Мысли вслух на Мф 17:20

Сегодняшнее чтение включает три очень различных эпизода. Первый из них описывает исцеление одержимого отрока (ст. 14–21), третий же, заключительный, — историю с дидрахмами, которые собирались как храмовый налог (ст. 24–27). А в центре повествования оказываются слова Спасителя о предстоящей Ему крестной смерти и о Воскресении (ст. 22–23).

И всё же при всём различии между этими рассказами есть нечто общее. Особенно показателен в этом отношении третий эпизод. Речь идёт об особом храмовом налоге, который в Иудее был обязателен, а в других местах, где были еврейские общины, включая и Галилею, носил скорее характер добровольного самообложения. Иисус прекрасно понимает, что ни Он Сам, ни Его ученики не обязаны платить этот налог (ст. 25–26). И всё же Он велит Петру заплатить, не желая искушать окружающих (ст. 27).

Иисус здесь делает нечто такое, что совершенно не нужно Ему Самому и для Него не обязательно, от чего Он имеет полное право отказаться, но не отказывается только ради людей, для спасения которых пришёл. Можно было бы сказать, что это мелочь, но жизнь во многом и состоит именно из таких мелочей. Молитва и пост тоже для верующего являются делом обычным и повседневным, и если молитва рассматривалась верующими евреями евангельской эпохи как исполнение заповеди и потому считалась обязательной, то пост был делом сугубо добровольным, и его регламентировала лишь традиция. И ученики Иисуса едва ли пренебрегали молитвой и постом в принципе.

Но привычное нередко становится чем-то настолько само собой разумеющимся, что может незаметно отойти на второй план. А если молитва отходит на второй план, срыв неизбежен, что и происходит с учениками при попытке исцелить одержимого (ст. 16). Не случайно Иисус упоминает о посте: иудейская традиция знает пост лишь как полное воздержание от пищи и питья в течение дня, а такой пост неизбежно должен был встряхнуть человека, пробудив его от духовной спячки. И тогда мелочь уже не показалась бы мелочью, а оказалась бы тем, чем она и является на самом деле — одним из важнейших элементов духовной жизни. Но ведь пост никоим образом нельзя считать религиозной обязанностью, это именно и сугубо добровольное самоограничение, на которое человек может решиться ради блага ближнего или не решиться, но тогда и помощь может оказаться невозможной. А тут уже остаётся всего один шаг от малого до великого.

В самом деле, ведь и Иисус вовсе не обязан был умирать на кресте ради нашего спасения, и если Он это делает, то тоже исключительно по доброй воле и ради любви к нам. Ради той самой любви, которая проявляется во всём. И в великом, и в малом.

Неужели у учеников не было веры даже с горчичное зерно, раз они не смогли изгнать беса из юноши? Но ведь мы читали, что раньше им это удавалось — Господь Сам дал им власть над нечистыми духами. Видимо, сила веры — это не просто степень нашей уверенности в той или иной истине о Боге или мире. Господь связывает воедино веру и молитву, то есть общение с Богом. Значит речь идет не об уверенности, а о близости к Богу, о внутреннем единстве с Ним. Неслучайно Господь упоминает о посте — постясь, человек черпает жизненную силу не из пищи, а из общения с Богом, живет Его жизнью. Такое единство не дается нам раз навсегда. Сегодня мы можем быть ближе к Богу, завтра — дальше (хотя это не всегда определяется нашими субъективными ощущениями). И следовательно, веру от неверия отделяет не сомнение в существовании Бога, а внутренняя закрытость от Него — немолитвенность, неустремленность к Нему.

Воскресение — самое средоточие Радостной вести, но оно также — самая трудная для нашего восприятия весть. Когда ученики услышали от Иисуса предсказание о Его смерти и Воскресении, они «весьма опечалились», они услышали только слова о смерти, а слова о Воскресении не поняли. Это не удивительно: смерть и распад составляют основу нашего жизненного опыта — повсюду вокруг нас царит гибель, болезнь и горе. Поэтому мы не сомневаемся, что смерть коснулась и Христа, в это легко поверить: она касается всех. А с Воскресением сложнее: мы не всегда в состоянии опытно познать эту реальность. Она слишком хороша, кажется нам, чтобы быть правдой. В жизнь апостолов она вошла только тогда, когда они своими глазами увидели воскресшего Христа. В нашу жизнь она может войти так же, как и в их жизнь — через пасхальную встречу, верой и любовью.

Иисус не устаёт напоминать Своим ученикам о вере. Но напоминания эти для уха нынешних христиан звучат немного странно: ведь Иисус говорит о вере малой, мизерной (горчичное зёрнышко размерами не превышает маковую крупинку). На фоне всегдашних молитв об умножении веры, о том, чтобы она в нас росла и укреплялась, такие слова кажутся даже несколько странными: что же, значит, между малой и великой верой различия не так уж велики? Как ни парадоксально это звучит, ответ может оказаться положительным, если, конечно, мы поймём, что имеет в виду Иисус под верой. Конечно, вера для Него — и доверие, и уверенность в правильности избранного пути. Но есть и иное: вера как особого рода духовное состояние человека. Такое состояние, при котором для человека реальным остаётся лишь то, во что он верит. Это не означает, естественно, что верующий должен закрывать глаза на реальность. Речь идёт лишь о том, к чему устремлена его воля: ведь, в конечном счёте, именно воля определяем духовное состояние человека и качество его духовной жизни. С точки зрения психологии волю (с известными оговорками) можно было бы рассмотреть, как психический процесс, со всеми характеристиками такого процесса. И одной из главных характеристик воли, как любого психического процесса, является интенсивность: именно мера интенсивности интенции определяет субъективное восприятие состояния своей веры как «сильной» или «слабой». Но это психическое измерение воли не имеет непосредственного отношения к воле как духовному феномену, оно — всего лишь его психическая проекция. Собственно же воля, как духовное состояние и отношение, невозможно охарактеризовать количественно, она не бывает сильной или слабой. Либо она есть, либо её нет. Если есть, проявления её на психическом уровне могут быть разными, как очень интенсивными, так и весьма слабыми. Если её нет, религиозный человек может иногда попытаться воссоздать её чисто психическими средствами, что, впрочем, как правило, довольно быстро утомляет. Но Иисусу не нужны имитации, Ему нужна вера, воля, всецело ставшая отношением. Такая воля, с которой возможно любое чудо. И без которой невозможно Царство.

В этом рассказе мы встречаемся с человеческой бедой, с которой человеческими силами справиться не удалось. Это часто бывает с нами. Что делать? «Приведите его ко Мне», говорит Спаситель. Господь указывает нам путь в ситуации, когда нам кажется, что мы исчерпали все средства, что больше уже ничто помочь не может. Ученики спрашивают, почему они сами не смогли изгнать бесов. «Потому что у вас мало веры» или «нет веры», как написано в некоторых рукописях. Этот ответ заставляет нас задуматься над тем, что такое вера, как измерить собственную веру – мала она или велика. Часто, вспоминая о последующих словах Спасителя: «Говорю вам, если бы у вас была вера хоть с горчичное зерно, и если бы вы сказали этой горе: «Передвинься оттуда сюда», она бы передвинулась», и, видя, что от наших слов ничего не двигается с места, мы склонны умалять свою веру. Но при том мы не должны забывать специфику языка Иисуса, наполненного символами, гиперболами и яркими поэтическими образами. В раввинистической литературе «передвигателями гор» назывались учителя, способные толковать самые трудные места из Писания. Когда мы говорим, что вера творит чудеса, мы должны понимать и «чудеса» сообразно духу Евангелия, а не в духе наших греховных желаний.

Спустившись с горы Преображения, Христос снова погружается мир, где силы тьмы одолевают несчастных. Но те, кому Он дал силу противостоять тьме, не справляются с доверенным им служением. И вот человек, сын которого измучен нечистым духом, обращается ко Христу напрямую. Конечно же, Христос не оставляет просьбу без ответа и изгоняет беса. Но не для того Он избирал учеников, чтобы те отступали перед силами зла.

Здесь, сразу после преображения, мы видим контраст между тем, что явлено Христом и тем, что в Его отсутствие делают, точнее, не могут сделать апостолы. И вот мы видим Его гнев по адресу учеников.

На страницах Евангелия нам не раз встречаются эпизоды, в которых облик Иисуса выглядит суровым. Для кого-то, чьё представление о Христе в своё время было сформировано слащавыми картинками, реальность Евангелия может показаться неизящной. Но любовь Христа — не сентиментальность, это подлинная любовь, принимающая на себя боль за любимого. И нередко кричащая от боли.

Между тем Его замечание о посте и молитве заставляет нас предположить, что ученики пытались действовать как-то иначе, возможно, какими-то “народными” методами, а попросту — способами, далёкими от подлинно библейских. Если так, то тем более понятен гневный упрёк ученикам в их неверии. (Заметим, что назвав учеников родом неверным и развращённым Христос почти повторил определение, данное ранее фарисеям: род лукавый и прелюбодейный. Так ученики оказались уподоблены фарисеям).

Но, сделав «втык», Он не разгоняет учеников, а продолжает терпеливо учить их.

Словом, исходящим из уст Божиих, совершается жизнь. Кто хочет жить, должен слушать. Поэтому самая главная молитва Ветхого Завета, которую мы прочитали сегодня, начинается со слов: «Слушай, Израиль». В сегодняшнем евангельском эпизоде ученики не смогли изгнать беса, подарить жизнь несчастному отроку. Вероятно, дело в том, что они произносили СВОИ слова, а не Божии. Для того, чтобы слова, которые мы произносим, могли быть словами от Бога, нам нужна постоянная связь с Ним, та связь, которую Евангелие называет верой.