Мысли вслух на Откр 3:1-22

О ситуации в сардийской церкви Иисус не сообщает Своему апостолу никаких подробностей, возможно, потому, что ему они и без того были хорошо известны. Мы, разумеется, находимся сегодня в другом положении, и о подробностях проблем сардийской церкви нам остаётся лишь догадываться. Судя по словам Спасителя (ст. 3), можно предполагать, что церковь эта пребывала в состоянии духовной расслабленности, так, что Иисус оказался вынужден напомнить сардийским христианам о том, о чём Он не раз говорил Своим ученикам во время Своего земного служения: о духовной трезвости и о готовности встретить день Суда, который может наступить неожиданно. Конечно, это вовсе не означает, что о серьёзности положения знали все сардийские христиане. К сожалению, пока внешне всё в церкви идёт по-прежнему, а её члены сохраняют видимость обычной христианской жизни, догадаться о возникших в общине духовных проблемах может лишь тот, кто сам живёт нормальной духовной жизнью.

Между тем, при неблагоприятном развитии событий таких людей в ней остаётся всё меньше. Возникает замкнутый круг, единственным выходом из которого оказывается прямое вмешательство свыше, при котором Бог попускает произойти чему-то такому, что способно хотя бы нарушить внешнее благополучие общины, заставив её членов задуматься о том, что происходит. Конечно, сама по себе такая встряска ещё не гарантирует правильных выводов, но она всё же даёт церковной общине шанс переосмыслить собственную жизнь, раскаяться и обратиться к Тому, Кто, если Его попросить, поможет справиться с любой проблемой. Впрочем, в сардийской церкви, как видно, всё же осталось некоторое число тех, кто жил нормальной духовной жизнью и должен был понимать, что происходит в их общине (ст. 4). Как видно, они не могли ничего изменить, вероятно, потому, что, кроме них самих, в этом никто больше не был заинтересован: большинство членов церкви устраивало то положение дел, которое Иисус столь сурово осудил. Но, даже будучи не в состоянии сделать ничего для собственной церкви, эти люди сохранили главное: ту жизнь Царства, которую обрели, пойдя за Тем, Кто принёс Царство в мир (ст. 5 – 6).

Ситуация в церкви города Сарды для нас остаётся непонятной потому, что в словах Спасителя применительно к ней конкретики практически нет. Ясно одно: духовная жизнь в церковной общине Сард шла явно не туда. Настолько не туда, что ситуация стала просто катастрофической. Впрочем, как нередко бывает в таких случаях, в Сардах всё же осталось несколько человек, сохранивших верность Христу. О чём идёт речь — о гонениях? Не исключено, конечно. Но вполне возможно и другое: увлечение чем-то, что отвлекает от подлинной христианской жизни, увлечение массовое, охватившее сразу всю церковь или значительную её часть, включая и духовных руководителей.

Подробностей в тексте нет, но не исключено, что Иоанну они могли быть известны: ведь то, что было ему сказано, говорилось в конкретной ситуации. Но если так, то, видимо, проблема была достаточно серьёзной, а ситуация общеизвестной и не нуждавшейся в объяснениях. Как бы то ни было, ясно одно: сохранить «белизну одежд», следуя духовным тенденциям, имевшим место в Сардах, было невозможно. А ведь упомянутые «белые одежды» — не просто чистота, духовная или нравственная, они — символ преображения, которое ожидает в конце пути каждого христианина.

И тогда оказывается, что невозможность сохранить белизну одежд означает не что иное, как фактическую невозможность христианского духовного пути и христианской жизни для тех, кто попал под духовное влияние тех разрушительных процессов — в чём бы они ни заключались, — которые имели место в церкви Сард. Об этом надо было предупредить — быть может, потому, что ситуация была не всем и не сразу очевидна. И Спаситель через Иоанна предупреждает сардийских христиан о грозящей им опасности и предупреждает о последствиях с тем, чтобы они, если те будут продолжать в прежнем духе, не стали для них неожиданностью.

Жизнь христиан и сейчас можно полностью описать этим кратким текстом. Да, были научены, услышали и пришли по зову Господа. Но где мы сейчас? Находясь внутри Церкви, так ли мы чисты перед Богом, как это может показаться в какой-то момент окружающим. Или так ли мы ужасны, как они говорят порой, считая, что христианин должен быть добреньким, но не добрым. Нас так же разрывают изнутри страсти и сомнения, как и членов Сардийской общины. Как им было не просто быть последовательными и верными на пути к святости, так же и нам это непросто, не приятно, не желанно. Господь не говорит нам, что все просто и легко, что Он хочет от нас очевидного и достижимого. Он призывает нас больными грехом и ждет от нас верности на тяжелом пути исцеления от рабства греху.

Церковь Филадельфии, как видно, удостоилась от Иисуса похвалы, что бывает нечасто. Здесь тоже явно присутствует традиционный для этой (конца 80-х или начала 90-х гг. I столетия) эпохи конфликт местной церкви с местной же синагогой. Конфликт был связан с общей изменившейся ситуацией: после катастрофы 70 г., после разгрома Иерусалима и Храма, Церковь и Синагогу больше не связывало ничего, кроме общего прошлого.

Прежде на Церковь евреи смотрели как на часть Синагоги, хотя часть, на взгляд многих, довольно странную, неортодоксальную, проникнутую каким-то непонятным, как считали некоторые, нелепым мессианизмом — но всё же как на часть Синагоги, а значит, как на часть еврейского народа, народа Божия. Теперь на христиан начинали смотреть как на чужаков, которые к этому народу вообще не имели отношения. Конечно, тут было много той религиозности, которая требует единства взглядов, концепций и внешних форм. После катастрофы 70 г. многие отшатнулись от мессианизма вообще и от разного рода движений, казавшихся сомнительными, включая движения мессианские.

Можно было бы сказать, что Синагога в это время становилась более ортодоксальной и в своей ортодоксальности более жёсткой по отношению к тем, к кому раньше она была склонна относиться терпимо. Конечно, такие взгляды и тогда разделяли не все, но многие. Эти люди были готовы отсечь всех, кто не соответствовал их представлениям о том, какой должна быть синагогальная жизнь. Вот они-то и выступали против христиан особенно резко, и тем более резко потому, что христиане широко открывали двери недавним язычникам — такое для религиозных ортодоксов было уже совершенно неприемлемо.

Но, по словам Спасителя, дверь на небо для христиан открыта, и никакие религиозные ортодоксы не смогут её закрыть. Более того: тут вновь звучит упоминание нового имени и тех колонн (столпов), которые поддерживали крышу Иерусалимского Храма. Речь, очевидно, идёт о цели, к которой стремится всякий христианин: войти в Царство, преобразившись и став одной из его духовных опор. В самом деле: новое имя ведь предполагает сущностные изменения самого человека, обновление его жизни и самой его природы.

Для полноценной жизни в Царстве такое обновление абсолютно необходимо, иначе жизнь эта станет просто невозможной. А с другой стороны, всякий, ставший жителем Царства, становится и его опорой. Царство ведь и существует как сложная система взаимодействий между его жителями, как структура связывающих обитателей Царства отношений. Основано оно на отношениях, соединяющих Отца с Сыном, но и все прочие, в нём живущие, добавляют к этому основанию каждый свой камень. Вот поэтому так важен Царству каждый: он ведь, если только он действительно житель Царства, не просто гость, но и строитель, созидающий Царство и его жизнь.

Апостол обращается к Филадельфийской церкви со словами «ты не много имеешь силы». Признание слабости и немощи, тем не менее, не означает, что эта община мало значит или мало делает. Напротив, сохранив верность Христу, Христина получили возможность открыто проповедовать. Видимо, именно об этом говорит фраза «Я отворил пред тобою дверь». Да, Господь отворяет перед каждым дверь в Свое Царство. Но одновременно с этим Он открывает нам дорогу в мир, которому должно быть проповедано Евангелие. И на этом пути у нас нет возможности оправдаться своей слабостью или немощью, так как свидетельство о Христе, это то, к чему призван каждый.

Иисус прямо говорит, что христианам филадельфийской церкви придётся признать собственное поражение. Однако Он обещает защитить их от тех испытаний, которые придут в своё время, тогда, когда это время наступит. На первый взгляд, такое обещание кажется несколько странным: ведь ещё во время Своего земного служения Иисус предупреждал Своих учеников и последователей, что гонения и преследования неизбежны, что они связаны с самой сутью Царства, неизбежно вступающего в конфликт с непреображённым миром, который его не принимает и ему враждебен. И всё же, как видно, ситуация не столь однозначна: ведь гонения гонениям рознь, и мера нанесённого ими урона может быть различной.

Возможно, речь в данном случае идёт о том, что во время гонений, когда многие другие церкви исчезнут, филадельфийская церковь сохранится. И дело тут не в каких-то привилегиях, полученных за особые заслуги. Дело в духовном состоянии общины, которое и определяет её судьбу. Вполне очевидно, что Бог может сохранить любую из Своих церквей, если только на то будет Его воля. Но так же очевидно и то, что сохранять общину имеет смысл лишь в том случае, если само её существование является свидетельством, тем свидетельством жизни Царства, каким и должно быть существование Церкви в целом и каждой конкретной церковной общины. Но, к сожалению, для той исторической церкви, к которой обращается Спаситель через Своего апостола, такое существование оказывается трудно достижимым идеалом, и далеко не каждая церковь ему соответствует. Целью и смыслом существований церковной общины может быть не выживание, духовное или физическое, а свидетельство, и только оно. Тогда и Бог даст своим верным возможность быть свидетелями того Царства, которое принёс в мир посланный Им Мессия.

Обещания тем, кто пройдёт христианский путь до конца, выходят далеко за рамки традиционных представлений о посмертном воздаянии: речь идёт не о рае, а о Престоле славы, который Иисус готов разделить с теми, кто сохранит верность Ему. Но пройти путь и сохранить верность оказывается на так просто, и обращение Иисуса к церкви Лаодикии — тому свидетельство. Причём оказывается, что самым страшным испытанием становятся не гонения и не лишения, а то безразличие, которое описывается словами Спасителя «ты ни холоден, ни горяч».

Казалось бы, человек, который не делает ничего плохого, уже одним этим должен бы быть до известной степени хорош, по крайней мере, по сравнению с тем, кто делает зло. Но вот оказывается, что всё не так просто. В самом деле: что означает быть, условно говоря, «хорошим, как все»? В сущности, это на самом деле означает быть «никаким, как все». Конечно, с точки зрения закона и даже общепринятой общественной морали быть «как все» хорошо.

Это вполне приемлемо, и общество с государством большего от человека в нормальном случае не требуют. Ну, быть может, кроме особых, экстремальных ситуаций, когда для спасения тех самых общества с государством требуется что-нибудь экстраординарное. А вот для Царства «как все» — мало. И даже не потому, что «все» способны как на хорошее, иногда (редко) даже очень хорошее, так и (куда чаще) на плохое и даже очень плохое.

А потому, что в духовном отношении «как все» на деле означает именно «никак». Ведь в духовном отношении «как-то» означает осознанный выбор — даже если выбирающий выбирает зло. Выбор — всегда момент осознания, а значит, и момент истины, хотя мера осознания и полноты истины может быть разной. А «как все», «никак», куда кривая вывезет — это отсутствие выбора. Нежелание выбирать. А значит, и нежелание осознавать.

Даже если человек осознанно выбирает зло (не в смысле какого-то идеального стремления к «чистому злу», а в смысле понимания того, что он выбирает), он всё же делает свой выбор, а значит, живёт хоть сколько-то осознанной жизнью. Но если тот же человек не делает ничего плохого просто потому, что он «как все», а «все» в данный момент ничего особенно плохого не делают, он не выбирает ничего, а значит, ничего и не осознаёт, существуя, так сказать, в режиме автопилота. Такой автоматизм и духовный путь, тем более духовный путь христианина, — вещи несовместимые. Потому-то и лучше быть холодным, если уж не получается быть горячим — лишь бы не оставаться никаким. Ведь быть никаким — прямой путь в никуда.

Сегодня мы читаем послание к Лаодикидийской церкви, которые стало, пожалуй, одни из самых известных текстов Апокалипсиса. Ни холоден, ни горяч – так можно описать наше внутреннее состояние на протяжении почти всей жизни. Мы ничему не отдаемся всем сердцем, мы не злые и не добрые, мы не любим Бога и не боремся с Ним. Именно поэтому, с нами практически невозможно построить близких взаимоотношений. Того, кто ненавидит, например, как Павел, можно встретить на пути в Дамаск и спросить "трудно тебе идти против рожна?". Но того, кто равнодушен, на этом пути не встретишь. И Господь предупреждает нас, что равнодушие, теплохладность, нежелание искать Истину, приводит к тому, что равнодушный не может находится там, где находится Бог. Встреча невозможна, если мы не стремимся к ней.

Со своей стороны, Господь не отступает от нас и непрерывно призывает к Себе. В отличии от начал главы, где Он открывает нам двери в мир, здесь Он Сам стоит у закрытой двери, которую мы можем не открывать. Но можем и открыть.

На первый взгляд, эти слова чрезмерно жёсткими: Господь, в сущности, полностью отвергает целую общину. А причиной такого отвержения становится грех, который, казалось бы, не ведёт ни к каким особенно страшным последствиям: речь идёт о равнодушии, о тех, кого называют «тёпленькими», кто, может быть, и не прочь был бы сделать что-то для церкви, или для ближнего, или хотя бы для углубления собственной духовной жизни, но желание действия слишком слабо, чтобы осуществиться. И человек, как обычно говорят, «в сущности, неплохой», так и остаётся в бездействии, не сделав ничего хорошего. Казалось бы, и плохого такой человек тоже ничего не делает. Ему всё безразлично: и добро, и зло. Нередко такое безразличие связано с самодовольством, которое порождает ощущение собственного богатства, причём не обязательно материального. И всё же такое «безвредное» самодовольное безразличие заслужило в устах Спасителя самой суровой оценки. И дело, как видно, не только в том, что, как иногда говорят, в день Суда с каждого из нас спросят не только за то зло, которое мы сделали, но и за то добро, которого не сделали, хотя и могли сделать. Дело ещё и в том, что самодовольное безразличие полностью парализует волю, отнимает у человека ту духовную силу, которая позволяет ему делать жизненный выбор, в том числе и выбор между добром и злом. А такой паралич, в свою очередь, фактически лишает равнодушного возможности жить духовной жизнью.

Казалось бы, есть грехи куда более страшные, чем безволие. Но любой, даже самый страшный грех предполагает выбор, решимость, поступок, за которыми непременно стоит воля, нередко очень сильная, которую всегда можно использовать и для дел праведности, если только правильно её направить. А самодовольное равнодушие — признак отсутствия воли, при котором невозможно даже обращение: ведь и обращение предполагает выбор, выбор между Богом и чем-то, что мешает идти за Ним. Если же выбирать нечем, то и обратиться невозможно, невозможно пойти за Христом, невозможно жить жизнью Царства. Возможно лишь одно: плыть по течению туда, куда движется испорченный грехом мир. В сторону, от Царства противоположную.

С чего начинается история Царства? С прихода Мессии, Который принёс его в мир? Да, конечно. Но это для мира. А для нас? По слову Спасителя, Царство «внутри нас» и «среди нас» (и оригинальное греческое, и соответствующее ему арамейское выражение допускают оба перевода). Но тогда есть лишь одно место, где история Царства может начаться для нас: наше сердце. Что такое Царство? Новая жизнь? Да, конечно. Обновлённый и преображённый дыханием Божиим мир? Несомненно; придёт день, когда Царство раскроется во всей полноте, и тогда его увидит каждый. И всё же в первую очередь, наверное, Царство — это те отношения, которые связывают нас с Богом, со Христом, с ближними, ведь без них, без этих отношений, не будет ни новой жизни, ни нового мира. А отношения навязать невозможно, их можно только предложить. Даже Бог не может заставить человека Себя любить. Навязать другому можно своё присутствие, если ты сильнее и у тебя для этого достаточно власти. Если бы Бог или посланный Им Мессия хотели бы этого, человеку некуда было бы деться. Но Богу ничего такого не надо, и Христу тоже не надо: ведь Он пришёл не демонстрировать силу, а спасать нас от того греха, в котором лежит мир и мы сами. Тут нужна любовь, которую нельзя навязать, а можно лишь предложить. И потому Спаситель стучит в наше сердце в надежде, что мы откроемся Ему. Откроемся, чтобы история Царства началась и для нас тоже.