Мысли вслух на Мф 6:6

Контекст, в котором сказаны эти слова Спасителя, ясен: Иисус резко возражает против характерной для фарисеев духовности (молитва, милостыня, пост) напоказ. Конечно, и для нас это важно услышать, потому что и нам — ой, как небезразлично, замечают ли люди, какие мы высокодуховные. Но если немного отойти от этого контекста, можно увидеть еще два типичных случая, когда эти слова попадают не в бровь, а в глаз. Один случай — когда мы ограничиваем свою молитвенную жизнь ситуациями общей молитвы. Мы аккуратно посещаем церковные богослужения, другие молитвенные собрания, но личной, интимной молитвы нет. Мы ставим церковь, общину посредником между собой и Богом, отгораживаясь от излишней близости к Нему. Но ведь в любви не может быть посредников и не может быть «излишней» близости! Христос сегодня напоминает нам об этом. Второй вариант - это когда мы настолько заполнены своими личными проблемами, что любую молитвенную ситуацию воспринимаем как повод выложить Богу все эти проблемы сразу. Тогда мы, приходя в церковь, не вслушиваемся в богослужение, не пытаемся молиться вместе со всеми, мы думаем только о своем и просим только о своем, в своем эгоизме разрушая молитвенное единство собрания. И вновь слова Иисуса оказываются подсказкой: есть место для принесения Богу всех наших проблем — это наша личная, «домашняя» молитва. Церковь же созидается нашим совместным предстоянием пред Богом.

Так же, как и показную милостыню, Христос отвергает демонстративное вознесение молитвы и предлагает молящимся затвориться в комнате. Значит ли это, что под Его неодобрение попадает любая молитва в присутствии других людей?

Такой вывод был бы поспешным, ведь Он и сам молился в присутствии множества народа, и ученикам не запрещал. К подлинной, искренней молитве, устремляющей душу на встречу с Богом, слова неодобрения не относятся и не могут относиться. Иное дело — показное благочестие религиозного формализма, превращение публичной молитвы в элемент этикетных норм, лишённый внутреннего горения. Но молитва без веры становится бессмысленной.

Того же сорта и многословие в молитве. Это не значит, что молитва обязана быть короткой, но её сила не зависит от размера. Кто-то сравнил стояние на молитве со стрельбой из лука, требующей концентрации внимания. Молитва может быть продолжительной, но целеустремлённой, поэтому лишние слова могут её ослабить, а то и разрушить.

Нередко из слов Христа о том, что Отец Небесный видит наши нужды ещё до нашего прошения, люди делают вывод, что просить Его не надо, мол, и так даст. Вообще-то Он и в самом деле многое нам дарует независимо от наших просьб. Но печально, если мы смотрим на Него исключительно как на поставщика подарков, уклоняясь от вступления с Ним в отношения, проникнутые чем-то большим.

Для того, чтобы мы лучше это усвоили, Христос дал нам молитву «Отче наш» — образец для нашего молитвословия. Повторять её слова и размышлять над ними мы можем каждый день.

В Нагорной проповеди Господь Иисус Христос решительно отвергает любые проявления «духовности напоказ». Собственно, именно в этом Он обличает фарисеев, и именно это стремление выставить свою духовную жизнь напоказ оказывается наиболее характерным симптомом фарисейства. Господь говорит ученикам, что любые, даже самые серьезные вещи — как молитва и милостыня — теряют смысл, если совершаются не ради Бога. Читая эти слова, мы можем обратить внимание на свое собственное сердце: противостоять фарисейству следует в первую очередь в себе самих.

Господь противопоставляет фарисейскому показному благочестию такую молитву, свидетелем которой оказывается один Бог. Молясь втайне, общаясь с Богом не напоказ, мы находим Самого Бога в такой невероятной близости, какую никто и никогда не мог себе представить. Быть наедине с Богом — удивительный дар Нового завета и удивительное призвание христиан. Когда мы читаем слова Христа о милостыне, о любви к ближним, о служении людям, — важно помнить этот призыв молиться Отцу, Который втайне. Именно это общение с Богом наедине Господь называет камнем, на котором основывается вся жизнь христианина.

Кроме того, нельзя не отметить, что поздние византийские версии Евангелия добавляют лишнее слово: «воздаст тебе явно». В древних рукописях этого слова нет. Значит, воздаяние, скорее всего, заключается не в явном благоденствии (именно его считали обязательным фарисеи). Замечательно и очень важно, что Христос вообще не говорит о том, в чем заключается ответ Бога. Потому что для любви это не имеет значения. Смысл ответа в любви заключен в самом ответе.

Говоря об «исполнении» Торы (Мф 5:17), т.е. о доведении её до полноты, Иисус, очевидно, имеет в виду прежде всего внутреннюю Тору, то духовное состояние человека, без которого дальше внешней религиозности продвинуться невозможно. Но Он не считает полезным для человека отказ от некоторых основных форм религиозной жизни. Ведь формы эти вырабатывались веками именно для того, чтобы помочь человеку установить отношения с Богом и поддерживать их. Иисус призывает к другому: Он напоминает Своим слушателям о том, что религиозная форма не должна становиться самоцелью, что она может и должна оставаться лишь средством для чего-то более важного, что выходит за рамки религиозности: для богообщения. Внутренняя Тора, как бы ни понималась она учёными раввинами евангельских времён, во всяком случае предполагала устойчивые и постоянные отношения с Богом. Спор шёл главным образом о том, как такие отношения установить и как их поддерживать. Иисус, очевидно, считает, что главное здесь — не сосредоточиваться на внешнем. Человек, придающий значение тому, что скажут люди по поводу его религиозной жизни, в сущности, живёт не для Бога, а для людей, мнение окружающих оказывается для него важнее отношений с Богом, оттого он и придаёт чрезмерное значение форме (ст. 1 – 6). Конечно, в таком случае к подобного рода религиозности неизбежно примешивается и тщеславие, но это всё же скорее следствие перенесения внимания с сути (отношений с Богом) на форму (религиозность как таковую). Неудивительно, что при таком смещении акцентов меняется и сам характер молитвы, так, что упор делается не на качество и глубину богообщения, а на количество и внешнюю продолжительность, что характеризуется самим Спасителем как язычество (ст. 7 – 8). Бог не нуждается в том, чтобы мы «информировали» Его о наших нуждах, молитва должна быть не «доведением до сведения», а установлением отношений, интенция здесь выходит на первый план, потому и молитва, которую рекомендует Иисус Своим последователям, содержит минимум слов, но предполагает серьёзность намерения (ст. 9 – 13). В самом деле, всерьёз попросить того, о чём советует просить у Отца Иисус, можно лишь тогда, когда отношения с Отцом станут и глубокими, и ответственными. Это не просто, но без таких отношений в Царство не войти.

У каждого действия должна быть определенная цель, и более того, эта цель достигается: тот, кто любит на показ, чтобы заслужить уважение и почет, легко достигает своей цели — «уже получает награду свою». Тот же, кто любит в тайне, причем даже от себя, настолько, что об этом «не знает левая рука», то есть внутри, в глубине сердца, куда не всегда проникает и собственное сознание человека, тем более получает «воздаяние», то есть, достигает своей цели. И кажется, что Евангелие, радостная весть заключается как раз в этом обещании, что цель будет достигнута, даже если об этом так и не узнает наша левая рука. Христос обещает, что сочувствие, участие в жизни другого человека дойдет до его сердца, что тому, кто ищет Бога, удастся побыть наедине с Ним с своем чулане, за закрытой дверью.

Продолжается логика Нагорной проповеди — логика интериоризации (перенесения извне внутрь) духовной жизни. Подлинные отношения с Богом состоят не в выполнении тех или иных поступков, а во внутренней мотивации этих поступков. Лучше всего, когда эти поступки становятся для нас настолько внутренне естественными, что мы и сами не замечаем их мотивов. Не случайно здесь, как рефрен, повторяется «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Незаметная со стороны милостыня, немногословная молитва без посторонних — вот элементы этой естественности. И Сам Иисус являет пример такой естественности — прямо здесь и сейчас родившуюся молитву «Отче наш», ставшую эталоном для христиан всех поколений. А начинается она с самого естественного для Сына, обращающегося к Отцу, слова «Авва», которое правильнее всего было бы перевести не «Отче» и даже не «Папа», а «Папочка» — такое это детское и нежное обращение.

Говоря о духовной жизни, Иисус выделяет в ней то главное, что составляет её основу: отношения с Богом и с людьми. Говоря о тех, кто «уже получает свою награду», Он, наверное, хочет прежде всего сказать нам, что награда, полученная здесь, в этом мире, по законам этого мира, в нём и останется. Частью Царства она не станет. Нам, наверное, было бы проще думать, что следуя указаниям Спасителя, мы тем самым готовим себе некую иную награду, которая ждёт нас в каком-то другом, лучшем мире, куда мы когда-нибудь придём с тем, чтобы воспользоваться там плодами наших здешних усилий. Но так ли это? Если бы Царство ожидало нас в посмертии, если бы оно было для нашего мира чем-то абсолютно иным, наверное, дело с наградами обстояло бы именно так, как мы привыкли думать. Но ведь после прихода Христа Царство для нас — уже не будущее, а настоящее, если, конечно, мы христиане не только на словах. И наша задача, как христиан — не откладывать запасы на будущее, а укореняться в жизни Царства здесь и теперь. Именно на это и ориентирует нас Иисус. Он призывает нас думать не о том, что скажет о нас здешний, ещё не преображённый, мир, а о том, как скажутся наши молитвы, добрые дела и всё прочее на нашей жизни в Царстве, где на первый план выходят именно отношения, из которых и складывается Царство. И тогда достигнутые нами успехи (наши награды) станут частью нашей новой жизни, той жизни, которая, собственно, и называется христианством.

Приготовление к Посту завершается чтением слов Христа, переданных нам евангелистом Матфеем, о том, что такое пост и молитва. В Нагорной проповеди Господь говорит ученикам, что пост и молитва имеют смысл только втайне от людей. Только когда они становятся событиями твоих глубоко личных отношений с Богом и кроме Бога не видны никому, только в этом случае пост и молитва имеют смысл. Господь предупреждает нас о тонком соблазне «показаться постящимся пред людьми». В это время поста враг наш и в самом деле искушает нас желанием показаться, чтобы окружающие подумали (пусть хотя бы не вслух): «Ах, какой благочестивый, ну прямо святой...». Вот это «Ах!» уничтожает весь смысл поста. Разрывайте сердце ваше, а не одежды ваши, как читали мы в среду у пророка Иоиля.

И еще Господь говорит нам сегодня о молитве: не будьте многословны, как язычники. Ничего не значат ни продолжительность молитвы, ни число сказанных в ней слов. Только движение души к Богу придает молитве ценность. И заканчивается сегодняшнее чтение молитвой «Отче наш». У апостолов был обычай произносить эту молитву трижды в день: утром, днем и вечером. Несомненно, апостолы молились и сверх того, но эти три раза стали для христиан своего рода духовным каркасом, на котором держится весь день — и вся жизнь.

Молитва как высший род общения содержит в себе много разных компонент. Немного условно мы делим их на благодарственные, хвалительные и просительные. Может быть, кто-то даст иную классификацию или предложит другие типы молитвословий, тут ничто не определяет ничего до конца, как неприложима в полной мере никакая схема к живому потоку жизни. Но вот о чем нам напоминает нам сегодняшнее чтение. Господь призывает нас к краткости в молитве, и кажется, на первый взгляд это противоречит всей практике длинных богослужений и пространных молитвенных правил. Противоречило бы, если бы не слова: ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду. То есть, говоря о молитве, Господь имеет в виду только просительную молитву. Почему, если Сам Он так любит молиться по Псалтири, где столько и хвалитности, и иных проявлений духа общения человека с Богом? Нам кажется, это исполнено глубокого смысла и совсем не случайно. Мы порой ставим просительную молитву ниже остальных, нам кажется, что просить что-то значит унижаться, мы привыкли рассчитывать на себя, особенно теперь в нынешнем мире, когда человеку очень много доступно человеческими силами. Но на самом деле, и об этом пишет владыка Антоний митрополит Сурожский, просительная молитва — очень важная молитва, может, она даже важнее прочих, и об этом напоминает нам текст сегодняшнего чтения. Но вот вопрос: как просить, чтобы поднять просительную молитву на такую высоту? Ответ на этот вопрос содержится в том бесценном сокровище, что представляет собой молитва Господня, в которой весьма силен компонент просительности именно в таком высшем понимании. Вспоминается беседа владыки Антония с одной женщиной-атеисткой. Она сказала, что в молитве «Отче наш» она со всем может смириться, кроме слов: «и не введи нас во искушение» — признак слабости, говорит она. И когда мы ставим невысоко просительные молитвы, мы поступаем, как эта женщина. Давайте в эти минуты вспоминать об откровении апостола Павла: «...ибо сила Моя совершается в немощи» (2Кор 12:9).

Сам Бог никогда не навязывает Свою милость. Даже Его пришествие в этот мир оказывается просто рождением земного Младенца. Если мы призваны уподобиться Его совершенству (Мф 5:48), то и наше милосердие и благочестие должны быть не показными и не навязчивыми, но радостным выражением наших сокрытых в сердце отношений с Небесным Отцом.