«…мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать…» Нас могут обижать эти слова. Мы можем сказать Господу, Ведь Ты Сам нам говорил: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин 15:15). Но разница есть, то Он нас не называет рабами, а то Он нас призывает самих себя называть рабами. А в чем разница, если просто я уже «не раб, но сын» (Гал 4:7). Это вопрос, о который всякий раз бьются головой любители объективного материализма или противники субъективного идеализма. Вот есть решение партии по которому я уже не пионер, а комсомолец, и никто не моги говорить мне «будь готов!», а исключительно и только «партия сказала — надо». На самом деле, все совсем не так и нет однозначности, мир богаче и шире наших слов и понятий. Господь дает какие-то смысловые ориентиры, которых мы должны держаться, но путь между которыми — наше личное творчество. Когда-то бывают минуты нежности, когда-то строгости. И все исполнено смысла, если есть любовь. Поэтому никакая отдельно взятая из Евангелия фраза не имеет божественного авторитета, которым оно обладает в целостности. Но кроме того, важно понимать и более прозаический смысл сегодняшних слов Господа: раб часто, будучи отпущен на свободу, не научается свободе, а порабощает тех, кто эту свободу ему дал. Мало быть бывшим рабом, чтобы стать сыном. Есть еще долгий путь между этими двумя понятиями. И этот долгий путь каждый из нас должен пройти. Все Евангелие оно не сказано, а только говорится и не сделано, а только делается. «Христианство только начинается», как сказал один современный святой мученик.
1 "Любите справедливость" - то же греч выражение, что и в Пс 44:8 и 1 Пар 29:17. Под справедливостью здесь следует понимать полное согласование мыслей и действий с волей Божией, выраженной в Законе и в голосе совести.
"Судьи" - судить - главная обязанность правителей. Прибегая к литературной фикции (Прем 7:7-11; Прем 9:7-8, Прем 9:12), автор пишет от лица царя Соломона, обращающегося к другим царям (ср Прем 6:1-11).
2 "Искушать Бога" - значит грешить, полагая, что Бог об этом не узнает (ср Деян 5:1-11).
7 "Дух Господа наполняет вселенную" - вездесущность Бога, которая уже утверждалась у Иер 23:24 (ср Ам 9:2-3; 3 Цар 8:27), рассматривается в связи с Его Духом (Пс 138:7), которому приписывается всемирное животворящее действие (Иф 16:14; Иов 34:14-15; Пс 103:30).
"Всеобъемлющий" - философский термин стоиков, указывающий на характерное свойство Духа Божия. Здесь этот термин обозначает действенную силу трансцендентного Бога.
Греч, книга Прем принадлежит к числу книг второканонических. Ею пользовались Отцы 2 века по Р.Х., и, несмотря на некоторые колебания и возражения, высказывавшиеся, в частности, бл. Иеронимом, она была признана богодухновенной, наряду с книгами евр. канона. В первой части книги показывается роль Премудрости в жизни человека и сравнивается участь праведников и нечестивых (Прем 1-5). Во второй части (Прем 6-9) говорится о происхождении и природе Премудрости и указываются средства ее приобретения. В последней части Прем (Прем 10-19), после краткого введения, повествующего о происхождении рода человеческого, возвеличивается действие Премудрости Божией в истории избранного народа, особенно в переломный момент этой истории — при освобождении из Египта. Длинное отступление (Прем 13-15) содержит строгую критику идолопоклонства.
Речь в этой книге ведется от имени царя Соломона, хотя на это в тексте есть только косвенные указания (Прем 9:7-8, Прем 9:12), и по греч. она озаглавлена «Премудрость Соломона». Автор говорит в ней, как царь, (Прем 7:5; Прем 8:9-15) и обращается к своим собратьям-царям (Прем 1:1; Прем 6:1-11, Прем 6:21). Но это, несомненно, литературный прием: цель автора — придать своему учению больше авторитета; поэтому он влагает его в уста величайшего мудреца Израиля. На самом деле книга целиком написана по-гречески. Высказывалось предположение, что существует евр. оригинал первой части, но оно оказалось необоснованным. Композиционное единство книги соответствует единству ее блестящего языка. Автор Прем — безусловно еврей, исполненный веры в «Бога отцов» (Прем 9:1), гордящийся своей принадлежностью к «народу святому», к «семени непорочному» (Прем 10:15), но еврей эллинизированный. Значение, которое он придает событиям Исхода, противопоставление египтян израильтянам и критика зоолатрии (зверопоклонства) показывают, что он жил в Александрии, ставшей при Птолемеях одновременно столицей эллинизма и городом евр. диаспоры, т.е. рассеяния. Он цитирует Писание по пер. LXX, сделанному в этой среде. Из этого можно заключить, что он жил в более позднее время, чем LXX, хотя и не знал произведений Филона Александрийского (ок 20 г. до Р.Х. — 54 г. по Р. Х.). Со своей стороны, Филон, очевидно, не испытал влияния кн. Премудрости, но между его произведениями и этой книгой есть много точек соприкосновения; они создавались в сходной среде и приблизительно в одно и то же время. Мы не можем категорически утверждать, что кн. Прем была использована авторами НЗ, но все же вероятно, что как ап. Павел, так и еванг. Иоанн находились под ее влиянием и что последний ассимилировал некоторые ее идеи, с помощью которых он сформулировал свое учение о Слове. Книга могла быть написана во второй половине первого века до н.э. Это самая поздняя из книг Ветхого Завета, не считая 3 Езд (апокриф).
Свящ. писатель обращается в первую очередь к иудеям — своим соотечественникам, верность которых ягвизму была поколеблена притягательностью александрийской цивилизации: расцветом философских школ, развитием научных знаний, мистериальными религиями, астрологией, герметизмом, привлекательными народными культами. Некоторая осторожность в выражениях автора показывает, что он имеет в виду и читателей язычников, которых надеется привести к истинному Богу, любящему всех людей.
После всего сказанного неудивительно, что в кн. Прем встречаются точки соприкосновения с греческой философской мыслью. Философские системы и астрологические теории были, очевидно, известны автору не менее, чем любому образованному александрийцу той эпохи. Эллинистическому образованию он обязан и умением пользоваться абстрактной лексикой, дискурсивным методом (евр. язык той эпохи не предоставлял для этого возможностей) и знакомством со многими философскими категориями и терминами. Эти заимствования, однако, второстепенны и служат лишь для выражения мыегш, вскормленной Ветхим Заветом.
Автор книги не философ и не богослов, он остается типичным «мудрым» Израиля. Подобно своим предшественникам, он призывает к исканию Премудрости, ибо она исходит от Бога, достигается молитвой, является источником добродетелей и подательницей всяких благ. Отличаясь большой широтой взглядов, он приписывает Премудрости и последние достижения науки (Прем 7:17-21; Прем 8:8). Вопрос воздаяния, который тревожил стольких мудрецов, получил у него определенное разрешение. Используя платоновское учение о различии тела и души (ср Прем 9:15) и о бессмертии души, он утверждает, что Бог создал человека для «нетления» (Прем 2:23), что награда премудрости и есть это нетление, обеспечивающее близость к Богу (Прем 6:18-19). Происходящее в этом мире — лишь приготовление к другой жизни, в которой праведники будут жить пред лицом Божиим, а нечестивые будут наказаны (Прем 3:9-10). Автор ничего не говорит о воскресении во плоти, но, по-видимому, провидит возможность воскресения тел в одухотворенном виде, сочетая таким образом греческое представление о бессмертии с библейским учением, постепенно предвосхищающим возможность телесного воскресения (кн Дан).
Премудрость для него, как и для его предшественников, есть одно из свойств Бога. Именно Премудрость упорядочила все творение и руководит всеми событиями истории. Все, что ей приписывается начиная с гл. 11, относится непосредственно к Богу, ибо она отождествляется с Богом, правящим миром; с другой стороны, она именуется «излиянием славы Вседержителя... отблеском вечного света... образом Его благости» (Прем 7:25-26) и, следовательно, представляется как бы отличной от Бога, в то же время являясь излучением Божественной сущности. Это не значит, что автор идет здесь дальше других мудрых Израиля и рассматривает Премудрость как Ипостась. Однако все его рассуждения о природе Премудрости (Прем 7:22-8:8) свидетельствуют о прогрессе в формулировке и об углублении древних идей.
Размышляя о прошлом Израиля (Прем 10-19), автор следует за своим предшественником — Сыном Сираховым (ср Сир 44-50, ср также Пс 77, Пс 104, Пс 105, Пс 134, Пс 135), но ему нельзя отказать в независимости суждений. Он ищет объяснения событий и как бы намечает религиозную философию истории, предлагающую новое толкование библ. текстов: таково, напр., суждение о долготерпении Божием по отношению к Египту и Ханаану (Прем 11:15-12:28). Отсюда проистекает и другая особенность его метода: библейский рассказ служит аргументом для доказательства определенного тезиса. Гл. 16—19 являются лишь пространной антитезой участи египтян и израильтян. В них автор обогащает рассказ вымышленными подробностями, сближает различные эпизоды, порой даже сгущает краски. Перед нами яркий пример мидрашистской эгзегезы, которую впоследствии культивировали раввины.
Текст кн Премудрости сохранился в четырех больших рукописях: в (Vaticanus 4b), (Sinaiticus 4b), A (Alexandrinus 5b) и С (Codex Ephaemi rescriptus 5b), а также во многих второстепенных.
«Книгами Премудрости» или «мудрых» называют пять книг: Иова, Притчей, Екклесиаста, Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой. К ним присоединили Псалтирь и Песнь Песней, в которых мы находим ту же направленность мысли, выраженной в поэтической форме. Произведения такого рода были распространены на всем древнем Востоке. В Египте на протяжении его вековой истории появилось немало книг мудрости. В Месопотамии, начиная с шумерийской эпохи, составлялись притчи, басни, поэмы о страдании, в какой-то мере напоминающие нам кн. Иова. Эта месопотамская мудрость проникла в Ханаан: в Рас-Шамре были найдены тексты о мудрости на аккадском языке. «Премудрость Ахиахара», появившаяся в Ассирии и распространившаяся в кругах, говоривших по-арамейски, была затем переведена на несколько древних языков. Этот род мудрости по существу международен и не является собственно религиозным. В центре внимания мудрых стоит жизненный путь человека, но их метод — не философская рефлексия, как у греков, а собирание плодов жизненного опыта. Они преподают искусство жить и находиться на интеллектуальном уровне своей среды и эпохи; учат человека сообразовываться с порядком мироздания и указывают, как достигать счастья и успеха. Однако их советы не всегда приводят к желанным результатам, и этот опыт служит исходной точкой пессимизма, которым проникнут ряд произведений мудрости как в Египте, так и в Месопотамии.
Такая мудрость процветала и у израильтян. Характерно, что израильские мудрецы признавали свою связь с мудростью «сынов Востока и Египта» и лучшей похвалой премудрости Соломона считали утверждение о ее превосходстве над мудростью языческой (3 Цар 4:29). Широкой известностью пользовались аравийские и едомские мудрецы (Иер 49:7; Вар 3:22-23; Авд 1:8). Иов и его три друга-мудреца жили в Едоме. Автор кн. Товита знал Премудрость Ахиахара, а Притч 22:17-23:11 напоминают египетские изречения Аменемопе. Некоторые псалмы приписаны Еману и Ефану, которые, согласно 3 Цар 4:31, были ханаанскими мудрецами. Притчи содержат Слова Агура (Притч 30:1-14) и Слова Лемуила (Притч 31:1-9), которые оба происходили из племени Масса, жившего в северной Аравии (Быт 25:14).
Поэтому не удивительно, что первые израильские произведения мудрости во многом родственны произведениям соседних народов. Наиболее древние части кн. Притч содержат одни только предписания человеческой мудрости. Самые важные богословские темы Ветхого Завета: Закон, Союз-Завет, Избрание, Спасение — в этих книгах почти не затрагиваются. Исключение составляют кн. Иисуса сына Сирахова и Премудрости Соломоновой, написанные значительно позже. Израильские мудрецы как будто бы не интересуются историей и будущим своего народа. Подобно своим восточным собратьям, они больше заняты личной судьбой человека, но рассматривают ее в более высоком плане — в освещении религии Ягве. Таким образом, несмотря на общность происхождения, между мудростью языческой и израильской имеется существенное различие, усиливающееся по мере того, как постепенно раскрывается Откровение.
Противопоставление мудрости и безумия становится противопоставлением правды и неправды, благочестия и нечестия. Истинная премудрость — это страх Божий, а страх Божий — синоним благочестия. Если восточную мудрость можно определить как своего рода гуманизм, то премудрость израильскую можно назвать гуманизмом религиозным.
Однако эта религиозная ценность премудрости выявилась не сразу. Содержание евр. термина «хохма» весьма сложно. Он может обозначать ловкость движений или профессиональную сноровку, политическое чутье, проницательность, а также и хитрость, умение, искусство магии. Такая человеческая мудрость может служить как добру, так и злу, и эта двузначность в какой-то мере объясняет отрицательные суждения некоторых пророков о мудрецах (Ис 5:21; Ис 29:14; Иер 8:9). Этим объясняется также, что в евр. письменности тема Премудрости Божией (евр. «хохмот» — множ. число, употребляемое в значении превосходной степени) появляется довольно поздно, хотя происхождение мудрости от Бога никогда не отрицалось, и уже в Угорите мудрость считалась свойством великого бога Эла. Только после Плена стали утверждать, что Бог мудр Премудростью надмирной, действие которой человек видит в творении, но которая в своей сущности недосягаема и «неисследима» (Иов 28; Иов 38-39; Сир 1:1-10; Сир 16:24 сл; Сир 39:12 сл; Сир 42:15-43:33 и т.д.). В большом прологе кн. Притч (Притч 1-9) Премудрость Божия говорит как некое лицо, она присуща Богу от вечности и действует с Ним в творении (гл. обр. Притч 8:22-31). В Сир 24 Премудрость сама свидетельствует, что она вышла из уст Всевышнего, обитает на небесах и послана Израилю от Бога. В Прем 7:22-8:1 она определена как излияние славы Всемогущего, образ Его совершенства. Так Премудрость, являясь свойством Божиим, отделяется от Него и представляется как Личность. Для ветхозаветного человека эти выражения являются, по-видимому, яркими поэтическими сравнениями, но в них уже заложена тайна, подготавливающая откровение Св. Троицы. Подобно Логосу в евангелии от Иоанна, эта Премудрость одновременно и в Боге и вне Бога, и во всех этих текстах обосновывается наименование «Премудрость Божия», которое ап. Павел дает Христу (1 Кор 1:24).
Вопрос об участи человека тесно связан у мудрецов с проблемой воздаяния. В древних частях Притч (Притч 3:33-35; Притч 9:6, Притч 9:18) Премудрость, т.е. праведность, непременно ведет к благополучию, а безумие, т.е. нечестие, приводит к разорению, ибо Богу свойственно награждать добрых и наказывать злых. Однако жизненный опыт зачастую как будто противоречит такому взгляду. Как объяснить бедствия, постигающие праведников? Этой проблеме посвящена кн. Иова. Те же вопросы, хотя и в несколько другом аспекте, тревожат Екклесиаста. Сын Сирахов в основном придерживается традиционных взглядов и хвалит счастье мудрого (Сир 14:21-15:10), но его преследует мысль о смерти. Он знает, что все зависит от этого последнего часа: «Легко для Господа в день смерти воздать человеку по делам его» (Сир 11:26, ср Сир 1:13; Сир 7:36; Сир 28:6; Сир 41:12). Он смутно предчувствует откровение о конечной участи человека. Вскоре после него пророк Даниил (Дан 12:2) уже ясно выражает веру в загробное воздаяние, связанное с верой в воскресение мертвых, так как евр. мысль не представляет себе жизни духа, отделенного от плоти. Параллельное и вместе с тем более разработанное учение появляется в александрийском иудаизме. Учение Платона о бессмертии души помогло евр. мысли осознать, что «Бог создал человека для нетления» (Прем 2:23) и после смерти праведники вкусят вечное блаженство у Бога, а нечестивые получат заслуженное наказание (Прем 3:1-12).
Исходной формой письменности мудрых можно считать машал (в русском переводе — притча). Таково во множественном числе заглавие книги, которую мы называем кн. Притчей. Машал — это краткое, выразительное изречение, близкое к народной мудрости, сохранившейся в пословицах. Древние сборники притчей содержат лишь подобные краткие изречения, но со временем машал развивается, достигая размеров небольшой притчи или аллегорического повествования. Это развитие, ясно выраженное в дополнительных разделах и особенно в прологе кн. Притчей (Притч 1-9), ускоряется в последующих книгах мудрых: кн. Иова и Премудрости Соломоновой представляют собой крупные литературные произведения.
Первоначальное происхождение мудрости следует искать в жизни семьи или рода. Наблюдения над природой или людьми, накоплявшиеся из поколения в поколение, выражались в изречениях, в народных поговорках, в пословицах, имевших моральный характер и служивших правилами поведения. Аналогично происхождение первых формулировок обычного права, которые иногда близки не только по содержанию, но и по форме изречениям мудрости. Эта традиция народной мудрости продолжала существовать параллельно с возникновением письменных сборников мудрости. Ей обязаны своим происхождением, напр., притчи в 1 Цар 24:14; 3 Цар 20:11, басни в Суд 9:8-15, басня в 4 Цар 14:9. Даже пророки черпали из этого наследия (напр. Ис 28:24-28; Иер 17:5-11).
Краткие изречения, запечатлевающиеся в памяти, предназначаются для устной передачи. Отец или мать учит им своего сына дома (Притч Притч 1:8; Притч 4:1; Притч 31:1; Сир 3:1), а затем мудрые продолжают преподавать их в своих школах (Сир 41:23; Сир 41:26; ср Притч 7:1 сл; Притч 9:1 сл). С течением времени мудрость становится привилегией образованного класса: мудрые и книжники фигурируют рядом в Иер 8:8-9. Сын Сирахов Сир 38:24-39:11 восхваляет профессию книжника, дающую ему возможность приобретать мудрость в противоположность ручным ремеслам. Из книжников выходили царские чиновники, и учение мудрости культивировалось сначала при дворе. То же самое происходило и в других центрах восточной мудрости, в Египте и в Месопотамии. Один из сборников притчей Соломона был составлен «мужами Езекии, царя Иудейского», Притч 25:1. Эти мудрецы не только собирали древние изречения, но и сами писали. Два произведения, составленные, по всей вероятности, при дворе Соломона — история Иосифа и история преемства престола Давидова — можно тоже рассматривать как писания мудрых.
Таким образом, круги мудрых значительно отличаются от той среды, в которой появились священнические и пророческие писания. Иер 18:18 перечисляет три различных класса — священников, мудрых и пророков. Мудрые не особенно интересуются культом, их как будто не волнуют несчастья их народа и не захватывает поддерживающая его великая надежда. Однако в эпоху Плена эти три течения сливаются. В прологе Притчей слышится тон пророческой проповеди, в кн. Сир (Сир 44-49) и Прем (Прем 10-19) содержится много размышлений над Священной историей; сын Сирахов почитает священство, ревнует о культе и даже отождествляет Премудрость и Закон (Сир 24:23-34): перед нами уже союз книжника (или мудрого) с законоучителем, который можно видеть и в евр. среде евангельских времен.
Так завершается долгий путь, начало которому в ВЗ положил Соломон. Все учение мудрых, постепенно преподававшееся избранному народу, подготавливало умы к восприятию нового откровения — откровения Воплощенной Премудрости, которая «больше Соломона» (Мф 12:42).
1-2 Кн. Премудрости Соломона начинается призывом к мудрости с указанием благоприятных условий к ее достижению. Призыв этот обращен к судьям земли (οἱ κρίνοντες τὴν γη̃ν). В экзегетической литературе существует не одно мнение по вопросу о том, к кому в данном случае обращается писатель. Некоторые толковники полагают, что судьями земли писатель назвал здесь благочестивых израильтян и тем выразил свое верование, что ревностные иудеи в мессианское время примут участие в божественном суде над прочими народами (сл. Прем 3:7,8). Такое объяснение не соответствует течению мыслей этой и следующей глав, где речь обращена не к благочестивым людям, а напротив, к заблуждающимся и порочным. Затем во всей главе нет никакого указания на то, что выражение «судьи земли» беремся в переносном, а не собственном значении. Поэтому правильнее будет под судьями земли разуметь владык земных вообще и греч. κρίνειν понимать в общем и широком значении — господствовать, царствовать, владычествовать, а не только судить. В таком значении выражение «судьи земли» употребляется в Св. Писании нередко (Притч 8:16; Пс 2:10; Ис 40:23; Сир 4:15).
Но обращение в начале книги к судьям земли не значит, что писатель адресовал свою книгу исключительно князьям и владыкам земным. Это обращение имеет больше значение простой риторической фигуры, ибо содержание книги не имеет ничего специального, чтобы имело отношение только к властям, но все увещания книги проникнуты общечеловеческим характером, приложимы ко всем — кто нечестием своим удаляется от Бога и мудрости. Спрашивается поэтому, какая цель была у писателя избрать такую форму обращения — «судьи земли»? Объясняют это тем, что писатель уже в первой главе хотел вывести говорящим царя Соломона, почему полагал, что ему приличнее обращаться с речью к владыкам земли, а не к простым людям; но в таком случае еще более было бы подходящим обратиться к целым народам.
Гораздо основательнее объяснять это обращение целью написания кн. Премудрости и тогдашними отношениями иудеев к чужеземным владыкам — их притеснителям. В них иудеи видели представителей, с одной стороны, всякого нечестия и вольнодумства, с другой — грубого суеверия и идолопоклонства. Этих-то представителей антииудейского образа мыслей и жизни автор и имел прежде всего в виду призвать к истинной мудрости. (Ср. 1:1 и 6:1-2).
1 Любите справедливость. Справедливость (δικαιοσύνη) нужно понимать здесь не в юридическом, а нравственном смысле, не о долге судьи здесь говорится, не о судейском беспристрастии тут речь, а о сообразовании мыслей и дел человека с заповедями Божиими, о честности и добродетели. За такое понимание говорят непосредственно следующие слова, в которых это понятие справедливости раскрывается с двух сторон: как правое мышление о Боге и как искание Его в простоте сердца.
Право мыслите о Господе. Сопоставляя это выражение с 30 ст. 14 гл. «нечестиво мыслили о Боге, обращаясь к идолам», объясняют его так: имейте правильные понятия, мысли о Боге. Но если бы писатель хотел сказать это, он употребил бы греческое выражение ὀρθω̃ς, а не ἀγαθότητι (как здесь), которое означает свойство воли, а не ума. Поэтому правильнее допустить, что здесь писатель говорит о таком нравственном настроении человека, которое является необходимым условием, чтобы его размышления о Боге приводили к счастью в Боге. Правильность такого понимания подтверждается непосредственно следующими словами: «в простоте сердца ищите Его» и дальнейшим контекстом речи. Следующие (ст. 2-4) стихи раскрывают ту мысль, что только нравственно чистые люди способны к истинному богопознанию, а духовная нечистота удаляет от Бога и в порочной душе не может обитать премудрость.
В простоте сердца ищите Его. Выражение «искать Господа» употребляется в Библии в значении стараться заслужить милость, благоволение Божие (Иер 29:13; Ис 13:2; Рим 3:11; Евр 11:6) и в значении стремиться познать Бога (13:6; Ис 65:1; Деян 17:27). По связи речи здесь это выражение лучше взять во втором значении, так как речь далее идет о богопознании. В простоте сердца, т. е. чистым детским чувством, которое далеко от сомнения в силе и благости Божией (1 Пар 29:17; Еф 6:5).
2 Стих 2 указывает основание, почему стремление к мудрости и богопознанию должно сопровождаться чистотою в мыслях и делах: потому что только при этом условии стремление это не тщетно. Искушать Господа обыкновенно значит сомневаться в божественном всемогуществе и помощи и этим как бы вынуждать Бога показать свою силу (см. Исх 17:2,7; Втор 33:8; Пс 78:18,41,56; 95:5; 106:14), в таком значении часто понимается и данное выражение. Но связь речи с предшествующим и последующим дает основание к другому толкованию, именно: безнравственными делами как бы ставит Бога на испытание, чтобы видеть, накажет ли Он и можно ли раздражать Его долготерпение и карающую силу. В таком смысле выражение «искушать Господа» в Св. Писании употребляется нередко. (См. Втор 6:16; 32:16,21; Деян 15:9; 5:10; 1 Кор 10:9,22.) .
Является не неверующим Ему. Являться (ἐμφανίζεται) — не в смысле внешнего богоявления, а открываться, давать позвать себя, как в 6:12,16; ср. Ин 14:21,22. Неверующие (ἀπιστου̃ντες) здесь не те, кто отрицает бытие Божие, а кто испытывает религиозное сомнение и в таком состоянии обращается к Богу (ср. Иак 1:6; Мф 21:22; Мк 11:24) Чтение Александрийского кодекса μὴ πιστεύουσι считается ошибочным; Вульгата передает это место в положительной форме: qui fidem habent in ilium.
3 С 3-5 ст. раскрывается мысль ст. 2 отрицательным путем.
Неправые умствования отдаляются от Бога. Слово умствование, помысл (λογισμός) в Библии обыкновенно употребляется для обозначения нравственного и религиозного настроения человека, а не означает простого размышления. Самое слово λογισμός еще не содержит в себе худого значения (Рим 2:15; Лк 2:35). Худой смысл определяется или контекстом речи (Иер 11:19; 2 Кор 10:4), или особым, стоящим при этом слове, прилагательным (см. Мф 15:19; Мк 7:21), как и в данном месте умствования названы «неправыми» (σκολιός), т. е. развращенными, неблагочестивыми, «отдаляют от Бога», т. е. лишают божественной помощи в приобретении мудрости и богопознания (ср. 4 ст.).
Испытание силы Его обличит безумных. Божественное всемогущество испытывается нечестием, чтобы вынудить его обнаружение. Мысль близкая к 1-ой половине 2-го ст. «Испытывать» и «искушать» (ст. 2) (δοκιμάζεσθαι и πειράζειν) — слова, употребляющиеся в книге Премудрости и вообще в Св. Писании почти в одном и том же значении. (См. 2:17,19; 3:5,6; 11:9,10; Пс 94:9; 2 Кор 13:5; Евр 3:9.)
4 Стих 4 содержит основание для 3 ст. Нечестие потому отдаляет от Бога, что с нечестивыми людьми не соединяется премудрость, которая ведет к богопознанию (9:17) и посредствует в общении с Богом (6:9). Под премудростью здесь, как это видно из 5 и 6 ст., имеется в виду божественная сила, обнаруживающая свое действие в душах людей. Душа (ψυχὴ) и тело (σω̃μα) взяты в четвертом стихе не только для обозначения целого человека (как во 2 Макк 7:37; 14:38; 15:30), но тело означает еще источник и средоточие всего нравственного злого в человеке; эта мысль у Филона была своего рода догматом, она не чужда и писателю книги Премудрости (см. 8:19-20). Но писатель различает только две части человеческого существа: душу и тело (8:19-20; 9:15; 15:11; 16:14), а не три, как у Филона, в этом нельзя не заметить его самостоятельности. Тело представляется в 4-ом стихе порабощенным греху, т. е. оно сделалось его рабом, как бы куплено им (ср. Рим 7:14; Ин 8:38), душа же названа лукавою, как замышляющая зло (ср. 11:4).
Обитать — обычное для Св. Писания выражение мысли о действии божественной силы (= премудрости) в душе человека. Оно дает тот оттенок мысли, что эта сила не земного, а небесного происхождения и только временно живет в человеке (см. Еф 3:17; Кол 1:19; 2:9).
5 Премудрость в силу своей святости удаляется от всякого греха. Она названа здесь Духом Святым (πνευ̃μα ἅγιον). Это выражение (πνευ̃μα ἅγιον) по библейскому словоупотреблению означает божественную силу и деятельность в отличие от божественного существа самого в себе, — оживляющий и одушевляющий принцип в физическом и духовном мире. Различные духовные свойства, в которых божественный Дух обнаруживается, ставятся при этом в родительном падеже (см. 7:7; Ис 11:2; Втор 34:9; Сир 39:6; Еф 1:6; 2 Кор 4:13; 2 Тим 1:7; Ин 14:17; 15:26). Здесь при πνευ̃μα стоит родительный σοφίας. В понятии σοφία писатель книги мыслит не интеллектуальную, а нравственно-практическую сторону мудрости, умение сообразовать свою жизнь с заповедями Божиими, благочестие (2:12; 3:11; 7:14; Пс 98:6; Притч 1:2; Сир 1:27).
Поскольку премудрость Божия научает человека благочестию, она называется поэтому духом научения, воспитания (в Александрийском кодексе παιδείας). Эта премудрость удаляется от всякого зла, лукавства (δόλον), проявляется ли оно в помыслах или неправых делах. Таким образом, порочность в мысли и делах делает человека неспособным познать высокое и божественное, притупляет его чувства к этому. Мысль эта неоднократно выражена в Новом Завете (Ин 7:17; Рим 1:18; 1 Кор 2:14,15; Еф 4:17); она же встречается и в философии Филона, и автор кн. Премудрости Соломона, может быть, оттуда ее заимствовал. Чистотою сердца и беспорочностию дел человек как бы сродняется с божественным и небесным и делается более способным к его познанию — это одно из основных положений иудейско-александрийской религиозной философии.
6-10 Продолжают развивать далее мысль предшествующего стиха: недостаточно того, что Св. Дух Премудрости лишает своего воздействия нечестивых и удаляется от них, но Он еще наказывает их, ибо Ему известны и внутренние глубины человеческого сердца и Он вездесущ. Говоря об этом, писатель имеет в виду такое нечестие, которое порвало уже великую связь человека с Премудростью и, с другой стороны, выражается в богохульных речах.
6 Человеколюбивый дух — премудрость. В Александрийском кодексе стоит родительный падеж — σοφίας, как в 7:7; но это разночтение нисколько не изменяет смысла: назвать ли Премудрость Духом Божиим, или сказать: Дух Божий есть Дух премудрости — одно и то же. Затруднение для экзегетов представляет предикат «человеколюбивый». Его находят не отвечающим контексту: во всем этом отделе нет речи о любви Божией к людям, напротив, говорится о Его неблаговолении. Устранить затруднение тем, что считать это место позднейшей вставкой, как делают некоторые экзегеты, нельзя, ибо эти слова находятся во всех кодексах. Обращая внимание на то, что это выражение в греческом тексте связано частицею γὰρ, следует поставить его в причинную связь с предшествующим и не с отдельными выражениями, а с общим смыслом. Течение мыслей тогда будет такое: при условии нравственной чистоты, когда Дух Божий имеет доступ к душе человека, последнему нетрудно достигнуть премудрости; ибо деятельность Духа Божия движется исключительно любовью к человеку, поэтому именно Он «и не оставит безнаказанным» нечестие, затрудняющее Его деятельность на благо людей.
Не оставит богохульствующего устами. Богохульник потому не может избежать наказания, что Бог знает даже внутренние движения человеческой души. Он «свидетель внутренних чувств», «зритель сердца» и «слышатель языка». В этом перечне заметен у писателя постепенный переход от внутреннего к внешнему, от менее к более доступному. Внутренности (νεφροί) — это, по библейскому словоупотреблению, то сокровенное начало в человеке, где зарождаются глубокие чувства, сильные аффекты, бурные страсти; сердце же означает вообще способность мышления и чувствования (Ис 7:10; 25:2; Иер 17:10; Откр 2:23); язык — речь, в которой обнаруживается то и другое. В соответствии с этой последовательностью стоят и слова «свидетель», «зритель», «слышатель».
7 Дух Господа наполняет вселенную. О понятии «Дух Господа» (πνευ̃μα κυρίου) мнения экзегетов разделяются. Одни отождествляют «Дух Господа» с понятием Господь, другие видят здесь речь о премудрости, как мировой душе, в платоновском смысле. Защитники второго мнения ссылаются в доказательство на места из сочинений Филона, в которых он логосу приписывает действия платоновской мировой души, и на места из сочинений св. отцов, в которых то же самое приписывается Духу Божию. Подобное отождествление Духа Божия с мировой душой будто имеет место и у писателя кн. Премудрости. Конечно, нельзя отрицать, что в своей книге (см. 7:22; 8:1; 12:1) писатель представляет премудрость, как силу действующую, исходящую от Бога и проникающую весь мир. Но при этом он не представляет премудрость самостоятельным личным бытием, как это нужно было бы допустить, если б писатель понимал премудрость в платоновском смысле мировой души. (У Платона Бог и мировая душа представляются двумя различными духовными принципами.) Поэтому вернее будет допустить, что свое понятие о премудрости писатель составил не на основании платоновской философии, а на основании ветхозаветного библейского учения о Духе Божием, как всюду действующей в материальном мире и всепроникающей божественной силе, как принцип физической жизни (Быт 1:2; 6:3; Пс 32:6; 138:1-10). Это понятие о Духе Божием в иудейско-александрийской философии получило более отвлеченный смысл и нашим писателем было взято для раскрытия идеи премудрости.
Во 2-ой половине 7-го стиха из мысли о вездеприсутствии Духа Господа выводится мысль о Его всеведении: «как всеобъемлющий знает всякое слово».
Написание книги. В греческой Библии эта книга надписывается: Σοφία Σαλωμω̃νος — Премудрость Соломона, а в латинской Liber Sapientae. Такое надписание указывает, прежде всего, на содержание книги; главным предметом ее является учение о Премудрости Божией, ее начале, свойствах и действиях в мире. Другое слово надписания указывает на Соломона. Имя этого царя стоит здесь потому, что писатель книги ведет свою речь иногда от лица Соломона (см. Прем 7, Прем 8, Прем 9), главного представителя и первого учителя библейской мудрости, и предмет ее сходен с предметом кн. Притчей Соломона.
Писатель книги. Самое древнее мнение о лице писателя кн. Премудрости то, что писателем ее был Соломон. Этого мнения держались многие отцы и учители церкви (Климент Александрийский. Строматы. XI, т. IX, 315; Тертуллиан. De praecript. II, 20; Святой Киприан. Ер. de exhort martyrum. XII, VI, 673) на том основании, что имя Соломона стоит в надписании и в книге говорится от его лица. Это мнение впоследствии усиленно защищалось католическою церковью в тех видах, что эта книга признается ею каноническою.
Такое мнение об авторе книги Премудрости Соломона не может быть признано правильным по следующим основаниям. 1) Книгу Премудрости Соломона потому нельзя приписать перу Соломона, что она не была написана на еврейском языке, оригинальный язык ее греческий. 2) Писатель книги Премудрости знаком с греческой философией: учением Платона, эпикурейцев и отчасти стоиков (Прем 2:1-6; Прем 8:7.19.20). 3) Он живет вне Палестины и делает ссылки на греческие нравы и обычаи (Прем 7:17-20; Прем 8:8; Прем 13:1-15; Прем 14:14): приводить цитаты по переводу LXX-ти (Прем 2:12, ср. Ис 3:10; Прем 15:10, ср. Ис 44:20). 4) В каталогах книг Ветхого Завета, напр., в «Апост. правилах» (85 пр.), собора Лаодикийского, св. Афанасия Великого она не считается произведением Соломона и книгой канонической.
Другое мнение, которое было высказано еще во времена Иеронима, написание книги Премудрости Соломона приписывает Филону. В защиту этого мнения указывают на сходство учения этой книги о Премудрости с учением Филона о Логосе. Но сходство это внешнее: не то мыслит под образом премудрости писатель нашей книги, что Филон разумел под Логосом. Между тем и другим замечается разность взглядов до противоположности. 1) Происхождение греха и смерти в книге Премудрости Соломона объясняется «завистью диавола» (Прем 2:24); этого Филон сказать не мог, так как он не допускал существования злого начала в мире и библейский рассказ о грехопадении прародителей понимал аллегорически. 2) Теорию предсуществования душ иначе представлял писатель кн. Премудрости и Филон: по учению кн. Премудрости, души добрых входят в тела чистые (Прем 8:19.20), по Филону же — посылаются в тела на землю только души падшие и склонные ко греху (De monarchia. II, с. 213-216). 3) Наконец, сильно различаются взгляды Филона и на происхождение идолопоклонства от учения кн. Прем. об этом предмете (Прем 12, Прем 13 и Филона De mundo. II, 604 стр.).
Таким образом, Филон не мог написать книги, в которой излагается учение, во многом противоположное его взглядам. Церковное предание также свидетельствует против написания кн. Премудрости Филоном. Современные Филону отцы церкви — Климент Римский, Дионисий Ареопагит, приводят в своих сочинениях выдержки из этой книги, как священной. Такого уважения к книге у этих отцов не могло бы быть, если бы она была написана неверующим иудеем, их современником.
Все другие попытки отыскать автора кн. Премудрости Соломона также безуспешны, как и указанные две (о них можно прочитать в труде проф. Д. Поспехова «Книга Премудрости Соломона, ее происхождение и отношение к иудейско-александрийской философии»). Поэтому остается довольствоваться общим указанием, какое находим в самой книге, что писателем ее был иудей-эллинист, образованный александриец, хорошо знавший греческую философию.
Время, место и цель написания. О времени написания кн. Премудрости можно судить только предположительно, на основании находящихся в этой книге намеков на современное писателю положение египетских иудеев. Все толковники согласны в том, что при жизни писателя египетские иудеи подверглись какому-то тяжкому несправедливому гнету со стороны языческого правительства, имевшему характер религиозного преследования. Обращаясь к истории, мы находим, что в царствование трех первых Птоломеев иудеи не терпели никакого гнета и даже пользовались расположением правительства.
Только при Птоломее IV Филопаторе, когда он после окончания 4-ой сирийской войны (221-217 до Р. Х.) возвратился из Палестины в Египет в сильном раздражении против палестинских иудеев, началось религиозное преследование иудеев в Египте. Это преследование египетских иудеев описано в 3-ей книге Маккавейской и притом такими чертами, какие мы находим и в кн. Премудрости Соломона (Прем 2:12-17; ср. 3 Макк 1, 3 Макк 2: 3 Макк 1:11-12; ср. 3 Макк 2:19-20; Прем 2:19-20, ср. 3 Макк 3:1). Отсюда можно заключить, что кн. Премудрости написана в конце царствования Птоломея IV-го, ок. 221-217 г. до Р. Х.
Местом написания книги Премудрости был Египет и, вероятнее всего, Александрия. Автор ее знаком с иудейско-александрийской философией; в своей книге делает намеки на египетскую религию (Прем 12:24; Прем 15:18-19). Относительно цели написания книги на основании неоднократных увещаний и обращений писателя к судьям земли, правителям народов и царям (Прем 1:1; Прем 6:1), составилось мнение, что книга Премудрости Соломона написана была главным образом для царей (египетских или сирийских) и назначалась для передачи им. Но более внимательное изучение книги убеждает в том, что главных читателей кн. Премудрости, которых имел в виду писатель при ее составлении, нужно предполагать внутри самого иудейства, а не вне его. Печальное состояние иудейско-александрийского общества побуждало писателя представить сознанию современных ему египетских иудеев истину теократической идеи ветхозаветной веры во всем ее свете, указав им на великое и славное будущее Израиля в грядущем царстве Божием, на небе и на земле.
Содержание кн. Премудрости Соломона. Главным предметом кн. Премудрости Соломона является учение о премудрости. Мудрость писатель книги рассматривает с двух сторон: 1) как она есть сама по себе, в своем первоисточнике — Боге; это премудрость объективная, или божественная, и 2) как она отражается в человеческом духе; это мудрость субъективная, или человеческая. Рассматривая премудрость в первом отношении, писатель изображает ее как вечно присущее Богу начало откровения и действия Его в мире, как средоточие божественных совершенств, открывающихся в миротворении и мироуправлении; во втором отношении Премудрость есть входящее в дух человеческий от Бога начало всякого высшего духовного совершенства, приводящее человека к бессмертию. Соответственно постепенному раскрытию этой идеи премудрости вся книга может быть разделена по своему содержанию на три части.
В первой части (Прем 1, Прем 2, Прем 3, Прем 4, Прем 5) премудрость изображается, как руководительница к блаженному бессмертию, вопреки ложному мнению иудейских вольнодумцев, отрицавших бессмертие.
Во второй части (Прем 6, Прем 7, Прем 8, Прем 9) от лица царя Соломона писатель излагает учение о существе премудрости, ее происхождении и свойствах, о необходимости и значении обладания ею, равно как и об условиях ее достижения.
В третьей части (Прем 10, Прем 11, Прем 12, Прем 13, Прем 14, Прем 15, Прем 16, Прем 17, Прем 18, Прем 19) писатель примерам из древней истории своего народа доказывает, что только премудрость делала этот народ счастливым; напротив недостаток ее приводил отдельных людей и целые народы (египтян, хананеев) к гибели.
См. «Понятие о Библии».
Третий отдел ветхозаветных священных книг составляют в греко-славянской Библии книги «учительные», из которых пять — Иова, Псалтирь, Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней признаются каноническими, а две — Премудрость Соломона и Премудрость Иисуса сына Сирахова1 неканоническими. В противоположность этому в еврейской Библии двух последних, как и всех вообще неканонических, совсем не имеется, первые же пять не носят названия «учительных», не образуют и особого отдела, а вместе с книгами: Руфь, Плач Иеремии, Есфирь, Даниил, Ездра, Неемия, первая и вторая Паралипоменон, причисляются к так называемым «кетубим», «агиографам», — «священным писаниям». Сделавшееся у раввинов-талмудистов техническим обозначением третьей части Писания название «кетубим» заменялось в древности другими, указывающими на учительный характер входящих в ее состав произведений. Так, у Иосифа Флавия современные учительные книги, кроме Иова, известны под именем «прочих книг, содержащих гимны Богу и правила жизни для людей» (Против Аппиона I, 4); Филон называет их «гимнами и другими книгами, которыми устрояется и совершенствуется знание и благочестие» (О созерцательной жизни), а автор 2-ой маккавейской книги — «τὰ του̃ Δαυιδ καὶ ἐπιστολὰς βασιλέων περὶ ἀναθεμάτων» — «книги Давида и письма царей о приношениях» (2:13). Наименование «τὰ του̃ Δαυιδ» тожественно с евангельским названием учительных книг псалмами» («подобает скончатися всем написанным в законе Моисееве и пророцех и псалмех о мне»; Лк 24:44), а это последнее, по свидетельству Геферника, имело место и у раввинов. У отцов и учителей церкви, выделяющих, согласно переводу LXX, учительные книги в особый отдел, они также не носят современного названия, а известны под именем «поэтических». Так называют их Кирилл Иерусалимский (4-е огласительное слово), Григорий Богослов (Σύταγμα. Ράκκη, IV, с. 363), Амфилохий Иконийский (Ibid. С. 365), Епифаний Кипрский и Иоанн Дамаскин (Точное изложение православной веры. IV, 17). Впрочем, уже Леонтий Византийский (VI в.) именует их «учительными», — «παραινετικά» (De Sectis, actio II. Migne. Т. 86, с. 1204).
При дидактическом характере всего Священного Писания усвоение только некоторым книгам названия «учительных» указывает на то, что они написаны с специальной целью научить, вразумить, показать, как должно мыслить об известном предмете, как его следует понимать. Данную цель в применении к религиозно-нравственным истинам и преследуют, действительно, учительные книги. Их взгляд, основная точка зрения на учение веры и благочестия — та же, что и в законе; особенность ее заключается в стремлении приблизить богооткровенную истину к пониманию человека, довести его при помощи различных соображений до сознания, что ее должно представлять именно так, а не иначе, Благодаря этому, предложенная в законе в форме заповеди и запрещения, она является в учительных книгах живым убеждением того, кому дана, кто о ней думал и размышлял, выражается как истина не потому только, что открыта в законе, как истина, но и потому, что вполне согласна с думой человека, стала уже как бы собственным его достоянием, собственной его мыслью. Приближая богооткровенные истины к человеческому пониманию, учительные книги, действительно, «совершенствуют сознание и благочестие». И что касается примеров такого освещения их, то они прежде всего наблюдаются в кн. Иова. Ее главное положение, вопрос об отношении правды Божией к правде человеческой, трактуется автором с точки зрения его приемлемости для человеческого сознания. Первоначально сомневавшийся в божественном правосудии, Иов оказывается в результате разговоров уверовавшим в непреклонность божественной правды. Объективное положение: «Бог правосуден» возводится на степень личного субъективного убеждения. Подобным же характером отличается и кн. Екклезиаст. Ее цель заключается в том, чтобы внушить человеку страх Божий (Иов 12:13), побудить соблюдать заповеди Божии. Средством к этому является, с одной стороны, разъяснение того положения, что все отвлекающее человека от Бога, приводящее к Его забвению, — различные житейские блага не составляют для человека истинного счастья, и потому предаваться им не следует, и с другой — раскрытие той истины, что хранение заповедей дает ему настоящее благо, так как приводит к даруемому за добрую жизнь блаженству по смерти, — этому вечно пребывающему благу. Равным образом и кн. Притчей содержит размышления о началах откровенной религии, законе и теократии и влиянии их на образование умственной, нравственной и гражданской жизни Израиля. Результатом этого размышления является положение, что только страх Господень и познание Святейшего составляют истинную, успокаивающую ум и сердце, мудрость. И так как выражением подобного рода мудрости служат разнообразные правила религиозно-нравственной деятельности, то в основе их лежит убеждение в согласии откровенной истины с требованиями человеческого духа.
Раскрывая богооткровенную истину со стороны ее согласия с пониманием человека, учительные книги являются показателями духовного развития народа еврейского под водительством закона. В лице лучших своих представителей он не был лишь страдательным существом по отношению к открываемым истинам, но более или менее вдумывался в них, усваивал их, т. е. приводил в согласие со своими внутренними убеждениями и верованиями. Погружаясь сердцем и мыслию в область откровения, он или представлял предметы своего созерцания в научение, для развития религиозного ведения и споспешествования требуемой законом чистоте нравственности, как это видим в кн. Иова, Екклезиаст, Притчей и некоторых псалмах (78, 104, 105 и т. п.), или же отмечал, выражал то впечатление, которое производило это созерцание на его сердце, в лирической форме религиозных чувствований и сердечных размышлений (Псалтирь). Плод богопросвещенной рефлексии о божественном откровении, данном еврейскому народу в закон, учительные книги носят по преимуществу субъективный характер в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в книгах исторических. Другое отличие учительных книг — это их поэтическая форма с ее характерною особенностью — параллелизмом, определяемым исследователями еврейской поэзии как соотношение одного стиха с другим. Это — род рифмы мысли, симметрия идеи, выражаемой обыкновенно два или иногда три раза в различных терминах, то синонимических, то противоположных. Сообразно различному взаимоотношению стихов параллелизм бывает синонимический, антитический, синтетический и рифмический. Первый вид параллелизма бывает тогда, когда параллельные члены соответствуют друг другу, выражая равнозначащими терминами один и тот же смысл. Примеры подобного параллелизма представляет Пс 113 — «когда Израиль вышел из Египта, дом Иакова (из среды) народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль владением Его. Море это увидело и побежало, Иордан возвратился назад, горы прыгали, как овцы, и холмы, как агнцы». Параллелизм антитический состоит в соответствии двух членов друг другу через противоположность выражений или чувств. «Искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего. Сытая душа попирает и сот, а голодной душе все горькое сладко» (Притч 27:6-7). «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся. Они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс 19:8-9). Параллелизм бывает синтетическим, когда он состоит лишь в сходстве конструкции или меры: слова не соответствуют словам и члены фразы членам фразы, как равнозначащие или противоположные по смыслу, но оборот и форма тожественны; подлежащее соответствует подлежащему, глагол — глаголу, прилагательное — прилагательному, и размер один и тот же. «Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых; повеления Господа праведны, веселят сердце; страх Господа чист, просвещает очи» (Пс 18). Параллелизм бывает, наконец, иногда просто кажущимся и состоит лишь в известной аналогии конструкции или в развитии мысли в двух стихах. В этих случаях он является чисто рифмическим и поддается бесконечным комбинациям. Каждый член параллелизма составляет в еврейской поэзии стих, состоящий из соединения ямбов и трохеев, причем самый употребительный стих евреев — гептасиллабический, или из семи слогов. Стихами этого типа написаны кн. Иова (Иов 3:1-42:6), вся книга Притчей и большинство псалмов. Встречаются также стихи из четырех, пяти, шести и девяти слогов, чередуясь иногда с стихами различного размера. Каждый стих является, в свою очередь, частью строфы, существенным свойством которой служит то, что она заключает в себе единую, или главную, мысль, полное раскрытие которой дается в совокупности составляющих ее стихов. Впрочем, в некоторых случаях то две различные мысли соединены в одной строфе, то одна и та же мысль развивается и продолжается далее этого предела.