Мысли вслух на Евр 4:1-5

И действительно есть шансы опоздать. Не случайно сегоднящнее чтение предостерегает нас... Ведь ветхозаветным людям было возвещено Слово Божие — однако Господь говорит в псалме, который Павел цитировал в предыдущей главе, что «народ, заблуждающийся сердцем», не может войти в покой Его. В плане информации у нас всё в порядке, даже лучше, чем было у народа Израилева. А вот как насчёт сердца? Ведь принять слово теоретически и принять его сердцем — вещи разные... Тем более разные вещи — принять истину в теории и Живую Истину, Самого Бога, в сердце... Вот об этом и говорит нам сегодня Церковь через это чтение. Пока ещё остаётся обетование, или, как мы читали вчера, пока есть время — попросим у Бога благодати обращения и откроем сердце Ему.

Как видно, мистический мессианизм, распространявшийся в околоцерковной среде после 70 г., мало или вообще никак не соотносился со священной историей. В самом деле, если Царство никак не связано с нашим миром, если оно торжествует в каком-то ином измерении, какое отношение могут иметь к этому торжеству события исторические, хотя бы речь шла и об истории народа Божия? В таком контексте восприятие ветхозаветных событий неизбежно должно было измениться: они, как видно, начинали восприниматься как нечто, не имеющее отношения к мессианской истории и завершившееся давно, задолго до прихода в мир Спасителя. Нечто подобное, очевидно, произошло и с образом земли обетованной, который и в яхвистской, и в ранней иудейской традиции был связан с образом мессианского Царства: теперь он воспринимался, лишь как сугубо историческая реалия, а выражение «войти в покой Божий», также имевшее мессианский смысл, стало обозначать лишь переселение евреев в Палестину, где они и осели, перестав быть кочевым народом.

Автор же послания справедливо указывает, что тот покой, о котором говорит св. Писание, не означает одного лишь оседания на землю и прекращения странствований, что речь идёт о качественно новом духовном состоянии, которое не достигается одним завоеванием земли; потому-то он и уверен, что мессианский смысл выражения «войти в покой» отнюдь не утрачен, что войти туда можно и теперь, когда со времён завоевания евреями обещанной Богом земли прошло более тысячелетия. И он призывает своих читателей не терять этого главного для духовной жизни смысла (ст. 1 – 3). Для автора послания история спасения отнюдь не завершена, какой она, быть может, казалась сторонникам мистического мессианизма. В ветхозаветных текстах он находит указания на эту незавершённость, указания, тем более драгоценные, что они предполагали торжество Царства здесь, в нашем, преображающемся, но ещё не преображённом мире (ст. 4 – 7). История спасения началась, но отнюдь ещё не закончилась, и те, кто не успел прежде, могут ещё успеть стать её частью. Но время коротко, и с этим лучше не тянуть: ведь может случиться и так, что очередной призыв Божий действительно окажется последним (ст. 8 – 11). Так автор послания напоминает своим читателям о главном: о Царстве, которое приблизилось и наступает, наступает не где-то в иных мирах, а здесь и теперь.

Ожесточение сердца – страшный недуг, который часто поражает человека, сталкивающегося с Богом. Этот важный момент очень часто используется для того, что бы предъявить страшный счет, который каждый человек — верующий, неверующий, атеист — несет в себе, чтоб в нужный момент огласить весь список. Этот черный список всегда перед нами и, встречаясь с Богом лицом к лицу, каждому приходится делать очень тяжелый выбор – оправдать Бога или оправдать себя: если Бог благ, то виноват я - но я-то не могу быть виновен! Ради того, чтобы остаться чистеньким в своих собственных глазах, легче признать, что во всем происходящем в мире виновен Бог. Ради этого человек готов отказаться от всего - даже от жизни, которую предлагает ему Бог.

Вопрос о том, как жить после катастрофы 70 г., стоял одинаково остро перед всяким евреем той эпохи, будь он ортодоксом или мессианистом-христианином. Рассуждение о шаббате как о времени пребывания в Божьем покое было своего рода ответом автора послания на этот вопрос, притом ответом христианским. В самом деле: седьмой день библейской Поэмы творения — день покоя, день, когда Бог уже не творит, а мир пребывает в тишине Божьего присутствия. Конечно, понятый так шаббат имеет и личностное измерение, он становится временем пребывания в той внутренней тишине, которая знакома каждому, у кого есть опыт реального, живого богообщения. Но автор послания, говоря о покое шаббата, имеет в виду не только внутреннюю тишину.

Он воспринимает седьмой день как реальность космического масштаба. Седьмой день, день покоя — это то самое время, когда история уже закончилась, а Мессия ещё не вернулся. Вот в такое время и пришлось жить ему самому и его современникам. Но покой шаббата не предполагает внешней активности. Тут нужны внутренняя тишина и сосредоточенность, а не лихорадочные поиски чего-то такого, что может, подобно волшебной палочке, разом дать ответы на все вопросы и решение всех проблем.

Для христиан покой шаббата был неотделим от общения со Христом, шаббат без Христа был для них немыслим потому, что в нём не было бы той полноты Царства, которая для всякого христианина является целью и смыслом жизни. Войти в покой шаббата означало для христианина войти в то пространство отношений Отца и Сына, которое было духовным стержнем Царства и внутри которого пребывала Церковь как то тело Христово, о котором говорит в своих посланиях Павел. И вот теперь, по словам автора послания, как раз наступило время такого покоя — во вселенском, космическом масштабе.

И каждый христианин оказывался теперь перед выбором: или войти в этот покой, войти в то пространство, где Христос и Царство, ожидая момента окончательного завершения истории и возвращения Мессии во славе, или лихорадочно искать чего-то на стороне, недоумевая, почему не происходит того, чего они так ждут и никак не могут дождаться. В самом деле: покой шаббата ведь всегда воспринимался ещё и как ожидание — ожидание Бога, Который приходит тогда, когда наступает время Ему прийти. И тут важно уметь ждать и иметь терпение дождаться — иначе весь пройденный прежде путь может оказаться бессмысленным. Вот об этом — но в контексте конкретной ситуации — и напоминает автор послания своим читателям.