Мысли вслух на Песн 2:8-14

Книгу Песни Песней в истории и Синагоги, и Церкви интерпретировали очень по-разному. В женихе видели Бога или Мессию, а в невесте — народ Божий или Церковь. Аллегория стала основой при интерпретации Песни Песней. Конечно, все понимали, что перед нами один из прекраснейших образцов любовной лирики, но почти никто не допускал даже мысли о её уместности в Библии, особенно в Средние века. Да и в Новое время было не намного лучше, особенно там, где решающую роль играли строгие пуританские традиции с их порой неумеренным морализмом. Для моралиста любовь если и допустима, то только как нечто высшее и бестелесное. Ничего плотского в ней не должно быть, иначе Богу такая любовь угодной не будет.

Бог между тем заповедал людям «плодиться и размножаться» ещё до грехопадения, не видя, судя по всему, ничего плохого в плотской любви самой по себе. При одном, правда условии: она должна быть частью той полноты отношений, которые связывают супругов между собой. И при этом частью отнюдь не определяющей. Но тут нет ничего специфического: ведь, по замыслу Бога, природная составляющая вообще не должна была определять качество жизни человека. Его должно было определять то Божье «дыхание жизни», которое Бог вдувает человеку в ноздри при сотворении. А природа должна была быть лишь одним из элементов этой данной Богом человеку жизни.

Важным, но отнюдь не главным. Неудивительно, что и в зарождении новой человеческой жизни человеческая природа должна была, по замыслу Божьему, участвовать. Участвовать ровно настолько, насколько она вообще участвует в человеческой жизни. Не больше и не меньше. Но, уж конечно, в этой жизни не преобладать, определяя её и затмевая собой всё остальное.

Если же отношения между мужчиной и женщиной именно таковы, то они действительно могут быть моделью для отношений человека с Богом, или отношений с Ним Его народа, или отношений Христа и Церкви. Ведь любовь одна, её духовное пространство едино. И если именно духовная составляющая оказывается определяющей, то и природа перестаёт быть низменной. Она может оказаться таковой, если станет преобладать в жизни двоих, превращая их в животных.

В животных, которыми они никогда не смогут стать потому, что Бог их такими не задумал. И красота которых, так же, как и их естественность, останется поэтому для них недостижимой. Позволяя природе торжествовать над духом, человек не становится животным, он становится грешным человеком. Но отношения как таковые тут не при чём, они лишь создают пространство общения. Которое можно заполнить чем угодно: от дыхания Божия до животных порывов. И только от наполнения зависит, станут ли они образом публичного дома или прообразом Царства.

Как в иудейской, так и в христианской традиции Песнь Песней чаще всего трактуется как аллегорическая поэма о любви между Богом и Его народом — Израилем или Церковью. Иногда говорят, что это песнь любви Бога и человеческой души. И хотя буквальное понимание Песни Песней как поэмы о человеческой любви никто не отменял, в чтениях Церкви всё-таки важно именно символическое понимание. Сейчас, в конце Адвента, мы читаем отрывок, в котором невеста слышит голос жениха. Душа слышит голос Бога. И Он призывает проснуться, встать. Кончается время зимы — время ожидания. Господь близко. И душа узнаёт Его голос, голос, который невозможно перепутать ни с каким другим.

Для тех, чьё понимание духовной жизни сводится к нормативной религиозности, эта часть Библии выпадает из центра внимания, ведь она не вписывается в стерилизованные представления о том, каким должно быть Слово Божие. Смущение откровенными образами обычно пытались преодолеть, истолковывая книгу символически, и в её образах действительно скрыто иносказание. И всё же случайно ли иносказание выражено в образах земной любви? Не потому ли, что она — ценность в глазах Того, Кто сотворил влюбленных?

Диалог жениха и невесты можно понимать как образное выражение взаимоотношений Бога и избранного Им народа, но если в ветхозаветном повествовании каждая верующая душа способна увидеть прообраз своего предстояния перед Богом, собственных подъёмов и падений, то и здесь каждый из нас оказывается похожим на невесту, ищущую Того, Кто говорил о Себе как о Женихе (Мф. 9:15, да и другие места).

Поначалу невеста вынуждена стеречь чужой виноградник, она оторвана от своего, обладание которым невозможно без жениха. Она не знает, где её избранник, но направляется на поиски, и обязательно встретит его: неизвестный избранник уже идёт ей навстречу.

Душа опасается своего несовершенства ("я смугла"), но любящий видит скрытую красоту.