Новость дня на 27 Мая 2013

Размышляя о роли тела в духовной жизни и о том, что впоследствии стали называть грехами плоти, Павел весьма далёк от довольно широко распространившегося в Средние века в христианских кругах представления о телесности как об источнике греха самой по себе. Для апостола тело, напротив, оказывается храмом, вместилищем духа Божия, и телесный разврат, будучи грехом против собственного тела, оказывается тем самым и грехом против Бога (ст. 18 – 20). Павел, как видно, различает две разновидности телесной жизни. Некоторые её виды ограничиваются одной лишь физиологией, не влияя на духовную жизнь как таковую; они остаются элементом нашего, ещё не полностью преображённого мира до самого конца его истории, преображаясь так же, как вся прочая животная природа и вместе с ней (ст. 13). Придёт день полного преображения, и она исчезнет в своём нынешнем качестве, не создавая сама по себе никаких преград на пути человека в Царство. Она не «обладает» человеком, не тормозит его на этом пути (ст. 12).

Но таких духовно нейтральных телесных явлений в человеческой жизни сравнительно не так много, по крайней мере, если говорить о телесности, над которой падший человек сохраняет хотя бы относительный контроль. Гораздо чаще оказывается, что нечто, кажущееся чисто физиологическим актом, является одновременно также и духовным действием, как это свойственно, например, сексуальной сфере.

Апостол прекрасно понимает, что здесь бездуховных действий не бывает, независимо от того, думает ли совершающий их человек о духовной составляющей или нет. Духовные отношения устанавливаются даже с проституткой, хотя бы обращающийся к ней ничего такого и не хотел. И отношения эти оба понесут с собой в вечность, независимо от того, помнили ли они в момент соития о вечности или думали лишь о сиюминутном удовольствии (ст. 15 – 16). И если христианин решается на разврат, он не просто нарушает Тору и разрушает собственные отношения с Богом, он ещё к тому же связывает себя такими отношениями с другими людьми, которые никак не совместимы с жизнью в Царстве. Если же такое случится, то ищущему Царства придётся как-то разрешить проблемы, ставшие следствием этих отношений прежде, чем его дыхание сольётся с тем дыханием Божиим, которым пронизано Царство (ст. 17).

Давайте сравним сегодня два текста: один ветхозаветный, из книги Псалтири, и один новозаветный, тот что пишет нам сегодня Апостол. «Утверди стопы мои в слове Твоем и не дай овладеть мною никакому беззаконию» (Пс 118:133) : «…все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Здесь как в капле отражается вся новизна новозаветного богословия… Есть разница между "не обладает мною беззаконие" и "ничто мною не обладает". И это очень важно почувствовать ибо очень часто именно хорошие – чисто абстрактно – вещи начинают нами обладать и становятся тем камнем, что тянет нас вниз и отяжеляет наше духовное восхождение. А может и вовсе не дает ему состоятся. Такой «хорошей вещью» может быть, например, как ни парадоксально, наша «духовная жизнь», наши привязанности к братьям сестрам по вере. А на самом деле ничто (абсолютно ничто!) не должно мною обладать. Это не значит, что у меня не может быть никакой привязанности, просто она не должна мною обладать, она не должна ставиться выше Господа. Но ведь мы все этим больны в какой-то мере. Так что же делать? На самом деле, очень просто. Не отказывать себе в обращении со своими привязанностями, а ставить рядом Бога. Пусть Бог всегда будет рядом. Пусть Вас никогда не будет двое, а всегда трое. Вот и весь секрет. Часто нам говорят, что нельзя любить Бога меньше, чем человека, ссылаясь на известные слова из Евангелия: Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня. А что значит «любить более»? Ведь любовь нельзя пересчитать, измерить, она, если это любовь подлинная, всегда бездонна. Нам думается, что здесь чисто языковая неточность понимания. Ибо Господь говорит против «чувства кровного родства», чувство рода, которое тем сильнее, чем глубже мы уходим в века, вот именно это чувство является словно бы реликтом нашего звериного прошлого и от него надо отказываться научаясь безумно сложному христианскому универсализму. А вот когда мы им овладели, тогда просто нелепо говорить, что того брата или сестру мы любим больше, того меньше, а Бога столько, а духовника столько. Все это уже нонсенс. Мы либо любим, либо не любим.

"Можно" и "нельзя" выводятся апостолом из словаря и заменяются словом "свободен". Свобода не есть вседозволенность, но перманентная работа нашего духа. Сказанное Павлом означает, что, принимая Христа, мы лишаем себя права жить автоматически. Каждое наше действие должно быть согласовано с нормой "полезно". Все позволительно, нужно только все время отдавать себе отчет в том, полезно ли мне подобное как храму Святого Духа. Нет ничего, что можно было бы исключить из сферы действия нашего выбора. От чего я зависим? Что обладает мной, заслоняя главное, затуманивая ясность сознания? Для кого-то это курение, для кого-то здоровье, для кого-то общение, да мало ли что может стать предметом поклонения и зависимости, разрушающе действующей на нашу жизнь в свободе. И эта жизнь устроена так, что каждое действие должно стать результатом свободного и осознанного выбора, за который мы готовы дать ответ перед Богом.