Новость дня на 3 Ноября 2016

Готовность прощать была свойственна ищущим праведной жизни и в дохристианские времена. Тогда необходимость прощения объяснялась особенностями пути праведности как такового. Речь ведь шла не о чём ином, как об отношении к ближнему, а главное условие праведности — любовь к Богу и любовь к ближнему такая же, как к себе самому — была известна ещё до прихода Спасителя.

И дело, конечно, было не только в ближнем, но и в самом себе: нельзя было сохранить внутреннюю духовную цельность, питая ненависть к другому человеку. Такая ненависть сама по себе медленно, но неуклонно разъедала тот духовный стержень, на котором держится вся жизнь человека, как внутренняя, так и внешняя. Теперь же, после прихода Христа, готовность простить стала ещё более важной.

Прежде речь шла о жизни отдельного человека и о его духовном пути, теперь речь идёт о жизни Царства. Казалось бы, жизнь Царства мало зависит от духовного состояния отдельного человека. Но это верно лишь в том случае, когда человек этот не имеет никакого отношения к Царству. Если же речь идёт о христианах, которые являются жителями Царства по определению, ситуация выглядит совершенно иначе.

Для Царства абсолютно важным является духовное состояние каждого из его обитателей. Ведь Царство — это и есть отношения, именно отношения составляют его структуру. Отношения людей с Богом и со Христом, их отношения между собой, наконец, отношения Самого Христа с Его небесным Отцом как главное отношение Царства, — все они и делают Царство тем, чем оно является перед Богом и людьми.

И тут, конечно, духовное состояние каждого становится абсолютно важным и значимым. Неготовность прощать просто разрушает Царство. Конечно, это не значит, что каждый отказ простить означает конец Царства. Но каждый такой отказ означает также и «нет» Самому Спасителю, так же, как всякое прощение — готовность встать рядом с Ним. Поэтому такой отказ и отделяет отказавшегося от полноты жизни Царства Божьего. И становится потерей. Потерей, которая не разрушает Царство, но оказывается для него столь же абсолютно значимой, как абсолютно значимым является для него всякий спасённый.

Давайте представим, что мы услышали о том, что в какой-нибудь церкви происходит нечто похожее на то, что узнает о коринфской общине Павел. Что бы вы почувствовали? Может быть, их уже нельзя называть христианами и нам лучше с ними вообще не общаться? Как мы видим, Павел не скрывал своего негодования, однако он пишет свои, подчас очень жесткие, послания «от великой скорби… и со многими слезами», чтобы они познали его любовь.

Грешник огорчил своим грехом не только Бога, не только Павла, собравшего эту общину, но и всю коринфскую церковь (5). Однако Павел опасается, как бы наказание, наложенное общиной, не привело к еще большему злу: напряжению в отношениях, отчуждению, уходу из Церкви. Чтобы покаявшийся человек «не был поглощен чрезмерной печалью», его надо простить и утешить. Иначе — где наше христианское прощение? С другой стороны, если «снизить планку» и только утешать согрешающих — не приведет ли это к еще более страшным последствиям в общине верующих? Как нам не впасть ни в одну из крайностей: ни в потакание греху, выдаваемое за христианское прощение, ни в жестокость и превозношение, преподносимые как строгость и непримиримость ко злу? Очень важен стих 10, где говорится о прощении «от лица» кого-то. Более того, Павел говорит о прощении грешника «от лица Христова», от лица всей Церкви.

В конце отрывка Павел сравнивает шествие войска Христова с возвращением в Рим войска во главе с полководцем, одержавшим победу. На его пути жгли ароматические вещества, а плененных противников (с которыми, видимо, сравниваются силы тьмы) казнили. Не будем забывать, Кто в этой процессии является центром, Кому предназначены благоухания.

О прощении за две тысячи лет христианской истории сказано и написано немало. Да и в дохристианские времена, даже в языческом мире, умение и готовность прощать было признаком праведности. То же самое, в ещё большей степени, касается праведности, как понимали её авторы библейских книг: без прощения она немыслима, и об этом в народе Божием знали задолго до прихода Христа.

Но всё же есть в словах апостола нечто, что в дохристианские времена было ещё немыслимо, немыслимо настолько, что ни о чём подобном не приходилось даже говорить. «Кого простил, прощаю ради вас перед лицом Христовым». Конечно же, до прихода Христа такого быть не могло. И речь, конечно, идёт не только о том, что сам воскресший Христос становится свидетелем каждого акта прощения, как момента восстановления тех отношений, без которых невозможна жизнь Царства.

Слова апостола предполагают нечто гораздо большее: речь идёт о Церкви, о теле Христовом, о его цельности и целостности. В самом деле, ведь единство и целостность тела Христова невозможно удержать и обеспечить никакими внешними средствами. Законы непреображённого мира допускают существование таких человеческих сообществ, члены которых соединены общими взглядами или интересами, не образуя при этом духовного единства.

Однако в Царстве подобного рода сообщества невозможны, и уж тем более Церковь, тело Христово, не может существовать в такой форме. Здесь именно духовная составляющая всякого отношения выходит на первый план. И если кто-то имеет что-то против кого-то из своих ближних, ничто из того, что может связывать этих двоих в рамках непреображённого мира, в Царство не войдёт.

Какими бы ни были их отношения в непреображённом мире, какими бы глубокими и плодотворными они ни казались, без устранения того, что мешает этим людям на духовном уровне, на уровне личностного отношения, не обусловленного ничем земным, частью Царства они не станут. А на уровне личностного отношения проблема решается лишь в акте прощения. Потому, наверное, и говорит Павел о кознях сатаны, которые разрушаются прощением: ведь именно взаимное непрощение отделяет людей от Царства. И апостол напоминает об этом адресатам своего послания. Напоминает для того, чтобы они в повседневной суете не забыли главного. И не потеряли Царства.