Мысли вслух на Иов 41:3-26

Завершая Своё слово к Иову, Бог указывает ему на левиафана (ст. 1 – 34). Такое указание не случайно, ведь образ левиафана, каким бы ни было его происхождение, во времена, когда была написана Книга Иова, стал уже символом силы, противостоящей Богу, хотя, разумеется, левиафан был таким же творением Божиим, как и весь остальной мир. И Бог, разумеется, не случайно ставит Иова перед левиафаном так же, как прежде поставил его перед бегемотом (Иов. 40 : 15 – 24). Если бегемот был символом природы, совершенно равнодушной к человеку, то левиафан — символом тёмных сил, человеку противостоящих. Бог как бы говорит Иову: ты хотел опереться на свою праведность, требуя чего-то от Меня; но тебе противостою не Я, Я на твоей стороне. Вот твой настоящий враг; посмотри, можешь ли ты противостоять ему? Поможет ли тебе твоя праведность (ст. 1 – 9)? Такой поворот темы был не случаен: ведь Иов действительно требовал немедленного торжества справедливости, обвиняя Бога в попустительстве силам зла, в том, что Он равнодушно смотрит на страдания праведника и торжество нечестивца. Иов как бы противопоставлял свою праведность этому равнодушию.

И теперь Бог наглядно показал ему, чего стоит праведность человека перед лицом мирового зла, если она остаётся без помощи и без поддержки Того, Кто Сам является источником всякой праведности. Но был в этом видении и второй, более глубокий смысл. Бог прямо говорит Иову, что с левиафаном, воплощающим в себе силы зла, справиться может только Он Сам (ст. 11). А тот, кто не может справиться с левиафаном, не смеет бросать Ему вызов (ст. 10). Человек оказывается перед выбором между Богом и левиафаном, и если он не на стороне Бога, значит, он вольно или невольно поддерживает тех, кто Богу противостоит. Праведник не может оказаться противником Бога, этого не допускает сама природа праведности, её происхождение. Конечно, торжество Бога над левиафаном наступает не сразу. Борьба Бога с теми, кто Ему противостоит, закончится лишь в конце времён, воздаяние левиафану, как видно, ещё впереди (ст. 10). И тогда каждый получит свою награду. Казалось бы, такая перспектива ничем не лучше той, о которой говорили Иову его друзья, указывая ему, что время для воздаяния праведнику и наказания грешнику ещё придёт.

Но там речь шла о перспективе человеческой, а здесь — о перспективе промысла Божия. И дело не только в масштабах. Дело ещё и в том, что время преходяще, а вечность Божия — нет. И потому в вечности Божией своё место находит всякая жизнь, даже такая, которая по меркам мира сего казалась совершенно неудавшейся. Награда праведнику в вечности Божией заключается не в том, что он получает от Бога некую компенсацию за понесённые страдания, а в том, что обновляется вся его жизнь, в том числе и та её часть, которая казалась потерянной безвозвратно. Бог не уходит от вопросов Иова, Он просто даёт ему понять, что на заданные им вопросы ответ можно найти лишь в Царстве. И Иов верит Богу, Который говорит с ним лицом к лицу.

Бог не просто демонстрирует ему Свою силу. Он прежде всего обращается к Иову именно так, как Иов и хотел — по-человечески. Иов ведь больше всего боялся того, о чём друзья говорили ему, по крайней мере, дважды: того, что Бог далёк от человека, что Он только сила, и больше ничего. Примерно таким же, судя по его речи, видел Бога и Элиу. Для Иова же такой Бог — самый настоящий кошмар. И вот теперь он видит реального, живого Бога. И понимает, что Он — вовсе не только сила. А силу в чистом виде Бог показывает Иову на примере созданных им животных: бегемота и, по-видимому, кита (названного в книге «левиафаном»).

А для того, чтобы у Иова не осталось сомнений, Бог Сам подводит его к этим животным. Он наглядно демонстрирует Иову разницу между простой силой, безразличной к человеку, и Собой, Которому Иов, как сам он видит, совсем не безразличен. Так Иов получает ответ на свой главный вопрос: может ли Бог говорить с человеком по-человечески. Но ответ оказывается неоднозначным. Говорить-то Бог с человеком по-человечески может, но разница между Богом и человеком от этого меньше не становится. Пропасть между ними не исчезает, Бог просто перебрасывает через неё мост. И потому все претензии Иова оказываются необоснованными. Его друзья были правы: человек не имеет перед Богом никаких прав. Но это не значит, что отношения невозможны.

Они просто должны выйти за религиозные рамки, где вопрос прав и обязанностей, в том числе и в отношениях с Богом, является основополагающим. А вне религиозных рамок отношения очень даже возможны. Правда, при одном условии: полного и безусловного принятия Божьей воли как абсолютного духовного и нравственного императива собственной жизни. То, чего религиозному человеку, ограниченному рамками собственной религиозности, сделать почти невозможно: ведь религиозность всегда воспринимается её носителем как нечто ценное само по себе, нечто такое, что даже Бог должен оценить по достоинству.

Бог ясно показывает Иову, что для Него ценно только одно: отношения, связывающие Его с человеком. И человеческое сердце, делающее такие отношения возможными. Ему не нужна наша религия и даже наша мораль, Ему нужны мы сами. Наша жизнь. Не для того, чтобы её у нас отнимать, а для того, чтобы сделать её настолько полной, насколько мы в состоянии вместить. Но для этого все человеческие рамки, включая религиозные, надо убрать. Теперь, при встрече с Богом лицом к лицу, Иов, наконец, это понял.

Кого Господь имеет в виду, говоря о левиафане? Нелегко ответить на этот вопрос однозначно, ведь образ левиафана часто фигурирует как символ сил, бунтующих против Творца, и возможно не случайно он назван здесь «царём гордости». Но даже если это не так, и под левиафаном, как полагают другие толкователи, следует понимать какое-то живое существо, видимо, крокодила, то и при таком понимании левиафан предстаёт перед нами существом, зримо являющим мощь Творца. Красочно и выразительно его описание, мы ощущаем, как сила, неподвластная людям, укрощается Богом.