Мысли вслух на Гал 4:4

Наверное, мы никогда не сможем понять до конца, какое чудо произошло две тысячи лет назад. Можно только назвать некоторые стороны этого непостижимого события. В Рождестве нам дается потрясающее откровение Божие о Себе Самом: оказывается, у Единого Бога есть Единородный Сын, и это не противоречит единству Бога. Но, кроме этого, Сын, будучи «больше» всего мира, входит, вмещается в этот мир, приходя в него человеческим Младенцем. Он рождается в этот мир, как все дети, пройдя все стадии внутриутробного развития, — и это Тот, в Ком обитает телесно вся полнота Божества. Он принимает свое человеческое тело от Девы, сохранившей свое девство и в Рождестве.

Далее, оказывается, что время времени рознь, раз существует «полнота времени» — тот момент, когда многовековая забота Бога о воспитании человека приводит к появлению в этом лежащем во зле мире такой юной Девы, которая смогла принять в себя всю полноту благодати Божией... Можно и дальше перечислять и перечислять... Но лучше просто возрадоваться этому чуду и принести эту радость всем людям, так нуждающимся в радости.

Мы живем в замечательное время, о котором множество людей до Христа могли только мечтать и молиться, время, когда совершился замысел Бога о нашем спасении. Это время полноты, когда мы можем, как дети, радоваться. Даже если мы не знаем об усыновлении, которое принес нам Христос, даже если мы не принимаем его — самое время, в котором мы живем, изменилось. И каждый начинающийся год, хотя в нем будет и хорошее и плохое, — время надежды и радости, которые Бог принес в мир.

В сердце каждого из нас живет Дух Божий, Которым мы можем взывать к Отцу. Мы часто забываем, что Бог — наш Отец, мы часто просто не понимаем, что такое Отец. Но мы забываем и о том, что нам это понимание даровано Духом Святым, что мы не обязаны пытаться дойти до этого сами. В современном мире множество людей растет без отцов, у еще большего количества отец мало общается с детьми, далек от дома, слишком много работает, замкнут и так далее. Многие из нас считают, что из-за этих психологических причин, из-за неправильного образа отца мы не можем научиться общению с Богом как с нашим любящим Отцом, и совершенно забывают о том, что Дух Божий уже взывает в нас: «Авва, Отче», - то есть — Папа.

А если мы дети Божии, то мы и наследники — наследники Его Царства, наследники света и радости, нам есть чего ждать и на что надеяться, потому что наш Отец любит нас и отдал Сына Своего Иисуса Христа за нас, чтобы мы могли прийти за Ним в Царство.

Говоря об усыновлении как духовном состоянии христианина, Павел совершенно неожиданным образом продолжает традицию, связанную с притчами Самого Спасителя и укоренённую в проповеди поздних пророков. Речь идёт об описании отношений человека с Богом на примере отношений семейных, иногда супружеских, иногда сыновних. Уже Осия говорил о том, что отношения между Богом и отдельным человеком (или даже целым народом) похожи на семейные, супружеские: ведь в нормальной семье никто не опирается на закон, брачный контакт подписывается обычно на случай развода, а счастливые супруги о нём вспоминают редко.

Так же и с тем союзом, который заключил с Богом еврейский народ: если требовать у Бога положенного по закону, есть шанс не получить ничего. Слишком часто и слишком серьёзно нарушал народ законы, бывшие условием союза, чтобы теперь он мог на что-то рассчитывать. Но вот если Бог отнесётся к ним, как к своим детям, не ориентируясь на закон, а следуя лишь той любви, которой Он полон даже к грешнику, тогда, может быть, на что-то ещё и можно надеяться…

В притчах Спасителя эта «семейная» тема продолжается: в доме можно быть рабом, наёмником, сыном хозяина. И раб, и наёмник могут рассчитывать только на то, что им положено по закону, причём наёмник по закону может получить больше раба. Но зато раб при определённых условиях может быть усыновлён: речь ведь идёт о патриархальном рабстве, когда раб не очень-то отличался от младшего члена семьи.

Другого рабства евреи никогда и не знали. Раб — домочадец, наёмник — посторонний. Постороннему рассчитывать не на что, а вот у домочадца всегда есть надежда. Павел же добавляет: по закону мы все рабы, но есть Тот, Кто может помочь нам получить усыновление, если мы этого захотим и обратимся к Нему. В доме Отца усыновления иначе не получить, но, обратившись к Тому, Кого Отец посылает для освобождения Своих рабов, можно перестать быть рабом и стать сыном своего Отца. Даром. И получить в наследство Царство. Тоже даром. Не по закону, а по любви.

Непростой вопрос, как мы живем до обращения и после? Если внимательно посмотреть, сильно ли мы отличаемся от себя прежних словами, делами, мыслями, всем своим устройством? А, казалось бы, перемены должны быть разительные, радикальные, видные сразу и всем. И даже если они происходят, так уж ли мы заботимся о том, чтобы никогда не возвращаться к себе прежним? Сыны и наследники Божие, можем ли мы возвращаться к идолопоклонству? Можем ли мы считать Бога, который выше нашего разумения, божком, которого мы сможем подчинить своим прихотям и нуждам. Он стал нам Отцом, Он допустил нас к Себе, и жить в Нем и с Ним мы сможем только, если будем каждый день напоминать себе, от чего мы ушли и где мы живем. Живем в Его доме.

Продолжая разговор о наследии и о наследниках, Павел прибегает ещё к одной юридической аналогии. Он говорит: как ребёнок может получить положенное ему наследство лишь после того, как станет совершеннолетним, так и вы, обращается апостол к христианам Галатии, даже имея право на Царство, смогли обрести его только теперь, когда пришло время, и вы получили усыновление через Иисуса Христа (ст. 1 – 5). А свидетельством этого усыновления является для апостола то дыхание («Дух») Сына Божия, которое дышит в сердцах усыновлённых, приобщая их к жизни христовой и к жизни Царства (ст. 6 – 7). И всякое возвращение назад, к прежней духовной жизни для Павла равнозначно духовной катастрофе, отказу от полученного вместе с усыновлением наследства, той возможности приобщиться к Царству, без которой нет христианства (ст. 8 – 10). Он даже опасается, что всё, сделанное им для галатийских христиан, пошло прахом, все усилия и труды были напрасны (ст. 11).

Казалось бы, ситуация была ещё не столь катастрофична: ведь всё могло измениться, и те, к кому Павел обращался с упрёками и увещеваниями, вполне могли одуматься и вернуться к прежним мыслям. Но апостол, как видно, прекрасно понимал, что такого рода отступничество никогда не проходит бесследно, оно всегда накладывает свою печать на тех, кто его пережил. Конечно, вернуться в Царство, которое потерял, через раскаяние и новое обращение возможно всегда, такая возможность будет даваться каждому христианину до дня последнего Суда и возвращения Спасителя. И всё же каждое отпадение является именно отпадением, это всегда катастрофа и трагедия, хотя бы те, с кем она случается, ничего такого и не замечали. Ведь речь идёт не просто о неудаче, за которую могут начислить некоторое количество штрафных очков, которые впоследствии придётся отрабатывать.

Речь о действительной, совершенно реальной утрате Царства, о таком изменении духовного состояния человека, после которого он уже никогда не будет прежним. Казалось бы, отпавший просто возвращается в своё прежнее состояние, начинает вновь жить той жизнью, которой жил до обращения. Но это лишь иллюзия: тому, кто однажды приобщился к Царству, стать прежним уже невозможно. Есть огромная разница между потерявшими Царство и никогда не знавшими его. И Павел, понимая это, вновь и вновь напоминает галатийской церкви о том, что составляет основу духовной жизни христианина: о верности Христу и Царству.

Павел сравнивает состояние человека, следующего Торе, с положением домашнего раба, который может быть усыновлён и который в таком случае получает те же права, что и родные сыновья хозяина. Такая практика была известна в еврейском обществе, где домашний раб был фактически младшим членом семьи и отличался от домочадца лишь тем, что в юридическом смысле, в смысле своих прав в доме, он как бы никогда не взрослел, на всю жизнь оставаясь младшим, а значит, неравноправным, членом большой семьи. Человек, следующий Торе, оказывается в доме небесного Отца примерно в таком же положении, просто потому, что Тора не может дать ему большего.

Тора определяет ответственность человека перед Богом, не предоставляя ему никаких прав — ведь прав у человека перед Богом не может быть по определению. Человек просто оказывается в полной власти Бога, независимо от того, осознаёт он этот факт, или нет. Тора позволяет человеку осознать очевидное и в перспективе получить свободу и полноту жизни. Но не в смысле только осознания своей ответственности — иначе свобода оказалась бы всего лишь осознанной и принятой как неизбежность необходимости.

Осознание человеком своей ответственности — лишь первый необходимый шаг, позволяющий выстроить с Богом осознанные отношения как со своим небесным Отцом. В процессе такого духовного роста Тора постепенно перестаёт быть для человека юридическим или моральным кодексом и становится внутренним императивом, внутренней Торой, определяющей его жизнь уже не извне, а изнутри. Но пока грех хоть сколько-нибудь властен над человеком, полностью довериться Богу, как сын (в нормальном случае) доверяет отцу, человек не может.

Бог Сам должен сделать решающий шаг навстречу человеку с тем, чтобы избавить его от власти греха, и тогда человек сможет стать живой Торой, тогда в его жизни не останется ничего, кроме того, что определяет его отношения с Богом, придавая им форму и качество — так, что Тора как нечто отдельное от самого человека перестаёт существовать, даже в качестве внутреннего императива. Именно этот шаг навстречу людям Бог и делает во Христе — и потому возвращение к Торе как к моральному кодексу или как к системе религиозных предписаний для христианина является безусловным шагом назад, от сыновства к рабству, о чём и предупреждает апостол адресатов своего послания.