Мысли вслух на 4 Цар 5:1-15

У людей разное отношение к своим болезням: кто-то думает о них все время, кто-то, наоборот, старается про них забыть. Кто-то жалуется, а кто-то молчит и делает вид, что не болен. Но все-таки почти все хотят исцелиться. Правда, и желание это бывает разным. Нееман, вероятно, очень жаждал исцеления. Жаждал и верил, что оно возможно. Именно эта вера открыла его уши словам маленькой девочки-служанки. Он не только услышал ее слова о пророке, он поверил в них и дерзнул говорить об этом с царем. Да, он был «великим человеком у господина своего». Но ведь чем ты выше, тем страшнее выставить себя на смех, опозориться. Когда же он добрался до Елисея, тот даже не вышел к Нееману на порог, передав указание через слугу. И Нееман разочаровался, рассердился, отказался принимать то, каким образом Господь решил подействовать в этой ситуации. Как часто у нас бывает подобная реакция, если наши тщательно продуманные планы не реализуются, но, к счастью, Бог наделил Неемана даром слушать окружающих людей, несмотря на то, что это всего лишь слуги, – желание исцелиться и доверие Богу ведет Неемана дальше. И Господь вознаграждает доверие Своих чад – исцелением тела и души.

Реакция Неемана по-человечески очень понятна. Его посылали к великому пророку, и он ожидал от него великих и ужасных действий. Нееман рассчитывал, что такое великое событие, как исцеление от проказы, будет обставлено с надлежащей пышностью и торжественностью. Елисей требует от Неемана почти невозможного: полного доверия и полного смирения. Он даже не выходит сам навстречу Нееману, а посылает слугу. И Нееман хлопает дверью в ярости. Интересно, что он соглашается исполнить совет Елисея по принципу «хуже не будет». То есть в момент, когда он погружается в воды Иордана, никакого доверия и смирения и в помине нет. И тем не менее — Господь действует и дарует исцеление, и вот тогда Нееман принимает Бога в сердце. Того Бога, Который не устраивает спектаклей там, где они не нужны, а просто милует и спасает тех, кто обращается к Нему.

Говоря и думая о Боге и о духовной жизни, мы почти всегда сразу же связываем и то, и другое с религией. Но правы ли мы, думая так? Если же связь между духовной жизнью и религией действительно существует, то какова она? Спору нет: религиозный человек всегда думает о Боге и имеет Его в виду (применительно к сирийцам времён Елисея уместнее было бы говорить о богах, но сути дела это не меняет: как бы то ни было, речь идёт о тех высших силах, перед которыми человек испытывает священный трепет, являющийся основой всякой религии). Но каким видит Бога религиозное сознание?

Судя по реакции Неемана на сообщённые ему сведения о пророке, который мог его исцелить, он был, несомненно, человеком религиозным: он обнаруживает веру не только в богов (а Бог Израиля был для него, скорее всего, одним из множества богов, о которых ему было известно), но и в чудо (иначе он никогда не отправился бы в Израиль за исцелением), и даже в то, что есть особые люди, состоящие с богами в особых отношениях и обладающие поэтому особой же силой, способной исцелить от любой болезни.

Но представление Неемана об этой силе, так же, как и о богах, всё-таки очень натуралистично. Он думает, что она как-то физически связана с руками пророка, который должен прикоснуться к его язвам, чтобы исцелить их. Бог для него — не воля, не дух, а сила, энергия, словом — природа, пусть и высшая той, частью которой являемся мы, но всё же природа, к которой и приобщаются тоже по законам природы, а не в соответствии с логикой духовного воздействия. Он пытается понять, где же тот инструмент, который приводит в действие эту сверхприродную энергию, и возмущается, думая, что обманут, когда не видит его.

Возвращается для омовения он лишь по совету своего слуги, исходя из того простого соображения, что терять ему всё равно нечего, а пророк есть пророк, и бросать слов на ветер он не станет. Тогда-то, совершенно неожиданно и нелогично с точки зрения Неемана, и происходит чудо: Бог одним актом Своей воли, без всякого инструмента, исцеляет человека, который никак не мог поверить в то, что Богу не нужна волшебная палочка. Не нужна потому, что Он не волшебник, а любящий Творец, творение Которого абсолютно послушно Его любви.

Как хочется человеку чуда, настоящего, свалившегося с неба. Я болен, так пусть на меня упадет исцеление. Мне плохо, мне срочно нужна жилетка, чтоб было куда рыдать. Работы нет, почему бы ей не свалиться на меня. Что? Семь раз окунуться в Иордан? У меня что — нет воды в доме? Нашли, что предлагать, а еще верующие! Мне чудо нужно. Что это за совет: иди к врачу и принимай те лекарства, которые он пропишет; прекрати ныть о себе - посмотри на других; начни искать работу, научись чему-нибудь, что попроще. Очень хочется халявы от Бога. Очень не хочется принимать отвратительные лекарства, вставать, идти и искать. Очень не хочется радоваться. Но чаще всего чудеса совершаются только тогда, когда мы не просто просим выигрыша в лотерею, но идем и покупаем, наконец, лотерейный билет.

Отчего возникает у человека недоверие к Богу или недоверие к человеку Божьему? Наверное, причин может быть много. Но есть одна, которая, похоже, встречается чаще других. Речь о любви ко всему необычному, экстравагантному, поражающему воображение. Едва ли приходивший к Елисею сириец не знал, кто такие пророки и чего можно от них ожидать. Пророки в те времена существовали не только у евреев, их было немало и в языческом мире, где они выступали обычно от имени верховных богов своих пантеонов, чаще всего от имени солнечного бога или бога-громовника. И почти всегда пророки эти или демонстрировали некие чудеса, нередко вполне магического характера, или предлагали обращавшимся к ним участие в весьма экстравагантных даже на взгляд своих современников обрядах, связанных со служением тем богам, от лица и от имени которых они выступали. О Боге же евреев Нееман слышал, что Он больше всех богов других народов, что Он могущественнее и выше их. И, наверное, ожидал от пророка такого Бога чего-то необычного, чего-то такого, что, в его глазах, должно было соответствовать величию Бога, служителем Которого был Елисей. А Елисей между тем предлагает ему всего лишь омыться в Иордане. Высокопоставленному сирийцу такое предложение кажется насмешкой: неужели ему мало рек в Сирии, да ещё каких — не чета этому Иордану, летом в верхнем течении больше похожему на ручей! А слуги и помощники советуют ему не спешить: а вдруг? Ведь пророк — человек Божий, к тому, что он говорит, во всяком случае стоит прислушаться. А вдруг всё это вовсе не насмешка? Тут-то и заключается главное. А вдруг? Вдруг Бог этого странного пророка всё-таки поможет? Вдруг пророк прав? И Нееман решается. И получает исцеление. Ведь он всё-таки доверился Богу Елисея, Богу Израиля, хоть и не сразу. А такое доверие никогда не остаётся без ответа.

То, что Нееман, заболев, решил попытать счастья, обратившись к израильскому пророку, неудивительно, утопающий готов ухватиться за любую соломинку. Да и реакция израильского царя, при получении письма от сирийского царя подозревающего подвох, выглядит совершенно естественной. Однако поражает реакция Елисея, готового исцелить язычника и не требующего от него предварительного обращения. Но именно потому, должно быть, Нееман и обратился к Богу Израилеву, что первоначально был исцелён. Конечно, в его надежде на помощь пророка Господня уже было заложено зерно веры, но зерно ещё непроросшее. Оно проросло после исцеления и благодаря ему.

Обращение Неемана — очень важное событие, это ещё один этап распространения веры в Единого Бога за пределы израильского народа. Важным прецедентом становится просьба Неемана не вменить ему в грех вынужденное придворными обязанностями пребывание в языческом храме. Добровольно входить туда Нееман не собирается, он намерен хранить верность Господу. Но жизнь в языческом окружении имеет свои особенности, с которыми не сталкиваются живущие среди братьев по вере.

Увы, Гиезий не думает о важности происшедшего события, он озабочен собственной сиюминутной выгодой. Гиезий, как и Иуда — образец неверного и корыстного ученика. Его грех особо тяжек, ведь то, что дорого его учителю, Гиезий компрометирует.