Картина Суда, как видно, открывается апостолу буквально с разных точек зрения. До сих пор он видел Суд таким, каким его предстоит увидеть и пережить миру; теперь Бог показывает ему Свою Церковь и то, каким Суд открывается ей. Четыре ангела на четырёх концах земли, удерживающие четыре ветра (ст. 1), по-видимому, олицетворяют собой ту силу Божию, благодаря которой мир, несмотря на свою повреждённость грехом, не обращается в хаос. Тем самым Бог исполняет обещание, данное ещё Ною, а в его лице — всем праведникам всех времён и народов, которым было обещано, что потоп, погубивший мир и уничтоживший человечество, больше не повторится (Быт. 9 : 8 – 11). Но теперь, в конце времён, всё меняется, мир ждёт преображение, а прежнему порядку вещей приходит конец. Пребывающие в мире видят лишь сворачивающееся, подобно свитку, небо и уходящую из-под ног землю (Откр. 6 : 12 – 14); те же, кому открыта духовная реальность, реальность Царства, видят, подобно Иоанну, Церковь, приготовившуюся к встрече возвращающегося во славе Спасителя. Члены её получают особый знак, Божию печать, которая связывает их с Тем, Кого они ожидают (ст. 2 – 3). Двенадцать племён, из которых состоит народ Божий, символически указывают здесь на полноту Церкви, как и число 144 000, которое предполагает 12 000 человек от каждого из двенадцати племён (ст. 4 – 8).
Речь в данном случае идёт, разумеется, о числовой символике: тысяча человек считалась полноценным представительством, если племя могло выставить для войны тысячу боеспособных мужчин, на него смотрели, как на самостоятельное и, в известном смысле, самодостаточное. Церковь, как новый народ Божий, к моменту завершения мировой истории представляет собой именно такую полноту. Ничего удивительного в этом нет: ведь её история началась в день Пятидесятницы, и каждый век христианства прибавлял к небесной Церкви новых членов; и вот теперь, в день Суда, возвращения Спасителя и торжества Царства она готова предстать перед своим Главой во всей полноте. Но есть и другие, те, кто пришёл в самый день Суда, по слову одного из стоящих у Престола старцев, «от великой скорби» (ст. 14). Прежде они, быть может, и не думали вовсе ни о Боге, ни о Царстве; но когда наступил решающий день, день последнего выбора, их выбор оказался правильным, и теперь они вместе со всей Церковью поют песнь обновления и ожидают Того, Кого, возможно, прежде и не знали, но теперь наверняка узнают (ст. 9 – 12).
7
7:1 And after these things - What follows is a preparation for the seventh seal, which is the weightiest of all. It is connected with the sixth by the particle and; whereas what is added, Rev 6:9, stands free and unconnected. I saw four angels - Probably evil ones. They have their employ with the four first trumpets, as have other evil angels with the three last; namely, the angel of the abyss, the four bound in the Euphrates, and Satan himself. These four angels would willingly have brought on all the calamities that follow without delay.But they were restrained till the servants of God were sealed, and till the seven angels were ready to sound: even as the angel of the abyss was not let loose, nor the angels in the Euphrates unbound, neither Satan cast to the earth, till the fifth, sixth, and seventh angels severally sounded. Standing on the four corners of the earth - East, west, south, north. In this order proceed the four first trumpets. Holding the four winds - Which else might have softened the fiery heat, under the first, second, and third trumpet. That the wind should not blow upon the earth, nor on the sea, nor on any tree - It seems, that these expressions betoken the several quarters of the world; that the earth signifies that to the east of Patmos, Asia, which was nearest to St. John, and where the trumpet of the first angel had its accomplishment. Europe swims in the sea over against this; and is accordingly termed by the prophets, "the islands." The third part, Afric, seems to be meant, Rev 8:7, Rev 8:8, Rev 8:10, by "the streams of water," or "the trees,"which grow plentifully by them.
7:2 And I saw another (a good) angel ascending from the east - The plagues begin in the east; so does the sealing. Having the seal of the only living and true God: and he cried with a loud voice to the four angels - Who were hasting to execute their charge. To whom it was given to hurt the earth and the sea - First, and afterwards "the trees."
7:3 Hurt not the earth, till we - Other angels were joined in commission with him. Have sealed the servants of our God on their foreheads - Secured the servants of God of the twelve tribes from the impending calamities; whereby they shall be as clearly distinguished from the rest, as if they were visibly marked on their foreheads.
7:4 Of the children of Israel - To these will afterwards be joined a multitude out of all nations. But it may be observed, this is not the number of all the Israelites who are saved from Abraham or Moses to the end of all things; but only of those who were secured from the plagues which were then ready to fall on the earth. It seems as if this book had, in many places, a special view to the people of Israel.
7:5 Judah is mentioned first, in respect of the kingdom, and of the Messiah sprung therefrom.
7:7 After the Levitical ceremonies were abolished, Levi was again on a level with his brethren.
7:8 Of the tribe of Joseph - Or Ephraim; perhaps not mentioned by name, as having been, with Dan, the most idolatrous of all the tribes. It is farther observable of Dan, that it was very early reduced to a single family; which family itself seems to have been cut off in war, before the time of Ezra; for in the Chronicles, where the posterity of the patriarchs is recited, Dan is wholly omitted.
7:9 A great multitude - Of those who had happily finished their course. Such multitudes are afterwards described, and still higher degrees of glory which they attain after a sharp fight and magnificent victory, Rev 14:1; Rev 15:2; Rev 19:1; Rev 20:4. There is an inconceivable variety in the degrees of reward in the other world. Let not any slothful one say, "If I get to heaven at all, I will be content:" such an one may let heaven go altogether. In worldly things, men are ambitious to get as high as they can. Christians have a far more noble ambition.The difference between the very highest and the lowest state in the world is nothing to the smallest difference between the degrees of glory. But who has time to think of this? Who is at all concerned about it? Standing before the throne - In the full vision of God. And palms in their hands - Tokens of joy and victory.
7:10 Salvation to our God - Who hath saved us from all evil into all the happiness of heaven. The salvation for which they praise God is described, Rev 7:15; that for which they praise the Lamb, Rev 7:14; and both in the sixteenth and seventeenth Rev 7:16-17.
7:11 And all the angels stood - In waiting. Round about the throne, and the elders and the four living creatures - That is, the living creatures, next the throne; the elders, round these; and the angels, round them both. And they fell on their faces - So do the elders, once only, Rev 11:16. The heavenly ceremonial has its fixed order andmeasure.
7:12 Amen - With this word all the angels confirm the words of the "great multitude;" but they likewise carry the praise much higher. The blessing, and the glory, and the wisdom, and the thanksgiving, and the honour, and the power, and the strength, be unto our God for ever and ever - Before the Lamb began to open the seven seals, a sevenfold hymn of praise was brought him by many angels, Rev 5:12. Now he is upon opening the last seal, and the seven angels are going to receive seven trumpets, in order to make the kingdoms of the world subject to God. All the angels give sevenfold praise to God.
7:13 And one of the elders - What stands, Rev 7:13-17, might have immediately followed the tenth verse;but that the praise of the angels, which was at the same time with that of the "great multitude," came in between. Answered - He answered St. John's desire to know, not any words that hespoke.
7:14 My lord - Or, my master; a common term of respect. So Zechariah, likewise, bespeaks the angel, Zec 1:9; Zec 4:4; Zec 6:4. Thou knowest - That is, I know not; but thou dost. These are they - Not martyrs; for these are not such a multitude as no man cannumber. But as all the angels appear here, so do all the souls of the righteous who had lived from the beginning of the world.Who come - He does not say, who did come; but, who come now also: to whom, likewise, pertain all who will come hereafter. Out of great affliction - Of various kinds, wisely and graciously allotted by God to all his children. And have washed their robes - From all guilt. And made them white - In all holiness. By theblood of the Lamb - Which not only cleanses, but adorns us also.
7:15 Therefore - Because they came out of great affliction,and have washed their robes in his blood. Are they before the throne - It seems, even nearer than the angels. And serve him day and night - Speaking after the manner of men; that is, continually.In his temple - Which is in heaven. And he shall have his tent over them - Shall spread his glory over them as a covering.
7:16 Neither shall the sun light on them - For God is there their sun. Nor any painful heat, or inclemency of seasons.
7:17 For the Lamb will feed them - With eternal peace and joy; so that they shall hunger no more. And will lead them to living fountains of water - The comforts of the Holy Ghost; so that they shall thirst no more. Neither shall they suffer or grieve any more; for God "will wipe away all tears from their eyes."
8
8:1 And when he had opened the seventh seal, there was silence in heaven - Such a silence is mentioned but in this one place. It was uncommon, and highly observable: for praise is sounding in heaven day and night. In particular, immediately before this silence, all the angels, and before them the innumerable multitude, had been crying with a loud voice; and now all is still at once: there is an universal pause. Hereby the seventh seal is very remarkably distinguished from the six preceding. This silence before God shows that those who were round about him were expecting, with the deepest reverence, the great things which the Divine Majesty would farther open and order. Immediately after, the seven trumpets are heard, and a sound more august than ever. Silence is only a preparation: the grand point is, the sounding the trumpets to the praise of God. About half an hour - To St. John, in the vision, it might seem a common half hour.
8:2 And I saw - The seven trumpets belong to the seventh seal, as do the seven phials to the seventh trumpet. This should be carefully remembered, that we may not confound together the times which follow each other. And yet it may be observed, in general, concerning the times of the incidents mentioned in this book, it is not a certain rule, that every part of the text is fully accomplished before the completion of the following part begins. All things mentioned in the epistles are not full accomplished before the seals are opened; neither are all things mentioned under the seals fulfilled before the trumpets begin; nor yet is the seventh trumpet wholly past before the phials are poured out. Only the beginning of each part goes before the beginning of the following. Thus the epistles begin before the seals, the seals before the trumpets, the trumpets before the phials. One epistle begins before another, one seal before another, one trumpet especially before another, one phial before another. Yet, sometimes, what begins later than another thing ends sooner; and what begins earlier than another thing ends later: so the seventh trumpet begins earlier than the phials, and yet extends beyond them all. The seven angels which stood before God - A character of the highest eminence. And seven trumpets were given them. - When men desire to make known openly a thing of public concern, they give a token that may be seen or heard far and wide; and, among such, none are more ancient than trumpets, Lev 25:9; Num 10:2; Amo 3:6. The Israelites, in particular, used them, both in the worship of God and in war; therewith openly praising the power of God before, after, and in, the battle, Jos 6:4; Ch2 13:14, etc And the angels here made known by these trumpets the wonderful works of God, whereby all opposing powers are successively shaken, till the kingdom of the world becomes the kingdom of God and his Anointed.
These trumpets reach nearly from the time of St. John to the endof the world; and they are distinguished by manifest tokens. The place of the four first is specified; namely, east, west, south, and north successively: in the three last, immediately after the time of each, the place likewise is pointed out.forth of the second woe: but the trumpets were given to him and the other six together; (as were afterward the phials to the seven angels;) and it is accordingly said of all the seven together, that "they prepared themselves to sound." These, therefore, were not men, as some have thought, but angels, properly so called.
8:3 And - In the second verse, Rev 7:2 the "trumpets were given" to the seven angels; andin the sixth, Rev 7:6 they "prepared to sound." But between these, the incense of this angel and the prayers of the saints are mentioned; the interposing of which shows, that the prayers of the saints and the trumpets of the angels go together: and these prayers, with the effects of them, may well be supposed to extend through all the seven. Another angel - Another created angel. Such are all that are here spoken of. In this part of the Revelation, Christ is never termed an angel; but, "the Lamb." Came and stood at the altar - Of burnt - offerings. And there was given him a golden censer - A censer was a cup on a plate or saucer. This was the token and the business of the office. And much incense was given - Incense generally signifies prayer: here it signifies the longing desires of the angels, that the holy counsel of God might be fulfilled. And there was much incense; for as the prayers of all the saints in heaven and earth are here joined together: so are the desires of all the angels which are brought by this angel. That he might place it - It is not said, offer it; for he was discharging the office of an angel, not a priest. With the prayers of all the saints - At the same time; but not for the saints. The angels are fellowservants with the saints, not mediators for them.
8:4 And the smoke of the incense came up before God, with the prayers of the saints - A token that both were accepted.
8:5 And there were thunderings, and lightnings, and voices, and an earthquake - These, especially when attended with fire, are emblems of God's dreadful judgments, which are immediately to follow.
8:6 And the seven angels prepared themselves to sound - That each, when it should come to his turn, might sound without delay.But while they do sound, they still stand before God.
8:7 And the first sounded - And every angel continued to sound, till all which his trumpet brought was fulfilled and till the next began. There are intervals between the three woes, but not between the four first trumpets. And there was hail and fire mingled with blood, and there were cast upon the earth - The earth seems to mean Asia; Palestine, in particular. Quickly after the Revelation was given, the Jewish calamities under Adrian began: yea, before the reign of Trajan was ended. And here the trumpets begin. Even under Trajan, in the year 114, the Jews made an insurrection with a most dreadful fury; and in the parts about Cyrene, in Egypt, and in Cyprus, destroyed four hundred and sixty thousand persons. But they were repressed by the victorious power of Trajan, and afterward slaughtered themselves in vast multitudes. The alarm spread itself also into Mesopotamia, where Lucius Quintius slew a great number of them. They rose in Judea again in the second year of Adrian; but were presently quelled. Yet in 133 they broke out more violently than ever, under their false messiah Barcochab; and the war continued till the year 135, when almost all Judea was desolated. In the Egyptian plague also hail and fire were together. But here hail is to be taken figuratively, as also blood, for a vehement, sudden, powerful, hurtful invasion; and fire betokens the revenge of an enraged enemy, with the desolation therefrom. And they were cast upon the earth - That is, the fire and hail and blood. But they existed before they were cast upon the earth. The storm fell, the blood flowed, and the flames raged round Cyrene, and in Egypt, and Cyprus, before they reached Mesopotamia and Judea. And the third part of the earth was burnt up - Fifty well - fortified cities, and nine hundred and eighty - five well - inhabited towns of the Jews, were wholly destroyed in this war. Vast tracts of land were likewise left desolate and without inhabitant. And the third part of the trees was burned up, and all the green grass was burned up - Some understand by the trees, men of eminence among the Jews; by the grass, the common people. The Romans spared many of the former: the latter were almost all destroyed.
Thus vengeance began at the Jewish enemies of Christ's kingdom;though even then the Romans did not quite escape. But afterwards it came upon them more and more violently: the second trumpet affects the Roman heathens in particular; the third, the dead, unholy Christians; the fourth, the empire itself.
8:8 And the second angel sounded, and as it were a great mountain burning with fire was cast into the sea - By the sea, particularly as it is here opposed to the earth, we may understand the west, or Europe; and chiefly the middle parts of it, the vast Roman empire. A mountain here seems to signify a great force and multitude of people. Jer 51:25; so this may point at the irruption of the barbarous nations into the Roman empire. The warlike Goths broke in upon it about the year 250: and from that time the irruption of one nation after another never ceased till the very form of the Roman empire, and all but the name, was lost. The fire may mean the fire of war, and the rage of those savage nations. And the third part of the sea became blood - This need not imply, that just a third part of the Romans was slain; but it is certain an inconceivable deal of blood was shed in all these invasions.
8:9 And the third part of the creatures that were in the sea - That is, of all sorts of men, of every station and degree.Died - By those merciless invaders. And the third part of the ships were destroyed - It is a frequent thing to resemble a state or republic to a ship, wherein many people are embarked together, and share in the same dangers. And how many states were utterly destroyed by those inhuman conquerors! Much likewise of this was literally fulfilled. How often was the sea tinged with blood!How many of those who dwelt mostly upon it were killed!And what number of ships destroyed!
8:10 And the third angel sounded, and there fell from heaven a great star, and it fell on the third part of the rivers - It seems Afric is meant by the rivers; (with which this burning part of the world abounds in an especial manner;) Egypt in particular, which the Nile overflows every year far and wide.ln the whole African history, between the irruption of the barbarous nations into the Roman empire, and the ruin of the western empire, after the death of Valentinian the Third, there is nothing more momentous than the Arian calamity, which sprung up in the year 315. It is not possible to tell how many persons, particularly at Alexandria, in all Egypt, and in the neighbouring countries, were destroyed by the rage of the Arians.Yet Afric fared better than other parts of the empire, with regard to the barbarous nations, till the governor of it, whose wife was a zealous Arian, and aunt to Genseric, king of the Vandals, was, under that pretence, unjustly accused before the empress Placidia. He was then prevailed upon to invite the Vandals into Afric; who under Genseric, in the year 428, founded there a kingdom of their own, which continued till the year 533.Under these Vandal kings the true believers endured all manner of afflictions and persecutions. And thus Arianism was the inlet to all heresies and calamities, and at length to Mahometanism itself.This great star was not an angel, (angels are not the agents in the two preceding or the following trumpet,) but a teacher of the church, one of the stars in the right hand of Christ. Such was Arius. He fell from on high, as it were from heaven, into the most pernicious doctrines, and made in his fall a gazing on all sides, being great, and now burning as a torch. He fell on the third part of the rivers - His doctrine spread far and wide, particularly in Egypt. And on the fountains of water - wherewith Afric abounds.
8:11 And the name of the star is called Wormwood - The unparalleled bitterness both of Arius himself and of his followers show the exact propriety of his title. And the third part of the waters became wormwood - A very considerable part of Afric was infected with the same bitter doctrine and Spirit. And many men (though not a third part of them) died - By the cruelty of the Arians.
8:12 And the fourth angel sounded, and the third part of the sun was smitten - Or struck. After the emperor Theodosius died, and the empire was divided into the eastern and the western, the barbarous nations poured in as a flood. The Goths and Hunns in the years 403 and 405 fell upon Italy itself with an impetuous force; and the former, in the year 410, took Rome by storm, and plundered it without mercy. In the year 452 Attila treated the upper part of Italy in the same manner. In 455 Valentinian the Third was killed, and Genseric invited from Afric. He plundered Rome for fourteen days together. Recimer plundered it again in 472. During all these commotions, one province was lost afteranother, till, in the year 476, Odoacer seized upon Rome, deposed the emperor, and put an end to the empire itself.
An eclipse of the sun or moon is termed by the Hebrews, astroke. Now, as such a darkness does not come all at once, but by degrees, so likewise did the darkness which fell on the Roman, particularly the western empire; for the stroke began long before Odoacer, namely, when the barbarians first conquered the capital city. And the third part of the moon, and the third part of the stars; so that the third part of them was darkened - As under the first, second, and third trumpets by "the earth," "sea, " and "rivers," are to be understood the men that inhabit them; so hereby the sun, moon, and stars, may be understood the men that live under them, who are so overwhelmed with calamities in those days of darkness, that they can no longer enjoy the light of heaven: unless it may be thought to imply their being killed; so that the sun, moon, and stars shine to them no longer. The very same expression we find in Eze 32:8. "I will darken all the lights of heaven over them." As then the fourth seal transcends the three preceding seals, so does the fourth trumpet the three preceding trumpets. For in this not the third part of the earth, or sea, or rivers only, but of all who are under the sun, are affected. And the day shone not for a third part thereof - That is, shone with only a third part of its usual brightness.And the night likewise - The moon and stars having lost a third part of their lustre, either with regard to those who, being dead, saw them no longer, or those who saw them with no satisfaction.
The three last trumpets have the time of their continuancefixed, and between each of them there is a remarkable pause: whereas between the four former there is no pause, nor is the time of their continuance mentioned; but all together these four seem to take up a little less than four hundred years.
8:13 And I saw, and heard an angel flying - Between the trumpets of the fourth and fifth angel. In the midst of heaven - The three woes, as we shall see, stretch themselves over theearth from Persia eastward, beyond Italy, westward; all which space had been filled with the gospel by the apostles. In the midst of this lies Patmos, where St. John saw this angel, saying, Woe, woe, woe - Toward the end of the fifth century, there were many presages of approaching calamities. To the inhabitants of the earth - All without exception. Heavy trials were coming on them all. Even while the angel was proclaiming this, the preludes of these three woes were already in motion. These fell more especially on the Jews. As to the prelude of the first woe in Persia, Isdegard II., in 454, was resolved to abolish the sabbath, till he was, by Rabbi Mar, diverted from his purpose.Likewise in the year 474, Phiruz afflicted the Jews much, and compelled many of them to apostatize. A prelude of the second woe was the rise of the Saracens, who, in 510, fell into Arabia and Palestine. To prepare for the third woe, Innocent I., and his successors, not only endeavoured to enlarge their episcopal jurisdiction beyond all bounds, but also their worldly power, by taking every opportunity of encroaching upon the empire, which as yet stood in the way of their unlimited monarchy.
7:1-3 "Четыре ветра" - ветры знаменуют у пророков дыхание справедливого гнева Божия (ср. Иер 49:36; Дан 7:2; Зах 6:5). "Печать на челах рабов Бога нашего" - в период затишья на челе верных запечатлевается знак избрания, благодаря которому их можно будет отличить от противников Божиих.
7:4 144000 - производное от священного числа 12, означавшего полноту; вероятно, имеется в виду множество и завершенное единство святых Божиих на земле.
7:5-8 В списке отсутствует колено Даново. Однако следует отметить, что перечень колен, входящих в древний союз 12-ти, не был постоянным. Вместо Иосифа часто фигурировали Ефрем и Манассия; включалось имя Махира, которое потом исчезло, и т.д. (ср. Суд 5:14).
7:9 "Пальмовые ветви" в руках знаменуют победу и напоминают о празднике кущей (палаток); ср. ст. Откр 7:15: Сидящий на престоле будет обитать (греч "okhnwsei от okhnh") - палатка, как и в Ин 1:14) среди них.
7:10 "Спасение" (греч "swthria"): в данном контексте - победа, благо, благословение.
7:14 Речь идет о первых мучениках Церкви, удостоившихся небесного блаженства. К концу I в. было уже три "волны" гонений: со стороны иудейских властей (30-е гг.), Нерона (64 г.) и Домициана (90-е гг.).
7:16 Ср. Мф 5:6.
7:17 Ср. Пc 21:1-2.
8:1 "Безмолвие" - как и в книгах пророческих, торжественное молчание предшествует явлению Ягве. Решения Божий, записанные в раскрытой книге, будут теперь осуществляться во время новой небесной литургии.
8:2 "Семь труб" - во дни ВЗ трубный звук собирал народ на войну или на праздник; он же возвещал великие события, в которых открывалась воля Божия (Исх 19:16; Исх 19:19; Иоил 2:1; Зах 9:14; ср. Мф 24:31; 1 Кор 15:52; 1 Фес 4:16).
8:3-4 "Жертвенник" - во святилище, перед завесой, отделявшей Святое святых, стоял обложенный золотом жертвенник, на котором курился фимиам (Исх 30:1-10; ср. Евр 9:4и Откр 5:8).
8:5 Огонь кадильницы, из которой возносится дым фимиама вместе с молитвами святых, повержен на землю, знаменуя начало кар за грехи человечества.
8:6 См Откр 1:10.
8:7 Звук труб предупреждает о бедствиях, подобных казням египетским (Исх 7:14сл.; Соф 1:2-3).
8:8 "Гора" - в иудейской апокалиптике (Енох 18 13) - падший ангел.
8:10-11 "Звезда", так же как и гора, в апокалиптике часто означает демонические силы.
"Полынь" - образ навеян рассказом о горьком источнике (Исх 15:23-25).
8:12 Параллель тьме египетской (Исх 10:21).
8:13 "Ангел" - вариант: "орел" (в древнейших рукописях). Орел - вестник беды (Лк 17:37). Орлы всегда собирались над полями сражений.
Греч. слово ἀποκάλυψις означает откровение. Бог открывает избранным таинственные реальности, глазным образом относящиеся к будущему.
Нам трудно разграничить жанр пророческий и апокалиптический. Древние пророки воспринимали Божий откровения и передавали их в устной форме. Авторам апокалипсисов Бог посылает видения, и они записывают их. Ценность этих видений определяется символикой, которой они проникнуты. Описывая видения, тайнозритель выражает на языке символов то, что Бог ему показывает, не заботясь о стройной форме повествования. Чтобы понять их, надо постигнуть особенности его метода и перевести на язык понятий употребляемые им символы; иначе можно исказить смысл данного ему откровения.
Апокалипсисы вызвали живой интерес в иудейской среде, в том числе и у ессеев, в последние столетия перед Р.Х. Подготовленный видениями, бывшими пророкам Иезекиилю и Захарии, апокалиптический жанр расцвел в творчестве пророка Даниила и во многочисленных апокрифических творениях в эпоху зарождения христианства. В НЗ-ный канон был включен только один апокалипсис, автор которого сам себя называет: Иоанн, сосланный на остров Патмос «за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа» (Rev 1:9). Христианские писатели II в. Папий, св Иустин Философ, св Ириней, Климент Александрийский, Тертуллиан и другие подтверждают авторство св Иоанна. Старец апостол, временно разлученный со своей Ефесской паствой, около 95 г. обратился к ней, — провидя ожесточенную борьбу сил зла с Церковью Христовой, — с увещанием хранить верность в грядущих испытаниях.
Как и кн. пророка Даниила, Апокалипсис является таким образом ответом верующим на волновавший их вопрос: почему Бог попускает такие гонения на избранных Его? Ин возвращается к основным темам пророческих писаний —о великом Дне Ягве (Amo 5:1-8), о святом народе, порабощенном могущественными врагами, рассеянном и почти уничтоженном вследствие жестоких гонений. Пророки возвещали близость дня спасения, когда Бог придет освободить свой народ из-под власти угнетателей и подчинит ему врагов Израиля. В конце I в. Церковь — Новый Израиль — вновь подвергается кровавым гонениям (Rev 13; Rev 6:10-11; Rev 16:6; Rev 17:6) со стороны Рима, вдохновляемого сатаной (Rev 12-13 Rev 2-4), и вновь торжествует во исполнение слов Господних «Врата ада не одолеют ее» (Mat 16:18).
Откр. Ин. можно разделить на вступление (Rev 1:1-8), три части и заключение (Rev 22:6-21). Первая часть (Rev 1:9-3:22) открывается видением Иисуса Христа во славе, повелевающего своему апостолу написать в назидание семи Асийским Церквам то, что возвещается в кратких пророческих посланиях. Во второй части (Rev 14:1-19:10) изображаются грядущие бедствия. Описывается снятие семи печатей (Rev 5:1-8:1), семь труб (Rev 8:2-11:19), семь знамений (Rev 12:1-15:4), семь чаш гнева (Rev 15:5-16:21) и суд Божий над Вавилоном (Rev 17:1-18:24). В третьей части (Rev 19:1-22:5) повествуется о победе Агнца над зверем и драконом, о страшном Суде, о славе нового неба и новой земли, о граде Божием, о блаженстве праведных.
Историческая интерпретация Откр раскрывает его основной смысл. Но значение книги этим не ограничивается: в ней изображается непрекращающаяся в течение веков борьба сил добра и зла, которая закончится сокрушительным поражением антихриста и его служителей, преображением неба и земли и вечным торжеством Агнца и верных Ему. Она является источником, питающим веру и укрепляющим надежду христиан всех времен.
Жертва Агнца принесла окончательную победу и, каковы бы ни были испытания, которым подвергается Церковь Христова, она не должна сомневаться в верности Бога Своим обетованиям — Господь «грядет скоро» (Rev 22:20). Апокалипсис — великая эпопея христианской надежды, победная песнь гонимой Церкви.
7:1 Первое видение второго порядка говорит о выделении праведных из среды нечестивых при общемировых бедствиях приближающегося конца мира.
Сначала пред пророческим взором Иоанна раскрывается картина спокойного исторического развития христианского мира под образом четырех ангелов, удерживающих ветры от их разрушительных действий. Это во всяком случае ангелы добрые, а не злые, как полагает Андрей Кесарийский, и их образ указывает на то, что христианство представляет собою в истории несравненно бóльшую гарантию мира и спокойствия, чем языческие религии.
7:2 Со временем, однако, это спокойствие и мир прекратятся.
Появляется новый ангел, который в своей руке имеет печать Бога живого. Печать эта принесена ангелом для избранных рабов Божиих и должна быть прежде всего отличием и преимуществом избранных рабов Божиих, указанием на их близость к Господу Богу и на покровительство Божие. Поэтому нужно сказать, что печать эта есть отображение на лучших и избраннейших членов христианской Церкви той божественной благодати, которая, преображая их душу, преобразит и их внешний вид — чело (Быт 4:15). Но трудно сказать, будет ли это состояние отмечено и каким-либо внешним знаком.
7:3 В словах ангела заключается приказание, которое нужно понимать как повеление Божие, передаваемое по чиноначалию одними ангелами другим. Изображение здесь добрых ангелов, как руководителей вредными действиями стихий, вполне согласно со Свящ. Писанием (Пс 103:4). В данном случае добрые ангелы должны удерживать вредные действия ветров до тех пор, пока явившийся ангел вместе со своими сослужителями не положит печати на рабов Божиих.
7:4-8 Этих запечатленных из всех колен Израилевых оказалось 144 тысячи.
Самое число 144 тыс. по согласному мнению толкователей, очевидно, символическое и должно означать полное число избранных (12×12×1000). Они названы израильтянами и притом прямо с указанием на 12 колен народа израильского. Но ни то, ни другое обстоятельство не вынуждает с необходимостью заключать, что здесь имеются ввиду израильтяне по плотскому происхождению. И христиане, составляющие новозаветную церковь, которая является продолжением и заменою церкви ветхозаветной, могут быть названы истинными израильтянами, если не по плоти, то по духу (Генгстенберг, Süller, Клифот и др.). Такое понимание вполне соответствует Апокалипсису (2:9; 3:9). Под запечатлением нельзя здесь подразумевать обращение евреев в христианство общею массою в последнее время (Рим 11:25-26). Это запечатление не может быть приравнено к принятию христианства, ибо печать налагается на тех, кто уже рабы Божии (ст. 3). Лучше всего под запечатленными разуметь совершенных верующих последнего времени, которые достигнут высшего совершенства и одухотворенности после общего обращения в христианство израильтян — тогда, когда и Израиль по плоти, и Израиль по духу составят единое стадо Христово. Запечатленные ангелом суть совершеннейшие из христиан последнего времени, избранный народ Божий — тот самый, о котором упоминал Спаситель в Своей эсхатологической речи (Мф 24:22).
7:9 Это новое видение говорит о том, как вознаграждаются на небе те христиане, которые совершают свое земное поприще среди скорбей мира и особенно среди ужасов последнего времени. Иоанн видит великое множество людей, т. е. души людей, которые были облечены в человеческие образы (ср. 6:9).
Бесчисленность здесь не абсолютная, взятая в отличие от 144 тыс. запечатленных, но бесчисленность относительная. Состав многочисленной толпы указывает на ее общечеловеческий характер; и, несомненно, она, подобно душам 6:9, находится на небе пред престолом Божиим, а не в земле, как те запечатленные 144 тысячи. Так что, очевидно, здесь имеются ввиду все умершие христиане, достигшие совершенства и угодившие Богу теми или другими подвигами веры и благочестия. Следовательно, на вопрос, имеют ли утешение совершенные христиане, умершие до времени всеобщего суда и воздаяния, разбираемое видение отвечает, что души совершенных христиан после их смерти переселяются на небо и предстоят пред Престолом и пред Агнцем в знак близости к Господу как источнику блаженства. На это указывают и белые одежды, и пальмовые ветви, как ветви праздничной радости.
7:10 Слова восклицания всего множества сообразно с указанным значением пальмовых ветвей и в соответствие содержанию хвалы ст. 12 есть выражение чувства восторга пред Богом и Агнцем, спасающими мир многоразличными судьбами. Великое множество спасенных христиан было не одиноким пред престолом в прославлении Господа. Здесь же Иоанн созерцает ангелов, и старцев, и животных. Все они в ответ на прославление святых спасенных, подтверждая его словом Аминь, поклонялись пред Сидящем на престоле и Агнцем и со своей стороны воссылали им хвалу (5:12) за их семь добродетелей и совершенств (Эбрард, Süller.).
7:14 Употребление обращения: господин не означает поклонения Иоанна пред старцем, но является выражением обыкновенной почтительности спрашивающего к отвечающему — смиренного Иоанна к прославленному Богом старцу (Клифот, Эбрард.). Пришедшие от великой скорби суть перенесшие скорбь, не избежавшие ее. И выражение великая скорбь говорит (Мф 24:21-29) о том, что эти спасенные суть все вообще христиане, которые как прежде, так и в будущем (и при антихристе особенно) перенесут страдания и скорби. Под омытием одежд всего естественнее понимать отнятие, по милости Божией, всякой греховной скверны с души праведника, а под убелением — достижение чистоты и добродетельного совершенства. Они, спасенные, находятся пред престолом Бога и служат Ему день и ночь, пользуясь Его непосредственным покровительством. Такое состояние совершенных христиан после их смерти ввиду того, что оно названо служением, не есть полное блаженство, а только его предначатие. Источником и причиною их блаженства будет их непосредственная близость к Агнцу — близость, уподобляемая близости заботливого пастыря к его овцам. И не будет слез на их глазах, ибо не будет у них никакого огорчения, никакой печали.
8:1 В 8 главе в явлениях и образах дается объяснение, какие именно скорби постигнут мир и все человечество. Иоанн снова видит таинственную книгу в деснице Сидящего, видит и Агнца. Агнец снимает последнюю, седьмую печать с запечатанной книги. Но Иоанн уже не упоминает более ни о животных, ни о старцах, ни о святильниках, их уже не было пред взором Иоанна. Непосредственным следствием снятия седьмой печати было то, что на небе водворилось молчание как бы на полчаса. Молчание означает не просто тишину, прекращение звуков вообще, но прекращение звуков человеческой речи. И если теперь, по снятии седьмой печати, на небе водворилось безмолвие, то, стало быть, прекратилась песнь хвалы небожителей. Все небожители, невольно обнаруживая благоговение пред Вседержителем, замолкли на короткое время пред предстоящими обнаружениями Бож. гнева как непостижимыми действиями Божьего промысла. Но это молчание могло быть только кратковременным, как бы получасовым. Именно, выражение "как бы на полчаса" имеет значение приблизительного указания времени и не может быть понимаемо в буквальном смысле слова.
8:2 Под семью ангелами, которые и в дальнейших видениях остаются пред престолом подобно четырем животным и старцам (7:13), можно видеть указание на ангелов известного чина, предстоящих пред престолом Божиим. Это их значение предуказывается уже в их атрибуте — семи трубах, которые являются в значении труб, возвещающих суд Божий над грешным миром, как своего рода сигналы к началу последующих явлений. Кроме семи ангелов Иоанн видит еще новое. Этот последний предстал не пред престолом, но пред жертвенником, о котором упоминалось в 6:9 и под которым нужно разуметь жертвенник всесожжения. С этого жертвенника ангел должен был взять горячих угольев для своей золотой кадильницы. При этом фимиам дан был ангелу для того, чтобы он (ангел) помог молитвам святых дойти до престола Божия, как возносится дым фимиама и бывает приятным благоуханием жертвы. Дым кадильный здесь не средство возношения молитвы, но лишь простое указание на это возношение; и ангел — не посредник и приноситель жертвы, но слуга, который по повелению Божию (фимиам дан от Бога) приставлен служить святым (Клифот, Лютард). Под золотым жертвенником в конце 3 ст. нужно разуметь другой жертвенник, а не тот, о котором упоминалось в начале этого стиха. Этот жертвенник золотой и под ним можно разуметь только тот, который стоял во святилище пред входом во святое святых (Исх 40:5,26). И пред взором Иоанна происходило нечто подобное тому, что происходило в Иерусалимском храме во время богослужения, хотя сходство было только приблизительное.
Когда дым фимиама поднялся с жертвенника, когда чрез это было указано, что приняты Господом молитвы святых и что услышана их просьба об отмщении крови мучеников (6:10), тогда ангел снова возвратился к жертвеннику всесожжения и снова наполнил кадильницу угольями (5 ст.). Но наполнил не для того, чтобы снова идти для воскурения фимиама во святилище, но для того, чтобы высыпать эти уголья на землю, — с высоты небесного свода, на котором Иоанн видел небесный храм и престол. Эти горячие уголья, высыпанные на землю, должны были обозначать начало казней Бож. гнева, наступление времени Бож. суда и отмщения.
8:6-7 Лишь только произошло это действие ангела, как на небе среди небожителей снова раздались прерванные на время голоса славословия, а на земле произошло землетрясение. Вслед за этим по звуку трубы первого ангела Иоанн видит чрезвычайное орудие казни (ср. Исх 9:24; Иоил 2:30), которое должно соответствовать особенной греховности и виновности мира. По звуку первой трубы будет падать град, смешанный не только с огнем, но и с кровью; следовательно, этот град будет иметь вид шариков, которые будут смочены кровью, с запахом и видом действительной человеческой крови (Клифот), и кроме того, будет сопровождаться истребительным огнем. Коль скоро допустимо, что самая казнь, несмотря на свою необъяснимость с точки зрения современного опыта, есть действительное физическое явление, то и ее последствия должны быть объяснены как физические бедствия среди земной природы. Это действительное истребление градом и огнем третьей части (приблизительно) деревьев на всей земной поверхности, которые будут вместе с травою сожжены. Во избежание смущения нужно помнить, что эта страшная и непонятная казнь есть казнь не нашего времени, но отдаленного будущего, близкого к концу мира, когда и весь мир будет обновлен чрез страшные физические перевороты (Корнелий а-Ляпиде, Süller). Падение горы с неба по звуку второй трубы указывает на небесное происхождение казни, т. е. на то, что она совершается как промыслительное действие Бож. всемогущества и суда. Эпитеты "большая" и "пылающая огнем" требуют разуметь громадную массу огня, которая должна упасть с неба в последнее время. Это будет чрезвычайным действием божественного всемогущества, проявляющего свой гнев над грешным человечеством. От падения большой горы воды всего моря испортятся, потеряв и свой прежний вид, и свой прежний вкус, а чрез это в них умрет третья часть всего живущего. Но, кроме того, на море погибнет и третья часть кораблей. Это бедствие тоже внешнее и физическое, которое постигнет людей чрез бедственное состояние видимой природы, подвергшейся порче из-за их грехов.
8:10-12 О страданиях людей чрез поражение физической природы говорит и следующая казнь.
По звуку трубы третьего ангела с неба падает, низвергается звезда (названная полынью) прямо на землю, и это падение должно быть понимаемо в буквальном смысле. Для самого тайнозрителя падающая звезда была действительною звездою (Клифот), и он отличает ее от других звезд только лишь тем, что она была большою. Но, присоединяя к ней название "полынь", Иоанн дает основание предполагать, что эта звезда была при этом явлением чудесным и заключала в своей природе нечто большее, чем прочие звезды. Поэтому-то она изображается подобною факелу, всаженною и пылающею по действию Бож. промысла.
Последствия падания звезды предуказываются в ее названии — полынь, горькая трава. Можно полагать, что воды были отравлены ее горечью не на каком-либо пространстве земли, но по всей земле, так что люди всей вселенной без всякого исключения должны были употреблять несколько горьковатую воду; эта горечь воды, к чему нужно присоединить следствия предшествовавших казней, и произвели большую смертность людей. Несомненно, все это очень трудно представимо для нас и для нашего времени, так как ничего подобного мы не наблюдаем в нашей современной жизни. Но отсюда не следует, чтобы нужно было отказаться от буквального понимания этой казни (Мф 19:26). Это — событие будущего времени. После звука трубы четвертого ангела Иоанн в своем экстатическом состоянии духа наблюдал какое-то повреждение, изменение в худшую сторону светил неба. Потемнение третьей части каждого светила неба было не временными, скоро прекратившимся, но, подобно казням первых труб, постоянным для того будущего времени. По-видимому, небесные светила будут давать для людей света на треть меньше того, что они давали до своего повреждения. А так как третья часть световой способности всех светил небесного свода была поражена, то и день, и ночь сделались менее светлы на третью часть того света, который принадлежал им прежде. И в этой казни мы не имеем ничего такого, что было бы совершенно недопустимым и невозможным. Если для Египта возможна была казнь в виде трехдневной тьмы, то возможно и то, что в грядущие времена приближения мира к концу наш солнечный дань и лунные ночи будут значительно темнее. Можно подумать, что, судя по их необычайности, впечатление казней будет неотразимо. Но люди и себе, и другим постараются объяснить все эти бедственные явления в природа естественными причинами. Поэтому далее прямо сообщается о новых наказаниях грешного мира.
8:13 Ангел, вестник этих новых наказаний, представляется летящим посреди неба, что означает то место, где солнце бывает во время своего более высокого положения. Крик ангела: "увы", "горе", краткий, отрывочный и громкий, вполне подходит ко всей обстановке апокалиптического видения. Нужно только возбудить в сердцах людей чувство страха.
Предание об Апокалипсисе. В ряду свидетельств о происхождении какой-либо священной книги первое место принадлежит свидетельству предания. Если вся церковная древность с самого почти того времени, какому приписывается книга, высказывается известным образом о ее происхождении, то мы вполне уполномочены верить этому голосу Церкви, и внутренние данные самой книги имеют тогда второстепенное значение. Это и необходимо прежде всего помнить при критическом исследовании Апокалипсиса. На основании рассмотрения содержания и языка книги в связи с содержанием и языком четвертого Евангелия критика изобрела много гипотез относительно ее происхождения, но для нас имеет главное значение факт, что древнейшее церковное предание считает Апокалипсис писанием св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова.
Правда, Игнатий Богоносец не говорит ничего о происхождении Апокалипсиса, но он знает уже его. Ничем иным, как отношением к этой священной книге, должно объяснять некоторые выражения апостольского мужа, как, например, в послании к Ефесянам 15:3, — ср. Откр 21:3 и подобное. От сочинения другого важнейшего свидетеля древности — Папия мы имеем только фрагменты. Но, к счастью, епископ Андрей Кесарийский (V в.) во введении к своему толкованию на Апокалипсис относит Папия к поручителям за его достоинство. Свидетельство ученого комментатора имеет тем большую цену, что он, конечно, читал сам сочинение Папия, следы существования которого находятся еще и в гораздо более позднее время. В другом месте своего толкования Андрей цитирует Папия буквально.
В ряду тех звеньев, которые соединяют апостольский век с последующими поколениями, не обращавшимися с апостолами, первое место принадлежит св. Поликарпу Смирнскому. Он является главным и непосредственным свидетелем апостольского предания для своего ученика Иринея, а через последнего — и для всей Церкви. Ириней свидетельствует, что Поликарп не только был научен апостолами и обращался со многими, видевшими Господа, но апостолами же был поставлен и во епископа Смирнского. Из числа апостолов особенно близок был Поликарп к св. Иоанну, что засвидетельствовал Ириней в послании к Флорину и к Виктору Римскому. Все значение Поликарпа и зиждется на его отношении к ап. Иоанну, а затем на том факте, что Ириней является, конечно, устами Поликарпа и других пресвитеров. Следовательно, и сообщения Иринея об Апокалипсисе можно возводить к тому же источнику.
И вот, что касается Иринея, то он является свидетелем признания боговдохновенности Апокалипсиса как происходящего от Св. Духа. Писателем его он считает "Иоанна, ученика Господа" — стереотипная фраза для обозначения апостола Иоанна. Писатель этой священной книги тождествен с писателем четвертого Евангелия. Приводятся Иринеем и буквальные выдержки из Апокалипсиса. Затем св. Ириней удостоверяет подлинность числа 666 (а не 616) и рассуждает о его значении. Наконец, высказывается он и относительно времени происхождения Апокалипсиса, относя его к концу царствования императора Домициана.
Наряду с этими главными имеется еще целый ряд свидетелей относительно достоинства откровения. Их голоса хотя иногда и не вполне определенны вследствие потери источников, однако в своем согласии представляют нечто стройное и внушительное. Так, весьма важно свидетельство св. Иустина Философа в "Разговоре с Трифоном Иудеем". По его убеждению, Апокалипсис написал "некий муж по имени Иоанн, один из апостолов Христовых". У него же есть выражения, которые объясняются зависимостью от Апокалипсиса. Свидетельство Иустина важно, во-первых, ввиду его определенности; во-вторых, потому что он является свидетелем предания церкви Ефесской — первой из семи апокалипсических церквей.
Далее, среди сочинений плодовитого писателя второго века Мелитона Сардийского Евсевий называет одно: "О диаволе и об Апокалипсисе Иоанна".
Феофил Антиохийский в сочинении против ереси Гермогена пользовался, по сообщению того же Евсевия, и свидетельствами из откровения Иоанна. Этот факт указывает на общее признание Апокалипсиса в то время и в Антиохийской церкви. Евсевий, в интересах которого было найти доказательства тому, что Апокалипсис написан не апостолом Иоанном, в сочинениях названных писателей, очевидно, не нашел ни малейшего подтверждения для своего тезиса.
Очень важно то обстоятельство, что Апокалипсис признавал церковный писатель Аполлоний. Важность признания с его стороны достоинства этой священной книги обусловливается тем, что Аполлоний был противником монтанистов, против которых было направлено и его сочинение. А известно, что монтанисты делали из Апокалипсиса широкое употребление. К сожалению, из этого сочинения до нас дошло только несколько отрывков у Евсевия. А что касается отношения Аполлония к Апокалипсису, то здесь мы имеем краткое замечание Евсевия о пользовании Аполлонием свидетельствами из откровения Иоанна. Возразить против авторства апостола Иоанна на основании сочинения Аполлония Евсевий, конечно, не мог, но что Аполлоний давал интересные сведения относительно пребывания св. Иоанна в Ефесе, это следует из отмеченного историком рассказа о воскрешении апостолом мертвого. На основании всего этого Аполлония нужно признать одним из важнейших свидетелей апостольского происхождения и боговдохновенного достоинства Апокалипсиса.
У Поликрата, Ефесского епископа второй половины второго века, имеется упоминание об Иоанне, возлежавшем на груди Господа. Поликрат называет этого Иоанна — конечно, апостола — свидетелем и учителем — μάρτυς καὶ διδάσκαλος. В именовании μάρτυς справедливо видеть намек на написание Иоанном Апокалипсиса, поскольку наименование это соответствует апокалипсической терминологии и не может обозначать мученика ввиду того, что поставлено пред διδάσκαλος; кроме того, понимание слова μάρτυς в смысле мученик противоречит всему церковному преданию об ап. Иоанне.
Из послания церквей Лионской и Вьенской к церквам Азии и Фригии о гонении при Марке Аврелии в 177 г. видно, что Апокалипсис был в широком употреблении у христиан как утешительная книга, так как в послании этом находится много параллелей к выражениям Апокалипсиса. Однажды в послании он прямо цитируется как "Писание".
Из внецерковных свидетелей апостольского происхождения Апокалипсиса, за исключением монтанистов, можно указать на Левкия Харина, автора περίοδοι ’Ιωάννου. Левкий, принадлежавший к школе Валентина в широком смысле, может быть отнесен к свидетелям малоазийского предания. Появление его сочинения Цан ставит в пределы 140-200 годов. Ап. Иоанн, по Левкию, очевидно, является автором не только Евангелия и 1 Послания, но и Апокалипсиса. В своем описании путешествия апостола Иоанна этот еретик явно примыкает к посланиям Апокалипсиса: ясно, что он считал эту книгу апостольским произведением.
Таким образом, Апокалипсис в церквах Малой Азии пользовался общим признанием в качестве писания апостола Иоанна. Только голос алогов звучит диссонансом в этом согласном хоре свидетелей его канонического достоинства. Но критика алогов настолько слаба, что, вероятно, не нашла сколько-нибудь значительного признания. По крайней мере, самое еретическое движение, которое произвели алоги, представляется по источникам в очень неясных очертаниях. Но во всяком случае, они отвергали апостольское происхождение четвертого Евангелия и Апокалипсиса, приписывая их Керинфу. Протест алогов является, вероятно, результатом горячей полемики против монтанистов, и критика их имела исключительно догматические, а не исторические основания. К тому же она свидетельствует, что церковь того времени приписывала ап. Иоанну как четвертое Евангелие с посланием, так и откровение.
Что касается предания римской церкви, то Мураториев фрагмент, свидетельствующий о состоянии римского канона около времени папы Пия 1 († около 155 г.), называет Апокалипсис дважды — второй раз наряду с апокалипсисом Петра.
Цитируется, далее, Апокалипсис Ипполитом, который писал на него и толкование и его апологию под заглавием: "Главы против Кая". Кай, римский пресвитер, относился к Апокалипсису отрицательно; может быть, приписывал его Керинфу. Однако полемика Кая против Апокалипсиса не выше по достоинству полемики алогов и вызывалась догматическими основаниями. В самой римской церкви она не имела ни малейшего успеха.
В Африке Апокалипсис принимают Тертуллиан и Киприан. Климент Александрийский вовсе не сомневается в его апостольском происхождении, а его голос можно возвести еще далее — к Пантену. Ориген, начавший критическое изучение Священного Писания, нимало не сомневается в апостольском происхождении откровения Иоаннова.
Новую эру в истории критики Апокалипсиса в древней церкви открывает св. Дионисий, сначала наставник огласительной школы в Александрии, а с 247 года — епископ Александрийский. Повод к его критике дала борьба с хилиастами, вождем которых был епископ Непот, оставивший в руководство своим сторонникам сочинение: "Обличение аллегористов". Св. Дионисий в опровержение его написал сочинение: "Об обетованиях", в котором и рассуждает подробно об Апокалипсисе св. Иоанна. Дионисий Александрийский не отвергает прямо книгу, считает ее достойной уважения, но сомневается в том, что ее писателем был ап. Иоанн, сын Зеведея, автор Евангелия и соборного послания. Свои доводы Дионисий и получает путем сравнения Апокалипсиса и др. писаний ап. Иоанна. Доказательства Александрийского епископа основаны на различии Апокалипсиса от Евангелия и послания Иоанна по содержанию и языку. Также указание в Апокалипсисе Иоанном на себя самого несогласно, по мнению Дионисия, со способом самообозначения апостола в Евангелии. Хотя, по Дионисию, и нужно верить, что писателем Апокалипсиса был Иоанн, но на основании всего им сказанного сомнительно, чтобы это был апостол Иоанн. Определить точнее Иоанна-апокалиптика трудно. Вероятнее всего, что в Азии был другой Иоанн, тем более, что в Ефесе, говорят, существуют две могилы, причем каждая из них приписывается Иоанну.
Таково суждение Дионисия Александрийского об Апокалипсисе. До последнего времени находятся люди, которые считают рассуждение Дионисия образцом филологического и критическая исследования (Ренан). Но мы должны отнестись к критике ученого александрийца сдержаннее. Едва ли уже кто теперь согласится с утверждением, что Апокалипсис и четвертое Евангелие с посланием не имеют и слога общего. При всем различии языка новейшее исследование обнаруживает между ними замечательные параллели.
Не может поколебать критика Дионисия Александрийского и того убеждения, что до него Апокалипсис занимал в каноне очень твердое положение, как писание св. Иоанна, — апостола и евангелиста. Ниоткуда не видно, чтобы он ступил на путь внутренней критики потому, что не находил для себя никаких точек опоры в историческом предании. Если бы предание было нетвердо или запутано, то, несомненно, Дионисий воспользовался бы таким положением дела. Что ему был известен ничего не стоящий протест алогов, — это видно из отрывка из сочинения "Об обетованиях", сохраненного Евсевием. Исторических оснований к гипотезе двух ефесских Иоаннов у Дионисия не было никаких, почему он и ухватился за слух о двух могилах в Ефесе, из которых о каждой говорили, что она — Иоаннова.
Критика Дионисия не могла совершенно уничтожить уважения к Апокалипсису как апостольскому писанию: традиция была весьма сильна. И мы видим, что такие мужи, как Мефодий, Памфил, Лактанций, Викторин, Коммодиан считают и употребляют Апокалипсис как писание апостола Иоанна. Первый, на ком ясно сказалось влияние Дионисия Александрийского, был знаменитый Евсевий Кесарийский. Но и он в своем списке канонических книг помещает Апокалипсис и между общепризнанными — ὁμολογούμενα, "если угодно"; а затем, "если угодно", между подложными — νόθα, т. е. упоминает его под двумя совершенно противоположными и несоединимыми рубриками, апеллируя к личному вкусу. В другом месте — по поводу отрывка из предисловия Папия к своему сочинению, — Евсевий повторяет гипотезу Дионисия о двух Ефесских Иоаннах, причем тоже ссылается на существование в Ефесе двух могил, приписываемых Иоанну. Из всех рассуждений Евсевия явствует полное отсутствие у него исторических данных. За собою, очевидно, он не имел никого, кроме Дионисия, аргументом которого о двух могилах он и пользуется. В Demonstratio evangelica Евсевий цитирует Апокалипсис как новозаветный авторитет.
Последующее время не дает ничего достопримечательного для истории вопроса о положении Апокалипсиса в новозаветном каноне. Пред отцами стояла дилемма: или последовать преданию церкви, или же своему личному вкусу, часто определяемому направлением школы. Поэтому далее и нельзя встретить каких-либо исследований о нашей книге, а просто приходится отмечать, какой церковный писатель признавал Апокалипсис или просто цитировал его и какой нет.
Св. Кирилл Иерусалимский (315-386) в четвертом огласительном слове пересчитывал все священные книги нашего канона за исключением Апокалипсиса. Наоборот, св. Епифаний Кипрский († 403) принимает Апокалипсис подробно опровергает возражения против него со стороны алогов. Иоанн Златоуст не цитирует Апокалипсис. Мнение о нем Феодора Мопсуетского неизвестно. Точно так же и Феодорит нигде не цитирует Апокалипсиса. Юнилий, африканский епископ VI века, замечает, что относительно Апокалипсиса "между восточными христианами существует значительное сомнение". Св. Ефрем Сирин († 373) не цитирует его. Св. Иоанн Дамаскин († 750 г.) считает Апокалипсис среди канонических писаний. Св. Григорий Богослов употребляет его, равно как и Василий Великий и Григорий Нисский. Св. Амфилохий Икопийский говорит, что большинство считает эту книгу подложной. Но в самой Александрии ее принимает св. Афанасий Великий. Далее, она принимается Кириллом Александрийским, Дадимом Нилом, Исидором Пелусиотом. В V веке епископ Кесарийский Андрей пишет толкование на Апокалипсис; то же самое позднее делает другой епископ Кесарийский Арефа. В западной церкви Апокалипсис всеми церковными писателями считается произведением апостола Иоанна и принимается в канон. Таковы, между прочим, Иларий Пиктавийский, Амвросий, донатист Тихоний, блаж. Августин и др.
Отрицательные мнения относительно Апокалипсиса представителей богословской мысли с IV века не могли иметь никакого значения ввиду тех условий, в которых они высказаны. В самом деле они не являются ни плодом основательного изучения древнецерковного предания, ни плодом свободного критического исследования книги. Отношение к ней того или другого писателя, по-видимому, просто определялось личным вкусом или традициями школы. Ввиду же замечательных и согласных свидетельств более глубокой древности мы не можем утверждать, что Апокалипсис блестяще удостоверен древнецерковным преданием, как писание св. апостола и евангелиста Иоанна Богослова.
Самосвидетельство Апокалипсиса о писателе. После всего сказанного необходимо обратиться к самой книге откровения и посмотреть, насколько ее собственное свидетельство подтверждает мнение о писательстве апостола. Иоанн называет себя рабом Божиим. Обращаясь к малоазийским христианам, он именует себя их братом и соучастником в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, сообщает также, что он был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. Свою книгу, написанную в форме послания, Иоанн посылает семи церквам, находящимся в Асии: в Ефес, в Смирну, в Пергам, в Фиатиру, в Сарды, в Филадельфию и в Лаодикию. Как показывают послания к семи церквам, апокалиптик был отлично знаком с состоянием их внешней и внутренней жизни, что возможно только при условии его продолжительного пребывания в Малой Азии. Вот и все, что мы можем узнать о писателе из самого Апокалипсиса.
Как показывает имя Иоанн, апокалиптик был палестинский еврей, а не эллинист, — последние не имели обыкновения носить еврейские имена. Очевидно, задолго до написания Апокалипсиса он переселился в Малую Азию и занимал там среди христиан самое высокое положение. Он был настолько выдающеюся по своему положению и общеизвестною в церквах провинции личностью, что считает возможным просто называть себя: "Иоанн" (1:4), "Я Иоанн" (1:9), "и я Иоанн, слышащий и видящий это" (22:8). Такое значение апокалиптика не могло основываться на его иерархическом положении, но для его объяснения необходимо предположить другое основание. Таким основанием авторитета Иоанна могло быть только его апостольское достоинство.
Но не только характер самообозначения писателя Апокалипсиса более понятен, если считать таковым апостола, — самый тон неограниченного авторитета, с каким написаны хотя бы послания к семи церквам, не дает возможности усвоять их одному из простых христиан, пусть это будет и весьма уважаемая личность. В самом деле всякий епископ может сказать о себе, что и он имеет Дух Божий, — но стоит обратить внимание на тон послания Климента Римского к Коринфянам. Писатель обращается от лица своей церкви и избегает всего того, в чем выражался бы его личный авторитет. Вот пылкий Игнатий пишет некоторым и из тех церквей, к которым должен был послать свою книгу апокалиптик. Но и он выражается в самом умеренном тоне. Даже послания апостолов Петра и Павла не отличаются такой экспрессией, как апокалипсические послания. Ввиду всего этого совершенно невозможно приписать Апокалипсис не апостолу, а какому-то другому Иоанну.
Если, далее, нам указали бы, что Христос в новозаветном Апокалипсисе описывается исключительно возвышенными и супранатуральными чертами, что понятно только в устах человека, не обращавшегося с Господом в Его земной жизни, и вообще утверждали бы, что в Апокалипсисе нет следов личных отношений писателя со Спасителем, то для первого мы нашли бы удовлетворительное объяснение, с последним же можно и не вполне соглашаться. Характер произведения обусловливается индивидуальностью автора, и среди учеников Христовых мы должны предположить такую личность, которая от рассмотрения человечески-исторических черт Господа возвысилась вполне до созерцания Его божественной и премирной сущности. Человечество не настолько бедно характерами, чтобы Провидение не нашло среди него достойного органа Своих откровений. Утверждать, что высота созерцания, проявившаяся у Иоанна в идеальном воззрении на лицо Христа, невозможна для самовидца Спасителя, — значит противоречить фактам известным из истории религиозной жизни. Ведь даже и не совсем высокие характеры пользовались иногда от своих крайне мистически настроенных поклонников божественным почитанием. Личность же Господа, и рассматриваемая с исторической точки зрения, настолько целостна в обнаружении черт Своего высшего происхождения, что овладевает при известных условиях всем человеческим сердцем.
Что касается следов личного обращения Иоанна с Господом в Апокалипсисе, то мы и не имеем права настойчиво искать их здесь ввиду пророческого характера и апокалипсической формы выражения идей в произведении. При всем том вместе с Цаном можно указать на трогательную сцену, описанную в 1:17-18. Иоанн пишет, обрисовав явившегося ему подобного Сыну Человеческому: "когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня правую руку Свою, говоря: не бойся: Я есмь первый и последний и живый; и был мертв и се жив во веки веков, и имею ключи ада и смерти". Это трогательное: "положил на меня правую руку Свою"; это уверение: "был мертв и се жив во веки веков", приписанные Сыну Человеческому, лице Которого, как солнце, сияющее в силе своей, а голос, как шум вод многих, который держит в деснице Своей семь звезд и имеет выходящий из уст острый с обеих сторон меч, — это возложение десницы и это уверение понятны только при предположении, что апокалиптик был близким учеником Господа. Это был ученик, возлежавший на персях Иисуса Иоанн, — можем мы утверждать и на основании предания и на основании самосвидетельства Апокалипсиса.
Против апостольского происхождения Апокалипсиса возражают указанием на 21:14 и 18:20. В первом случае говорится, что на основаниях нового Иерусалима написаны имена двенадцати апостолов Агнца; во втором же — к ликованию о погибели Вавилона приглашаются святые и апостолы, и пророки. Говорят, что особенно первый из приведенных стихов неуместен в устах человека, принадлежащего к лику двенадцати, что вообще об апостолах здесь говорится весьма объективно. Возражение, однако, вовсе не покажется основательным, если иметь ввиду, что число двенадцати апостолов было не случайным, но имеет символическое значение. Сознание такого значения было особенно живо у апостолов, как показывает первая глава книги Деяний. Ввиду этого при упоминании в 21:14 о двенадцати апостолах св. Иоанн мог вовсе не иметь в виду личности учеников Христовых, — для него было важно число 12 как таковое. Основательное же значение апостольского служения могло быть утверждаемо и в апостольский век и апостолом. Так, и св. Павел называет христиан утвержденными "на основании апостолов и пророков" (Еф 2:20).
Призыв в 18:20 понятен ввиду того, что ко времени написания Апокалипсиса почти все апостолы уже умерли. Сопоставление апостолов и пророков находим в Еф 3:5.
На основании всего изложенного можно утверждать, что самосвидетельство Апокалипсиса о писателе не только не говорит против его апостольского происхождения, но скорее понятно при признании, что автором книги был св. апостол Иоанн, сын Зеведея (См. комментарий: Введение в евангелие Иоанна: Апостол Иоанн Богослов).
Возражения против написания Апокалипсиса апостолом Иоанном, основывающиеся на различии его содержания и языка от содержания и языка четвертого Евангелия. Еще Дионисий Александрийский решительно доказывал мысль о различии между Апокалипсисом и четвертым Евангелием, которое не позволяет приписывать их одному и тому же автору. Для критики нового времени это различие также служило основанием отрицать принадлежность одного из этих двух писаний апостолу Иоанну. Но к настоящему времени дело научного исследования Иоанновской литературы поставило затронутый нами вопрос на другой путь. Признаны многие точки соприкосновения между Апокалипсисом и другими писаниями Иоанна, заставляющими, по крайней мере, предполагать их происхождение из одной школы (Так Иог. Вейс, Вейцзеккер, Бюссе).
Мы не имеем возможности рассуждать здесь подробно о том, насколько основательны или неосновательны указания на различие между учением Апокалипсиса и Евангелия с посланиями и ограничимся только указанием наиболее поразительных параллелей между ними. Эти параллели имеют тем большее значение, что различия, если указания их не содержат утрировки, вполне объяснимы из характера откровения как писания пророческого, написанного притом в апокалипсической форме.
Общий тон Апокалипсиса совпадает с тоном Евангелия и посланий Иоанна. Как в первом, казни и гибель нечестивых изображаются яркими красками, в резких тонах, в мрачных образах, так и в Евангелии и посланиях можно найти много резких выражений, можно усмотреть особую решительность в высказанных мыслях. Последнее в свою очередь объясняется характером воззрений ап. Иоанна. Пред его глазами рисовались противоположности, ему представлялся весь резкий антагонизм двух царств добра и зла. И вот мы видим, что это идеальное разделение мира на две половины — на детей Божиих и детей диавола, на ходящих во свете и ходящих во тьме, на нечестивых и сохраняющих заповеди Божии и имеющих свидетельство Иисуса, которые не поклонились зверю и образу его и не приняли начертания его на чело свое и на руку свою, — это резкое разделение проводится Иоанном во всех его писаниях, составляя их особенность.
Кроме сходства в общем характере, отметим еще такое же сходство в следующих частных пунктах. Христология Апокалипсиса совпадает с христологией четвертого Евангелия. Параллели в некоторых случаях удивительны. Так, в Апокалипсисе Мессия часто выводится под образом Агнца — τò ἀρνίον. Агнцем же — ὁ ἀμνòς — называется Он и в четвертом Евангелии (Ин 1:36). Пролог последнего предлагает связное учение о Христе, как божественном Логосе; в Откр 19:13 читаем о Мессии: "и называется имя Его: Слово Божие". Апокалиптик, представляющий часто Христа под образом Агнца, рисует Его в самых возвышенных чертах. Евангелист под бренным телесным покровом Господа всюду усматривает премирное божественное существо.
Параллель между Апокалипсисом и четвертым Евангелием наблюдается и в их отношениях к иудейству. Для апокалиптика иудаизм развился в христианство, церковь — истинный духовный Израиль; сторонники же номизма только говорят о себе, что они — иудеи; на самом же деле они не таковы, но синагога сатаны (2:9; 3:9). Такой же точно смысл имеют и некоторые выражения евангелиста, относящиеся к иудейскому закону, например, 7:19: "не Моисей ли вам дал закон"; ср. 7:22; 8:17; 15:25. Пасха, далее, называется: Пасха иудейская (2:13; 6:4; 11:55). Наконец, в 8:44 представители иудейства прямо называются детьми диавола.
Совпадает Апокалипсис с Евангелием и в учении о "духе" — τò πνευ̃μα. И в том и в другом писании τò πνευ̃μα является просвещающим верующих фактором, личным принципом божественного откровения.
Наконец, апокалипсический хилиазм можно считать образным выражением учения четвертого Евангелия о двух воскресениях — первом духовном и втором — всеобщем воскресении тел человеческих для последнего суда.
Что касается языка Апокалипсиса, то он действительно в сравнении с языком Евангелия и посланий Иоанна представляет значительные особенности. Но многие, однако, из этих особенностей получают надлежащее объяснение из характера писания. Так, если в приветствии 1:4 читаем: ἀπò ὁ ὢν καὶ ὁ ἠ̃ν καὶ ὁ ἐρχόμενος, то это вовсе не указывает на невежество автора в греческом языке, доходящее до того, что он не знал, что после ἀπò нужно поставить родительный падеж или что глагол является несклоняемой частью речи, — нет, способ выражения обнаруживает даже мастерство писателя, некоторую свободу владения речью. Эту особенность языка можно назвать неправильностью риторического свойства, куда должно отнести еще все то, что обусловливалось живостью и силой поэтической пророческой речи. Другие особенности объясняются влиянием еврейского, которое особенно понятно в Апокалипсисе. Есть, наконец такие неправильности языка в Апокалипсисе, которые едва ли поддаются объяснению, — см., наприм., 14:19. Встречаются случаи costructio ad sensum, — см. 4:1; 6:9; 11:15 и др.
Стиль, общий характер речи, правда, в Апокалипсисе несколько иной сравнительно с другими писаниями Иоанна. Но и последние не показывают апостола весьма искусным в том, что касается конструкции греческой речи. Это видно и из стиля 1-го послания, где не усматривается свободы в выражении мыслей при помощи языка, — наоборот, замечается некоторое однообразие, — и из Евангелия, из которого видно, что его писал еврей.
Что касается Апокалипсиса, который все-таки, конечно, выделяется из ряда других писаний Иоанна в этом отношении, то его стиль может быть объяснен из формы писания. Как проповедь всегда почти у нас выделяется из ряда других литературных произведений своим языком, даже иногда требуют от нее особого стиля, так, можно предположить, и в Апокалипсисе ап. Иоанна сказался особый апокалипсический стиль.
Наконец, между Апокалипсисом и другими писаниями ап. Иоанна существуют и прямые соприкосновения в области языка. Это их родство выражается в выборе одинаковых образов, в некоторых совпадениях синтаксического характера и, наконец, в совпадении в некоторых случаях вокабуляра (см. Бюссе. D. Offenbarung Iohannis. S. 177-179).
Единство Апокалипсиса. С восьмидесятых годов минувшего столетия критическое исследование Апокалипсиса остро поставило вопрос о единстве этой свящ. книги. Почин в этом деле принадлежит ученому Даниилу Фёльтеру, выступившему в 1882 г. с сочинением "Происхождение Апокалипсиса" (на немецком языке). С тех пор появилось много опытов, предлагающих то или иное его деление. Здесь можно еще упомянуть труды Эрбеса, Шпитты, И. Вейса и др. Все они признают, что над Апокалипсисом в разное время работало несколько рук. Кроме того, еще Фишер в 1886 г. выступил с гипотезой, по которой Апокалипсис является иудейским произведением с христианскими интерполяциями. Наконец, Вейцзеккер, Пфлейдерер, Бюссе и др. держатся гипотезы фрагментов, согласно которой автор Апокалипсиса воспользовался при написании своего труда различными апокалипсическими фрагментами, широко распространенными между иудеями.
При изучении всех этих гипотез обращает на себя внимание их чрезвычайная сложность. Нет никакой возможности приписать лицам, по представлению поименованных критиков, работавшим над Апокалипсисом, ту сложную и хитрую литературную работу, какую находят эти авторы. Да и вообще о крайнем субъективизме всех построений можно заключить из того, что никакая гипотеза не имеет сторонников, и каждый почти отрицатель единства книги предлагает свое решение вопроса, если не отказывается совсем от такого решения.
Далее, сложный и стройный план Апокалипсиса говорит в пользу его единства. Наконец, самое сильное доказательство этого единства основывается на факте одинакового языкового характера сплошь всего Апокалипсиса. Да и вообще в писателе книги, полной духа и жизни, невозможно усмотреть сухого компилятора.
Время, место и цель написания Апокалипсиса. В определении времени написания Апокалипсиса наблюдается полное согласие между первостепенным внешним свидетельством и данными для определения эпохи, заключающимися в самой книге. Так, Ириней сообщает, что Иоанн видел откровение к концу царствования Домициана. Положение христиан при Домициане отразилось и в содержании Апокалипсиса. Замечательно прежде всего то обстоятельство, что откровение предполагает повсеместное преследование христиан. Однако еще не видно, чтобы это преследование давало многих мучеников. Апокалиптик, правда, пережил уже один период времени, когда кровь христианская лилась рекой и, как показывает видение пятой печати, в настоящее время находится только в ожидании, что подобное же повторится в недалеком будущем. Как видно из обстоятельств его личной жизни, в период появления Апокалипсиса практиковалось особенное наказание за христианское исповедание — за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. Таким наказанием было изгнание.
Все перечисленные черты положения христиан указывают на время Домициана. Кровавое гонение, которое имеет ввиду апокалиптик, есть гонение Нерона, которое, впрочем, не вышло за пределы Рима. Теперь преследование делается повсеместным, — это уже прямо указывает на Домициана. Видеть в этом черту из времени Траяна было бы ошибочно. Во-первых, из письма Плиния Младшего к Траяну видно, что он и без указаний императора принимал уже решительные меры против христиан, — очевидно, в прошлое царствование эти меры были в порядке вещей. Во-вторых, у Диона Кассия есть прямое известие о процессах христиан при Домициане. Наконец, изгнание в отношении к христианам практиковалось именно при последнем Флавии, а не ранее и не при Траяне.
Указание на другую особенность Домицианова царствования скрывается в символизме Апокалипсиса. Здесь часто идет речь о тех, которые не поклонились образу зверя. Лжепророк по 13:14 убеждает людей, чтобы они сделали образ зверя. Символизм, конечно, ведет свое происхождение от практики императорского культа. Но опять же не о Нероне, а именно о Домициане засвидетельствовано, что он был особенно высокого мнения о своей божественности.
Словом, на основании исторических свидетельств можно утверждать, что Антонины не ввели чего-либо нового своею политикой в отношении к христианам, но только продолжили, развили программу последнего представителя прежней династии. Ввиду этого свидетельство Иринея о том, что откровение было созерцаемо в конце царствования Домициана, получает всю силу несомненной убедительности и полной достоверности. Точно указать год написания Апокалипсиса мы не имеем возможности.
Что касается места написания, то таковым был остров Патмос. Апокалиптику ясно говорится: "то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии" (1:11). Было бы странно предполагать, что апокалиптик отложил на более или менее продолжительное время исполнение этого поручения Господа. Кроме того, откровение написано в форме послания, адресованного к определенным церквам, а это также заставляет предполагать, что Иоанн во время его написания находился вне Малой Азии.
Поводом к написанию откровения послужила надвигавшаяся гроза в виде жестоких преследований, которые ожидали церковь. В то время уже было ясно, что наступает период, когда Римская Империя откроет поход против христианства с целью стереть его с лица земли. Представление об этих угрожающих церкви бедствиях в связи с сознанием полной ее победы и послужило поводом к написанию Апокалипсиса.
Поводу соответствовала и цель. Откровение имеет ввиду не только семь малоазийских церквей, но всю вообще Церковь вселенной и хочет дать утешение всем тем из верующих всех времен, которые, будучи проникнуты истинным духом Христовым, чувствуют на себе ненависть мира сего в какой бы то ни было форме.
Цель и метод толкования Апокалипсиса. Целью исследования и толкования Апокалипсиса нужно поставить содействие достижению намерения его боговдохновенного писателя. Этим намерением было научение и утверждение всех христиан в вере и надежде, посему и задача толкования должна состоять в стремлении пробудить и усилить интерес к Апокалипсису и желание углубиться в его содержание и стремление извлечь из него возможную душевную пользу.
Метод толкования Апокалипсиса должен быть столь же своеобразен, как и самое его содержание.
Преданием нашей Православной Церкви установлено, что Апокалипсис св. Иоанна Богослова есть предвозвещение будущей судьбы Церкви и мира. Явления и образы, описываемые в нем, не есть ни прикровенная история прошлого, ни предуказание тех или других эпох церковной истории и отдельных человеческих личностей. Нет, Апокалипсис и его видения (кроме первых трех глав) есть в собственном смысле эсхатология, есть изображение последней судьбы мира и Церкви и тех событий, которые предварят и подготовят эту кончину. Поэтому ключ для понимания Апокалипсиса православный богослов должен искать, с одной стороны, в пророческих писаниях Ветхого Завета, где рисуются некоторые образы грядущей судьбы ветхозаветной и новозаветной церквей (пророк Даниил, Иезекииль, Иоил), а с другой — и это в особенности — в эсхатологической речи Спасителя (Мф. 24 гл.) (Клифот 14; Эвальд 10-16; Корнели 11; Эбрард 28-33; Оберлен, Лютард 173). То, что предсказал Спаситель, как имеющее быть при конце мира, должно служить руководством к пониманию предсказаний Апокалипсиса. И все, что находим эсхатологического в посланиях апостолов Павла, Петра, Иуды, также должно быть принимаемо во внимание при толковании Апокалипсиса.
Содержание Апокалипсиса. Естественно, что тот или другой взгляд на содержание Апокалипсиса и на смысл его пророческих видений должен быть основанием и деления Апокалипсиса на части при его исследовании. Общее деление остается у всех одним и тем же: именно подразделяют на введение (1:1-8), первую часть (1:9-3:22), вторую часть (4:1-22:5) и заключение (22:6-21). Введение есть не что иное как вступление, содержащее в себе объяснение названия книги (1:1-2), цель ее написания (1:3), указание лиц, к которым она адресуется (1:4), благопожелание им мира от Триединого Бога (1:4-5a), доксология Иисуса Христа (1:5b-6) и ее авторизация (1:7-9).
Первая часть (1:9-20; 3:22) содержит в себе послания к семи малоазийским церквам: Ефесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской, с обозначением их достоинств и недостатков, с предуказанием их будущей судьбы и обещанием награды вместе с предостережением и угрозою. Эту часть можно назвать пророчески-учительною. Ее содержание резко отличается от содержания второй части; точно так же отлична и форма изложения. Здесь преобладает историческая форма древних пророчеств. Далее здесь нет ничего эсхатологического, но все ограничивается течением настоящего времени или близкого будущего. Семь малоазийских церквей суть типы состояния вселенской Церкви и ее последователей. Начало такому взгляду на отношение содержания первых трех глав ко всей Церкви указано Мураториевым каноном, где замечено, что хотя Иоанн "писал семи церквам, однако же говорит всем". Это мнение разделяют и новейшие толкователи. Откровения семи церквам составляют особенный ряд откровений, назначенных, первее всего, непосредственно к известным семи церквам Малой Азии, и если касаются всех христиан, то так же, как, напр., послания ап. Павла к частным обществам и лицам, касаются всех христиан вселенской Церкви, т. е. постольку, поскольку в них содержатся общехристианские наставления, или поскольку могут повторяться в истории мира те или другие частные положения и случаи.
Основываясь на этом положении, приходится совершенно отделить первую часть от второй части Апокалипсиса, если исследовать его с точки зрения эсхатологии мира.
Вторая часть Апокалипсиса может быть названа апокалиссико-эсхатологической, так как в этой части эсхатологические истины, случайно и по частям сообщавшиеся в других писаниях Ветхого (особ. у Даниила) и Нового Заветов (в Евангелии у ап. Павла и Петра), раскрываются апокалипсическим способом, т. е. через картины, символы и видения, иногда странные и недоступные для ясного представления (Le Blane D'ambonne. С. 159). По отношению к такого рода содержанию и его изложению задачи толкователя более сложны и затруднительны. Поэтому, кажется, нет двух толкователей, которые бы вполне сходились между собою в разделении на группы апокалипсических видений и в указании связи их между собою. Содержание Апокалипсиса столь разнообразно, видения и картины столь многочисленны, что для каждого толкователя при разнообразии человеческих умов и способностей всегда находится новая точка зрения, которая и делает его несогласным (хотя часто и в очень незначительном отношении) со всеми предшествующими толкователями.
Нужно держаться общего убеждения, что Апокалипсис представляет собою несколько групп видений, отчасти параллельных между собою (Лютард 171). Это общее правило, прилагаемое к толкованию Апокалипсиса, так сказать, освящено древними толкователями и несомненно отобразилось на толковании св. Андрея Кесарийского.
Имея ввиду этот общий взгляд на характер отрывочности в раскрытии содержания Апокалипсиса, всю его вторую эсхатологическую часть можно разделить на пять отделов-групп. Каждый отдел-группа представляет собою особый и самостоятельный порядок явлений, служащих обнаружением божественного мироправления. Этот порядок, начинаясь в том или другом пункте христианской истории, приходит к ее последним событиям в конце мира.
Укажем вкратце эти пять порядков.
Первый порядок. Видение престола на небе и Сидящего с запечатанною книгою в деснице; явление ангела посреди престола для раскрытия печатей книги (4-5 гл.). Явления коней после раскрытия каждой печати: после первой — белого, второй — рыжего, третьей — черного, четвертой — бледного (6:1-8). При раскрытии пятой печати — видение под жертвенником душ убиенных за слово Божие (6:9-12); по снятии же шестой печати — явления мирового переворота и ужас всех живущих на земле (6:13-17).
Второй порядок. Видение четырех ангелов на четырех углах земли и ангела, сходящего с неба с печатью Бога в руке для запечатления 144 тысяч рабов Божиих (7 гл.); раскрытие седьмой печати и звуки шести труб, сопровождавшиеся казнями (8-9 гл.). Видение ангела с раскрытой книгой. Измерение храма. Явление двух свидетелей; землетрясение после их восхождения на небо. Звук седьмой трубы: голоса на небе с хвалою воцарившемуся Господу Иисусу Христу. Видение храма на небе и явление ковчега при молниях, голосах, громах и землетрясении (10-11 гл.).
Третий порядок. Великое знамение: видение жены, облеченной в солнце, красный дракон, борьба архистр. Михаила с драконом и низвержение этого последнего на землю (гл. 13). Видение девственников, стоящих на горе Сионе, — ангела, летящего по небу с вечным Евангелием, другого ангела, возвещающего падение Вавилона с угрозою поклоняющимся зверю. Видение на светлом облаке подобного Сыну Человеческому с серпом в руке для пожатия земли и видение ангела с серпом для обрезания винограда на земле, который был брошен в великое точило гнева Божия (гл. 14).
Четвертый порядок. Видение семи ангелов с семью чашами последних язв и видение победивших зверя (гл. 15). Вылитие одной за другою шести чаш и шесть казней после каждой из них. Землетрясение после седьмой чаши (гл. 16). Объяснение видения блудницы, сидящей на звере (гл. 17). Возвещение о погибели Вавилона и плач о нем (гл. 18). Радость на небе. Видение отверстого неба, белого коня и сидящего на нем Верного и Истинного. Слова Божия, идущего в сопровождении воинства для суда над зверем и лжепророком (гл. 19).
Пятый порядок. Видение ангела с цепью и ключом в руке для заключения дракона на тысячу лет в бездну. Воскресение убиенных и царствование их со Христом тысячу лет. Освобождение сатаны, появление народов Гога и Магога, их поражение и ввержение сатаны в геенну (гл. 20). Видение нового неба, новой земли, нового Иерусалима и его обитателей (21:1-22:5).
К этому видению непосредственно примыкает заключение Апокалипсиса, которое, кроме указания на авторитет Иисуса Христа как автора откровения, содержит в себе увещание принять всем сердцем возвещенное и ожидать скорого второго пришествия (22:6-21).
Из этого краткого указания содержания пяти порядков апокалипсических видений можно усмотреть ту общую мысль, что выяснение божественного мироправления идет от общего к частному, постепенно добавляя все новые и новые частности. А так как это мироправление должно кончиться всеобщим судом и воздаянием, которому должны предшествовать божественные призывы к покаянию, то в этих порядках применена также и некоторая постепенность все более и более усиливающихся казней гнева Божия над нечестивыми.
В первом порядке изображены только общие последствия христианской проповеди в мире бедствия на земле и награды на небе (первые пять печатей). Этот порядок оканчивается только предсказанием на будущий суд, которому должны предшествовать перевороты в мире. Второй порядок, начиная с указания разделения между избранными Божиими и грешниками, содержит в себе раскрытие явлений гнева Божия непосредственно над этими грешниками как карающими сами себя. Эти казни вызовут крайнее разобщение между избранными и грешниками, и представители избранных (два свидетеля) подвергнутся крайнему преследованию со стороны грешников. Но это крайнее развитие зла будет вместе и преддверием его падения: громы и землетрясения предвещают приближение суда.
Явления третьего порядка служат как бы объяснением явлений предшествующих порядков: земные страдания праведников, злодеяния грешников и их вражда против первых есть следствие той борьбы, которая происходила на земле между добром и злом, ангелами добрыми и ангелами злыми. Диавол посылает в мир даже антихриста (зверя). Но борьба должна кончиться победою добра; ангел уже возвещает эту победу, и является Сын Божий с серпом в руке, что и по притче Спасителя означает кончину мира. После того, как в третьем порядке была указана главная причина зла на земле, явления четвертого порядка рисуют, с одной стороны, картины справедливых казней, которым должен подвергнуться грешный мир, а с другой — то процветание зла, которое будет детищем диавола. Божественный промысел не дремлет: наказания грешного мира дойдут до своего конца, и после того как для всех станет очевидным, что человечество останется нераскаянным, Господь явится с небесным воинством и произведет суд над миром, начав его с главных обольстителей — со зверя и лжепророка, т. е. с антихриста и его поборника.
Явления пятого порядка хотя, по-видимому, и представляют собою продолжение и вывод порядка предыдущего, но в действительности есть ответ на некоторые возможные недоумения по поводу порядков предыдущих. По учению Христа и апостолов диавол был уже побежден. Почему же он так силен в мире? На это Апокалипсис отвечает, что действительно диавол побежден, что он как бы связан искупительными заслугами Спасителя; но эти узы действительны только по отношению к тем, которые суть истинные рабы Христовы, которые, сораспинаясь Ему, с Ним и воскресают для царствования и свободы над злом. Диавол свободен лишь по отношению к сынам противления. Свою прежнюю полную свободу он получит только в конце мира и то только на короткое время (время антихриста). Тогда он получит власть вести войну даже и против святых. Но это временная полная свобода диавола будет вместе с тем и его последним торжеством, за которым последует окончательное посрамление и окончательное осуждение его и всех его приверженцев. Он взойдет на высоту, но не для того, чтобы навсегда остаться там, а для того, чтобы на виду у всех быть низринутым оттуда в бездну — геенну. Тогда-то, когда это падение диавола совершится у всех на виду, наступит вечное спокойствие и блаженство праведников и начнутся вечные мучения грешников.
Литература. Августин. О граде Божием.
Андрей Кесарийский. Толкование на Апокалипсис.
Викторин. Толкование на Апокалипсис.
Жданов. Откровение Господа о семи азийских церквах. М., 1891.
Евсевий. Церковная история.
Ипполит. Слово о Христе и об антихристе.
Ириней. Против ересей. Кн. V, гл. 18.
Норов, А. Путешествие к семи церквам, упоминаемым в Апокалипсисе. 1847.
Оберлен. Прор. Даниил и Апокалипсис св. Иоанна. 1882.
Орлов, свящ., Н. Д. Апокалипсис св. Иоанна Богослова. М., 1904. Novum Testamentum Graece ad antiques testes denuo recensuit Const. Tischendorf, editio septima.
Ebrard [Эбрард]. Die Offenbarung Johannis. 1835.
Ewald [Эвальд]. g. H. A. Commentarius in Apocalypsin Johannis exegetteus et criticus. 1828.
Ewald [Эвальд]. g. Н. A. Johannis Apocalypse. 1862.
Hengstenberg [Генгстенберг]. Die Offenbarung desh. Johannis. 1849.
Kliefoth [Клифот]. Die Offenbarung desh Johannis. 1874.
Lütardt [Лютард]. С. Е. Die Offenbarung Johannis. 1861.
Migne, J. P. Scripturae Sacrae cursus comptetus. T. XXV. In Apocalypsin dilucidatio et commenlaria. 1842.
Bousset [Бюссе], D. Offenbarung Johannis. 1906.
Winer. Biblisches Realworterbuch. 1872.
7:1-3 Четыре ангела — это образ, заимствованный из Книги пророка Захарии, где говорится о четырех ангелах, стоящих у престола ( Зах 6:5 ); они, по числу стран света, обозначают полноту духовного мира. Прежде чем наступят дни скорби, печатью запечатлеваются все избранные, иными словами — священный остаток. Остаток — это термин, взятый из Ветхого Завета, обозначающий малое стадо среди народа Божьего. В Книге пророка Иезекииля говорится о том же самом — приходит бедствие, но Ангел ставит печать, «тав», на челах людей ( Иез 9:4-6 ). Обратите внимание на удивительное, таинственное совпадение. В современном еврейском квадратном шрифте буква «тав» напоминает русское «п», но в древних алфавитах — в ханаанском и финикийском — буква «тав» выглядела как крест — либо как крест св. Андрея, либо просто как крест, как во всех финикийских надписях. (Кстати сказать, в русском синодальном переводе эти слова пророка Иезекииля приводятся неточно. Там сказано: «и на челах людей... сделай знак». А в подлиннике — «поставь тав».)
У древних христиан знак «тав», вероятно, и стал первым знаком осенения себя крестным знамением и осенения верующего во время крещения святой водой, то есть он был знаком Христа, и мало кем замечена его связь с удивительным прообразом пророка Иезекииля. Здесь тот же самый символ. Среди бури и смятений мира избирается малое стадо, в котором на каждом — печать крещения, и не просто печать крещения, но печать следования за Агнцем.
7:4 По мнению большинства толкователей, речь идет об остатке ветхозаветной церкви, о церкви, первенствующей по времени, об остатке Израиля. Сто сорок четыре тысячи — символическое число, произведение двенадцати тысяч на двенадцать колен Израилевых.
7:5-8 Торжественно перечисляются все колена Израилевы в знак того, что двенадцать избранных уделов по двенадцать тысяч в каждом составляют сто сорок четыре тысячи. Колено Даново здесь не упомянуто — некоторые думают, что оно к тому времени исчезло из летописи. Было даже мнение, ничем, правда, не подтвержденное, что из Данова колена произойдет антихрист, поэтому из этого колена не было якобы ни одного человека, который бы остался верен Богу и пошел за Христом. На самом деле к этому времени в Израиле остались лищь потомки нескольких колен — остальные исчезли в ассирийском и вавилонском плену, так что перечисление имеет чисто символический характер. Итак, в Церкви Ветхого Завета выделяется малый остаток, ядро Церкви Нового Завета. Но этим малым числом, этим остатком движение Царства Христова по миру не ограничивается.
7:9-12 Эта картина открывает нам более широкую перспективу. Здесь речь идет уже о вселенской Церкви, о людях из всех племен и народов, людях, которых невозможно перечесть. Они идут в белых одеждах с пальмовыми ветвями в руках. Праздничные одежды и пальмовые ветви — это атрибуты праздника Кущей, а у пророка Захарии, во второй части его книги, именно этот праздник связан с эрой пришествия Мессии, так что люди с пальмовыми ветвями празднуют новый, эсхатологический праздник Кущей, праздник, связанный с исходом из Египта, с освобождением из рабства, как и праздник Пасхи ( Зах 14:16 ). Ветхозаветный Храм может быть разрушен (вероятно, в это время его уже не существовало), но Иоанн-провидец говорит нам, что Храм есть — это небесный Храм, вселенский Храм вселенской Церкви.
7:13-15 Все, кто омыл свои одежды кровью Агнца, то есть принял крещение и искупительную силу страданий Христовых, день и ночь будут служить Сидящему на престоле.
7:16-17 Далее автор почти дословно приводит слова пророка Исайи: «Они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной» (ср. Ис 49:10 ). «Агнец, Который среди престола, будет пасти их и водить их на живые источники вод». Все здесь сказано словами ветхозаветных провидцев ( Ис 25:8; Иез 34:23 ). Иными словами, вселенская Церковь отпразднует освобождение мира от власти тьмы и зла, и Бог будет пребывать с ней до полного уничтожения всякой тьмы. Никакое зло не коснется их, потому что Господь будет рядом с ними, и Агнец, Который среди престола, будет их Утешителем и единственным Пастырем.
8:1-6 Седьмая печать означает начало бедствий, которые по существу являются расширенным воспроизведением семи древних казней египетских. Семь ангелов — это те ангелы, которые упоминаются в Книге Товита и являются как бы свитой Господней в небе, и одновременно это семь ангелов, которые фигурируют в начале Апокалипсиса.
На небе наступает безмолвие — признак приближающейся грозы. Провидец Патмосский, находясь на скалах этого острова, вероятно, не раз мог наблюдать, как затихает море, как воздух становится тяжелым и неподвижным. Все жители Средиземноморья знали, что такое затишье бывает перед бурей. Оно напоминает нам ту тишину, в которой пришел Господь, когда явился Илье-пророку после громов и молний. Приближается Бог, перед Ним трубят трубы, возвещая суд, трубы, которые звучали на Синае. Фимиам перед Господом — это уже не собственно фимиам, а молитва святых, которая поднимается к небу и оказывает воздействие на мир. (Мы это знаем, недаром говорят о трех праведниках, на которых держится мир.) Вот кадильница с огнем повержена на землю, и голоса, и гром, и молнии, и землетрясение... Наступает момент встречи Божьей правды с человеческой неправдой. Семь труб возвещают семь казней.
8:7-9 Как я уже говорил, эти страшные знамения, эти грозные события, которые следуют за звуками труб, изображаются Иоанном с помощью древних образов сказания о казнях египетских. Казни египетские — это картина зла, посеянного человеком, оно обрушивается на него в виде возмездия. Египтяне обоготворяли воздух, землю, животных, и вот все эти стихии, которым они поклонялись, обращаются против них. Сгущается тьма над Египтом, нападают насекомые, падает град, смешанный с огнем и с кровью, то есть все стихии как бы оборачиваются против человека, потому что он их обоготворил.
Все бедствия, связанные с первой трубой, взяты из Книги Исхода, где говорится о граде, о гибели деревьев, животных и т. п. ( Исх 9:23-25 ). Да и смысл тот же самый: человечество сеет зло и его же пожинает. Зло, которое создали люди, приходит к ним как возмездие. Но в этой трагедии участвуют и демонические силы.
Образ большой горы, пышущей огнем, некоторые толкователи трактуют как образ, навеянный Иоанну геологическими катастрофами, которые в то время сотрясали средиземноморский мир: извергались вулканы, рушились целые острова.
Но такое толкование не имеет большого смысла. Чтобы глубже проникнуть в содержание текста, надо понять систему символов, которая была свойственна литературе того времени. «Гора, пылающая огнем» — это образ ангела, очень часто повторяющийся в Книге Еноха1, которая была написана примерно за век до Рождества Христова и полна ярких, устрашающих космических символов.
8:10-11 Книга апостола Иоанна пытается так же, как и Книга Еноха, рассказать о драматической борьбе демонических сил против правды Божьей. Ангелы, главным образом падшие, изображаются там в виде пылающих гор и гигантских огненных светил в небе — звезд. Падшие звезды, спустившиеся в недра земли, — символ некоего демонического духовного существа, вероятно сатаны. В Евангелии падение сатаны в космической битве изображается теми же красками. «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию…», — говорит Христос ( Лк 10:18 ). Развязывание сатанинских сил на земле приводит к тому, что бедствия, эти новые казни египетские, в данном случае уже казни всемирные, продолжают усиливаться.
8:12 «Третья часть солнца и третья часть луны и третья часть звезд» — это образы, которые нельзя понимать буквально, потому что они передают нечто, что даже невозможно мысленно представить. Это символы, говорящие о том, что в мироздании гибнет не только человек, но гибнет и природа, хотя и не полностью. Обрушивающееся возмездие уничтожает не все — какая-то часть всегда остается, причем бо2льшая часть: две трети остаются, одна треть гибнет.
8:13 В большинстве древних манускриптов стоит: «видел одного орла летящего». Лишь в немногих рукописях дается чтение «ангел». Соответственно есть и два толкования. Одни считают, что апостол писал эту книгу, сидя на берегу, и перед его внутренним взором проносились видения, которые, возможно, были вызваны какими-то образами, мелькавшими перед его телесным взором. Когда он увидел коршуна, летящего над бездной и кричащего: «горе, горе, горе!» (по-гречески «уай, уай, уай!», что похоже на крик птицы, как по-русски «увы, увы!» или «о, о!»), то этот клекот птицы, летящей среди пены и брызг у берега моря, мог вызвать внутреннее видение.
Есть и другое понимание: речь идет об орле или коршуне как о символе гибели. Христос говорит: «Там где труп, туда соберутся орлы» ( Мф 24:28 ). Это старая поговорка. Там где лежит труп, всегда собираются стервятники. Когда спускается стервятник, это значит, что здесь гибель. Появление орла на горизонте означает тоже самое. Он кричит: «уай, уай!» — «горе, горе, горе!» Вы помните слова из пророка Исайи ( Ис 5:8–22 ) и из других пророков о трубном звуке, о долине Иосафата ( Иоиль 3:2 ). Как труба созывала некогда людей в бой, так и труба в долине Иосафата созывает людей на суд, означает начало суда.
Многие считают, что читать Откровение Иоанна Богослова, или Апокалипсис, простому человеку невозможно и даже духовно опасно, что Апокалипсис, называемый «Книгой за семью печатями», полностью закрыт. Создается впечатление, будто часть Священного Писания написана не для людей, а вставлена туда неизвестно для какой цели. Между тем, как говорит апостол Павел, все Писание полезно и все дано нам для просвещения. Следовательно, чтение Апокалипсиса не является чем-то запретным, и содержание его совсем не так непонятно, как кажется. Большая часть Апокалипсиса расшифровывается при чтении Священного Писания Ветхого Завета, потому что автор не только жил и мыслил его понятиями и образами, но и знал наизусть. Чтобы убедиться в этом, давайте прочтем Откровение св. Иоанна Богослова, последнюю книгу Нового Завета и последнюю книгу Библии.
Что такое Апокалипсис? Апокалипсис — это особый жанр священной библейской письменности и древней письменности вообще. Слово это означает «откровение». Бог открывает нечто отдельным мудрым мужам, которые рассказывают миру о том, что совершается в глубинах истории, какие силы управляют миром, к чему идет человечество и вся Вселенная.
Этот жанр отличается от жанра пророческих книг. Пророки действовали, и действовали активно в условиях своего времени. Они были общественными борцами, служителями Храма. В трудную годину они выступали с особого возвышения в Храме. Во время богослужения был такой момент, когда пророк должен был произнести речь. В это время на него нисходил Дух Господень, и он конкретно говорил людям о том, что будет с ними завтра, что они делают сегодня. Он говорил о политических силах, о сталкивающихся империях, он призывал их к жизни по закону Божьему.
Апокалипсис — это творение писателя, который не участвует в общественной жизни, — он пишет. И то, что ему открывается, почти не может быть передано словами. Пророк говорит так, как глаголет Господь, а у апокалиптиков иначе, потому что тайны истории и судьбы мира не могут уложиться в словесные формулы, и мистики-писатели изображают их с помощью метафор, символов, аллегорий, образов. Апокалиптика всегда образна, она всегда связана с видениями, с некими картинами. Более того, апокалиптика не столько говорит о конкретных событиях времени, сколько изображает грядущее. Мир в глазах апокалиптиков — это нечто уже завершающееся, уходящее; все их помышления направлены на последнюю борьбу добра со злом. Для пророков злые силы еще не столь очевидны, они выражаются в действиях конкретных носителей зла: греховных царей, жестоких императоров, неверной толпы и т. д. Для апокалиптиков темные силы истории — это уже целые демонические полчища злых духов, которые приводят в движение империи, вдохновляют насильников, инициируют отступничество толпы.
Апокалиптики не рассматривают историю мира так, как рассматривали ее язычники. Для них мир не катится вниз, к упадку, но и не представляет картину сплошного прогресса. История являет им две стороны: возрастание Царства Христа и царства антихриста. Для ветхозаветных апокалиптиков — это Царство Мессии и царство Его врага. Но надо сказать, что почти никогда апокалиптические писатели не могли подняться до подлинно библейского уровня, в их книгах очень редко светит подлинное Откровение. В них больше человеческих грез, мечтаний, фантасмагорий. Это не пророческие видения, а лишь их отблеск. Только некоторые апокалиптические страницы пророческих писаний Захарии, Иезекииля, Иоиля (целиком — только Книга пророка Даниила) включены в Библию, потому что у остальных апокалиптиков было много чуждых библейскому мировоззрению элементов, заимствованных у греков, халдеев и персов. Много апокалиптических писаний было в период Нового Завета (Апокалипсис Петра и другие), но только один был признан Церковью — это Откровение Иоанна Богослова.
Кто написал его и когда? Автор сам говорит о себе: «Я — Иоанн, брат ваш, соучастник в скорби». Слово «скорбь» употребляется в Апокалипсисе десять раз и, скорее всего, означает «гонение». Значит, автор — человек, разделявший страдания Церкви, человек, который считал себя братом и наставником общин. Больше ничего он о себе не говорит. Согласно установившейся традиции, которая ведет свое происхождение по крайней мере со второго века, этим человеком был Иоанн Зеведеев, любимый ученик Христа. Так считали св. Юстин Мученик, Тертуллиан, Ириней Лионский, Ипполит Римский (II и III вв.). Так это и утвердилось в Церкви, и поэтому книга в современных изданиях называется «Откровением св. Иоанна Богослова», то есть Иоанна Зеведеева. Но даже во II в. были противники этой точки зрения, такие как известный пресвитер Гай, св. Дионисий Александрийский и другие. Они считали, что автор Откровения — другой Иоанн, который был тоже учеником Господа. Наука так и не пришла к определенному выводу, поэтому вопрос об авторе Апокалипсиса остается открытым. Мы вполне можем представить его юношей, который весь дышал апокалиптическими видениями Ветхого Завета и был настолько ими наполнен, что хотел низводить гром и молнии, за что был прозван Иисусом Воанергес — Сыном грома, то есть человеком, душа которого подобна грому. Таков смысл этого оборота. Человека можно назвать сыном благословения, сыном гнева, сыном благодати, а он был Сын грома и писал именно так. Непримиримость к богоборческой империи, к Риму, ожидание скорого конца мира — все это вполне созвучно духу юного апостола Иоанна, как он представлен в Евангелии.
Но тут возникает самая большая трудность, которую богословы до сих пор не разрешили. Старец, пресвитер, автор Евангелия от Иоанна и Иоанновых посланий писал нечто иное, отличное от текста Апокалипсиса. Ясно, что или у него был соавтор, или между написанием того и другого произведения прошло, по крайней мере, много лет, и, возможно, произошли какие-то значительные события. Главное, о чем можно с уверенностью сказать: и Апокалипсис, и Иоанновы писания — послания и Евангелие — вышли из одного круга. Об этом говорят близость словаря и общая фразеология, их роднят противопоставление света и тьмы, словосочетание «Агнец Божий», повторяющиеся и в Иоанновых писаниях, и в Апокалипсисе. Можно предположить, что эти писания вышли из круга учеников Иоанна, но я полагаю, что Апокалипсис он мог написать и сам во время Иудейской войны, поскольку в тексте нет еще указаний на разрушение Храма. Иоанн мог написать его вскоре после начала гонений Нерона, после первых христианских жертв на арене цирка в Риме и после других трагических событий того времени.
Место написания Апокалипсиса известно из самой книги: в ней говорится об острове Патмос. Датировка книги до сих пор спорная, но она написана не раньше начала гонений при Нероне в 64 году и не позже правления Домициана, то есть 95 года. Где-то в это время, плюс-минус 10–15 лет, и возникла книга. Для нас же важно то, что она написана пророком Иоанном, одним из учеников Господа, написана по вдохновению Духа Святого и признана Церковью как адекватное выражение нашей общей веры, как слово Божье. А писал ли ее Иоанн Зеведеев или какой-то другой Иоанн — это не столь важно. Я думаю, что у Христа было немало учеников, которые могли носить это распространенное имя. Ведь в евангельские времена у Него, кроме семидесяти учеников, было еще пятьсот. Известно, что был некий ученик Аристион, был Иоанн пресвитер — и все они ученики Господа.
Прочитав Апокалипсис целиком, мы видим, что он весь написан символическим, условным языком. Только те, кто хорошо знал этот язык, могли его понимать без особенного труда. Каждой эпохе присущ свой условный язык, он присущ и нашему времени. Образы, присутствующие на каждой странице Апокалипсиса, в каждой его строчке, о многом говорят людям, которые читали Книгу Еноха, Книгу Вознесения Моисея, Книгу Юбилеев и другие апокалиптические произведения. Возможно, что Апокалипсис Варуха был написан еще до Иоаннова Откровения, и людям было понятно, что означают отдельные апокалиптические выражения.
В последующие эпохи наметилось два основных направления в понимании Апокалипсиса. Приверженцы первого направления понимали весь символический язык буквально. Как в I веке, так и в XX-м, они легко воспринимали эту реалистическую, если не сказать материалистическую, эсхатологию с реальными громами, катастрофами и видимым, вещественным вторжением небесных сил в мир и борьбу с темными силами в виде войны Армагеддон. Между тем, зная язык Священного Писания, можно убедиться, что главное в Апокалипсисе — не символы, а то, что кроется за ними, то, что ясновидец хотел сказать нам, что было ему открыто. Ведь пророку, ясновидцу, мудрецу открывается не форма, в которой он излагает свое Богооткровение, а сущность. Сущность же он передает теми средствами, которыми владеет и которые соответствуют его аудитории.
Почему же людей так привлекала реалистическая эсхатология с вторжением ангелов с настоящими мечами, которые крушат вавилонские башни и ломают весь мир? В какой-то степени это происходит, если можно так сказать, от особого рода маловерия или неверия. Дело в том, что когда человек видит торжество зла на земле и не видит величия добра, он начинает страдать, и естественное чувство справедливости, данное людям от Бога, требует некоего реального возмездия и перерастает в мстительность. Когда люди смотрели на ненавистные им города, на Рим, который распинал христиан, на Петербург, построенный на костях, на Москву или на города современной цивилизации, они шептали: «Вавилон будет разрушен» — и потирали руки с чувством глубокого удовлетворения. Это мстительная эсхатология — человеку хочется, чтобы Бог взял дубину и все сокрушил.
Но у Господа Бога Свои планы. Ожидание того, что завтра явятся знамения и начнет все рушиться, а мы будем говорить людям неверующим: «ага! вот вы вчера над нами смеялись, а сегодня Господь Бог вам все это показал!» — такое ожидание неблагородно. Но именно такого рода упование и движет людьми, когда они ожидают реалистической эсхатологии. Это очень сильное чувство, оно подобно глубоким страстям, которые трудно вырвать из сердца, и это понятно каждому. Цивилизации во все времена часто напоминали «Вавилон», они попирали достоинство человека. А люди, глядя на это, думали — вот оно, земное торжество. Но когда человек вспоминал, что Господь Бог все это разрушит, ему становилось легче на душе. Думается, что мы должны подходить к этому иначе, с другими чувствами, во всяком случае, без злорадства.
Эта маленькая преамбула поможет объяснить, с чем связаны многочисленные ошибочные реалистические толкования Апокалипсиса. Историю его изучения можно было бы назвать так: понимание Апокалипсиса и злоупотребление им. С самого начала Апокалипсис был встречен непросто. Дело в том, что в начале II века, когда он стал распространяться, большинство сирийских и греческих церквей целиком восприняли эллинистическую культуру. Апокалипсис же нес в себе слишком большой груз ветхозаветных восточных символов. Многие уже не понимали их, поэтому он был единственной из книг Нового Завета, которая еще в древней Церкви подвергалась критическому анализу. Некоторые даже отвергали ее. Так, св. Дионисий Александрийский (II–III в. н.э.) считал, что Апокалипсис написан не апостолом Иоанном. Но все-таки Церковь признала Апокалипсис священной книгой, хотя в богослужении она у нас не употребляется, что тоже связано именно с этой укрепившейся в Церкви эллинистической традицией. Тем не менее Апокалипсис всегда привлекал к себе большое внимание.
Во II веке возникло движение монтанистов. В Малой Азии, в стране диких оргиастических культов, пророк Монтан и две пророчицы, бывшие когда-то языческими прорицательницами, возглавили движение, которое явилось реакцией на стагнацию в Церкви. Поймите это правильно: Церковь упорядочилась, она в чем-то стала связана с жизнью обычных людей, но при этом теряла свой динамизм, ту насыщенность огнем и Духом, тот эмоциональный накал, который был свойственен ей в первые века. Отцы Церкви уже начинали внушать людям, что время конца неизвестно, что, во всяком случае, он не наступит вот-вот и надо жить сегодняшним днем. Именно против этого восстал Монтан. Он смутил многих и даже образовал самостоятельную монтанистскую церковь. Монтан считал себя тем утешителем, который был обещан Христом, и предсказывал близкий конец мира.
С тех пор эсхатологические движения неоднократно вспыхивали в различных ответвлениях христианской Церкви, продолжая существовать вплоть до наших дней. Время от времени появляется кто-то, находящий в Апокалипсисе «точные» приметы своей эпохи, и начинает возвещать конец света, что является сильнодействующей приманкой для людей слабых или склонных к излишней экзальтации. Особенно привлекает людей идея тысячелетнего царства Христова, поэтому в греческой церкви были распространены идеи хилиазма (от греч. хилиас, «тысяча»). Время от времени и в современном нам мире, в его недавно христианизированных и малоцивилизованных уголках, вспыхивает движение милленаристов (от лат. милле, что тоже означает «тысяча»). Временами и адвентисты седьмого дня — члены одного из ответвлений протестантизма — «точно» вычисляют дату Страшного Суда. Но несколько таких дат уже прошло (очевидно, за две тысячи лет их было немало), а предсказанное светопреставление так и не наступило.
Пожалуй, можно сказать, что такое исступленное ожидание конца — нездоровое явление духовной жизни, оно в корне противоречит самой идее упования на Господа, противоречит христианским воззрениям на те свойства человеческой личности, к которым обращался Христос и носителем которых был Он Сам — на веру, надежду, терпение и кротость.
Суммируя основной тезис христианской эсхатологии, один человек говорил, что мы должны жить так, как будто завтра наступит Страшный Суд, и трудиться, словно впереди у нас вечность, то есть не откладывать дело своего спасения («бодрствуйте и молитесь» — учит нас Евангелие), но и никуда не торопиться. Мы не должны навязывать Господу свои желания, а с радостью и терпением выполнять Его волю.
Приложение: