Мысли вслух на Рим 8:26-30

Бог любит нас всегда, все время, ни на секунду не останавливаясь. И ничто «не может отлучить нас» от Его любви. Извне - ничто. Никакая другая тварь, ни даже скорбь. Только грех. Грех — может. Мы сами можем. Бог дал нам свободу, в том числе свободу отказаться от Него, от Его любви и прощения. Отец Даниэль-Анж писал: «Грех — это короткое замыкание любви». Мы начинаем противится любви Божией уже когда совершаем грех, мы отделяемся от нее — когда отказываемся просить прощения. Бог может простить все, все, в чем мы покаемся. Он дает нам силы прощать и просить прощения, Он дает нам силы меняться, Он любит нас и всегда принимает нас. Только мы сами можем отвергнуть Его, Он дал нам такую свободу. И тогда мы вбиваем очередной гвоздь в Его открытые нам навстречу руки.

Интересно, что имеет в виду Павел, говоря, что иногда, когда мы сами не знаем, о чём молиться, «Дух ходатайствует за нас»? Можно было бы, конечно, вспомнить опыт, знакомый, наверное, каждому христианину, когда молитва, начатая нами по собственной воле, как бы подхватывается свыше, и мы молимся уже не одни и даже не совсем сами: нас как будто поддерживает и ведёт за собой некая сила, сила дыхания Божия, и мы понимаем тогда, что Бог оказался рядом и мы действительно больше не одни. Но здесь всё же наша молитва, наши отношения с Богом и со Христом. Это ли имеет в виду апостол, или, быть может, нечто большее? Или столь знакомое нам переживание скрывает за собой ещё что-то, о чём мы можем лишь догадываться? Всё Царство пронизано дыханием Божиим; как христиане, как жители Царства, мы не можем его не ощущать. Потому-то, как видно, и переживаем мы иногда это дыхание, как участие Бога в наших молитвах. Но ведь Царство — нечто большее, чем только наши отношения с Богом и со Христом. Конечно, отношения составляют его основу, но у него есть и своя духовная субстанция, которую и образует то самое дыхание Божие, которое впоследствии стали называть Духом и воспринимать, как третью ипостась Троицы. Но такая субстанция, конечно, уже перестаёт быть только субстанцией, подобной субстанциям нашего мира. Ведь она сама по себе полна жизни, полна так, как не бывает ею полна ни одна субстанция непреображённого творения. Она не просто природа, она — живое воплощение Божьей мудрости и Божьей любви. В нашем непреображённом мире природа инертна, она противостоит всякому духовному воздействию, как таковая. В Царстве всё иначе: там природа абсолютно податлива, охотно откликаясь на всякое духовное воздействие. И человек, живущий в Царстве, становится частью этой одухотворённой природы. Его молитва становится не только элементом его духовной жизни, но и частью природы Царства. А тогда и всё Царство может отозваться, особенно, если молящийся вдруг растерялся и не знает, о чём просить дальше. Поговорка о своём доме, где и стены помогают, в данном случае оказывается, как никогда, уместной: в Царстве его жителям действительно помогают не только все, но и всё. И если у нас не хватает слов, дыхание Божие, пронизывающее Царство, говорит за нас. Или, вернее, договаривает то, на что не хватает слов у нас самих.

Павел говорит о христианах как о новом народе Божьем, как о Церкви в её духовном измерении. В раввинистической традиции эпохи Второго Храма существовало представление о том, что народ Божий был задуман Богом ещё до сотворения мира. Отсюда, разумеется, не следует, что судьба каждого родившегося евреем предопределена полностью, от начала и до конца.

Бывали ведь и евреи, изменявшие своему призванию быть Божьими людьми. А с новым народом Божьим ситуация ещё непредсказуемее: ведь христианами не рождаются. Но как духовная реальность, по мысли Павла, Церковь была задумана Богом с самого начала, и всякий, кто в неё входит, оказывается в числе тех, чья жизнь была предопределена, быть может, ещё до сотворения мира.

Он становится частью Божьего плана и Божьего народа. Но в Церковь ещё нужно войти. Пока этого не произошло, человек находится в мире случайностей, где нет ничего предопределённого и ничего определённого, где с каждым может случиться всё, что угодно, и где случайность поверхностному взгляду представляется свободой. Но Бог не лишает человека его свободы, каждый сам волен выбирать, жить ему в мире случайностей или в мире Божьей определённости.

Между тем, разговор о новом народе Божьем, о Церкви, позволяет апостолу поднять вопрос о масштабах того процесса, который мы знаем под именем спасения. И масштабы эти оказываются поистине вселенскими. Не случайно Павел говорит о том, что мы спасены «в надежде»: в самом деле, процесс нашего приобщения к жизни Царства, нашего становления как живой Торы и, соответственно, преображения нашей природы только ещё начался. Он, очевидно, потребует времени, и немалого. Наша земная жизнь может быть лишь началом этого пути.

А сам путь неотделим от процесса преображения всего творения в целом. Оно ведь всё так или иначе пострадало из-за грехопадения, причиной которого стал человек. Поэтому и исправить эту ситуацию можно лишь в комплексе, имея в виду и человека, и всё остальное творение. Но тогда и путь духовного становления человека, его избавления от последствий грехопадения неизбежно должен быть синхронизирован с соответствующей работой, затрагивающей остальную часть творения. А завершится этот путь лишь с возвращением Христа во славе. И сейчас нам остаётся только надеяться, что все, начавшие его, благополучно дойдут до конца.

Воистину, мы спасены в надежде. Надежда поддерживает нас в ситуации конфликта с миром, в трудные моменты жизни. Но на что мы надеемся? Прежде всего, на то, что ничего не случится с нами без воли Отца, надеемся на усыновление в Сыне и на Духа, Который поддержит нас в немощах и наставит в молитве. Словом, уповай на Бога твоего всегда. Если мы будем постоянно помнить об этом, мы скоро убедимся на опыте, что такая надежда не постыжает.

Продолжая тему Царства и духовной цельности человека, Павел обращает внимание на то, что Царство, хотя оно уже и вошло в мир, всё же ещё не раскрылось в нём до конца. А потому и верные ещё не знают Царства во всей его полноте, на которую пока им остаётся лишь надеяться (ст. 24 – 25). Казалось бы, они могут быть спокойны в том, что касается данных им Спасителем обещаний. Согласно общепринятым в те времена среди учёных раввинов представлениям, народ Божий (как и Сам Мессия) был задуман Богом ещё до сотворения Им мира. Павел переносит это представление на Церковь, видя в ней новый народ Божий, а всех принадлежащих к ней он рассматривает как тех, кто по милости Божией оказался частью того замысла, который гарантирует им обретение полноты Царства (ст. 28 – 30).

Если так, то все, кого Бог через Иисуса Христа привёл в Церковь, действительно могут быть спокойны: они вошли в число тех, чей путь был определён Богом уже в начале времён. Но, с другой стороны, пока Царство не раскрылось во всей своей полноте, зло ещё отчасти властвует в мире. Цельности ещё нет, её нет не только в человеческой природе, но и в мироздании вообще, так что до полного преображения мира не только человек, но и всё остальное творение обречено на страдание (ст. 18 – 21). Не случайно апостол, говоря о теле, вновь обращается к понятию «искупления», точнее, выкупа: как раб может обрести свободу лишь в том случае, если его выкупят на свободу, так и тело должно быть «выкуплено», освобождено от той рабской зависимости, в которой его держит грех (ст. 22 – 23).

При таком взгляде на грех он становится уже не только виной, но и бедой человека, который всем сердцем хотел бы обрести Царство во всей полноте, но не может сделать этого до тех пор, пока его не освободит Спаситель, так же, как раб при всём желании не может освободиться от рабства, если его не выкупят. Вошедшие в Церковь и приобщившиеся к Царству получают своего рода аванс, но получают они его не просто так: этот дар становится следствием сделанного ими выбора, после которого страдание оказывается неизбежным постольку, поскольку мир лежит во зле (ст. 17 – 18). Полученный аванс позволяет им приобщиться к Царству уже тогда, когда, казалось бы, они ещё не готовы ни к чему подобному, ведь грех всё ещё гнездится в их природе. Но теперь вся их жизнь в целом определяется уже волей Спасителя и протекает по законам Царства, так что противостояние греху, в котором лежит мир, одновременно становится для них и противостоянием собственному греху. Поэтому и Воскресший уже не осуждает Своих верных за их грехи (ст. 31 – 34). Как видно, отношения человека с Богом и с посланным Им Мессией определяет лишь его собственный выбор, и, если выбор сделан правильно, ничто уже не может оторвать его от Христа и от Царства (ст. 35 – 39). Даже собственный, ещё не до конца изжитый, грех.