Мысли вслух на Мк 10:23-32

Как бы уточняя Свои прежние слова, Иисус говорит: трудно надеющемуся на богатство войти в Царство Небесное. Казалось бы, в этих словах звучит надежда: ведь можно быть богатым, полагаясь не на то, что имеешь, а на Бога. Но на деле всё оказывается куда сложнее. Ученики в ужасе: они уверены, что Царства им не видать. Решительнее всех, как часто бывало, оказывается Пётр: он задаёт Учителю вопрос, который хотели, но боялись задать все. Он говорит Иисусу: вот, мы оставили всё и пошли за тобой. Этого мало? Нужно что-то ещё? Что мы получим, сделав то, что сделали? Кто мы: богачи или бедняки? На что мы надеемся? Такие вопросы задают обычно тогда, когда происходит нечто непонятное. Так оно и было: апостолы действительно не понимали почти ничего. Они доверяли Учителю, но всегда понимали Его с трудом. А теперь начинался самый настоящий театр абсурда, за которым уже просматривалось нечто настолько ужасное, что апостолы цепенели от одной мысли об этом ужасе. Иисус же указывает им единственный выход: смотреть лишь на Царство, жить только им, постоянно пребывать в нём. На вопрос: что нам будет? Он отвечает: не будет, а есть, уже здесь и сейчас. А впереди вас ждёт нечто ещё более радостное. А если не увидите, не сумеете принять здесь и теперь, никакого «потом» не будет. Ведь Царство уже приблизилось. И войти в него надо сейчас, не откладывая на потом.

«Многие же будут первые последними, и последние первыми» Что значат эти слова? Почему это должно быть так? Мы привыкли к подобного рода словам и нас уже ничто в них не удивляет? Понятно, что последним самым бедным и несчастным должно по справедливости воздастся в ином мире и честью и властью. Но, как мы ни раз говорили уже с вами, такая логика не выходит за пределы логики коммунистов: «кто был ничем, тот станет всем». И нельзя даже помыслить, чтобы соединить эту душегубительную силу с учением нашего Господа. В позднесоветские времена ходил такой анекдот: в 17-ом году старая княгиня выглядывает из окна и спрашивает у проходящего мимо человека, что там за шум, что происходит. Человек ей отвечает, что это красноармейцы хотят, чтобы не было богатых. Странно, отвечает она, мой дед хотел, чтобы не было бедных. Так вот эта логика перетряхивания мира вверх тормашками, которой служили большевики, не имеет ничего общего с учением Господа нашего, который есть Бог доброты неизреченной, а есть всего лишь злая на него пародия. И вот попробуем подумать, что же все-таки обозначают эти слова: Многие же будут первые последними, и последние первыми. Представим себе картину: группа бегунов на старте. Дают сигнал и все начинают бег. Кто-то вырывается вперед, а кто-то отстает. И вдруг дают сигнал бежать обратно к старту: кто прибежит первым? Очевидно последние. И вот это движение возврата видится нам как покаяние, ибо «метанойа» есть поворот, возврат. Пусть это всего лишь образ. Но почему не могло быть, что Господь именно это хотел сказать? Вспомним 84 псалом: оставил еси вся беззакония людей Твоих покрыл еси вся грехи их возвратился еси от гнева ярости Твоея возврати нас Боже спасений наших (и такая же ситуация скажем в Вульгате, где дважды звучит это conversus – converte, что пропало в синодальном переводе, где стоит отвратил — восстанови). Все это представляется нам неким пусть не слишком весомым, но все-таки аргументом в пользу нашего образа для сегодняшних слов Господа, пусть мы и разошлись несколько с использованием этого образа апостолом Павлом.

Путь апостолов за Христом не был лёгким. И не потому, что они знали, что ждало Его и их впереди, а как раз именно потому, что не знали. Разумеется, после исповедания Петра никто из них не сомневался в том, что Иисус — Тот Самый обещанный Богом Мессия, Которого так ждал народ Божий.

Но действовал-то этот Мессия как-то совершенно загадочно и непонятно. Апостолы были людьми своего времени, от Мессии они ожидали того же, чего и большинство их современников: Он должен был начать мессианскую войну с язычниками, а значит с Римом, победить в этой войне, восстановить (фактически, создав заново) сильное еврейское государство, основанное на законах Торы, и стать царём этого государства.

Если бы Иисус действовал так или хотя бы собирался действовать, апостолам всё было бы понятно. Конечно, мессианское восстание и война, которая за ним неизбежно должна была последовать, не пугать не могли. Но к этому апостолы были готовы, перспектива войны как таковая их бы вряд ли привела в ужас. Ужасало их другое: то, что Иисус как раз не собирался делать ничего из того, чего они от Него ожидали. Более того: Он всё чаще заговаривал с ними о смерти, которая Его ждёт. А это было уже совсем непонятно.

Конечно, в пророческих книгах образ страдающего Мессии присутствует, и все о нём прекрасно знали. Но образ этот интерпретировали обычно в том смысле, что пострадать Мессии, возможно, придётся как раз во время мессианской войны, и мера Его страданий будет зависеть от греховности и нечистоты тех, кто окажется рядом с Ним. Но о смерти Мессии никто не думал и не говорил. Предполагалось, что после всех страданий Мессия в конце концов выйдет из войны победителем и станет наконец Царём Своего Царства, которое, впрочем, воспринималось, как явление вполне земное.

Если бы Мессия умер, это было бы совершенно немыслимой вселенской катастрофой: ведь тогда оказалось бы, что Божий план избавления нарда и созидания Божьего Царства рухнул. А Иисус между тем снова и снова говорит о том, что в Иерусалим Он идёт не на победу и не на торжество, а на смерть. Было от чего Его ученикам прийти в ужас. Но они всё же идут за Ним: ведь другой дороги для них больше нет. Идут в неизвестность вслед за Учителем.

Вопрос о первенстве периодически всплывал в разговорах учеников между собой, всплывал вновь и вновь. Они, несомненно, пока ещё представляли себе Царство вполне земным, а во всяком земном государстве, даже Богом установленном, есть царь и есть приближённые. Царём они, само собой разумеется, видели своего Учителя — они ведь не сомневались в Его мессианстве, — но кто окажется в числе приближённых? Все двенадцать, это понятно, но ведь кто-то окажется в числе самых близких, кто-то сядет по правую сторону от Царя, а кто-то по левую?

Так было во все времена и во всех государствах, и апостолы просто не могли пока ещё представить себе Царство как-то иначе. Особенно замечательны эти разговоры на фоне рассказа Иисуса о предстоящих Ему страданиях и смерти. Ученики, кажется, не замечают слов Учителя — хотя на самом деле они просто не слышат Его, как нередко не слышит человек того, что не вмещается в его сознание. Иисус же снова и снова пытается им объяснить, что в Царстве, которое вошло в мир вместе с Ним, всё не так, как в земных царствах падшего мира.

Он прямо говорит ученикам: в падшем мире правители стремятся к власти прежде всего, притом к власти не столько над телами, сколько над душами тех, кем хотят править. Власть в падшем мире — способ заполучить себе других людей, их жизни, их души с тем, чтобы потом они принадлежали властителю, а тот мог бы распоряжаться ими по своему усмотрению — так же, как волен всякий распоряжаться собой, своей душой и своей жизнью. Царство устроено иначе, там вопрос власти (вернее, того, что соответствует там понятию власти в земном смысле) — это вопрос служения.

Насколько человек готов быть всем рабом, столько у него и власти (в особенном смысле слова, в том смысле, в каком оно применимо к отношениям Царства). Речь тут идёт о рабстве в том патриархальном виде, в каком оно существовало у евреев, когда раб был фактически членом семьи, но бесправным. Раб ни на что в доме не претендовал, но он жил в нём и пользовался в доме всем, чем пользовались другие члены семьи. В некоторых случаях он мог даже наследовать хозяину дома.

Работал же домашний раб так, как всегда работали рабы, не считаясь и не требуя платы. Зато он и получал столько, сколько ему было нужно: у него ведь не было фиксированного заработка. Вот такая позиция по отношению к другим и адекватна с точки зрения тех отношений, которые связывают между собой жителей Царства. В падшем мире ничего подобного, разумеется, быть не может, но Иисус ориентирует учеников именно на отношения Царства, по крайней мере, когда дело касается отношений их с Ним и друг с другом.

Насколько ученики Христа понимали Его слова о Кресте, навсегда останется для нас загадкой. Весьма возможно, что в них теплилась некоторая надежда на то, что Учитель говорит притчами и предсказание Его исполнится не буквально. Быть может, этим объясняется разительный контраст между словами Христа о смерти и воскресении и просьбой сыновей Зеведеевых. Ведь только ожидая воцарения Христа во славе, можно было просить у Него высоких мест рядом с Ним. «Не знаете, чего просите», — эти слова Христа подчеркивают глубину человеческого непонимания замысла Божьего. Тем более неуместным дерзновением выглядят слова сыновей Зеведеевых о том, что они могут пить чашу Христа и креститься Его крещением.

В ответе Христа выделяются две важнейшие вещи. Во-первых, Он говорит: «Будете пить чашу, которую Я пью». Для человека было бы естественно обличить братьев в превозношении: кто из людей может это? Но Господь говорит: будете. Дальнейшие слова Его о том, что желающий быть первым среди Его учеников должен быть всем рабом, ставят все на свои места. Не близость к трону является главным даром Христа ученикам, но именно чаша Его, возможность следовать за Ним по Его Крестному пути. Поэтому он говорит сыновьям Зеведеевым, что «высота положения» не должна быть их целью. Он открывает им возможность обрести близость к Богу, не приобретая никакого внешнего величия. Это исключительно важное откровение, относящееся к любому из Его учеников.

Апостолы всё же плохо представляли себе, что такое Царство, которое принёс в мир их Учитель, если они задавали ему вопросы о том, кому в этом Царстве предстоит занять почётные места рядом с Ним. Вероятно, для них оно было реальностью нашего мира, хотя и необычной. Быть может, они думали, что речь идёт о земном государстве, которое, однако, будет полно знамений и чудес Божиих, совершаемых их Учителем, Который, наконец-то, с помощью Божией займёт полагающееся Ему место. А вопрос о чаше и об омовении («крещении») они, скорее всего, поняли в том смысле, что прежде торжества им всем предстоит долгая борьба и на долю каждого выпадет немало страданий, что, в общем, вполне соответствовало общепринятым тогда мессианским представлениям. Однако Иисус принимает их готовность, говоря им, что им придётся пить одну с Ним чашу и омыться одним с Ним омовением, не вдаваясь в подробности и не пытаясь ничего им объяснить. Как видно, Он понимал, что в тот момент всякие объяснения были бесполезны: ученики всё равно бы Его не поняли, как не понимали они Его до сих пор. Но о том, что в Его Царстве всё не так, как в царствах земных, Иисус Своим ученикам говорит сразу же, как видно, с тем, чтобы на этот счёт у них с самого начала не было никаких иллюзий. Как видно, внутреннюю готовность не властвовать, а служить Он считает тем духовным основанием, без которого ни о какой жизни в Царстве не может быть и речи. А вот подробности устройства Царства, как видно, Он считает не столь важными: если ученики и не понимают их сейчас, то поймут позже, приобретя соответствующий духовный опыт. Так Спаситель Сам расставляет приоритеты в том, что касается духовной жизни: вначале то, без чего в Царство не войти, а уже потом, по мере накопления духовного опыта, всё остальное.

Часто, когда мы читаем о ком-то, то невольно применяем ситуацию к себе: а мог бы я так поступить, такое сказать или сделать. И когда мы ставим себя на место братьев Зеведеевых, большинству из нас, наверное, кажется, что это точно не про нас. Мы знаем, что Иисус наш Господь, мы уже находимся в поле этой «mysterium tremendum» («вызывающей трепет тайны» - Рудольф Отто), и это не дает нам обращаться к Нему столь дерзновенно. Но чтобы понять, что несет в себе поступок братьев, надо попытаться отринуть на какое-то мгновенье это чувство. Мы сразу выносим вердикт: они хотели власти и почета. А может быть нет? Может быть, они просто хотели помогать Иисусу самым непосредственным, прямым образом, стать Его правой и левой рукой? А теперь оборотимся на себя. Разве нет у нас такого желания максимально преуспеть в своей духовности, чтобы стать как можно более праведным, как можно ближе стать ко святым, своего рода амбиция, дерзновенный порыв, стать орудием Божественного промысла в этом мире. И тогда мы какой-то невообразимой энергией кидаемся на тех, кому плохо, изо всех сил стараясь им помочь. Но вот тут нас и ждет та самая опасность, о которой говорит нам сегодня Господь. Творить Божьи дела может тот, «кому уготовано». А мы должны смиренно и спокойно делать все, что мы можем, понимая, что если и будет какая-то иерархия в Царствии Божием, мы займем в ней последнее место.

Судя по всему слова Иисуса о кресте, который нужно взять (то есть подобно приговоренному на казнь взвалить себе на плечи перекладину, которую прибивали к столбу, служившему для казни через распятие) и о Своей гибели привели учеников в полное замешательство. Они, как говорит евангелист, «были в тревоге», а временами их охватывал ужас. Но почему с ними такое происходило? Разве не были они готовы умереть за своего Наставника и Лидера? Разве не предвещали уже самые ранние столкновения с книжниками, иродианами и даже фарисеями, вполне прогнозируемые преследования Иисуса и Его единомышленников?

Однако дело здесь было, видимо, ни в трусости и ни в разрушении иллюзий относительно предстоящей борьбы с коррумпированной и антинародной властью. В полное отчаяние их приводил принципиальный отказ Иисуса, перед лицом теперь уже реальной угрозы быть уничтоженным государственной машиной, от силовых методов и вообще от какой-либо самозащиты. И действительно, в словах и действиях Иисуса в последние недели жизни поражает эта обреченное стремление к гибели и одновременно абсолютная убежденность, что иначе действовать просто невозможно. Он целиком был захвачен силой Бога и, в конце концов, осуществил Свою миссию, Свое предназначение. Пошел для этого до конца, вопреки всему...

И как мелко и нелепо на этом фоне выглядят просьбы учеников о каких-то привилегиях и почестях в Царстве Божием. При чем оказывается неважно, понимали ли они его по земному или как-то духовно (что тоже не исключено). Ведь христианство это вовсе не зарабатывание заслуг и не вырабатывания в себе особенных сверхъестественных качеств. Христианство, то есть следование за Христом – это жизнь согласно призванию, творческая реализация каждым христианином своего уникального предназначения, подчас вопреки всему, и не редко с опасностью для жизни. И все это не ради «небесного» блаженства, наград, титулов, а с целью уже здесь и сейчас обрести гармонию с собой и счастье единения с людьми и Богом – в радостном взаимообогащении и жертвенном расточении себя.

Сегодняшний отрывок вновь возвращает нас к теме Царства Божия и того, как складываются в этом Царстве отношения между людьми. Интересно, что события разворачиваются здесь по дороге в Иерусалим, и Сам Иисус снова, уже, очевидно, достаточно подробно рассказывает о том, что предстоит Ему в Иерусалиме (ст.32–34). Между тем, ученики Иисуса начинают уже делить места в Царстве Божием (ст.35–37). Они, очевидно, не понимают ещё до конца, каким путём входят в это Царство (ст.38– 39). И Иисус тут же объясняет Своим ученикам, насколько отличается Царство Божие от любого земного царства (ст.42–45). Он снова, как уже бывало, обращает их внимание на то, что отношения между людьми в Царстве Божием совершенно не похожи на отношения их в этом мире: то, что для любого земного царства было бы абсурдом, для Царства Божия — норма. И абсурд, с точки зрения законов этого мира, заключается не только в том, что в Царстве Божием вовсе не нужно стремиться к первенству, чтобы стать главным, но ещё и в том, что здесь вообще нет никаких заранее известных способов, которые гарантировали бы результат (ст.40). Можно быть «первым» во всём, включая служение, можно пройти путём Христа до конца, но первого места в Царстве Божием не гарантирует даже это. По-видимому, в отличие от земного царства, где занять первое место — это почётное право для особо заслуженных, первое место в Царстве Божием — это что-то совсем другое, настолько другое, что его значение вообще невозможно измерить привычными нам мерками и описать привычными нам понятиями.

«Восходя в Иерусалим», Иисус снова говорит о Своих страданиях и о Своем воскресении; до сих пор ученики не понимали Его слов, а Петр даже спорил с Ним. Теперь Он описывает все, что должно с Ним произойти. Ученики ужасаются; но поняли ли они теперь слова Учителя?

Иаков и Иоанн просят, чтобы Иисус дал им самые почетные места в Его Царстве. По обычаям того времени, по правую руку от царя сидел его первый советник; место по левую руку считалось вторым по значению. Христос отвечает братьям: «Не знаете, чего просите», - и предлагает им разделить с Ним чашу страданий. Это и произошло с братьями — Иоанн претерпел гонения (см. Откр. 1:9), а его брат Иаков был убит (Деян. 12:2).

Желая восстановить мир между учениками, Христос открывает им, что подобные просьбы не имеют смысла — в Царстве Божием нет властной пирамиды, которая существует во всяком земном царстве, нет господства в привычном смысле. Кто больше в Царстве Божием? Тот, кто больше служит. А больше всех служит Сам Царь (ср. Фил. 2:7).

Возможно, для контраста Евангелист Марк рассказывает о просьбе слепого Вартимея, на которую Господь откликнулся чудом исцеления. В чем проявилась вера Вартимея? Он именует Иисуса мессианским титулом «Сын Давидов» (такое обращение не всем понравилось — многие велят слепому замолчать). Идя к Иисусу, он сбрасывает верхнюю одежду — если бы он остался слепым, то никогда бы ее не нашел! Наконец, прозрев, он идет за Иисусом.

Господь откликнулся на прошение слепого Вартимея, но отверг просьбу двух Своих учеников. Зададимся вопросом: «На что похожи мои молитвы?» Может быть, и мне Иисус говорит: «Не знаешь, чего просишь»?

С человеческой точки зрения, всякий риск должен быть оправдан. Конечно, ученики оставили не такое богатство, какое было у благочестивого юноши, но все равно, Петр спрашивает Господа о награде. И в самом деле: ради чего они терпят лишения, скитаются вместе с Ним по стране, ради чего им идти за Ним на крест (слова «Возьми свой крест» могли быть ими поняты только буквально)? Наверное, вполне они осознают ответ на этот вопрос только после Воскресения и Пятидесятницы, когда они сами всем своим существом увидят, ощутят неизмеримое богатство Божьей жизни, которое будет им дано. Мы тоже (кто-то реже, кто-то чаще) задаем тот же вопрос: ради чего? Христианство становится невыносимо тяжелым и душным, когда превращается в голую систему моральных запретов, идеологических предписаний и догм. Только жизнь Духа, только радость молитвы приносят нам осознание того, как много мы получаем уже здесь, «среди гонений», еще находясь на пути к Царству.

Сегодняшний отрывок посвящён теме богатства и того, насколько трудно богатому войти в Царство Божие. Впрочем, точнее было бы сказать, что приведённый евангелистом эпизод связан не столько с вопросом о богатстве, сколько с вопросом о бедности. Особенно замечательно, что словам Иисуса о трудности для богатого войти в Царство ужасаются даже Его собственные ученики, которым, казалось бы, уже нечего было бояться: ведь они оставили всё, что имели, и пошли за Иисусом, как и говорит об этом Пётр (ст.23–28). Видимо, говоря о бедности, Иисус имеет в виду не только материальное богатство, и Его ученики это хорошо понимают. Да и разговор с богатым юношей начинается вовсе не с вопроса об имуществе, а с вопроса о соблюдении заповедей, известных уже из ветхозаветных книг (ст.19–20). И лишь после того, как юноша захотел чего-то большего, что позволит ему скорее достичь совершенства, речь зашла о его имуществе (ст.21–22). Вообще, в евангельские времена существовали такие религиозные общины, члены которых, вступая в общину, жертвовали туда и всё своё имущество, полагаясь впоследствии лишь на поддержку той общины, в которую вступили. Такой же была и апостольская община: члены её тоже, очевидно, не имели своего имущества, получая содержание из общинной кассы. И всё же апостолы, решившиеся на то, на что не решился богатый юноша, чувствуют, что слова Иисуса о богатстве относятся и к ним тоже. Быть может, они поняли то, что Иисус сказал о надеющихся на богатство (ст.24–25): им стало ясно, что нужно оставить всякую надежду на что бы то ни было в этом мире, иначе в Царство Божие придётся протискиваться, как навьюченному верблюду через «игольные уши» (так называли в Иерусалиме специальный узкий и извилистый проход в городских воротах, сквозь который такое сравнительно крупное животное, как верблюд, проходило с большим трудом, протискиваясь между стен). И ещё они поняли, что жить так человеку не по силам (ст.26). Иисус не стал их в этом разубеждать; Он лишь заметил, что то, чего человек не может сделать сам, может сделать для него Бог, если только человек этого захочет (ст.27).

Евангелисты сообщают, что собеседник Иисуса был не только богат, но также молод (Мф. 19:20) и влиятелен («из начальствующих», Лк. 18:18). Но этот блестящий молодой человек не имеет покоя. Один вопрос мучает его — и он задает его Учителю.

Иисус знает, что Его ответ не обрадует юношу. Поэтому Он как бы говорит собеседнику: «Ты действительно считаешь Меня благим? Тогда прими Мое слово — благое слово благого Бога, хотя тебе оно благим не покажется».

Очевидно, юноша считает, что исполнил все заповеди закона Моисеева (а не только те, что назвал Иисус). Итак, он богат, влиятелен, молод и благочестив. Но сам он почему-то не уверен, что этого достаточно. А Иисус знает, что этого недостаточно.

Иисус полюбил богатого юношу — и огорчил его. Иногда Божия любовь проявляется в том, что Он огорчает нас. Огорчает, чтобы у нас открылись глаза — и тогда есть надежда на спасение. Лучше нам на время «отойти с печалью», чем продолжать заблуждаться.

Ученики изумились потому, что поняли: даже этот прекрасный молодой человек еще не готов войти в Царство Божие. «Кто же может спастись?... Человекам это невозможно...». Петр пытается (хотя и не впрямую) спорить с Учителем: «А как же мы? Ведь мы исполнили то, о чем Ты говоришь — оставили все и последовали за Тобою». Петр еще надеется на себя; и его ждет испытание, которое сокрушит его самоуверенность (Мк 14:66-72). Как бы намекая на это, Иисус говорит: «Многие же будут первые последними, и последние первыми».

Об этих словах Господа полезно помнить и нам.

Вопрос об имуществе в христианской истории периодически становился центральным если не для всех, то для многих христиан. Появлялись люди, утверждавшие, что христианин не только может, но и должен быть непременно нищим, нищим полностью и абсолютно, иначе о спасении и о Царстве ему придётся забыть.

Некоторые из рассказанных евангелистами историй действительно могут навести на такого рода мысли, особенно на первый взгляд. Между тем Сам Иисус не был совершенно нищим: в общине учеников, которую Он возглавлял, была общинная касса, о чём так или иначе упоминается во всех четырёх евангелиях. Кассой этой, правда, распоряжался Иуда Искариот, что, несомненно, во все времена служило дополнительным аргументом сторонникам полной и абсолютной нищеты.

Между тем на слова Спасителя о трудности спасения для богатого отреагировали и сами апостолы, притом так, как будто все они были богачами. Если бы речь шла о материальном богатстве, о деньгах или вообще об имуществе, им не о чем было бы беспокоиться, но, как видно, ученики понимали, что Учитель имеет в виду нечто большее. Впрочем, юноша, разговаривавший с Иисусом, был богат именно материально, но дело было не в материальном богатстве как таковом. Иисус просто отвечает на заданный вопрос: чего мне не хватает для Царства? Именно его задаёт Иисусу юноша, ожидая ответа наподобие того, какой нередко давали тогда учёные раввины и учителя Торы.

Он думал, что, подобно им, Иисус предложит ему какое-нибудь особенное средство, молитву, например, или особое аскетическое упражнение, или какой-нибудь секрет, связанный с соблюдением норм и правил ритуальной чистоты — словом, что-то такое, что позволит ему войти в Царство. Он не ожидал простого ответа о заповедях — «всё это я соблюдаю с детства». Ничего особенного, так могло о себе сказать большинство правоверных евреев. Юноша же ищет чего-то именно особенного, он хочет получить ключ от Царства, его он ищет, обходя духовных учителей.

Иисус же может предложить ему лишь одно: полную бедность. Не нищету в буквальном смысле, а бедность как готовность отказаться от того, что считаешь своим. В Царстве ни у кого нет ничего своего. Каждый пользуется всем, что ему нужно, но не присваивает того, чем пользуется. Не прикипает к нему сердцем, которое остаётся свободным. Эта задача потруднее полного отказа от имущества, и ученики на сей раз прекрасно поняли своего Учителя. Такая бедность — дело не столько человеческое, сколько Божье, о чем и говорит им Иисус.

Слова Спасителя о том, что богатому трудно войти в Царство, вспоминали и вспоминают нередко, понимая трудность, как невозможность. Но Иисус не сказал «невозможно», Он сказал «трудно». И о евангельской бедности сказано и написано также немало. Впрочем, община, сложившаяся вокруг Иисуса, не была общиной нищенствующих монахов, апостолы принимали пожертвования в таком объёме, что их хватало даже на благотворительность. Наверное, богатому юноше труднее всего было не раздать имущество, а войти в общину. Отказаться от свободы. От привычного уклада жизни. От независимости, которой у состоятельного человека не могло не быть. В некотором смысле от себя самого: в апостольской общине, конечно, никто никого насильно не удерживал, но, раз оказавшись в ней, прикоснувшись к Царству, человек уже не мог стать прежним, не мог просто вернуться назад, как будто в его жизни ничего не произошло. Предлагаемый вопрошающему юноше шаг казался ему, и действительно был, шагом необратимым: что бы ни произошло дальше, дороги назад быть уже не могло. Он задал свой вопрос, как человек религиозный и благочестивый, он хотел понять: что ещё предложит ему исполнить этот удивительный и странный Учитель. А Учитель не предложил ему ни новых правил, ни нового знания, ни новой морали. Он предложил ему Царство. И юноша понял всё. И, грустный, отошёл в сторону. Впрочем, так было честнее. Он, этот юноша, никого не предал и ни от чего не отрёкся. А Иисус лишь сказал ему вслед о богатом, которому трудно войти в Царство.

Рассказ о богатом человеке, спросившем Господа Иисуса Христа о том, как наследовать жизнь вечную — один из самых известных текстов Нового завета. На протяжении столетий он вдохновлял бесчисленных подвижников следовать пути, предложенному Христом и, одновременно, вызывал острый протест у многих и многих. Лет пятнадцать назад, в конце восьмидесятых, этот отрывок был одним из самых трудных; едва ли не половина вопросов у читавших Евангелие людей вызывал именно он. Дело, конечно, в словах Христа «раздай все, что имеешь, и приходи, последуй за Мной». Это, конечно, трудные слова, и исполнить их очень не просто, особенно, если понимать их буквально. Во времена тотальной нищеты и собственности «понарошку» призыв Христа не мог не вызывать страх.

Но, надо признать, что практически каждый, кто приходит ко Христу, сталкивается с необходимостью сделать некоторый трудный для него шаг. Всегда есть нечто важное для тебя, от чего приходится отказываться ради Христа. Духовное усилие, которое для этого требуется, необходимо — Христос говорит, что именно этим усилием «берется» Царство Небесное. Если смотреть непредвзято, это очень понятная вещь. Если человек живет, не зная Христа и не следуя Ему, он почти всегда находит для себя идола, который занимает в жизни центральное место. На этого идола переносится многое из тех духовный отношений, которые по замыслу о человеке должны были бы принадлежать Богу. Ему, этому идолу, человек служит, им взвешивает и определяет свои поступки, на него надеется в трудную минуту, от него ждет радости. Таким идолом могут быть разные вещи, иногда — довольно возвышенные, но очень часто им становится именно богатство. Поэтому так часто в Евангелии противопоставляется служение Богу и маммоне.

И Христос говорит: «оставь все!» Богатого он призывает отказаться от богатства, причем отказаться решительно и полностью. Ученики, как и всякий читающий Евангелие, попытались приложить слова Христа к себе, и ужаснулись. Они увидели, как трудно то, к чему призывает Христос. Так мы все ужасаемся в таких случаях, но на самом деле ужас вызывает не призыв Христа, а наша неспособность ему последовать. В такие минуты мы сталкиваемся с бездной в самих себе, а она и впрямь ужасна. Господь уточняет свою мысль, говоря, что дело не в богатстве самом по себе (в другом месте Он скажет, что жизнь человека не зависит от размера его имения), а в уповании на богатство. Невозможно войти в Царство Небесное тому, кто ждет помощи и радостей не от Бога, а от того, чем сам владеет. Эти слова Христа обращают наше внимание не на раздачу имущества, а на внутренний, духовный отказ от обладания им.

И все же ученики не удовлетворяются этим пояснением Господа Иисуса и продолжают сильно изумляться. Да, они поняли, что призыв раздать все буквально обращен к тому, для кого богатство стало идолом — но отказаться от своих идолов не менее тяжко и для всех остальных. И Господь отвечает им великими словами, в которых вся суть христианской аскетики. Да, мы призваны к невозможному. Мы призваны оставить все и любить врагов, нести крест и быть ненавидимыми всеми за имя Христа — и все это непосильная задача. Человекам это невозможно, говорит Господь — но все возможно Богу. Вот грандиозное откровение Нового завета: призвав человека к совершенству, Бог не оставляет его наедине с его немощью, на Сам ведет Своих учеников. И поэтому христианство — не красивое, но абстрактное этическое учение, а путь Жизни.

Когда богатый человек спросил Христа о том, что нужно делать, чтобы наследовать жизнь вечную, он выразил извечный вопрос всех приходящих ко Христу. В сущности, почти каждый, о ком мы читаем в Евангелии, ищет у Господа ответа именно на этот вопрос. В ответ Господь говорит об исполнении заповедей, а дальше предлагает этому человеку раздать все, что он имеет. «Сюда следуй за Мной», говорит Господь, предлагая богачу стать Его учеником. Более поздние версии текста добавляют «взяв крест», и эта вставка вовсе не нарушает смысла слов Христа. Он предлагает человеку именно путь крестной любви. Пытаясь применить слова Христа к себе настолько, насколько Он призывает это сделать каждого из нас, мы понимаем, что это путь очень труден. Но гораздо важнее не то, что это трудно, а то, что это путь. С помощью Божьей (и только с нею) по нему можно идти и надеяться не на богатство, а на Бога.