Мысли вслух на Мк 3:13-35

Человеческий ум изворотлив — это известно давно и хорошо. Так же, как и то, что он величайший на свете угодник: если человеку очень хочется в чём-то убедиться, что-то себе доказать или что-то для себя обосновать, его ум рад стараться и угодить — он найдёт нужные аргументы и предложит такие интерпретации вполне очевидных фактов, которые при желании позволят человеку увидеть их совершенно не такими, какими они являются на самом деле.

Особенно «полезной» такая деятельность человеческого ума оказывается тогда, когда некие факты никак не хотят вмещаться в рамки тем же человеческим умом придуманной схемы, концепции, теории. Примерно так было и в случае, когда некие «книжники» (по-видимому, учёные раввины или учителя Торы из Иерусалимской академии) стали утверждать, что Иисус якобы изгоняет тёмных духов, пользуясь силой их же главы, владыки мира теней и царства смерти, одним из имён которого было Вельзевул.

Нелепость такого утверждения была очевидна, и Иисус тут же указал на неё книжникам: если бы всё было так, как они утверждают, это было бы огромной удачей — ведь тогда оказалось бы, что в царстве тьмы произошёл некий раскол, так, что теперь бороться с ним будет совсем нетрудно. Всем было очевидно, что ничего такого ожидать не приходилось. Книжники же просто предложили некую теорию, которая могла объяснить происходящее, не разрушая их собственных концепций, и в первую очередь концепций мессианских, да и некоторых других тоже.

Этот Человек, говорили они, нарушает Богом данный Закон (на самом деле — предписания, придуманные людьми и предложенные как интерпретация того самого Богом данного Закона), следовательно, быть Божьим человеком Он не может, следовательно, не может и исцелять, а раз всё же исцеляет, значит… вот тут-то и пригодилась новая теория: значит, Он исцеляет не той силой, не Божьей. Логика соблюдена, вот только к реальности они никакого отношения не имеет.

Однако человек, желающий обманываться, старается не замечать этого, и действительно не замечает, а ум помогает ему пребывать в неведении. Жизнь человека определяет ведь не ум и не логика, а воля, заставляющая человека выбирать и решать. Выбирать, в том числе, и то, что он хочет видеть и чего он видеть не хочет. А увидеть желаемое или не заметить нежеланного не так уж трудно — если надо, и ум, и чувства в этом помогут. Они ведь не могут противостоять воле, определяющей, кем и чем человек окажется перед Богом и людьми.

По дорогам Палестины за Иисусом ходило множество людей, но не все они вошли в число двенадцати апостолов. Как говорит евангелист Марк, Он «призвал к себе тех, кого Сам хотел». Этих учеников Господь приготовил для служения, дав им силу проповедовать Царствие Божие, исцелять больных и изгонять бесов. Последовав призыву Христа и взойдя вместе с Ним на гору, они стали совершенно другими людьми. Не об этом ли свидетельствует тот факт, что Симону дается совершенно новое имя – Петр…

Получив эти «сверхъестественные» способности, апостолы не превратились в магов, гордящихся своими чудодейственными умениями, потому что в этом не было их заслуги. Иисус призвал тех, кого захотел, а не тех, кто был более достоин. Удивительные вещи, сделанные руками апостолов, которые мы находим в книге Деяний - действие Cамого Спасителя, а не тех, кого Он Сам поставил на это служение. Эти взаимоотношения Господа и учеников для нас – удивительный пример того, что такое смирение.

Сегодняшнее чтение посвящено избранию двенадцати апостолов, призванных быть ближайшими сотрудниками Христа — проповедовать Благую Весть и исцелять мир от болезней и сил зла. Перед этим Иисус провел всю ночь в молитве к Богу и затем избрал из учеников тех, «кого Сам хотел».

Инициатива призвания принадлежит Богу. Ни один человек не может «ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба» (Ин 3:27). Эти слова Иоанна Крестителя были сказаны об Иисусе, Который, быв послушен Отцу «даже до смерти, и смерти крестной» (Флп 2:8), Сам исполняет божественный принцип послушания и на этом принципе основывает первую общину учеников — начаток Церкви.

Избрание Божие не только не уничтожает человеческую свободу, но предполагает ее. Ответ на Божий призыв осуществляется свободным выбором человека, и этот выбор совершается не только раз и навсегда — но и постоянно, в каждый момент жизни. У нас содрогается сердце, когда мы видим в перечислении имен апостолов имя Иуды Искариотского. Христос доверяет ему, вверяет Себя его свободе, апостольское достоинство Иуды такое же, как и у других, он также проповедует Евангелие и имеет власть исцелять от болезней и изгонять бесов. В данный момент он со Христом, и его свободе дана такая же, как и всем, возможность быть со Христом всегда.

Интересно: в какой всё-таки момент апостолы становятся апостолами? В момент, когда Иисус позвал их за собой, каждого в свой час? В день, когда Он посылает их на служение? После Его воскресения и их встречи с Ним, воскресшим из мёртвых? В день Пятидесятницы?

Наверное, на этот вопрос однозначно ответить невозможно. Ведь апостол — прежде всего свидетель, свидетель Христа и Царства. И, значит, апостолом он становится в тот момент, когда начинает свидетельствовать. А что считать началом? Ведь, в сущности, что такое Царство, апостолы поняли до конца только после Пятидесятницы, когда испытали на себе его дыхание. Но свидетелями они стали намного раньше! В сущности, уже саму готовность пойти за Иисусом сразу же после того, как Он позвал за собой, можно, в известном смысле, считать свидетельством.

Но, конечно, момент, когда Иисус посылает двенадцать своих ближайших учеников на проповедь, действительно оказывается поворотным на их духовном пути. Прежде они свидетельствовали самим своим пребыванием рядом с Учителем, той поддержкой, которую оказывали Ему; теперь им предстояло самостоятельное свидетельство, свой собственный путь, конечно, связанный с земным путём их Учителя, но всё же свой. При этом, конечно, сам собой встаёт вопрос: как могли апостолы свидетельствовать о Царстве, которое они по-настоящему узнали значительно позже, уже после Воскресения и Пятидесятницы?

Но тут, как видно, и проявляет себя одна из основополагающих закономерностей духовной жизни, какой она существует в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире, а может быть, и не только здесь.

Речь идёт о том, что в духовной жизни то, что условно можно было бы назвать обучением и, столь же условно, практикой, существует нераздельно. Духовной жизни и практике нельзя обучиться так, как обучаемся мы той или иной специальности в среднем или высшем учебном заведении, с тем, чтобы, окончив курс, приступить затем к работе. Тут нет даже привычной по таким учебным заведениям производственной практики.

Работать приходится, образно говоря, сразу же непосредственно на производстве, обучаясь без отрыва от него. Такое обучение может показаться иногда слишком трудным и даже рискованным, но, похоже, это единственная возможность, по крайней мере, в нашем падшем мире. И Иисус обучает Своих учеников именно так — по дороге в Царство. С тем, чтобы, придя туда, они уже знали и умели всё то, что окажется им необходимо. По крайней мере, на первое время.

Господь, сходя на землю в Своем умалении, ограничивается в Своих действиях человеческими возможностями. Его попросту не хватает на всех, Он не в состоянии исцелить всех желающих, рассказать о Царстве Божьем всем, кто готов услышать Его радостную весть. Поэтому Он призывает к Себе на помощь учеников - Он пошлет их проповедовать Евангелие, исцелять болезни и изгонять злых духов. Он Сам избирает их на это служение, нарекает им новые имена (как Своим служителям и послам). Впоследствии Двенадцать станут основой для Его Церкви.

Для нас существенно важно, что ученики Христа - это не просто адепты нового учения, участники неких духовных практик, хранители определенных тайн и обрядов, а посланники (греч. - апостолы) своего Учителя, призванные исполнять Его служение - с Ним и для Него. В мире творится достаточно несчастий и несправедливости, где мы можем исполнить свою миссию - сделать мир чуть лучше, чуть более открытым к Божьей любви, принести частицу Его присутствия. Именно это делает нас настоящими учениками Христа.

Нежелание признавать очевидное порой вызывает к жизни самые причудливые теории и предположения. Так было и с фарисеями: некоторые из них, не желая видеть в Мессии Мессию, попытались объяснить совершаемые Иисусом чудеса тем, что Он прибегает к помощи тёмных сил.

Такое предположение всякому непредвзятому человеку должно было показаться, как минимум, странным: ведь Иисус неоднократно изгонял бесов из людей, освобождая их из-под власти тех самых тёмных сил, помощью которых Он, если следовать логике обвинявших Его фарисеев, должен был пользоваться. На это противоречие и указывает Иисус, отвергая выдвинутое против Него обвинение: не станет же, говорит Он, дьявол воевать сам с собой. Вместе с тем Иисус предупреждает о самом страшном грехе, который не прощается: о грехе хулы на Святого Духа. На первый взгляд всё просто и понятно: Он изгоняет бесов именно Святым Духом, а обвиняющие Его люди этот Дух считают и называют тёмным, бесовским, тем самым хуля Бога.

Между тем тут есть ещё и второй смысл, менее очевидный, но при ближайшем рассмотрении совершенно ясный. Речь идёт о той лжи, к которой нередко прибегает человек с тем, чтобы оправдать собственный взгляд на мир, своё отношение к тем или иным людям и событиям. Фактически, поступая так, человек обманывает сам себя, пытаясь вместе с тем обмануть и других людей, а нередко даже Бога — при всей бессмысленности этого. Вот такой самообман и оказывается в конечном счёте хулой на Духа.

В самом деле: если человек и может видеть истину хоть в какой-то мере, то лишь постольку, поскольку её ему показывает Бог. Речь идёт вообще о всякой истине, о самой возможности увидеть что-то реально существующее. Это ведь Божий мир, и только Божья воля, Божье действие, Божье определение делает его реальным и истинным. Для человека мир открывается как нечто реальное и истинное постольку, поскольку Бог показывает его человеку таким.

Отказ видеть мир таким, каким показывает его человеку Бог, и есть начало и корень лжи как способа восприятия реальности. Самообман же наподобие того, к которому нередко прибегают люди, и к которому прибегли, в частности, обвинители Иисуса, как раз и означает сознательный отказ воспринимать реальность такой, какой её показывает человеку Бог. Этот отказ становится хулой на Духа и не прощается — не потому, что Бог беспощаден, а потому, что, пока человек не откажется от самообмана, он не сможет ни увидеть по-настоящему Божий мир, ни встретиться с Тем, Кто его сотворил.

Самое, быть может, поразительное в рассказе евангелиста Марка, который мы читаем сегодня, то, что Господь вообще отвечает на возмутительное заявление книжников. Множество народа собирается вокруг Него. Людей настолько много, что даже некогда сделать перерыв для трапезы. Один за другим подходят они к Господу Иисусу с вопросами и мольбами, и большинство из них нуждаются в исцелении. Трудно даже представить себе такую концентрацию страдания в одном месте, и как ужасно должно было это выглядеть со стороны... Одержимые и сумасшедшие, калеки и оборванцы... Тут легко можно оскверниться, тут не найдешь глубокомысленного богословского постижения закона, тут нет ничего респектабельного. Интеллигентному книжнику, даже просто уважаемому человеку с положением в обществе как-то зазорно даже приближаться к этой толпе. Так и сегодня про нашу Церковь иногда говорят, что туда ходят одни старухи да полоумные...

Религия, о которой ревнуют книжники, напротив, очень респектабельна. Она не заботится о судьбе всякого отребья, ее цель — возвысить человека над неприглядностью страдающего мира. Лучшее, только лучшее достойно сверкать добродетелью в Царстве ожидаемого Мессии. А этот проповедник из Назарета... Естественный для книжников вывод: Он якшается с такой публикой потому, что Сам — один из них. И даже явные чудеса, которые невозможно оспорить, Он совершает из-за одержимости.

Невероятная милость Христа явлена в том, что Он принимает и принимает эти толпы страдающих людей, непривлекательных, как всякое страдание. Он, в самом деле, стал одним из нас, хотя не в том смысле, как думают книжники. Он пришел разделить это страдание и принести в этот мрак Свой невещественный Свет. Но и сами книжники, не ведающие собственной немощи и слепоты, говорящие дикие вещи, оскорбительные для любого человека, — даже они оказываются не чужими Иисусу. И, среди этой толпы, Он находит возможность обратиться и к ним на их языке. Это язык мудрости, язык логики, язык богословия. И только одного не принимает Христос: той немилости, которая скрывается за позицией книжников.

Странно: почему фарисеи, люди отнюдь не глупые, прибегли в полемике с Иисусом к столь нелепому аргументу? Ведь то, что ответил им Иисус на выдвинутые против Него обвинения, было совершенно очевидно каждому непредвзятому свидетелю. Конечно, непредвзятыми свидетелями обвинителей Иисуса считать трудно.

Но ведь любой обвинитель, выдвигая своё обвинение, пусть даже ложное, всегда заботится, по крайней мере, о его правдоподобии. А упомянутые в рассказе обвинители Иисуса, кажется, ни о каком правдоподобии даже не помышляют. Конечно, некая извращённая логика в таком обвинении всё же есть: в самом деле, тот, кому удалось бы войти в союз с владыкой тёмных сил, получил бы над этими силами некую власть. Но какой бы владыка позволил использовать такую власть во вред себе? На эту очевидную несообразность и указывает Иисус Своим обвинителям.

Но, похоже, обвинявшие Его фарисеи о логике уже заботились мало. Им нужно было обвинить Иисуса хоть в чём-нибудь. И не из каких-то политических расчётов, как обвиняли Его представители светской власти или храмовой верхушки, а просто из чувства самосохранения. Того самого, почти животного, чувства, которое часто не подчиняется никакой человеческой логике, требуя от его обладателя лишь одного: отвести удар, который может оказаться смертельным, отвести любой ценой. И приведённый фарисеями аргумент похож именно на такую спонтанную реакцию.

Как видно, противники Иисуса были не только раздражены, но и напуганы. Чем же? Возможностью потерять своё влияние на умы и власть над душами? Едва ли: ведь Иисус, в сущности, никогда не претендовал на занятые лидерами движения места, хотя нередко отзывался об этих лидерах достаточно жёстко. Дело было, вероятно, в другом: проповедь Иисуса, Его свидетельство о Царстве подрывало саму религиозность фарисеев, разрушая их внутренний мир.

А на такое посягательство на свой внутренний мир падший человек всегда реагирует именно так, как отреагировали фарисеи: инстинктивно, исходя лишь из того чувства самосохранения, которое в такой момент вытесняет из души все другие чувства и мысли. Эта-то реакция и перекрывает человеку дорогу в Царство, если только человек позволит ей овладеть собой полностью. А того, кто воспринимается, как угроза, человек в таком состоянии действительно готов убить. Так и готовился крестный путь Тому, Кто принёс в мир Царство.

Когда Иисус приходил в любое селение, об этом сразу узнавали почти все. Толпа окружала Его постоянно, так что не было времени даже поесть. Если не считать тех редких моментов, когда Спаситель удалялся помолиться, Христос с учениками постоянно служили нуждающимся в исцелении и окормлении. Такая странная жизнь, направленная прежде всего на помощь другим, а не на собственное благополучие, не могла не удивлять окружающих. И особенно странным это могло показаться Его родственникам, которые хорошо помнили времена Назарета, когда Иисус был простым никому не известным плотником. Для них Он как будто вдруг перестал быть Самим Собой, потеряв разум и здравый смысл.

Евангелист рассказывает об этом сразу после избрания двенадцати, когда несколько апостолов получили власть исцелять больных и изгонять бесов. Казалось бы, теперь им обеспечено всеобщее уважение и почет, но далеко не все могут легко принять их образ жизни. И в этом случае решение жить согласно своему призванию не только не гарантирует никаких благ, но чаще всего приносит непонимание и осуждение.

Ученые книжники постоянно спорят с Иисусом, не принимают Его, пытаются подловить Его в словах. Но теперь они творят уже вопиющее безобразие — показывают на белое и говорят «черное». Господь исцеляет болезни, изгоняет бесов, словом, попирает власть сатаны в этом мире, а они готовы приписать Его действия самому князю тьмы. Господь уже говорил о том, что дерево познается по плодам, но сегодня Он выражается еще более определенно: доброе дело — только от Бога, и если мы этого не признаем, то мы близки к хуле на Духа Святого. Если мы научимся видеть доброе в людях, в их отношениях, в природе, в себе — мы научимся видеть Божье действие и присутствие в этом мире. Если мы будем благодарить Его за все хорошее, что встречается нам на жизненном пути, мы никогда не сможем перепутать белое с черным, добро со злом, действие беса с действием Святого Духа.

Очень трудно понять, что такое хула на Духа Святого, но это становится немного яснее, когда начинаешь думать о Боге и о Его прощении. Иисус говорит, что людям будут прощены ВСЕ грехи, как же может тогда существовать грех, который не простится? Если даже нам, черствым и жестоким, трудно представить себе, что мы будем в раю, а наши друзья в аду, потому что нам становится их жалко, то тем более милосердный Бог смилуется и простит. Но ведь Бог ничего не делает насильно, Он не может простить того, кто не просит о прощении, кто не считает себя виноватым.

Если после смерти мы встанем перед лицом Божьим, мы увидим Его, трудно представить себе, что мы не будем просить прощения. Мы ничего не знаем о том, что будет там. Мы знаем, что важно то, как мы живем, как мы любим здесь и сейчас. Но мы общаемся, или хотя бы пытаемся, или даже только хотим общаться с Богом, мы хотим молиться, мы жаждем встречи. Молитва дается нам Духом Святым. И если мы отрицаем самую возможность встречи, если мы говорим, что Бог есть, но Он нас не любит, Ему нет до нас дела, Он далек от нас и общение и встреча с Ним невозможна, мы хулим Духа Святого и отказываемся от прощения, ведь прощение невозможно без Встречи.

Ученые книжники постоянно спорят с Иисусом, не принимают Его, пытаются подловить Его в словах. Но теперь они творят уже вопиющее безобразие — показывают на белое и говорят «черное». Господь исцеляет болезни, изгоняет бесов, словом, попирает власть сатаны в этом мире, а они готовы приписать Его действия самому князю тьмы. Господь уже говорил о том, что дерево познается по плодам, но сегодня Он выражается еще более определенно: доброе дело — только от Бога, и если мы этого не признаем, то мы близки к хуле на Духа Святого. Если мы научимся видеть доброе в людях, в их отношениях, в природе, в себе — мы научимся видеть Божье действие и присутствие в этом мире. Если мы будем благодарить Его за все хорошее, что встречается нам на жизненном пути, мы никогда не сможем перепутать белое с черным, добро со злом, действие беса с действием Святого Духа.

В сегодняшнем евангельском чтении содержатся два важнейших откровения. Первое — о прощении любого человеческого греха. Людям будут прощены все грехи и хуления, говорит Христос. Все... Нет ничего в нашей жизни, что могло бы стать непреодолимой преградой на пути обращения нашего сердца к Богу, что могло бы превысить меру Его Божественного милосердия.

Но... есть непростительный грех, а именно хула на Духа Святого. Этот грех подлежит вечному осуждению. Если эти слова вызывают в нас страх, убивающий веру в милосердие Божие, — значит мы не понимаем, о чем говорит здесь Господь Иисус. Почему хулящему Духа Святого не будет прощения вовек? Вовсе не потому, что Бог не хочет или не может прощать этот грех. А потому, что прощение — это и есть действие Духа Святого, «область Его компетенции». Если мы отвергаем саму возможность даруемого Богом прощения, отвергаем Божественное милосердие, то мы остаемся вне его — в вечном осуждении. Можно сказать, что мы тогда сами себя осуждаем в осуждение.

Второе откровение Божие в этом чтении — о том, что, если мы исполняем волю Божию, Господь считает нас такими же родными и близкими Себе, как Своих братьев и сестер, более того — как Свою Матерь, Пречистую Богородицу, Единственную из рода человеческого, исполнившую в полноте волю Бога! Об этом и подумать-то страшно, а Господь хочет наделить каждого из нас драгоценными отношениями, царящими в Его семье! Мы такого и помыслить бы не могли, но это — слово Божие, так Он хочет!

Слова Иисуса о хуле на духа Божия могут показаться не очень понятными. В самом деле, какая разница, поносит ли нечестивец Самого Бога или Его дыхание? Ведь это, в сущности, одно и то же. И всё же некоторое различие тут есть.

В самом деле, иногда даже воинствующий атеизм может иметь своё объяснение, если рассматривать его как мировоззренческую концепцию или идеологию. С какой религией столкнулся человек, ставший атеистом? Какой стороной повернулась она к нему? С какими верующими (или «верующими») пришлось ему встретиться в жизни? И какой образ Бога сложился в результате в его сознании? Часто, кроме Самого Бога, это неведомо никому. А на поверхности — следствия опыта, нередко очень непростого, одним из которых вполне может быть и атеизм, даже воинствующий.

Но Богу важны не наши концепции, а наше сердце. Он-то лучше всех знает, почему тот или иной из людей стал атеистом, произошло ли это из-за упрямства, нежелания видеть и понимать, или из-за невозможности увидеть, или потому, что смотреть было не на что. Иное дело — явное действие Божие, не заметить и не разглядеть которое можно лишь тогда, когда не хочешь замечать и видеть.

Можно быть даже воинствующим атеистом, но и атеист, если только он честен с собой и с другими, не станет называть чёрное белым. А в случае с теми обвинениями, которые выдвигали против Иисуса фарисеи, заявляя, что Он одержим, ситуация была именно такой: Его обвинители не желали видеть явного действия Божия, пытаясь объяснить его как угодно, лишь бы не признать очевидного.

И если даже атеизм иногда не вменяется Богом человеку в грех (хотя бы потому, что не всегда человек виноват в том, что не узнал Бога), то духовное лукавство, неискренность перед самим собой и перед Богом являются несомненным и тяжким грехом. И не потому, что Бог обидчив (Он готов простить раскаивающемуся грешнику любой грех), а потому, что такая позиция в принципе исключает всякие настоящие отношения, как с Богом, так и с людьми. И Иисус напоминает об этом Своим собеседникам. Не потому, что хочет убедить их в Своей правоте, а потому, что хочет предостеречь их от пути, ведущего в погибель.

Стоит обратить внимание на эти слова Христа: «будут прощены все грехи и хуления». Мы же знаем, какие у нас грехи. Как, и это тоже будет прощено? Да, будет, потому что так говорит Иисус, а Его слово верно. И что, просто так, без всяких условий? Почти. Потому что это прощение еще надо нам принять — ведь все наши отношения с Богом имеют две стороны: Его и нашу. Его сторона совершается по Его обетованию, благодаря искупительной жертве Христа, а вот наша... Иисус говорит, что для того, чтобы мы были прощены, нам тоже нужно прощать. То есть нам надо согласиться с тем, что именно прощение — самый правильный путь в решении конфликтов, в восстановлении нарушенных отношений. Прощение — это милосердие, начало любви, значит, нашим согласием мы признаем высшее главенство любви, принимаем, что Бог есть любовь. Несогласие на этот путь означает неприятие любви — и, соответственно, неприятие любви Божией. Это и есть хула на Духа Святого: отказ Богу в том, что Он есть любовь. Ну, а тогда — какая милость к тому, кто не принимает милости, какое прощение тому, кто не принимает прощения? Нельзя же прощать или спасать насильно.

Ответ Иисуса на просьбу родственников увидеться с Ним может показаться слишком жёстким. Между тем в других случаях Он возводит эту жёсткость в принцип: кто не возненавидит отца и мать, говорит Он, Моим учеником быть не сможет. Конечно, ненависть тут надо понимать в библейском смысле, в смысле более широком, чем тот, к которому привыкли мы. Для нас ненависть неотделима от желания уничтожить ненавидимое, сделать так, чтобы оно исчезло с лица земли. В Библии ненависть бывает и такой — но не всегда: нередко она предполагает лишь желание исключить что-то из собственной жизни, полностью прекратив с ненавидимым всякое взаимодействие или (если речь идёт о людях) общение.

Означает ли это, что Иисус хочет исключить из собственной жизни Своих родственников и советует то же самое другим? На первый взгляд может показаться, что так оно и есть. Конечно, если говорить о Нём Самом и, в некоторых случаях, о ком-то из Его учеников, такой выбор можно считать единственно возможным: тут просто особенности служения и пути, исключающие какие бы то ни было семейные или родственные связи. Христианская история и практика знает такой путь, хотя призвание к нему — явление достаточно редкое, речь тут идёт не о правиле, а об исключениях из него.

Однако присутствует тут и другое: отрицание абсолютности и самоценности естественных родственных связей и отношений. Для падшего человечества родство, особенно родство кровное, является одной из основных психофизических скреп, на которой держится очень многое. Физиология тут образует прочный сплав с низшей психикой, свойственной падшему человеку, и сплав этот соединяет родственников в единое целое, чему порой они и сами бывают не рады, но с чем решительно ничего не могут поделать — природа падшего человека ведь обычно сильнее его духа.

Вот такие связи совершенно несовместимы с Царством и его жизнью, о чём и свидетельствует Иисус со всей решительностью. Несовместимы не потому, что такое родство плохо само по себе, а потому, что подобного рода отношения и связи, их порождающие, обычно для самих людей, ими связанных, остаются очень мало осознанными, а значит, их духовная составляющая если не равна нулю, то к нему стремится. Отношения должны стать другими, они должны определяться не кровью, а духом — тогда они станут пригодными для Царства. Это, однако, будет уже другое родство, не сводимое к одной лишь природе, родство, сознательно созидаемое теми, кто его хочет и к нему стремится.

В Евангелии часто встречаются слова о награде, которую получат те, кто будет следовать за Господом. Эту награду разные люди рисуют себе по-разному. Для кого-то это «благословение» в виде богатства, достатка и комфорта или здоровья в жизни, для кого-то это избавление от загробных мук, для кого-то — преуспевание в духовной жизни. Но мало кто из нас осмелится подумать о той награде, о которой говорит в сегодняшнем чтении Христос: тот, кто исполняет волю Божью, станет Его братом, сестрой и матерью — то есть самым дорогим, что может быть у человека — Его семьей. Не просто наемными рабочими в Его Царстве, не просто Его стадом, не просто общиной, собранной вокруг Учителя — а семьей в самом прямом смысле, то есть будет в таких отношениях с Христом, какие бывают между любящими братьями, или братом и сестрой, или матерью и сыном. Да, пожалуй для нашей фантазии это чересчур высоко, люди не смогли бы придумать себе такую «награду за хорошее поведение», как стать родственниками Бога. Только Он Сам мог открыть такое тем, кто может вместить.

Избрание апостолов у Марка показано как часть земного служения Спасителя, Его земного пути. При этом главный акцент делается на исцелениях и очищениях, что и неудивительно: ведь именно исцеление и освобождение от тёмных сил суть главные проявления в падшем мире Царства, его дыхания, его силы. На таком фоне особенно очевидным становится и смысл призвания апостолов, смысл их служения.

«Апостол» буквально означает «посланник». В евангельские времена служение апостолов было общинным: это были, как правило, представители той или иной общины, посланные к другим с тем, чтобы засвидетельствовать нечто важное, что произошло в общине, апостолов пославшей. Речь могла идти о чуде, о важном пророчестве, вообще о каком-то событии, духовная значимость которого выходила за рамки той общины, где оно произошло.

В данном случае таким событием был приход Мессии и тот факт, что Царство, по собственному Его слову, «приблизилось». Вот это приблизившееся, готовое войти в наш мир Царство и было главным событием, о котором должны были возвестить посланные Иисусом апостолы. Одних слов, однако, тут было мало: надо было делом засвидетельствовать, что Царство действительно близко.

Таким делом и стали совершаемые апостолами силой своего Учителя исцеления: ведь они свидетельствовали, что сила Царства принадлежит не только Тому, Кто принёс его в мир, что она может проявляться через каждого, кто имеет отношение к Царству и его жизни. Если бы чудеса и исцеления мог совершать лишь Сам Спаситель, это означало бы, что Он, как богочеловек, обладающий совершенно особенной природой, принёс в мир нечто такое, что по-настоящему может принадлежать только Ему и никому больше.

Если же Его ученики могут совершать такие же чудеса и исцеления, значит, они тоже могут стать жителями Царства, могут стать, разумеется, в меру своей человеческой полноты, такими же, как Он, могут жить одной с Ним жизнью, которая качественно не будет отличаться от Его жизни. Такая перспектива открывала возможность не просто временного приобщения человека жизни Царства, но полного преображения самой человеческой природы, которая сделает человека жителем Царства не только по причастности, но и по природе — а значит, Царство и его жизнь будут даны человеку уже не на время, а навсегда.