Павел много раз в разных своих посланиях разными словами говорил об одном и том же: христианство — не какая-то новая, мессианская религия, а жизнь в мессианском Царстве, том самом Царстве, которого так ждал (или думал, что ждёт) если не весь Израиль, то его подавляющее большинство. Вот только Царство это оказалось не таким, каким то самое большинство ожидало его увидеть, и жизнь его тоже оказалось не такой, какой многие ожидали. Она, как оказалось, не имеет ничего общего ни с религией, ни с политикой.
Зато напрямую связана с чем-то «не от мира сего», чего не увидеть глазами и не пощупать руками, что открывается только благодаря отношениям и общению с Воскресшим. И апостол, конечно же, прекрасно понимает, что, какими бы ни были внешние, исторические причины казни Иисуса, духовной причиной случившегося является то неприятие миром Царства, которое не исчезнет до момента полного его, этого мира, преображения.
Но если так, то и каждый из нас, если только мы действительно христиане, т.е. жители Царства, имеет отношение к Его смерти. Или, точнее, Его смерть имеет отношение к нам. И дело тут не в аскетическом отказе от мира или каком-то «умерщвлении плоти», которым многие христиане так увлекались в Средние века. Дело в том, в какой мере мы живём по законам Царства, и в какой мере имеют над нами власть законы непреображённого мира.
В нынешнюю эпоху, эпоху наступающего Царства, каждый христианин живёт на границе двух миров, принадлежа одновременно обоим: Царству и тому преображающемуся, но ещё не преображённому до конца миру, который существовал до прихода Спасителя. Саму эту жизнь для христиан можно считать нормой; вопрос лишь в том, что определяет жизнь конкретного христианина: законы Царства или законы непреображённого мира. Если и поскольку её определяют законы Царства, то и постольку будет такого человека отвергать непреображённый мир.
Но вместе с тем по мере отвержения миром живущий по законам Царства христианин будет всё больше проникаться жизнью Царства, которую Павел называет «жизнью Иисуса». Даже оставаясь в непреображённом мире, он будет всё больше становится жителем Царства и всё меньше жителем «мира сего». А в день полного и окончательного торжества Царства, когда мир наконец будет преображён до конца, Царство станет единственной реальностью его жизни. День торжества Царства станет и днём его торжества тоже.
