Мысли вслух на Деян 28:1-16

Сегодняшнее чтение как бы возвращает нас во времена земного служения Спасителя, когда главными знаками близости Царства были чудеса и исцеления. Чудесное спасение самого Павла и его спутников было лишь началом. За ним последовало чудо со змеёй (ст. 3 – 6) и совершённые по молитвам апостола многочисленные исцеления (ст. 7 – 9). Всё это было ни чем иным, как свидетельством того, что Царство, о котором говорил Иисус, действительно вошло в мир и распространяется в нём, приобщая к себе всё новых людей. Особенно интересным в этом отношении оказывается чудо со змеёй. Первой реакцией свидетелей происшествия было недоумение: что же такого должен был натворить Павел, что боги, даже дав ему ступить на берег, всё же вознамерились лишить его жизни (ст. 4)? Неудивительно, что они сочли апостола убийцей, получающим заслуженную кару. Впрочем, когда всё окончилось благополучно, те же люди уже готовы были считать Павла богом (ст. 6). Между тем, всё случившееся наглядно демонстрирует, как меняется мир, становясь частью Царства. В мире, ещё не преображённом действием Божиим, зло практически всевластно, и человек, в сущности, не способен ему противостоять, как не может он преодолеть действие змеиного яда. В падшем мире речь приходится вести не о противостоянии злу, а о том, чтобы попытаться его избежать, и если человеку это удаётся, его считают счастливым. В Царстве всё иначе: здесь зло становится бессильным, и даже змеиный яд не может причинить вреда тому, кто уже пребывает в нём. И дело тут не в том, что сила Царства представляет собой какое-то особое универсальное противоядие, а в том, что в Царстве совершенно реально меняется всё, в том числе и сами законы природы, так что вещества, в нашем, ещё не преображённом, мире убивавшие человека, теперь не могут причинить ему вреда. Неудивительно, что язычники стали считать Павла богом: ведь о своих богах древние думали, что они не подвластны тем природным законам, по которым живёт весь земной мир. Так чудо со змеёй становится свидетельством о Царстве, по-своему понятным даже язычникам.

И снова мы видим Павла, осуществляющего слова Иисуса о знамениях, сопровождающих верующих в Него: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: ...будут брать змей и... не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк 16:17-18). Но эти знамения — не просто какие-то «особые полномочия», данные Богом Павлу. Суеверный ужас жителей Мелита имеет под собой вполне реальную основу. Они очень правильно почувствовали, что невредимость от укусов ядовитых змей или дар исцеления — проявление божественной силы. Христос живет в Павле (Гал 2:20), действует через него, исцеляет, утешает, подает силы для исполнения апостольского призвания. И здесь нам уместно вспомнить слова Павла о том, что и мы призваны к такой жизни, чтобы Господь мог проявляться в нас посредством даров, из которых самый великий — любовь. Ведь если мы поймем это, то такие вещи, как любовь, радость, милость, готовность помочь ближнему — уже не будут просто «сантиментами», личным делом каждого, а превратятся в своего рода служение Богу — осуществление Его присутствия здесь, на земле.

То, что ядовитая змея не причинила Павлу вреда, для его спутников означало, что он выдержал испытание и не является преступником. Мы можем вспомнить, что Христос, покидая апостолов, сказал им, что Его ученики «будут брать змей» (Мк. 16:18). Слова эти можно толковать по-разному, но вот, в случае Павла они сбылись буквально. Увы, язычники воспринимают происшествие в соответствии со своими привычными представлениями и принимают Павла за Бога. Снова происходит путаница, подобная той, с которой Павел уже сталкивался. Но здесь, в отличие от прежних подобных происшествий, не упоминается о попытках Павла тут же опровергнуть заблуждение. Конечно же, Павел не намерен укреплять язычников в их заблуждениях, но на Мелите он действует иначе, чем во многих других местах. Здесь Павел начинает с установления доброжелательных отношений с жителями острова, он исцеляет отца местного управителя, язычника, причём исцеляет, молясь о нём. Прежде проповеди о вере Павел являет плоды веры — дух мирный, доброжелательность и дела милосердия.

Некоторые христиане полагают, что не надо заботиться о нуждах язычников и тем более молиться о них, поскольку они всё равно идут в ад, так что исцелять их бессмысленно. Но Павел поступает иначе, согласно словам Христа, заповедавшего заботиться обо всех нуждающихся.

Падшему человеку свойственно подозревать ближнего в чём-нибудь нехорошем, и чаще всего не только в чём-нибудь одном. Так было и с Павлом — когда его ужалила змея, первое, что пришло в голову его спутникам: перед ними преступник, может быть, убийца, которого Бог наказывает за преступление и не позволяет спастись.

На деле же всё оказалось совсем наоборот. Этот урок, судя по свидетельству священнописателя, пошёл впрок всем, кто видел случившееся с апостолом. Конечно, описанное событие стало наглядной иллюстрацией к словам Спасителя о том, что христиане не умрут, даже выпив смертельный яд. Разумеется, речь не идёт о том, чтобы проверять себя на прочность, обзаведясь коллекцией всевозможных ядов и пробуя их все на себе. Речь как раз о ситуациях наподобие той, в которой оказался Павел.

Ситуации, которая должна была бы, по всем человеческим вероятиям, закончиться смертью апостола, но не закончилась. И тут дело не в том, что у христиан какой-то особенный иммунитет к ядам или болезням, что им известны какие-то специальные тайные приёмы борьбы с болезнями или отравлениями. Дело скорее в том, что можно было бы назвать качеством духовной жизни человека. Качеством того процесса, одновременно духовного и природного, который и называется жизнью.

Тем, что в этом процессе преобладает: дух или природа. И кто определяет его течение: Бог или сам человек. Конечно, отвечает за свою жизнь человек в любом случае сам. Вопрос лишь в том, насколько он позволяет Богу быть рядом в тот момент, когда принимает решения, связанные с собственной жизнью. Как часто он допускает Бога к принятию этих самых решений. Для христианина нормальной является лишь такая ситуация, когда Бог рядом всегда. Когда решения принимаются с Его непосредственным участием и когда Его голос является решающим. И тогда в жизни человека уже нет места случайности.

Если бы Павел тогда умер от укуса змеи, это было бы нелепой и трагической случайностью — говоря по-человечески. Но для Бога это означало бы, что Его план разрушен. Конечно, проще всего было бы сделать так, чтобы Павел никогда не встретился бы с ужалившей его змеёй. Павлу, конечно, надо было оказаться на том острове, а вот змея могла бы и не оказаться там, где оказался Павел — в отличие от Павла ей практически безразлично, в каком направлении двигаться внутри той экологической ниши, частью которой она является.

Богу, видимо, надо было преподать наглядный урок спутникам Павла, и Он его преподал. А жизнь апостола сохранилась во всей полноте — ведь природная составляющая его жизненного потока полностью определяется её, этого потока, духовной составляющей. И окружающие видят чудо — не чудо избавления от смерти при смертельном укусе, а чудо Царства, проявляющегося в жизни конкретного человека.

В ожидании императорского суда Павел не теряет времени зря. И прежде всего он встречается с представителями еврейской общины Рима — одной из крупнейших и влиятельнейших в западной диаспоре. И, как всегда и везде, в первую очередь он обращается к своему народу. Павел уверен: он ни в чём не виноват ни перед римской общиной, ни перед еврейским народом в целом. Снова и снова он подчёркивает это, говоря о своём обращении к суду императора лишь как к вынужденной мере.

Он не разрывает с еврейством, он лишь пытается разрешить конкретный конфликт, который в той конкретной ситуации разрешить по-другому было невозможно. А вот своё свидетельство апостол начинает, как и в Иерусалиме, с разговора о Торе и о пророческих книгах. Он, как и в Иерусалиме, апеллирует к Традиции. Именно так, к Традиции с большой буквы. Не к религиозной традиции, а к Традиции Откровения. Свой конфликт с лидерами Синагоги в Иерусалиме и с Синедрионом он рассматривает как конфликт именно религиозный, а значит, локальный и не касающийся главного.

Главное же для апостола — та история Откровения и связанная с ней история спасения, которая и есть для него духовное ядро и духовный стержень не только иудаизма, но и — шире — яхвизма. И, свидетельствуя о Христе, Павел обращается именно к Традиции с большой буквы. Он не отвергает, конечно, религию как таковую, но и не ставит её на первое место. Он знает по опыту своей собственной встречи с Воскресшим на дамасской дороге, что всё, с ним происходившее начиная с той минуты, ни в какие религиозные рамки не вмещается, а вот в те другие рамки, которые (может быть, не сразу) ему открылись — вместиться может.

Правда, рамками открывшуюся апостолу духовною картину можно назвать лишь весьма условно. Павел как бы видит своим духовным взором всю перспективу Божьего действия в мире — от его, этого мира, сотворения, через трагедию грехопадения, а затем, через дарование Торы и пророческое откровение, — ко Христу, а значит, и к Царству, входящему в мир.

Вот это и есть та Традиция, которой живёт Павел. На неё он опирается, когда свидетельствует о Христе, и особенно когда свидетельствует евреям. Он ничего не лишает других и ничего не лишается сам. И ни от чего не отказывается, кроме того, что может заслонить собой открывшуюся ему духовную полноту. Но от того, что мешает, апостол как раз отказывается — быстро и решительно. Иначе всё его свидетельство потеряет смысл. А значит, и его жизнь тоже.

После прибытия в Рим начинается новый этап миссии Павла, но начинается его пребывание в столице так же, как начиналась проповедь и в других городах. И мы видим, что, несмотря на многочисленные и острые столкновения с иудеями, Павел снова начинает своё пребывание в городе со встречи с ними. Павел не собирается обвинять перед императором свой народ и, как бы ни складывались его отношения с враждебно настроенными собратьями, отрекаться от них он не намерен/

...Повествование прерывается, книга Деяний Лукой не была закончена. Причина этого нам неизвестна. Но есть что-то символическое в такой незавершенности. Ведь книга, повествующая о пути Церкви, которую не могут одолеть врата ада, не может быть закончена до скончания века. И потому все те, кто вот уже две тысячи лет един с Церковью, могли бы присутствовать на страницах этой книги, точка в конце которой больше похожа на многоточие.