем по-человечески.

Если бы Мессия должен был вырасти меньше Человеком, чем всякий другой, может быть, земного отца ему бы и вовсе не потребовалось. Но Он должен был вырасти больше Человеком, чем любой из нас. И поэтому земной отец Ему был совершенно необходим. Только такой, который никак и ничем не мог бы Ему повредить, не мог бы даже невзначай привнести в Его человеческую природу что-нибудь несовместимое с Божьей полнотой, которую Мессия несёт в Себе с самого Своего зачатия.

На плоть и кровь тут надежды мало, не потому, что они природа, а потому, что в наличном состоянии человечества они — природа падшая. И до полного преображения человека этого не исправить. Иное дело духовная жизнь человека: тут даже в падшем состоянии можно добиться много. Душа человека легче поддаётся исправлению, чем его тело. И если идеальной она не становится, то, по крайней мере, можно добиться того, чтобы её греховность не отравляла жизнь ближнего.

Это, конечно, непросто, тут нужна прямая помощь Божия и усилия самого человека, но добиться результата здесь возможно. Поэтому именно приёмный отец оставался единственным вариантом в случае с Мессией, чья человеческая природа должна была оставаться свободной от греха. И от Иосифа требовалось согласие на этот путь. Принимая свою жену, он даёт Богу такое согласие. И становится земным отцом Мессии. Приёмным, но от этого не менее настоящим.

Что такое семейная жизнь? Какова мера участия в ней каждого из супругов? Разные люди отвечают на этот вопрос по-разному, и вряд ли можно найти две абсолютно одинаковых семьи. На тему семейных отношений написано столько психологической и религиозной литературы, что сегодня в ней уже можно было бы утонуть. Между тем, не похоже, чтобы семейных проблем от этого становилось меньше.

Может быть, потому, что в этих книгах (и нередко даже в книгах религиозных) речь идёт о браке как о союзе двоих. А он на самом деле никогда не бывает союзом двоих. Это всегда союз троих. Союз, в котором третьим участвует Бог, независимо от того, думают ли о Нём супруги или нет. И даже независимо от того, знают ли они о Его участии. В этом отношении семейная жизнь напоминает жизнь человека вообще: мы становимся людьми благодаря тому дыханию жизни, которое Бог вдувает в нас при зачатии, но мы вполне можем прожить жизнь, ни разу не вспомнив о Боге. Бог ненавязчив. Он не будет напоминать нам о Себе, если мы сами не захотим вспоминать о Нём.

А если мы о Нём вспомним, нам придётся подумать и о том, сколько места в своей жизни мы готовы Ему отдать. К семейной, супружеской жизни это относится в полной мере, так же, как и к жизни вообще. Чем больше в нашей жизни нашего своеволия, тем меньше в ней Бога с Его планами и замыслами. И тем меньше, соответственно, может Он повлиять на нашу жизнь. В нашей жизни Бог может сделать что-то только с нашего согласия. Есть и такое, что может сделать в ней только Он Сам. Нам в этом случае остаётся только отойти в сторону, уступив поле деятельности Ему. К рождении Мессии это относится в полной мере. Он должен был родиться свободным от власти того греха, который вошёл в мир с грехопадением.

Человеческая природа, если бы она хоть сколько-нибудь направлялась человеческой волей, здесь могла бы только испортить дело. Её надо было целиком отдать во власть Божьей воли. Только Он Сам мог решить эту сверхзадачу. От Марии требовалось только одно «да», после которого Её тело было уже больше не в Её власти: оно стало местом действия того Божьего дыхания, которому подвластно всё, даже первородный грех.

А от Иосифа, приёмного отца Мессии, требовалось лишь одно: быть рядом и не мешать этому действию. Таково всякое зачатие: Бог всегда участвует в нём, обнаруживая Своё присутствие и Своё действие настолько, насколько Ему это позволяют будущие родители. От родителей зависит, насколько их ребёнок будет принадлежать Богу. Мессия должен принадлежать Богу абсолютно. И возможность Его рождения в мир оказалась связана не только с тем «да», которое сказала Богу Мария, но и с тем «да», которое сказал ангелу Божию Иосиф. Иосиф, благодаря этому «да» ставший приёмным отцом Мессии.

La Vielle de Noël

Еще ничего не началось. Уже все прошло.
Из края в край мягкою мглой свет заволокло.
Влагою истекает туман – то дождь, то снег.
Не различить ни долин, ни гор, ни озер, ни рек.
Беззвучно подкравшись, из края в край
все дали застит одна,
Без образа, без красок и без границ белесая пелена.
В двух шагах ничего не видать, и в талом снегу утопает след
Этой безвестной четы, для которой
в гостинице места нет.
На лице бездны сызнова тьма, как было
до начала времен.
Все никнет в истому небытия, в туман и сон.
Как под снегом ель, как в логове зверь, дремлет воля и разум молчит.
Может, и бодрствует сердце любви, однако сама она
спит да спит.
Тихо и глухо за часом час, отуманено око
и ум незряч –
Пока чуткая полночь не различит младенческий плач.

(С.С. Аверинцев, Женева, 24.12.1994)
La Vielle de Noël – канун Рождества (фр.)

Каждый евангелист описывает Рождество Христово по-своему, обращая внимание на те события, которые видятся ему наиболее важными. Лука среди событий Рождества особое внимание уделяет тем знакам, которые давал Бог, указывая на мессианство Иисуса. И первым из этих знаков было откровение, полученное пастухами, находившимися неподалёку от Вифлеема (ст. 8). Смысл откровения был вполне понятен. Появившийся перед пастухами ангел прямо говорит им, что ожидаемый народом Мессия родился, а ликующая небесная радость подтверждает значимость происходящих событий (ст. 9–14).

Казалось бы, пастухи не самые подходящие люди для того, чтобы услышать первыми весть о родившемся Мессии. Они не обладали ни властью и авторитетом, ни знаниями. Если бы они захотели рассказать об увиденном, им бы поверили в последнюю очередь, если бы поверили вообще. На первый взгляд может показаться, что таких людей события духовной жизни касаются мало, ведь они совсем не похожи на религиозных активистов, какими были, например, фарисеи, совершенно уверенные, что они, конечно же, встретят Мессию раньше других.

Но Христос, как видно, приходит к каждому, а не только к тем, кто ведёт интенсивную религиозную жизнь. Он приходит к тем, кто Его ждёт и кто готов Его принять. А это далеко не всегда зависит от религиозной активности человека. Парадоксальным образом иногда такая активность может даже помешать. Пастухи люди простые, и реакция на полученное откровение у них тоже простая: пойдём, посмотрим (ст. 15)! А когда, придя в Вифлеем, они увидели там младенца Христа, они просто, как умели, рассказали об увиденном (ст. 16–18). И пошли назад, прославляя Бога за рождение обещанного Мессии (ст. 20).

Достаточно сравнить этот простой рассказ-свидетельство с теми богословскими спорами, которые будет вызывать у тех же фарисеев и у учителей Торы почти каждое слово и каждый поступок Иисуса, чтобы понять, почему откровение о рождении Мессии получают именно пастухи. Будь на их месте учёные раввины, Дева Мария, скорее всего, ещё очень нескоро дождалась бы свидетельства о рождении Христа, которое было для неё так важно (ст. 19): ведь прежде, чем признать кого бы то ни было Мессией, нужно было тщательно исследовать дело. Но Богу чаще бывают нужны свидетели, чем богословы. Он не нуждается в том, чтобы мы анализировали и оценивали Его дела. Ему вполне достаточно того, чтобы от нас о них услышали другие.

Для кого рождается Спаситель? Вы уверены, что для вас? Весь мир заранее отрекся от Христа, предоставив Ему, новорожденному Младенцу, лишь кормушку для скота. Первыми подданными нового Царя оказываются простые пастухи. Но Христос рождается не только для тех, кто готов принять Его — Ангел недвусмысленно возвещает: радость будет всем людям. По человеческому разумению, мир всегда делится на хороших и плохих, на достойных и недостойных спасения. Но стоит на мгновение открыться небу, как слышится хор небесного воинства: Христос — для всех.

Каждый, кто хотя бы раз читал евангельский рассказ о Рождестве, наверняка задавал себе вопрос: почему весть о рождении Мессии в первую очередь была открыта пастухам, людям не только необразованным, но, возможно, и вовсе неграмотным? Ведь рядом был не только Вифлеем, но и Иерусалим. Конечно, Ирод хотел разузнать о родившемся Мессии всё, что можно, с тем, чтобы Его убить. Но ведь Иерусалим — это не только Ирод, это тысячи глубоко религиозных, верующих людей, большинство из которых ожидали Мессию с нетерпением, надеясь, что Он придёт ещё при их жизни. И всё же первыми об ожидаемом многими событии узнают те, кто с точки зрения богословской и вообще религиозной был к нему подготовлен меньше всего. Почему же так? Ответом на этот вопрос стало всё земное служение Иисуса, его постоянные споры с фарисеями, именно глубокая религиозность и богословская образованность которых стала для них камнем преткновения на пути в Царство. Очень вероятно, что, если бы увиденное пастухами открылось какому-нибудь собранию членов фарисейского братства, Мария так и не дождалась бы гостей, принесших ей благую весть. Ведь прежде пришлось бы дать богословскую оценку увиденному, а это дело долгое, оно вполне могло бы растянуться на месяцы, если не на годы. Пастухам было проще: они не думали о богословских тонкостях. Они просто радовались благой вести о давно ожидаемом событии, а потом так же просто отправились посмотреть на новорожденного Мессию, о котором узнали. И стали первыми вестниками Христа и Царства.

В рассказе о рождении Иисуса Христа в яслях, о пещере, пастухах и ангелах — нет ничего сентиментального и умилительного. Зато есть много величественного и торжественного. Нас не должна смущать скромная обстановка сельского хлева и бедность гостей — это настоящий мессианский пир. На далекого предка Иисуса и самого знаменитого царя-помазанника (то есть, по-гречески, Христа) Давида здесь указывает все — и его родной город Вифлеем и занятие пастухов (Давид сам был пастухом у своего отца) и — поразительные параллели с Тем, Кто тоже будет Пастухом у Своего Отца: Он тоже рожден, чтобы быть Царем, Помазанником, Христом, Он тоже — как «меньший из братьев» чудом, силой Божьей сразит Врага и «снимет позор с Израиля (сравни с 1 Царств 17 или Псал. 151). Евангелист, зная всю последующую историю, сумел разглядеть славу в обыденной и бедной жизни семьи, застигнутой родами ночью, в хлеву. Мы тоже знаем эту историю: умеем ли мы видеть по-настоящему?

Лаконичное, в духе старинных летописей, упоминание о переписи начинается торжественно, с Августа, возвышающегося над земными царствами, а затем становится рассказом о людях скромного достатка, вынужденных ютиться в первом попавшемся закутке и даже не имеющих возможности положить роженицу и новорожденного в нормальную постель.

То, что в одном отрывке упомянуты столь контрастные события, как правление императора великого государства и рождение Младенца на окраине империи, наводило многих старинных комментаторов на попытки увидеть взаимосвязь этих событий, связать величие Царя Небесного с величием земных царей. Можно, однако, посмотреть на это и по-другому и увидеть несопоставимость ложного величия империй и подлинного величия. Христа, умалившегося с первых же секунд пребывания среди нас. Мария же, родившая в хлеву, уподобилась миллионам крестьянок, рожавших в поле. И сейчас, когда мы называем Марию Царицей Небесной, не стоит забывать, что Её Царство, как и Царство Её Сына, не от мира сего.

Осознать и понять произошедшее человеку невозможно. Не только потому, что сам факт Рождества, то, как все это происходит — это с человеческой точки зрения полный абсурд. Но еще и потому, что так человек получает возможность понять, как Бог любит. Его любовь к каждому — это одновременно и любовь отца к ребенку и любовь маленького ребенка к родителям. Строгость, ответственность, забота, самопожертвование сплавляется с нежностью, полным доверием и необходимостью быть все время рядом — вот как выглядит Его Любовь. Он хочет, чтобы мы держали Его на руках, не отпускали от себя и так Он даст нам все, защитит и даст нам мир. Он отдает нам себя и, как ребенок улыбается любой матери, так и Он любит нас такими, какие мы есть. И, отдавая нам на сохранение Свою жизнь, Он всего лишь доверяет нам так, как никто и никогда не будет нам доверять.

Зачем ангел сообщил о рождении Младенца пастухам, вроде бы совершенно посторонним людям, которые больше ни разу не будут упомянуты? Только ли для того, чтобы они засвидетельствовали Марии и Иосифу, что Младенец будет Спасителем? Но ведь и Мария, и Иосиф сами слышали слова, возвещённые им свыше!

Надо, однако, иметь в виду, что по некоторым историческим данным в те годы пастухи в Иудее считались людьми второго сорта: фарисеи и им подобные смотрели на них свысока, ведь образ жизни пастухов не давал им возможности по всем правилам соблюдать субботний покой. И вот именно они, оттеснённые на обочину, удостоены, одними из первых, услышать Радостную Весть о приходе в мир Спасителя.

Христос только-только положен в ясли, Он, как кажется, ещё ничего не успел сделать, но с первых же секунд пребывания на земле Он уже начал служить отверженным, давая им надежду на лучшее. Придя в мир, Христос сразу же начал удалять перегородки, навороченные людьми между собой.

Духовный опыт любого человека, способного раскрыться навстречу Богу, может оказаться неизмеримо ценным, хотя бы такой человек не производил эффектного впечатления. Должно быть, именно поэтому Мария, имевшая непосредственный опыт общения с Божиим вестником и пророчески увидевшая, что отныне будут ублажать Её все роды, смиренно выслушивала и сохраняла в сердце услышанное от простых людей, имена которых остаются нам неизвестными.

Весть о рождении Мессии — радостная. Радостная для всех. Для каждого. Не только для тех, кто позже станут называться христианами, но и для всех, кто духовную жизнь принимает всерьёз. Конечно, больше всех Его ждали именно евреи. Народ Божий. Они одни только тогда и могли понять, что произошло и что означает благая весть. Остальные могли лишь догадываться. Но дело ведь не только в том, кто и что понимает. Хотя для духовной жизни понимание и осознание играют главную роль.

Дело ещё и в том, что произошло. В Царстве, которое, по словам Спасителя, «приблизилось». А вот это уже вполне могут почувствовать не только христиане. Человек может ничего не знать о Мессии, о народе Божьем, вообще об истории Завета и о спасении. Но ощутить дыхание Царства может каждый ищущий. Замечательна и примечательна в этом смысле трансформация в христианскую эпоху некоторых восточных учений — индуизма, например, или буддизма. Можно ли было себе представить в дохристианские времена, чтобы индус, будь он даже последовательным монотеистом, избравшим путь йоги, назвал бы Бога небесным Отцом?

А в современном индуизме такое случается. И это отнюдь не влияние христианских миссионеров. Это веяние дыхания того самого Царства, которое не вмещается ни в какие религиозные рамки. Которое открыто каждому, стремящемуся к подлинной духовной жизни, к какой бы традиции он ни принадлежал. Конечно, Царства не бывает без Царя. Но не всегда ищущий знает о Царе. Иногда он узнаёт о Царстве раньше, чем о Том, Кто в нём правит.

Но Царь рад каждому приходящему. А познакомиться с Царём можно и после того, как узнаешь о Царстве, прикоснёшься к нему, поймёшь, что шёл именно сюда и пришёл туда, куда давно хотел попасть. До полного торжества Царства, до возвращения Христа во славе время ещё есть. А значит, есть время и у ищущих встретиться с Царём, познакомиться с Ним, осознать, с Кем встретились, вручить себя Ему.

Конечно, непосредственным представительством Царства на земле должна быть в первую очередь Церковь. Но она не всегда на высоте соответствия этой задаче, а Сам Христос никогда не говорил, что Он ограничит Свою деятельность в мире рамками земной Церкви. Он обещал не оставлять её, но не обещал нам, как христианам, эксклюзивных прав на Царство. Ведь это Его Царство и Его Церковь. И только Ему решать, как далеко оно распространится и кто сможет к нему приобщиться.

В переводе с греческого слово «евангелие» означает «благовестие». И смысл этого благовестия как раз заключался в том, что тот Мессия, Которого так ждал народ Божий на протяжении столетий, наконец пришёл в мир. Об этом и возвещают ангелы пастухам. Родившегося Мессию они называют Господином и Спасителем.

Соответствующее греческое слово, впрочем, часто интерпретируют как «Господь», имея в виду Яхве, имя Которого в греческих текстах заменяли обычно словом, переводимым как «господин» или «господь» (в греческом разницы между «господин» и «господь» нет). Именно поэтому порой бывает непросто определить, о чём идёт речь в конкретном греческом тексте. С еврейскими текстами проще: там имя Яхве появляется на своём месте без изменений, а вот «благочестивые» переводы обычно его подменяют тем самым «господин» или «господь». Если же текст с самого начала написан по-гречески, то понять, идёт ли речь о священном имени или просто о титуле, довольно сложно.

Но в данном случае, вполне вероятно, перед нами как раз именно титул — ведь на Мессию всегда смотрели в первую очередь как на Царя. Конечно, народный мессианизм предполагал, что Царство будет вполне земным, и Мессия тоже станет Царём вполне земным. Но народные представления не отменяли того факта, что Мессия — действительно Царь, хоть и не такого Царства, которого ожидало в те времена большинство.

От Своего Царства Иисус никогда не отказывался, при том, что Он никогда не высказывал никаких претензий на царства земные. И титул Спасителя тоже был в евангельские времена традиционно мессианским. Правда, и тут народный мессианизм предполагал нечто вполне земное — Царь-Мессия создаст сильное еврейское государство, основанное на законах, соответствующих Торе, в котором найдёт себе убежище не только каждый еврей, но и вообще каждый, поклоняющийся Богу Израиля и ищущий благочестивой жизни.

О спасении как о полном освобождении от власти греха и смерти если и говорили, то во вторую очередь и в более отдалённой, эсхатологической перспективе. Но Иисус действительно стал Спасителем для каждого, ищущего Царства: ведь там человек находит не только полноту жизни, но и избавление от власти зла и греха, в которых лежит падший мир. Избавление навсегда: ведь Царство, входя в мир, раньше или позже преобразит его до конца, сделав своей частью и освободив его от последствий грехопадения. Окончательно, на всю вечность.

Жизнь Христа совершается в нас, когда мы не просто знаем о событиях Его жизни, но переживаем их как факты нашей биографии. Поэтому слова Ангела о рождении Спасителя обращены не только к пастухам, но и к нам, и именно сейчас, ныне. Давайте сейчас, насколько хватит нашей веры, примем, что именно сегодня приходит в мир беспомощный Младенец, Которого Отец доверил человеческим рукам. И тогда в нас шевельнется любовь и благодарность, и «радостью великой» наполнится этот день.

Реакция пастухов на увиденное — реакция нормальных людей, доверяющих Богу. Им было сказано, что Мессия родился, было указано, где Его искать, и они идут туда, куда было сказано. Нормальная реакция «простых» людей. Простых не в смысле обязательно грубости или необразованности, а в смысле той внутренней цельности, которая противостоит не грубости или невежеству, а внутренней же изломанности или раздвоенности. Тому, что чаще всего мешает человеку увидеть и услышать Бога. Хотя — факт остаётся фактом — людей изломанных, раздвоенных, склонных к бесконечной и бесплодной рефлексии скорее встретишь среди образованных, чем среди необразованных.

Если бы ангелы возвестили рождение Мессии хорошо образованным в Торе лидерам фарисейского движения или учителям Торы, скорее всего, Иосиф и Мария не скоро дождались бы гостей. В самом деле: прежде, чем пойти, этим людям надо было бы всё тщательно проанализировать, взвесить, решить, «правильное» было видение или «неправильное», соответствовало ли оно тем критериям истинности и тем представлениям о Мессии, которые были приняты учёными богословами, или нет… Словом, посмотреть на Мессию учёный люд собрался бы не скоро. И дело тут, конечно, не в образованности как таковой.

Дело в том, что у падшего человека почти всегда эту самую образованность сопровождает. И дело не в одной заносчивости и столь свойственном некоторым учёным людям своеобразном снобизме, а в склонности к моделированию и схематизации даже там, где никакие схемы по определению не годятся и никакие модели не работают. И даже не потому, что Бога и Мессию не впишешь ни в какие схемы и никак не смоделируешь, а потому, что склонный к такому интеллектуализму человек нередко начинает, сам того не замечая, моделировать и самого себя. Свою собственную жизнь. Жизнь, из которой он старается сделать схему вместо того, чтобы просто жить.

И вот тогда, если человек моделирует собственную жизнь вместо того, чтобы просто её проживать, достучаться до него становится практически невозможно. Ни Богу, ни другому человеку. Человек ведь в таком случае исчезает, отождествляя себя с собственной схемой, с моделью своего собственного существования. А с моделью или со схемой не пообщаешься, тут можно или вписаться, или уйти. Но Бог вписываться в человеческие схемы не собирается, и Мессия тоже. Поэтому Бог и открывает важные вещи тем, кто живёт просто, без схем и моделей. Так оно вернее и надёжнее.

При чтении евангельского рассказа о посещении волхвов встаёт естественный вопрос: почему Ирод так боялся Мессии, о Котором он даже не знает точно, родился ли Он, или ещё нет? Ответ ясен каждому, знакомому с политической ситуацией в Палестине евангельских времён: в Мессии, Который, согласно общепринятым в те времена у евреев представлениям, должен был стать царём Иудеи, Ирод мог видеть только политического соперника, угрожавшего его власти. Нам, знакомым с евангельской историей, эти опасения не могут не казаться смехотворными. А между тем они привели к трагедии, к той вифлеемской резне, которой младенец Иисус избежал, но во время которой погибло немало других детей. О жестокости власти говорить не приходится, она очевидна. Но не менее очевидно и другое: абсурд, трагическая бессмысленность происходящего. Ирод ничего не знает о Мессии, он ни разу Его не видел и никогда не хотел увидеть. В своём отношении к Иисусу он руководствуется, в сущности, теми народными легендами, мифами, из-за которых Иисус почти до самого конца Своего земного служения скрывал Своё мессианство. И этот страх, основанный на иллюзии, делает Ирода убийцей. Конечно, никакая власть в падшем мире не обходится без кровопролития. Но, видимо, когда власть руководствуется мифами и расхожими представлениями, не имеющими отношения к реальности, крови льётся особенно много. В сущности, от Ирода в той ситуации нужно было немного: просто пойти и посмотреть. И понять, что этот лежащий в яслях Младенец никогда не станет претендовать на его власть, равно, как и на власть любого другого земного правителя, которая Ему не нужна. Но Ирод не идёт никуда. Он остаётся в плену собственных иллюзий и собственного страха. И становится убийцей.

Христос обетовал нам второе пришествие. Мы ждем Его. Но ждем как-то по особому. И совсем не так мы ждем Рождества. Мы знаем, что будет рождественская служба, что придет много народу, все будут поздравлять друг друга. А вот если бы мы задумались, мы бы поняли, что праздник Рождества – это не только памятование о Его бывшем воплощении. Это приход Христа в мир. Приход, который еще не произошел, которого мы только ждем. Значит, это и отголосок первого прихода и предвестник второго, в этом удивительное, связующее свойство этого праздника.

Скольких творческих людей — писателей, поэтов, художников — вдохновил этот короткий рассказ. Почему? Внешне совершенно обычное событие, рождение Младенца, но в честь него в небе загорается необычная звезда, и эта звезда приводит в Вифлеем трех волхвов. И вот — три старца, склоняющиеся перед Младенцем, три язычника — перед Царем Иудейским, три ученых мудреца — перед Тем, на Ком сокровенно почивает Господень Дух премудрости и разума (Ис. 11:2). Вся человеческая мудрость, все человеческое знание способны только на это — привести нас к Богу за истинным знанием и подсказать нам, какие дары мы можем принести с собой.

Сегодня, в день Рождества Христова, мы читаем на утрене рассказ евангелиста Матфея о рождении Спасителя, и на литургии — его же рассказ о поклонении волхвов. Об этих евангельских отрывках мы приведем мысли, высказанные вслух в начале 8 века авторами службы Рождеству Христову, преп. Иоанном Дамаскиным и свт. Космой Маюмским. Вот что говорят они о Рождестве и поклонении волхвов в икосе и ипакои (в переводе с греческого):

«Вифлеем открыл Эдем — придите, увидим; мы обрели сокровенную отраду — придите, примем в вертепе рай. Там явлен корень неполитый, израстивший прощение; там обретен колодец невыкопанный, из которого жаждал испить Давид. Там Дева, родив Младенца, утолила жажду и Адама, и Давида. Сего ради устремимся туда, где родилось Малое Дитя — Превечный Бог».

«Тебе, лежащему в яслях Младенцу, небо принесло начаток народов, звездою приведя волхвов, изумлявшихся не скипетрам и престолам, но крайней нищете: ибо что хуже вертепа? что же смиреннее пелен, в которых просияло Божества Твоего богатство? Господи, слава Тебе».

То, что у нас есть — не принадлежит нам, точнее, оно становится нашим, только если мы понимаем, что оно — от Бога. Подарить другому можно только свое, но наше лишь то, что дал нам Бог. Именно Божьи дары то, что одновременно и больше всего и меньше всего нам принадлежит. Это один из многих парадоксов, которые на самом деле не увеличивают наших сомнений, а только укрепляют в нас веру.

Каждый из нас волхв. У каждого из нас есть что принести Богу. Хотя иногда то, что мы считаем золотом, ладаном и смирной, для Бога — пыль, а то, что для нас — пыль, для Бога — самый лучший подарок. Чтобы понять, что у нас есть дары и есть кому их дарить, нам нужна звезда. И Бог зажигает иногда даже не одну звезду на нашем горизонте. Путеводной звездой для нас может оказаться друг, рассказавший нам о Христе или просто поверивший в нас, в нашу ценность, звездой может стать произведение искусства, какое-то событие в нашей жизни, иногда даже тяжелое. И тогда мы приносим дары, иногда даже не умея поблагодарить за них, за возможность дарить, и Христос рождается в нашем сердце.

Мы предлагаем Вам сегодня текст, написанный примерно за 40 лет до Рождества Христова. Этот текст еще со времен ранней Церкви, у самых первых отцов считался удивительным пророчеством из среды языческого мира о приходе Христа. Удивительным…можно долго спорить знал ли Вергилий библейских пророков, может, и знал, он был из весьма образованной среды. Но это ничуть не умаляет силы пророчества. Были многие, кто точно знали пророчества, однако самого Прихода не узнали: мало знать, надо еще воспринять. И с другой стороны, доносится критика, что это как раз свидетельства «неуникальности» нашей веры, ее язычности, а отсюда два шага до марксисткой пропаганды. Но дело в том, что любящему сердцу ничто не мешает радоваться.

Песнь о возвышенном сложим теперь, сицилийские музы,
<...>
Снова пришла череда величия полных столетий:
Дева спускается в мир, близится царство Сатурна;
Время с высоких небес новым придти поколеньям.
Ты же рожденью младенца, что с веком железным покончит,
И возвестит всему миру века приход золотого,
Радуйся ныне, Луцина: твой Аполлон уже правит.
В год твоей консульской власти, Поллион, это время настало,
Славных месяцев эра так свой поход начинает.
Пусть при тебе преступления наши бесследно исчезнут,
Землю навеки избавив от бесконечного страха.
Жизнь получив от бессмертных, он удостоится видеть
Сонмы богов и героев, взорами сам их отмечен.
Будет он править над миром, отчей рукой усмиренным.
Ты же, дитя, от невинной природы прими подношенья:
Стелется плющ и фиалки земля источает повсюду,
Клевер с аканта веселым листком она чередует.
Козы домой принесут молоком налитое вымя,
Даже и страх перед львами больше не будет им ведом;
И колыбель твоя станет милой цветочной корзиной.
Сгинет змея, и трава ядовитая скрытная сгинет,
Пряный имбирь ассирийский всюду ростки свои пустит.
Но лишь о славе героев и о деяньях отцовских
Сможешь читать и узнаешь, в чем заключается доблесть,
Нежной пшеницей в свой срок зажелтеют поля постепенно
Гроздью зардеет лоза, к земле пригибая шиповник.
Дуб несгибаемый медом росистым тогда изопреет.
Все же останутся с нами следы заблуждений давнишних.
<...>
О величайший, приблизилось время, когда посетишь нас,
Отпрыск бесценный богов, Юпитера славный потомок!
Видишь, склоняется мир своим куполом перед тобою
С твердью земной, и с пространством морей, и с глубинами неба.
Видишь, исполнено радостью все в наступающем веке!
О, мне бы только продлить своей жизни последние годы,
Лишь бы дыханья достало деянья твои возвеличить!
<...>
Так начинай же малыш, узнавать свою мать, улыбаясь,
Десять месяцев долгих ее ожиданьем томили.
Так начинай же, малыш…
<...>
(Вергилий «Буколики», 4-ая эклога)

Приход волхвов встревожил не только Ирода, но и, как отмечено, весь Иерусалим. Понятна тревога Ирода, ведь ему, как и любому жестокому правителю, повсюду мерещатся если не заговоры, то конкуренты. Но и другие люди, которым наклонности Ирода вроде бы не свойственны, беспокоятся, что рождение Младенца может внести какие-то важные изменения и в их жизнь. А ведь любые изменения, хотя бы и самые долгожданные, неизбежно связаны с дискомфортом.

Так с первых же дней земной жизни Мессии начинается драматический разлад в душах многих из тех, кто после длительного ожидания Его прихода оказался не готов Его встретить. Но в эти же дни начинается приход ко Христу многих из тех, кто долго блуждал по путям, далёким от подлинного богопознания, но даже в лесу язычества сумел выйти на выводящую из него тропинку. И, если вышли к Вифлеему волхвы вслед за звездой, то вернулись назад, уже получив откровение, а значит, не нуждаясь в своих прежних гаданиях. И не только из-за опасности со стороны Ирода волхвы отправились назад иным путём, но и потому, что прежние пути после прихода в мир Христа исчерпаны.

Евангелие от Матфея сохранило нам предание о посещении Марии вскоре после рождения Ею Иисуса теми, кого в русском Синодальном тексте называют на славянский манер волхвами. Так переводчики перевели греческое слово «маги», которое мы находим в оригинальном тексте Евангелия.

Кем были эти «маги» с Востока? На восток от Римской империи лежала Персия, отношения с которой у Рима были далеко не дружественными. Государственной религией Персии в евангельские времена был зороастризм. Жрецов этой религии и называли по-гречески «магами». Впрочем, магией в современном смысле слова эти люди не занимались.

Они были служителями великого благого бога по имени Ахурамазда. И вели войну с его тёмным антиподом, которого звали Анхрамайнью, или, в греческом произношении, Ариманом. А ещё они ожидали того, кого называли на своём языке Саошиантом, или Освободителем. Того, кто должен был прийти, чтобы возглавить на земле великую войну сил света с силами тьмы. И, наверное, кто-то из этих людей знал, что не они одни ждут Саошианта. Что есть на Западе, в земле, называемой её жителями Иудеей, народ, который ждёт того же, кого и они. Только называют они его иначе: Помазанником, Мессией. И нашлись люди, решившиеся пойти во враждебную страну, чтобы найти того, кого они так ждали.

Бог привёл этих людей туда, куда они так хотели попасть. И дал им увидеть Того, Кого они так хотели увидеть. А они оставили божественному Младенцу и Его Матери царский подарок. Золото — как приношение царю. Ладан — для помазания на царство. И смирну — священную траву зороастрийцев. А потом ушли так же, как пришли. Ждать того дня, когда найденный ими Саошиант начнёт Свою войну. Так же, как ждали этого многие евреи. Ни те, ни другие не знали, что война будет совсем не такой, какой она им представлялось. Но ведь и Царство оказалось не таким, какого ожидало большинство. И всё же кто хотел принять его, тот принял. Дело ведь, в конце концов, в том, к чему стремишься, а не в том, как себе это представляешь.

Очень чувствуется, что Евангелие от Матфея написано для иудеев. И для него, и для читателей важно увидеть, что детство Иисуса соответствует ветхозаветным пророчествам, это свидетельствует о том, что Иисус — воистину Мессия. Одновременно мы видим здесь пример того, как в самые первые годы существования Церкви апостолы учили воспринимать Св. Писание. В них живы слова Христа: «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне» (Ин. 5:39), — и они обнаруживают это свидетельство и там, где его раньше не видели.

С предупреждением об опасности Ангел обратился не к Марии, а к Иосифу, к мужчине и главе семейства, ответственному за принятие решения. Нередко можно услышать вопрос: почему же остальные вифлеемские родители не были предупреждены о предстоящем избиении младенцев? Теперь нам невозможно найти этому достоверное объяснение. Может быть, кроме Иосифа остальные отцы семейств не смогли услышать предупреждение или отмахнулись от него?

Много веков назад Иосиф, сын Иакова, попав в Египет, смог спасти свою семью, а вместе с ней и весь народ, от голодной смерти. И вот теперь новый Иосиф уходит в Египет, чтобы спасти от террора Того, Кто станет Спасителем человечества. Как Моисею из Египта, Иосифу поспешно пришлось бежать в Египет, спасаясь от подобия фараона, воцарившегося на Обетованной земле.

С самого момента рождения в отравленном жестокостью мире, а затем с бегства в Египет Иисусу пришлось разделить испытания земного пути и израильского народа, и всего человечества. И с этих же первых дней на земле начинается Его крестный путь на Голгофу.

Что можно думать о той резне, которую устроил Ирод в Вифлееме? Преступление? Несомненно. Страшное, неслыханное? В общем-то, конечно, нет, как бы ужасно это ни звучало. Даже в древности оно не было чем-то из ряда вон выходящим, а уж на фоне событий последних столетий и подавно. И самое ужасное здесь не в жестокости как таковой, а в той логике, которая эту жестокость порождает. Речь идёт не о том, чтобы её оправдать: правители, подобные Ироду, не считали нужным оправдывать жестокость, когда она представлялась им целесообразной. А Ирод – убийца детей, между прочим, вошёл в историю с эпитетами «великого» и «строителя»: его запомнили, как ловкого и умелого правителя, искусно лавировавшего в хитросплетениях большой ближневосточной политики своего времени, и как, выражаясь современным языком, «эффективного менеджера», осуществившего целый ряд масштабных проектов (именно он, в частности, осуществил реконструкцию, а по сути, полную перестройку Иерусалимского Храма, превратив его в грандиозное и величественное сооружение). А вот люди Ироду, как видно, были интересны лишь в контексте этих самых масштабных проектов. И всякий, кто представлял для них хоть какую-нибудь угрозу, должен был исчезнуть, не говоря уже о тех, кто мог чем-то, хотя бы предположительно, угрожать его собственной власти. Такова уж, видимо, обратная сторона «эффективного менеджмента»: люди оказываются тут всего лишь расходным материалом. И притом материалом, самым дешёвым из всех. Для Царства важен каждый. Для правителей мира сего — не важен ни один.

Иногда кажется, что роль св. Иосифа Обручника в истории спасения человечества не так уж значительна, он всего лишь принял Марию по воле Божией, а дальше все как будто происходило помимо него. Он все время в тени, в стороне от нашего внимания. Сегодняшнее же чтение показывает нам, как велика на самом деле роль Иосифа - ведь именно к нему посылает Господь Ангела предупредить об опасности, грозящей Младенцу от Ирода. И вся тяжесть ответственности за дальнейшую жизнь семьи падает именно на его плечи. Как велико должно было быть его доверие к Богу, что он готов в одну секунду полностью изменить свою жизнь. Точно евреи во времена Исхода, Иосиф даже не имеет времени собраться и прямо ночью отправляется в Египет. А затем, вновь получив откровение от Бога - опять снимается с обжитого места и идет туда, куда скажет ему Господь.

Это два удивительных качества Иосифа - способность быстро реагировать, деятельная сторона его натуры, и глубокое доверие к Богу - как мы видим, очень важны для нашего спасения. Это то, чему каждому из нас стоило бы поучиться у него.

И еще важно то, что через личность святого Иосифа, через все, что мы узнаем из Евангелия о нем, становится ясно, какой должна быть роль отца в семье. С одной стороны, он должен уметь принимать быстрые и иногда неожиданные решения и нести ответственность за них. А с другой - при этом всегда слушать и слышать Господню волю, Его призыв.

Явившись в Иерусалим, волхвы спрашивают: «где родившийся Царь Иудейский?». Они приносят Ему весьма символичные дары: золото — как Царю, ладан — как Богу и смирну — как смертному человеку. Но в течение многих лет после Рождества происходят события, о которых мы читаем в сегодняшнем отрывке из Евангелия от Матфея и которые мало походят на судьбу великого царя. Варварская жестокость Ирода в Вифлееме, бегство в Египет, почти тайное возвращение и безмолвная жизнь в Назарете... Такова судьба Христа в человеческом мире, и это в первую очередь характеризует Его смирение и наше человеческое недостоинство.

Сегодня, на второй день Рождества, думаешь о тех пастухах, которые были свидетелями Рождества в Вифлееме. Вряд ли их жизнь заметно изменилась после этого события. Так же платили они римские подати, так же сталкивались с жестокостью правителей... Но, несмотря на все это, они знали, что где-то в мире сокрыт уже Родившийся для всех людей Спаситель. Нам важно помнить об этом, чтобы тайна присутствия Христа в нашем мире стала для нас источником жизни.

Приход Христа в мир сопровождает ужасная трагедия – убиение невинных младенцев. Мы содрогаемся, читая эти строки. Но давайте сравним этот эпизод с тем, как Христос описывает свое второе пришествие: «ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам» (Мф 24:7). То есть Он предрекает нам трагедии, опять трагедии. Почему, нам хочется спросить, почему? Почему наш добрый Боженька должен приходить так страшно? Но ведь это только часть обетования. Посмотрим на 31 главу из Иеремии, откуда взяты слова в сегодняшнем фрагменте: «глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий». О чем в ней идет речь? О новом веке. О том, что «тогда девица будет веселиться в хороводе, и юноши и старцы вместе; и изменю печаль их на радость и утешу их, и обрадую их после скорби их». Мы должны пройти сквозь испытание, иначе никак не удалить зло из нашей жизни, слишком оно в ней растворилось. Испытание неизбежно и обусловлено единственно нашим грехом. «Утешайтесь надеждою» (Рим 12:12), говорит апостол. Давайте серьезно отнесемся к этому призыву и к самой надежде. Ведь теперь c нами Бог.

Все мы были бы рады оказаться рядом со Христом в Его торжестве и славе. А Дева Мария и Святой Иосиф разделяют с Ним в первую очередь Его унижение и страдание. Так было в первые дни Его земной жизни, когда Он должен был стать беженцем и спасаться от человеческой жестокости. Потом Богородица оставалась с ним и на Голгофе. И именно этому нам нужно учиться у Нее, потому что быть рядом с Ее Сыном в Его страстях — это и есть спасение.

С самого момента рождения в отравленном жестокостью мире, а затем с бегства в Египет Иисусу пришлось разделить испытания земного пути и израильского народа, и всего человечества. И с этих же первых дней на земле начинается Его крестный путь на Голгофу.

La Vielle de Noël

Еще ничего не началось. Уже все прошло.
Из края в край мягкою мглой свет заволокло.
Влагою истекает туман – то дождь, то снег.
Не различить ни долин, ни гор, ни озер, ни рек.
Беззвучно подкравшись, из края в край
все дали застит одна,
Без образа, без красок и без границ белесая пелена.
В двух шагах ничего не видать, и в талом снегу утопает след
Этой безвестной четы, для которой
в гостинице места нет.
На лице бездны сызнова тьма, как было
до начала времен.
Все никнет в истому небытия, в туман и сон.
Как под снегом ель, как в логове зверь, дремлет воля и разум молчит.
Может, и бодрствует сердце любви, однако сама она
спит да спит.
Тихо и глухо за часом час, отуманено око
и ум незряч –
Пока чуткая полночь не различит младенческий плач.

(С.С. Аверинцев, Женева, 24.12.1994)
La Vielle de Noël – канун Рождества (фр.)

Каждый евангелист описывает Рождество Христово по-своему, обращая внимание на те события, которые видятся ему наиболее важными. Лука среди событий Рождества особое внимание уделяет тем знакам, которые давал Бог, указывая на мессианство Иисуса. И первым из этих знаков было откровение, полученное пастухами, находившимися неподалёку от Вифлеема (ст. 8). Смысл откровения был вполне понятен. Появившийся перед пастухами ангел прямо говорит им, что ожидаемый народом Мессия родился, а ликующая небесная радость подтверждает значимость происходящих событий (ст. 9–14).

Казалось бы, пастухи не самые подходящие люди для того, чтобы услышать первыми весть о родившемся Мессии. Они не обладали ни властью и авторитетом, ни знаниями. Если бы они захотели рассказать об увиденном, им бы поверили в последнюю очередь, если бы поверили вообще. На первый взгляд может показаться, что таких людей события духовной жизни касаются мало, ведь они совсем не похожи на религиозных активистов, какими были, например, фарисеи, совершенно уверенные, что они, конечно же, встретят Мессию раньше других.

Но Христос, как видно, приходит к каждому, а не только к тем, кто ведёт интенсивную религиозную жизнь. Он приходит к тем, кто Его ждёт и кто готов Его принять. А это далеко не всегда зависит от религиозной активности человека. Парадоксальным образом иногда такая активность может даже помешать. Пастухи люди простые, и реакция на полученное откровение у них тоже простая: пойдём, посмотрим (ст. 15)! А когда, придя в Вифлеем, они увидели там младенца Христа, они просто, как умели, рассказали об увиденном (ст. 16–18). И пошли назад, прославляя Бога за рождение обещанного Мессии (ст. 20).

Достаточно сравнить этот простой рассказ-свидетельство с теми богословскими спорами, которые будет вызывать у тех же фарисеев и у учителей Торы почти каждое слово и каждый поступок Иисуса, чтобы понять, почему откровение о рождении Мессии получают именно пастухи. Будь на их месте учёные раввины, Дева Мария, скорее всего, ещё очень нескоро дождалась бы свидетельства о рождении Христа, которое было для неё так важно (ст. 19): ведь прежде, чем признать кого бы то ни было Мессией, нужно было тщательно исследовать дело. Но Богу чаще бывают нужны свидетели, чем богословы. Он не нуждается в том, чтобы мы анализировали и оценивали Его дела. Ему вполне достаточно того, чтобы от нас о них услышали другие.

Для кого рождается Спаситель? Вы уверены, что для вас? Весь мир заранее отрекся от Христа, предоставив Ему, новорожденному Младенцу, лишь кормушку для скота. Первыми подданными нового Царя оказываются простые пастухи. Но Христос рождается не только для тех, кто готов принять Его — Ангел недвусмысленно возвещает: радость будет всем людям. По человеческому разумению, мир всегда делится на хороших и плохих, на достойных и недостойных спасения. Но стоит на мгновение открыться небу, как слышится хор небесного воинства: Христос — для всех.

Каждый, кто хотя бы раз читал евангельский рассказ о Рождестве, наверняка задавал себе вопрос: почему весть о рождении Мессии в первую очередь была открыта пастухам, людям не только необразованным, но, возможно, и вовсе неграмотным? Ведь рядом был не только Вифлеем, но и Иерусалим. Конечно, Ирод хотел разузнать о родившемся Мессии всё, что можно, с тем, чтобы Его убить. Но ведь Иерусалим — это не только Ирод, это тысячи глубоко религиозных, верующих людей, большинство из которых ожидали Мессию с нетерпением, надеясь, что Он придёт ещё при их жизни. И всё же первыми об ожидаемом многими событии узнают те, кто с точки зрения богословской и вообще религиозной был к нему подготовлен меньше всего. Почему же так? Ответом на этот вопрос стало всё земное служение Иисуса, его постоянные споры с фарисеями, именно глубокая религиозность и богословская образованность которых стала для них камнем преткновения на пути в Царство. Очень вероятно, что, если бы увиденное пастухами открылось какому-нибудь собранию членов фарисейского братства, Мария так и не дождалась бы гостей, принесших ей благую весть. Ведь прежде пришлось бы дать богословскую оценку увиденному, а это дело долгое, оно вполне могло бы растянуться на месяцы, если не на годы. Пастухам было проще: они не думали о богословских тонкостях. Они просто радовались благой вести о давно ожидаемом событии, а потом так же просто отправились посмотреть на новорожденного Мессию, о котором узнали. И стали первыми вестниками Христа и Царства.

В рассказе о рождении Иисуса Христа в яслях, о пещере, пастухах и ангелах — нет ничего сентиментального и умилительного. Зато есть много величественного и торжественного. Нас не должна смущать скромная обстановка сельского хлева и бедность гостей — это настоящий мессианский пир. На далекого предка Иисуса и самого знаменитого царя-помазанника (то есть, по-гречески, Христа) Давида здесь указывает все — и его родной город Вифлеем и занятие пастухов (Давид сам был пастухом у своего отца) и — поразительные параллели с Тем, Кто тоже будет Пастухом у Своего Отца: Он тоже рожден, чтобы быть Царем, Помазанником, Христом, Он тоже — как «меньший из братьев» чудом, силой Божьей сразит Врага и «снимет позор с Израиля (сравни с 1 Царств 17 или Псал. 151). Евангелист, зная всю последующую историю, сумел разглядеть славу в обыденной и бедной жизни семьи, застигнутой родами ночью, в хлеву. Мы тоже знаем эту историю: умеем ли мы видеть по-настоящему?

Лаконичное, в духе старинных летописей, упоминание о переписи начинается торжественно, с Августа, возвышающегося над земными царствами, а затем становится рассказом о людях скромного достатка, вынужденных ютиться в первом попавшемся закутке и даже не имеющих возможности положить роженицу и новорожденного в нормальную постель.

То, что в одном отрывке упомянуты столь контрастные события, как правление императора великого государства и рождение Младенца на окраине империи, наводило многих старинных комментаторов на попытки увидеть взаимосвязь этих событий, связать величие Царя Небесного с величием земных царей. Можно, однако, посмотреть на это и по-другому и увидеть несопоставимость ложного величия империй и подлинного величия. Христа, умалившегося с первых же секунд пребывания среди нас. Мария же, родившая в хлеву, уподобилась миллионам крестьянок, рожавших в поле. И сейчас, когда мы называем Марию Царицей Небесной, не стоит забывать, что Её Царство, как и Царство Её Сына, не от мира сего.

Осознать и понять произошедшее человеку невозможно. Не только потому, что сам факт Рождества, то, как все это происходит — это с человеческой точки зрения полный абсурд. Но еще и потому, что так человек получает возможность понять, как Бог любит. Его любовь к каждому — это одновременно и любовь отца к ребенку и любовь маленького ребенка к родителям. Строгость, ответственность, забота, самопожертвование сплавляется с нежностью, полным доверием и необходимостью быть все время рядом — вот как выглядит Его Любовь. Он хочет, чтобы мы держали Его на руках, не отпускали от себя и так Он даст нам все, защитит и даст нам мир. Он отдает нам себя и, как ребенок улыбается любой матери, так и Он любит нас такими, какие мы есть. И, отдавая нам на сохранение Свою жизнь, Он всего лишь доверяет нам так, как никто и никогда не будет нам доверять.

Зачем ангел сообщил о рождении Младенца пастухам, вроде бы совершенно посторонним людям, которые больше ни разу не будут упомянуты? Только ли для того, чтобы они засвидетельствовали Марии и Иосифу, что Младенец будет Спасителем? Но ведь и Мария, и Иосиф сами слышали слова, возвещённые им свыше!

Надо, однако, иметь в виду, что по некоторым историческим данным в те годы пастухи в Иудее считались людьми второго сорта: фарисеи и им подобные смотрели на них свысока, ведь образ жизни пастухов не давал им возможности по всем правилам соблюдать субботний покой. И вот именно они, оттеснённые на обочину, удостоены, одними из первых, услышать Радостную Весть о приходе в мир Спасителя.

Христос только-только положен в ясли, Он, как кажется, ещё ничего не успел сделать, но с первых же секунд пребывания на земле Он уже начал служить отверженным, давая им надежду на лучшее. Придя в мир, Христос сразу же начал удалять перегородки, навороченные людьми между собой.

Духовный опыт любого человека, способного раскрыться навстречу Богу, может оказаться неизмеримо ценным, хотя бы такой человек не производил эффектного впечатления. Должно быть, именно поэтому Мария, имевшая непосредственный опыт общения с Божиим вестником и пророчески увидевшая, что отныне будут ублажать Её все роды, смиренно выслушивала и сохраняла в сердце услышанное от простых людей, имена которых остаются нам неизвестными.

Весть о рождении Мессии — радостная. Радостная для всех. Для каждого. Не только для тех, кто позже станут называться христианами, но и для всех, кто духовную жизнь принимает всерьёз. Конечно, больше всех Его ждали именно евреи. Народ Божий. Они одни только тогда и могли понять, что произошло и что означает благая весть. Остальные могли лишь догадываться. Но дело ведь не только в том, кто и что понимает. Хотя для духовной жизни понимание и осознание играют главную роль.

Дело ещё и в том, что произошло. В Царстве, которое, по словам Спасителя, «приблизилось». А вот это уже вполне могут почувствовать не только христиане. Человек может ничего не знать о Мессии, о народе Божьем, вообще об истории Завета и о спасении. Но ощутить дыхание Царства может каждый ищущий. Замечательна и примечательна в этом смысле трансформация в христианскую эпоху некоторых восточных учений — индуизма, например, или буддизма. Можно ли было себе представить в дохристианские времена, чтобы индус, будь он даже последовательным монотеистом, избравшим путь йоги, назвал бы Бога небесным Отцом?

А в современном индуизме такое случается. И это отнюдь не влияние христианских миссионеров. Это веяние дыхания того самого Царства, которое не вмещается ни в какие религиозные рамки. Которое открыто каждому, стремящемуся к подлинной духовной жизни, к какой бы традиции он ни принадлежал. Конечно, Царства не бывает без Царя. Но не всегда ищущий знает о Царе. Иногда он узнаёт о Царстве раньше, чем о Том, Кто в нём правит.

Но Царь рад каждому приходящему. А познакомиться с Царём можно и после того, как узнаешь о Царстве, прикоснёшься к нему, поймёшь, что шёл именно сюда и пришёл туда, куда давно хотел попасть. До полного торжества Царства, до возвращения Христа во славе время ещё есть. А значит, есть время и у ищущих встретиться с Царём, познакомиться с Ним, осознать, с Кем встретились, вручить себя Ему.

Конечно, непосредственным представительством Царства на земле должна быть в первую очередь Церковь. Но она не всегда на высоте соответствия этой задаче, а Сам Христос никогда не говорил, что Он ограничит Свою деятельность в мире рамками земной Церкви. Он обещал не оставлять её, но не обещал нам, как христианам, эксклюзивных прав на Царство. Ведь это Его Царство и Его Церковь. И только Ему решать, как далеко оно распространится и кто сможет к нему приобщиться.

В переводе с греческого слово «евангелие» означает «благовестие». И смысл этого благовестия как раз заключался в том, что тот Мессия, Которого так ждал народ Божий на протяжении столетий, наконец пришёл в мир. Об этом и возвещают ангелы пастухам. Родившегося Мессию они называют Господином и Спасителем.

Соответствующее греческое слово, впрочем, часто интерпретируют как «Господь», имея в виду Яхве, имя Которого в греческих текстах заменяли обычно словом, переводимым как «господин» или «господь» (в греческом разницы между «господин» и «господь» нет). Именно поэтому порой бывает непросто определить, о чём идёт речь в конкретном греческом тексте. С еврейскими текстами проще: там имя Яхве появляется на своём месте без изменений, а вот «благочестивые» переводы обычно его подменяют тем самым «господин» или «господь». Если же текст с самого начала написан по-гречески, то понять, идёт ли речь о священном имени или просто о титуле, довольно сложно.

Но в данном случае, вполне вероятно, перед нами как раз именно титул — ведь на Мессию всегда смотрели в первую очередь как на Царя. Конечно, народный мессианизм предполагал, что Царство будет вполне земным, и Мессия тоже станет Царём вполне земным. Но народные представления не отменяли того факта, что Мессия — действительно Царь, хоть и не такого Царства, которого ожидало в те времена большинство.

От Своего Царства Иисус никогда не отказывался, при том, что Он никогда не высказывал никаких претензий на царства земные. И титул Спасителя тоже был в евангельские времена традиционно мессианским. Правда, и тут народный мессианизм предполагал нечто вполне земное — Царь-Мессия создаст сильное еврейское государство, основанное на законах, соответствующих Торе, в котором найдёт себе убежище не только каждый еврей, но и вообще каждый, поклоняющийся Богу Израиля и ищущий благочестивой жизни.

О спасении как о полном освобождении от власти греха и смерти если и говорили, то во вторую очередь и в более отдалённой, эсхатологической перспективе. Но Иисус действительно стал Спасителем для каждого, ищущего Царства: ведь там человек находит не только полноту жизни, но и избавление от власти зла и греха, в которых лежит падший мир. Избавление навсегда: ведь Царство, входя в мир, раньше или позже преобразит его до конца, сделав своей частью и освободив его от последствий грехопадения. Окончательно, на всю вечность.

Жизнь Христа совершается в нас, когда мы не просто знаем о событиях Его жизни, но переживаем их как факты нашей биографии. Поэтому слова Ангела о рождении Спасителя обращены не только к пастухам, но и к нам, и именно сейчас, ныне. Давайте сейчас, насколько хватит нашей веры, примем, что именно сегодня приходит в мир беспомощный Младенец, Которого Отец доверил человеческим рукам. И тогда в нас шевельнется любовь и благодарность, и «радостью великой» наполнится этот день.

Реакция пастухов на увиденное — реакция нормальных людей, доверяющих Богу. Им было сказано, что Мессия родился, было указано, где Его искать, и они идут туда, куда было сказано. Нормальная реакция «простых» людей. Простых не в смысле обязательно грубости или необразованности, а в смысле той внутренней цельности, которая противостоит не грубости или невежеству, а внутренней же изломанности или раздвоенности. Тому, что чаще всего мешает человеку увидеть и услышать Бога. Хотя — факт остаётся фактом — людей изломанных, раздвоенных, склонных к бесконечной и бесплодной рефлексии скорее встретишь среди образованных, чем среди необразованных.

Если бы ангелы возвестили рождение Мессии хорошо образованным в Торе лидерам фарисейского движения или учителям Торы, скорее всего, Иосиф и Мария не скоро дождались бы гостей. В самом деле: прежде, чем пойти, этим людям надо было бы всё тщательно проанализировать, взвесить, решить, «правильное» было видение или «неправильное», соответствовало ли оно тем критериям истинности и тем представлениям о Мессии, которые были приняты учёными богословами, или нет… Словом, посмотреть на Мессию учёный люд собрался бы не скоро. И дело тут, конечно, не в образованности как таковой.

Дело в том, что у падшего человека почти всегда эту самую образованность сопровождает. И дело не в одной заносчивости и столь свойственном некоторым учёным людям своеобразном снобизме, а в склонности к моделированию и схематизации даже там, где никакие схемы по определению не годятся и никакие модели не работают. И даже не потому, что Бога и Мессию не впишешь ни в какие схемы и никак не смоделируешь, а потому, что склонный к такому интеллектуализму человек нередко начинает, сам того не замечая, моделировать и самого себя. Свою собственную жизнь. Жизнь, из которой он старается сделать схему вместо того, чтобы просто жить.

И вот тогда, если человек моделирует собственную жизнь вместо того, чтобы просто её проживать, достучаться до него становится практически невозможно. Ни Богу, ни другому человеку. Человек ведь в таком случае исчезает, отождествляя себя с собственной схемой, с моделью своего собственного существования. А с моделью или со схемой не пообщаешься, тут можно или вписаться, или уйти. Но Бог вписываться в человеческие схемы не собирается, и Мессия тоже. Поэтому Бог и открывает важные вещи тем, кто живёт просто, без схем и моделей. Так оно вернее и надёжнее.

Евангелие от Матфея начинается родословием Иисуса Христа (ст. 1 – 17). На первый взгляд, ничего принципиально важного для понимания личности Христа и Его служения оно нам не даёт. Но когда в той же первой главе мы читаем об откровении, которое было Иосифу (ст. 18 – 25), значение родословия становится яснее. В самом деле, смысл откровения, полученного Иосифом, заключается в том, что Сын Марии родится от Бога, от Святого Духа (ст. 20). В принципе, когда речь шла о Мессии-Христе, некоторые из верующих евреев той поры и ожидали чего-то необычного. Но в таком случае сам собой возникал вопрос: а можно ли такого Человека, рождённого от Бога, сравнивать с нами, обычными людьми? Быть может, Он, хотя и рождённый Человеком, пройдёт по нашей отравленной грехом земле подобно ангелу, вестнику Божию, приходящему лишь для того, чтобы возвестить волю Всевышнего и затем эту землю покинуть? Родословие Иисуса и призвано было дать ответ на этот вопрос. Оно давало понять, что рождение Иисуса вовсе не похоже на нисхождение с небес вестника Божия. Ведь такому ангелу-вестнику нет дела до человечества и земной истории, он не имеет к ней никакого отношения. Он лишь возвещает волю Пославшего и исчезает, исполнив свою миссию. Иногда, конечно, такой вестник может и исполнить какое-то данное ему Пославшим поручение, вмешавшись в ход земных событий, но в общем до земной истории ему дела нет, он никак в неё не включён и от неё не зависит. Иное дело Мессия-Христос. Хотя и рождённый от Святого Духа, Он в земную историю включён с самого начала, с самого Своего рождения. И не в историю вообще, а в историю конкретного народа, среди которого Он родился и к которому принадлежит по плоти. В этом смысле Он самый настоящий Человек, такой же, как и всякий другой. И Его земное служение будет не мимолётным эпизодом Его жизни, а станет её целью и смыслом. И именно поэтому станет возможным и Спасение, и явление Царства.

Родословная Спасителя – одно из самых сложных мест в Евангелии. Многие из тех, кто впервые берет в руки Новый Завет, встречаясь с ним в самом начале, откладывают книгу, не находя в себе сил преодолеть первое впечатление непонимания, а кто-то просто пропускает этот фрагмент. Но даже и мы, привыкшие много читать Слово Божие, часто ли мы в своем личном молитвенном чтении обращаемся к этому тексту? А между тем, этот фрагмент обладает глубоким богословским содержанием, описанным в современной экзегетике. Попробуем разобраться в нем. Первое, что обращает на себя внимание, это слова, которыми родословная заканчивается, и которые разбивают ее на три части по четырнадцать родов. Случайно ли это? Разумеется, нет, и это становится особенно отчетливо видно, когда понимаешь, отслеживая все связи по Ветхому Завету, что на самом деле 14 – в данном случае цифра условная. А раз так, то здесь речь о символизме, о том, что за этим стоит какой-то скрытый смысл. Некоторые авторы полагают, что здесь создается подобие иконы-триптиха, описывающей главные события, предшествовавшие Воплощению Сына Божия. Иконы, на которой изображены какие-то фигуры людей. Мы с вами привыкли, что на иконах изображают святых. Но всмотримся в людей, которые изображены здесь. Это люди далеко не святые, напротив, часто жестокие, порочные, злые. Иными словами, здесь изображено человечество, каким оно было, когда к нему пришел Христос. Картина падшести, казалось бы, нисходящая от Авраама, но вдруг неожиданно восходящая ко Христу. И еще одно отмечают современные экзегеты. Здесь три ключевых имени. Они выделяются словами: «...всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов». Итак, три имени: Авраам, Давид, Христос (по-еврейски Машиах), из них составляется имя АДМ, или Адам. Адам, или человек, а по сути – человечество. Иными словами, родословная Спасителя – это икона, на которой изображено человечество, предстоящее воплощению Богочеловека. И, наконец, вот на что еще обращают внимание богословы. Родословная начинается словами: «Родословие Иисуса Христа…» - а заканчивается: «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос». То есть Христос в начале и конце, Он как бы обнимает Собою родословную, Он ее Альфа и Омега. Наверное, многое еще можно увидеть, разглядывая этот текст, будем стараться вчитываться в него, даже если нам кажется, что это просто перечень имен.

С чего начать рассказ о самом важном — о пришедшем Мессии, о реальности Небесного Царства, об опыте новой жизни? Каждый евангелист решает этот вопрос по-своему. Матфей начинает с того, что Авраам родил Исаака — и в этой генеалогии уже присутствуют основные моменты Радостной Вести. Многие из знаменитых предков Иисуса были убийцами, обманщиками, грешниками — и в этом предвосхищается то, что Иисуса чаще можно будет увидеть в компании грешников, чем среди благочестивых и уважаемых людей. Цари, потерявшие свое царство указывают на то, что Царство Христа будет строиться по иным законам, чем земные державы. В этой генеалогии нет имен праведниц, таких, как Сарра или Ревекка, а из четырех женщин, вошедших в список, две были профессиональными проститутками, а еще две оказались в свое время с самых непростых семейных обстоятельствах — и в этом читается судьба Девы Марии, самой чистой и праведной из женщин, которая чуть не оказалась на позорном пути матери-одиночки, зачав Сына до свадьбы, не от того, кто должен был стать Ее мужем. Таковы предки Иисуса, под стать тем, кто будет призван в Его Царство — как и каждый, кто прочтет или услышит следующие главы Евангелия.

По сравнению с уже прочитанным нами ранее Евангелием от Марка это Евангелие приносит совершенно новую информацию: Иисус не пришел с небес уже взрослым и сразу на проповедь, Он РОДИЛСЯ в этот мир так, как рождается всякий человек. Сын Божий действительно вочеловечился, принял на Себя человеческую плоть абсолютно так же, как принимаем ее мы. Именно поэтому все, что Он в дальнейшем совершит, будет иметь отношение ко всем нам, потому что совершаться все будет в человеческой природе. И имя Его — Иисус — означает Божье спасение для всего человечества. Для иллюстрации и пояснения этой абсолютной человечности Христа ап. Матфей приводит Его родословие, построенное из нескольких семерок — числа полноты — и ставящее Его в контекст всей Священной истории, всей цепочки заветов между Богом и человеком. А цитата из Исаии дополняет — и всех ветхозаветных пророчеств.

Имеет ли значение происхождение для духовной жизни или нет? Казалось бы, ответ очевиден: конечно, нет. В самом деле, если речь идёт об отношениях человека с Богом или с ближним, так ли важно, кто его родители и какой он национальности? Ведь всё тут определяется только самими этими отношениями. Да и Царство открыто каждому, кто готов принять, независимо от расы, национальности, религии. И всё же евангелист приводит подробную, от Авраама, генеалогию Иисуса. Конечно, важно тут, прежде всего, именно то, что от Авраама: ведь с Авраама начинается история народа Божия. Но, с другой стороны, именно через Авраама, по слову Божию, «благословятся все племена, живущие на земле». Мессия родился евреем, став Тем, через Кого исполнилось данное Богом Аврааму обещание. И тут вопрос происхождения становится вопросом именно духовным, не потому, что у Бога есть любимчики, а потому, что кто-то должен взять на себя ответственность за то, чтобы быть помощником Бога в осуществлении Его замыслов, и кто-то должен родиться Мессией для того, чтобы царство Божие стало реальностью. Один народ, один Мессия — для спасения всех и каждого. И тут уже происхождение оказывается важно: ведь оно обязывает. Обязывает к участию в осуществлении Божьего замысла. И к тому, чтобы не сворачивать с пути, ведущего в Царство.

Сегодня мы читаем на литургии всю первую главу Евангелия от Матфея, включающую родословие Христа и рассказ о его Рождестве в Вифлееме. Вся структура этой главы определяется своеобразным движением сюжета от Адама, первого из предков Христа по плоти, до того момента, когда Иосиф нарекает родившемуся Младенцу имя: Иисус. В самый день праздника мы будем еще раз читать рассказ о Рождестве из этой главы, а потом и рассказ о поклонении волхвов. Но сегодня для нас важно увидеть всю эту человеческую историю, заключенную в длинном перечне имен от Адама до Иисуса.

Евангелист Матфей, с присущим ему стремлением к систематизации излагаемых им сведений, предлагает нам довольно условную схему движения истории, разбивая ее на три периода по четырнадцать поколений в каждом. Очевидно, что приводимые им числа носят скорее символический характер. В деталях родословие у Матфея отличается от родословия у Луки, это связано с особенностями иудейской системы родства и отцовства. Но не это, не детали важны для евангелиста. Он приводит, собственно говоря, родословие Иосифа, мужа Марии, который принимает Рожденного Ею Младенца как своего и до конца своей жизни оберегает Его и служит Ему. В известной степени это — призвание каждого из нас.

Говоря о Рождестве, евангелист Матфей оставляет за рамками своего рассказа Благовещение и обращает наше внимание в первую очередь на веру Иосифа. Поверив Ангелу, он поднимается над человеческой немощью и ограниченностью и становится участником спасительного действия Божьего. И в лице Иосифа, как позже и в лице учеников Христа, все человечество принимает Младенца Христа. Потому что Рождество есть финал всей истории отпадения от Бога и поиска путей возвращения, истории противления Богу и истории спасения. Все человеческое одиночество, бессилие и смертность заканчиваются для нас в Вифлеемской пещере, где рождается Тот, Кто пребудет с нами во все дни до скончания мира.

Описанное в сегодняшнем чтении появление в Иерусалиме пришедших «с востока» «волхвов» (ст. 1) вызывает целый ряд вопросов. Кем были эти «волхвы»? Почему вообще их заинтересовал вопрос о рождении Мессии-Христа, который, казалось бы, мог в те времена интересовать одних лишь евреев? И какая таинственная «звезда» (ст. 2) вела их? Традиционным ответом на последний вопрос стало указание на тот факт, что «волхвы», хорошо знавшие астрономию своего времени, могли заметить на звёздном небе некое необычное явление, которое они интерпретировали как знак того, что Мессия действительно родился. Но такой ответ предполагает, что эти «волхвы» не только хорошо знали астрономию, но и ожидали прихода Мессии не меньше самих евреев. Палестина входила в те времена в состав Римской империи, на востоке граничившей с Персией, которую римлянам так и не удалось завоевать, несмотря на многочисленные попытки. Государственной религией Персии был тогда зороастризм, а жрецов этой религии в Римской империи называли по-гречески «магами» (в Синодальном переводе эти «маги» превратились в «волхвов»). Зороастризм же был замечателен тем, что его последователи, как и евреи, ожидали Мессию, Который придёт на землю в конце времён для того, чтобы возглавить здесь последнюю битву сынов Света с сынами тьмы. По-видимому, нашлись среди зороастрийских жрецов и такие, кто решился выйти за предписанные традицией рамки собственной религии. Они-то и отправились в Иудею, чтобы найти там столь ожидаемого ими Мессию. Конечно, традиционные зороастрийские мессианские представления существенно отличались от библейских. Но для тех, кто отправился в Палестину, очевидно, желание найти истину оказалось сильнее влияния общепринятых мнений и давления среды. А давление могло быть весьма сильным: ведь Римская империя и Персия традиционно враждовали между собой, и отправиться в Иудею означало для магов поехать прямиком во вражеский стан. К тому же, у них, разумеется, не было никаких гарантий того, что они действительно найдут Того, Кого искали. Но, как видно, найти Мессию, о Котором говорили не только библейские, но и зороастрийские книги, было для этих людей абсолютно необходимо. И потому они нашли Того, Кого искали (ст. 9 – 11). Не каждому Бог судил родиться в народе Божием. Но поиск истины доступен каждому. И если поиск это искренний и неотступный, раньше или позже он непременно приведёт ищущего к Тому, Кто есть Путь, Истина и Жизнь.

Для евангелиста рожденный Мальчик — обетованный Мессия, Который должен осуществить в Себе всю Священную Историю израильского народа и привести ее к полноте. Поэтому в сегодняшнем рассказе угадываются детали повествования о Моисее, исходе из Египта и странствии через пустыню. Злой царь хочет уничтожить надежду Израиля и убивает невинных детей (Исх 1); Бог выводит Израиль из Египта (эта параллель подтверждается цитатой из пророка); восточные мудрецы, ведомые звездой, благословляют Израиль (Числ 24:17). Бог спасает Свой народ не извне, а находясь в самом средоточии Истории, Христос рождается на земле, чтобы пройти через все испытания и тяготы Своего народа и вообще всех людей. Удивительная тайна причастности Богу осуществляется в Том, Кто ходил по нашей земле, дышал нашим воздухом, видел наше небо, жил в нашем мире, наполнил нашу Историю и нашу жизнь...

Для евангелиста рожденный Мальчик — обетованный Мессия, Который должен осуществить в Себе всю Священную Историю израильского народа и привести ее к полноте. Поэтому в сегодняшнем рассказе угадываются детали повествования о Моисее, исходе из Египта и странствии через пустыню. Злой царь хочет уничтожить надежду Израиля и убивает невинных детей (Исх 1); Бог выводит Израиль из Египта (эта параллель подтверждается цитатой из пророка); восточные мудрецы, ведомые звездой, благословляют Израиль (Числ 24:17). Бог спасает Свой народ не извне, а находясь в самом средоточии Истории, Христос рождается на земле, чтобы пройти через все испытания и тяготы Своего народа и вообще всех людей. Удивительная тайна причастности Богу осуществляется в Том, Кто ходил по нашей земле, дышал нашим воздухом, видел наше небо, жил в нашем мире, наполнил нашу Историю и нашу жизнь...

Описанное в сегодняшнем чтении появление в Иерусалиме пришедших «с востока» «волхвов» (ст. 1) вызывает целый ряд вопросов. Кем были эти «волхвы»? Почему вообще их заинтересовал вопрос о рождении Мессии-Христа, который, казалось бы, мог в те времена интересовать одних лишь евреев? И какая таинственная «звезда» (ст. 2) вела их? Традиционным ответом на последний вопрос стало указание на тот факт, что «волхвы», хорошо знавшие астрономию своего времени, могли заметить на звёздном небе некое необычное явление, которое они интерпретировали как знак того, что Мессия действительно родился. Но такой ответ предполагает, что эти «волхвы» не только хорошо знали астрономию, но и ожидали прихода Мессии не меньше самих евреев. Палестина входила в те времена в состав Римской империи, на востоке граничившей с Персией, которую римлянам так и не удалось завоевать, несмотря на многочисленные попытки. Государственной религией Персии был тогда зороастризм, а жрецов этой религии в Римской империи называли по-гречески «магами» (в Синодальном переводе эти «маги» превратились в «волхвов»). Зороастризм же был замечателен тем, что его последователи, как и евреи, ожидали Мессию, Который придёт на землю в конце времён для того, чтобы возглавить здесь последнюю битву сынов Света с сынами тьмы. По-видимому, нашлись среди зороастрийских жрецов и такие, кто решился выйти за предписанные традицией рамки собственной религии. Они-то и отправились в Иудею, чтобы найти там столь ожидаемого ими Мессию. Конечно, традиционные зороастрийские мессианские представления существенно отличались от библейских. Но для тех, кто отправился в Палестину, очевидно, желание найти истину оказалось сильнее влияния общепринятых мнений и давления среды. А давление могло быть весьма сильным: ведь Римская империя и Персия традиционно враждовали между собой, и отправиться в Иудею означало для магов поехать прямиком во вражеский стан. К тому же, у них, разумеется, не было никаких гарантий того, что они действительно найдут Того, Кого искали. Но, как видно, найти Мессию, о Котором говорили не только библейские, но и зороастрийские книги, было для этих людей абсолютно необходимо. И потому они нашли Того, Кого искали (ст. 9 – 11). Не каждому Бог судил родиться в народе Божием. Но поиск истины доступен каждому. И если поиск это искренний и неотступный, раньше или позже он непременно приведёт ищущего к Тому, Кто есть Путь, Истина и Жизнь.