Мысли вслух на19 Сентября 2024

Слова Господа Иисуса Христа о силе веры не могут не поражать, потому что мы сразу понимаем, что и близко не подошли к такому уровню. Но вот в чем вопрос: только ли это хочет Господь сказать своим ученикам? Он отвечает на их вопрос о том, почему они не смогли исцелить одержимого мальчика, и ответ Христа касается всей жизни человека. Победа над духами злобы поднебесной одерживается, говорит Господь, силой веры, молитвой и постом. Вся жизнь человека может, таким образом, стать оружием в борьбе со злом.

И еще очень важно для нас осознавать, что слова Христа в последнюю очередь являются упреком ученикам и нам, маловерам. Напротив, они могут стать для человека стимулом к тому, чтобы искать веру. Вера, очевидно, является даром Божиим, ее нельзя воспитать, ей нельзя научить, ее нельзя навязать — ее можно только просить. Но для того, чтобы обрести этот дар, его в первую очередь необходимо очень хотеть. И, во всяком случае, не думать, что у нас все в порядке «по этой части». Ведь если бы мы в самом деле верили так, как хочет этого Бог — то могли бы и горы переставлять.

Слова Иисуса о хуле на духа Божия могут показаться не очень понятными. В самом деле, какая разница, поносит ли нечестивец Самого Бога или Его дыхание? Ведь это, в сущности, одно и то же. И всё же некоторое различие тут есть.

В самом деле, иногда даже воинствующий атеизм может иметь своё объяснение, если рассматривать его как мировоззренческую концепцию или идеологию. С какой религией столкнулся человек, ставший атеистом? Какой стороной повернулась она к нему? С какими верующими (или «верующими») пришлось ему встретиться в жизни? И какой образ Бога сложился в результате в его сознании? Часто, кроме Самого Бога, это неведомо никому. А на поверхности — следствия опыта, нередко очень непростого, одним из которых вполне может быть и атеизм, даже воинствующий.

Но Богу важны не наши концепции, а наше сердце. Он-то лучше всех знает, почему тот или иной из людей стал атеистом, произошло ли это из-за упрямства, нежелания видеть и понимать, или из-за невозможности увидеть, или потому, что смотреть было не на что. Иное дело — явное действие Божие, не заметить и не разглядеть которое можно лишь тогда, когда не хочешь замечать и видеть.

Можно быть даже воинствующим атеистом, но и атеист, если только он честен с собой и с другими, не станет называть чёрное белым. А в случае с теми обвинениями, которые выдвигали против Иисуса фарисеи, заявляя, что Он одержим, ситуация была именно такой: Его обвинители не желали видеть явного действия Божия, пытаясь объяснить его как угодно, лишь бы не признать очевидного.

И если даже атеизм иногда не вменяется Богом человеку в грех (хотя бы потому, что не всегда человек виноват в том, что не узнал Бога), то духовное лукавство, неискренность перед самим собой и перед Богом являются несомненным и тяжким грехом. И не потому, что Бог обидчив (Он готов простить раскаивающемуся грешнику любой грех), а потому, что такая позиция в принципе исключает всякие настоящие отношения, как с Богом, так и с людьми. И Иисус напоминает об этом Своим собеседникам. Не потому, что хочет убедить их в Своей правоте, а потому, что хочет предостеречь их от пути, ведущего в погибель.

Этот текст - ответ на вопрос тех, кто не понимает, как им полюбить Бога. Наверное, есть много путей, на которых можно обрести это удивительное чувство любви к Творцу. Одни идут через любовь к творению, к природе, к человеку, другие через благодарность за дарованную жизнь. Еще один путь через страдание и осознание соучастия Бога в нашем страдании. Путей множество, перечислить все нам не под силу здесь. Но вот предлагается еще один. Путь не из самых простых, тот путь, по которому прошла женщина-грешница. Через осознание всей глубины своей греховности. Мало кто примеривает этот текст к себе. «Какой же я грешник на фоне сегодняшнего мира, который погряз в распутстве?!» Но в том то и дело, что мы должны взирать не на мир, а на Бога. И на фоне его абсолютной святости каждый из нас подобен этой женщине.

Но, конечно, мало одного этого осознания. И даже не просто мало, а очень опасно иметь только его. Надо еще научиться это осознание выплакивать. «Никогда не причащайся без слез», говорит кто-то из отцов. Но и слез мало. Нужно что-то еще. И когда размышляешь о том, чего же еще не хватает, как раз и приходишь к цели этого пути – к любви. Довершением всего является горячая любовь, осознающая что Господь во всей Его святости нисходит к нашей греховности, дабы вновь возвести нас к Своей святости.

Пророки (да и не только они) нередко провозглашали абсолютный суверенитет Бога в сотворённом Им мире — не только как Творца, но и как Правителя. Казалось бы, вещь самоочевидная. Но на деле всё оказывается не так просто. Падшему человеку свойственно о Божьем суверенитете забывать. Даже представители тех первобытных племён, где память о Едином ещё сохраняется, обычно предпочитают обращаться к другим духам и к другим силам, хоть и знают, что они ниже Единого и не столь могущественны, как Он. А расхожая фраза «ну, теперь остаётся только молиться», произносимая обычно после того, как всё остальное уже испробовано, свидетельствует, что и мы не так уж сильно отличаемся от первобытных людей. О том, что с молитвы лучше начинать, знает меньшинство.

А это ведь и есть умаление Божьего суверенитета. Мы готовы обращаться к кому угодно, кроме Бога, в надежде, что в мире можно что-то сделать без Его непосредственной санкции и без Его участия. Опираясь на других духов, на другие силы, на людей — словом, на что угодно, только не на самого Бога. И забывая о том, что без прямого участия Бога можно творить только зло. Конечно, и о зле Бог знает. Но Его непосредственного участия во зле нет.

Зло — всегда уступка Бога человеческой или какой-то иной воле, Ему противостоящей. Уступка ради уважения Им свободы воли сотворённых Им же существ. Но кроме зла таким образом ничего сделать не получится. И всё же мы снова и снова пробуем устроить свою жизнь как-нибудь так, чтобы Бог в неё не заглядывал. Или хотя бы заглядывал пореже. К Его появлению в нашей жизни мы часто относимся как к визиту враждебно настроенного ревизора, о котором мы точно знаем, что ничего хорошего от него ожидать не приходится.

Что это? Следствие если не осознания, то, по крайней мере, ощущения своей греховности? Наверное, да. Но не только. Тут ещё и недоверие к Божьей любви. Конечно, абсолютная власть без такой же абсолютной любви — штука бесконечно страшная. Но у Бога полнота власти и полнота любви дополняют друг друга. А вот мы, падшие люди, власть видим, а любви не видим. Оно и понятно: ведь то зло, в котором лежит мир, во многом и существует именно как власть без любви.

Власть нам знакома и понятна, а вот с любовью в падшем мире хуже. И мы никак не можем представить себе, что одно может сочетаться с другим. Лишь полнота доверия Богу, готовность принять Его таким, каким Он нам открывается, может изменить эту ситуацию. Тогда мы поймём, что абсолютный суверенитет Бога — не кошмар, которого надо избегать всеми силами, а основа Божьего Царства, к которому надо всеми силами стремиться.

Заключительная часть слов Господних к Иову содержит красочное описание дракона, от жара которого закипают морские глубины. Впрочем, распространенное толкование утверждает, что речь идет о крокодиле – этот зверь, которому поклонялись египтяне, казался иудеям мощнейшим из тварей. Скорее всего, египетское обожествление крокодила было для автора важным аспектом. 17-й стих, в Синодальном переводе звучащий: «Когда он (крокодил) поднимается, силачи в страхе», - с большим основанием должен звучать: «Страшатся его появления даже боги». Таким образом, сила Творца, сотворившая крокодила и превозмогающая его распространяется и на языческих богов, которые тем более ничто перед десницей Всемогущего.

Наиболее существенными в 41-й главе являются 2-й и 3-й стихи, в которых Господь провозглашает Свою неподвластность ничему и никому в мире. Несмотря на некоторые различия в переводах, относящих часть текста этих стихов к силе не Господа, а крокодила, заключительная мысль выражена вполне однозначно. «Все под небесами – Мое», - говорит Господь. И снова важно обратить внимание, что это – ответ на сетования Иова, на его скорбь о том, что он отринут от руки Божьей. Все, в том числе и судьба Иова, принадлежит Богу. Нет ничего, что могло бы противостоять управляющей миром силой Творца; следовательно, если в жизни Иова и произошло все то, что произошло, – тем не менее, судьба его по-прежнему в руках Божьих.

Господь не дает Иову ответа по существу; более того, Он даже не утверждает, что такой ответ существует. Казалось бы, можно было бы сказать хотя бы о том, что Иов страдает потому, что сделался участником борьбы Бога с сатаной, клеветавшим на Бога и на Иова. В сущности, роль Иова выглядела бы вполне почетной… Но Бог не говорит ничего этого; для автора книги Иова сочинять и вкладывать в уста Господни ответы подобно рода означало бы пытаться рационально изъяснять тайну – но автор слишком мудр для этого. Таким образом, суть ответа Господа – в самом ответе, в том факте, что Иов не забыт Им.

Я сплю, а сердце моё бодрствует. Разум может спать, отгородившись от реальности привычными представлениями и логическими конструкциями, но душа многое воспринимает глубже, она понимает то, что ускользает от сознания. Даже тогда, когда нам удаётся уговорить себя, что мы всё делаем как надо, в глубине души саднит неуверенность в этом.

Он стучится в дверь, и ему надо отворить, но велика ли наша любовь, если нам трудно всё оставить и рвануть к нему? Возлюбленный поворачивает и уходит, не потому ли, что та, кто ему дорога, слишком долго раскачивалась? Да, он любит постоянно и в любой момент рад встрече, но он не навязывается, будучи отвергаемым. Иногда выбор необходимо делать моментально, и не надо стесняться того состояния, в каком нас застали. Быть — важнее, чем казаться, любовь выше своих внешних выражений. Но теперь и невеста не жалеет красок для воспевания любимого. Вынужденная невстреча дала невесте возможность лучше оценить его.