Мысли вслух на 2 Кор 11:1-15

«О, если бы вы несколько были снисходительны к моему неразумию! Но вы и снисходите ко мне». Эти слова Павла полны горькой иронии или даже сарказма. Ему больно смотреть, как те, кого он «обручил… единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою» (2), подобно Еве, оказываются неспособны устоять перед хитростью змея (см. Быт. 3). Апостол явно называет смуту, постигшую коринфскую общину делом рук служителей сатаны (12-15). Мы не знаем точно, в чем состояло лжеучение, принесенное в Коринф «лукавыми делателями», но, очевидно, оно заключалось в неверности благовестию Павла, а следовательно, и в неверности Иисусу и Духу (4). В этих словах кроется серьезное предостережение для нас: осознаем ли мы, что всякая наша неверность Евангелию является изменой Христу и Святому Духу, живущему в нас, и внушается змеем и его служителями? Можете ли вы вспомнить примеры из своей духовной жизни, когда «снисходительность» уводила вас от Бога? Постараемся постоянно помнить о нашем призвании — быть «чистою девою» Христа.

Это отступничество тем более огорчает Павла, что он служил Коринфянам бескорыстно. Он свидетельствует перед Богом о своей любви к ним (11). Наша верность — лучшая награда для тех, кто, любя нас, служит нам ради Христа.

Для Павла христианство — прежде всего свидетельство, если уж говорить о словах, и когда слова используются просто так, в споре ради самого спора, или в споре ради самоутверждения, для апостола такие споры равнозначны лжесвидетельству. По-видимому, адресаты его послания в Коринфе не воспринимали ситуацию так однозначно.

Им казалось, что христианство — это не только Христос и Царство, но и ещё что-то, будь то какая-то новая теология, или новая мораль, или ещё что-то такое новое, о чём можно спорить и дискутировать. Причём дискуссии велись на полном серьёзе и порой весьма горячо — предполагалось ведь, что тут решаются фундаментальные вопросы духовной жизни, без ответа на которые христианство немыслимо. На деле же оказывалось, что спорили о вещах второстепенных, а во время спора постепенно забывали о его предмете, всё больше стараясь утвердить себя и свою точку зрения. Апостол же пытается вернуть спорщиков к реальности.

В самом деле: разве кто-то из них, принимая Христа и переживая опыт присутствия дыхания Царства в своей жизни, нуждался в чём-то ещё? Разве тогда им нужны были ещё какие-то доктрины, какое-то богословие, вообще что-то помимо Христа и Царства? А если нет, то почему теперь всё это стало для них настолько «актуально», что ради споров о второстепенных по сути вещах они забывают главное? Или они услышали какое-то другое, новое благовествование, помимо того, которое слышали от Павла и от других апостолов?

Дело ведь не в том, говорит Павел, что он не умеет спорить, что он не мог бы поучаствовать в спорах и диспутах, ставших столь популярными в Коринфской церкви. Но сделать так означает признать важность и ценность того, что совсем не важно и не имеет большой ценности. Это означает признать апостолами тех, кто претендует на апостольство, по сути не являясь апостолом, но пытаясь изображать из себя Божьих служителей, будучи лишь любителями поспорить на темы, не имеющие прямого отношения к духовной жизни.

Начать спорить с такими спорщиками на их уровне означает засвидетельствовать им самим и всем окружающим, что их споры заслуживают внимания и важны для духовной жизни, а за ними самим признать служение, равное апостольскому — служение, о котором они и понятия не имеют. Разумеется, на это Павел пойти не мог и в споры с любителями поспорить вступать не собирался.