Мысли вслух на Исх 20:2-3

«Да не будет у тебя других богов, кроме меня» — что это означает? И легко ли избежать язычества нам, живущим в стране, которая позиционирует себя отчасти как православная, отчасти как исламская, но уж никак не в качестве языческой? На первый взгляд, всё просто. Языческие культы наподобие тех, которыми был полон древний мир и которые до сих пор пронизывают жизнь некоторых языческих стран, для нашей страны экзотика. Стало быть, и проблемы, вроде бы, нет. Её бы, наверное, действительно не было, если бы языческое поклонение непременно нуждалось во внешнем выражении. Но оно, как и всякое поклонение, рождается прежде всего в душе, а не в камне, дереве или металле, из которых изготавливают изображения языческих богов. А душа пустоты не терпит: здесь мало одного воздержания от участия в языческих религиозных обрядах и церемониях. Пустая душа всё равно найдёт себе объект для поклонения, который и станет ей богом. И единственная возможность этого избежать — заполнить душу, заполнить её не теологией, моралью или даже религией, а тем прямым, непосредственным богообщением, к которому Бог её предназначил. Только тогда язычеству в нашей жизни места не будет.

Великий Декалог (Десять заповедей) — это и ветхозаветное описание той любви, которую Бог предлагает людям. Любовь к Богу уникальна (1-я заповедь), ее нельзя ничем подменять (2-я), нельзя использовать в своих интересах (3-я). Она ищет исполнения воли Божией, а не своей (4-я). Любовь к Богу освещает (освящает!) наши отношения с другими людьми, потому что они дороги Богу. И Бог при этом открывается как источник отечества (5-я), жизни (6-я), верности (7-я), обладания (8-я), справедливости (9-я) и мироустройства (10-я). В Новом завете тоже самое было сформулировано в Гимне любви в 13-й главе Первого Послания к Коринфянам.

Декалог, десять заповедей — основа всего ветхозаветного откровения. Именно откровения, хотя принято думать, что тут перед нами всего лишь моральный кодекс, хоть и данный Самим Богом.

Между тем начинается Декалог с благой вести. Как иначе можно понять слова Бога «Я Яхве, Бог твой, выведший тебя из земли Египетской, из дома рабства»? Тут именно благая весть, весть об освобождении. Эта весть и есть первая заповедь — а запрет языческого поклонения только следствие. Нельзя же, в самом деле, духовно возвращаться в Египет, из которого Бог вывел. Для того и нужен Декалог — чтобы туда не вернуться. Одного морального кодекса для этого мало. Даже не потому, что многие из норм Декалога уже были известны прежде, а Богом лишь подтверждены. Дело в другом: морали, даже самой правильной, вообще недостаточно для полноценной духовной жизни.

Для полноценной духовной жизни нужна не мораль и не нравственность, а богообщение, и нарушение нравственной нормы тут страшно не само по себе и даже не тем, что оно может нанести вред ближнему (хотя это и грех), а тем, что оно ставит стену между нарушителем и Богом, стену, которая богообщение исключает полностью — впредь до покаяния. Заповеди ведь и даны не просто как некий кодекс, а как описание духовного пути, пути, ведущему к Богу или пути, от Бога уводящего — в случае, разумеется, их нарушения. Первая заповедь, например, предполагает вторую, первую просто не соблюсти без соблюдения второй: ведь язычество, в отличие от общения с Богом живым, немыслимо без священных изображений, которые легко становятся кумирами.

Альтернативой же кумирам (внешним и внутренним) становится призывание Бога, если, конечно, оно не превращается в пустословие, когда имя Божие присутствует только на языке, но не в сердце — и тут уже третья заповедь, без которой от кумиров не избавиться, потому, что тогда кумиром станет для нас тот образ Единого, который мы сами себе нарисуем в нашей душе. Тут же, в четвёртой заповеди, появляется и шаббат как день тишины, внешней и внутренней, как время, проведённое наедине с Богом: иначе Его имя не станет тем мостом, который соединяет нас с Богом.

С другой же стороны — десятая заповедь, к которой и сводится смысл вторых пяти, зависть как корень всех других грехов, как то, что напрочь исключает не только любовь и радость, но и просто полноценную жизнь, жизнь, которую проживаешь, оставаясь самим собой и не пытаясь быть никем другим, кем Богом быть не предназначено. Вначале зависть — а там и ложь, и кража, и разврат, и даже убийство. Путь, уводящий от Бога. Не случайно так часто говорится в Библии о двух путях — о пути жизни и о пути смерти, о пути, ведущем к Богу, и о пути, от Бога уводящем. Оба пути были показаны народу на Синае, и выбирать теперь должен был каждый — сам за себя, не перекладывая ответственности ни на кого другого.

Современный читатель обычно воспринимает Декалог как своего рода моральный кодекс. Заповеди при таком прочтении оказываются просто пунктами этого кодекса, перечисляющими предписанные или, чаще, запрещённые Богом действия. И мало кто, читая Декалог, задумывается о том, почему Бог придаёт такое значение нравственности. Ответ кажется самоочевидным, и чаще всего упоминают два главных положения. Во-первых, считается (и не без оснований), что соблюдение заповедей позволяет не причинять вреда ближнему, когда приходится с этим ближним иметь дело. Впрочем, в таком случае указывают обычно на вторую часть Декалога, запрещающую убийство, кражу, клевету, разврат и прочие вещи, являющиеся несомненно безнравственными, а нередко и уголовно наказуемыми. О первой же его части, особенно о первых четырёх заповедях, при этом не упоминают: ведь они никак не связаны с межчеловеческими отношениями, описывая лишь отношения человека с Богом, которые современное языческое общество рассматривает, как личное дело каждого, не касающееся тех норм и ценностей, которые и называют обычно «общечеловеческими». Конечно, заповеди, запрещающие всё то, что считается нарушением общечеловеческих норм, и впрямь были известны многим задолго до Моисея, но назвать их общечеловеческими было бы всё же преувеличением: к сожалению, далеко не всё человечество им следовало, а те, кто всё же их исполнял, обычно ссылались на высшие силы, которые, как они считали, эти нормы санкционировали. Во-вторых, нередко говорится о самоценности нравственности, о том, что она украшает и облагораживает человека, и т.п. С этим трудно не согласиться, хорошим человеком быть несомненно лучше, чем плохим, хотя в нашем падшем мире быть хорошим не всегда выгодно. Но Бог устами Моисея объясняет необходимость соблюдения заповедей иначе: они нужны, чтобы человек не терял страха Божия и не грешил (ст. 20). Библия противопоставляет друг другу не нравственность и безнравственность, а грех и праведность. И ещё — грех и святость. И то, и другое в конечном счёте описывает и определяет отношения человека, во-первых, с Богом и, во-вторых, с другими людьми. Безнравственность страшна не тем, что она уродлива и отнюдь не красит человека, и даже не одним лишь тем, что причиняет зло ближним, но прежде всего тем, что вводит человека в грех, разрушая его отношения с Богом. А когда эти отношения оказываются разрушенными, безнравственность становится нормой, мешая их восстановлению: порочный круг замыкается. И Декалог не просто моральный кодекс, а описание пути, ведущего к Богу, так же, как и того, что мешает человеку этим путём идти.

Знаменитые Десять заповедей, которые стали символом и основой иудейской и христианской этики, на самом деле служат вступлением к большому своду законов и жизненных правил. Большую их часть составляют законы общественного, родового и семейного права, регулирующие отношения между людьми на всех уровнях. Это вполне естественно называть библейской этикой, ведь на этих правилах должно быть основано поведение члена Божьего народа. Но что необычно и нехарактерно для других народов и культур — это то, что «человеческая этика» здесь переплетается с этикой по отношению к Богу. Это не ритуальные указания, не возвышенные слова о Боге, а именно указания о том, как относиться к Богу. Он — первый субъект и объект этой этики. Поэтому сначала посмотри на верность Бога, затем сам будь верен Богу, а затем примени эту верность, например, к родителям и к жене. Сначала вспомни, как Бог избавил твой народ из рабства, а затем сам не создавай этого рабства и угнетения — не убивай, не кради, не претендуй на чужое. Религия становится здесь не просто «идеологической основой» этики, а ее ключом, источником, образцом.

Первая заповедь из десяти как бы ничем не похожа на заповедь: это не приказание, не просьба, это просто фраза в изъявительном, а не повелительном наклонении: «Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства». А потом уже поведение: «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Но это не просто слова, это завет, в нем заложены отношения. «Бог твой» — предполагает отношения. Вывел из дома рабства, значит, вернул ту свободу, с которую Бог дал человеку изначально, но которой человек так плохо распорядился, преступил Божие повеления и был изгнан из рая. То, что Господь снова дает эту свободу означает, что Бог доверяет нам. Он верит в то, что если нам дать свободу мы воспользуемся ей не только чтобы грешить, но для того чтобы любить. Свобода для того и существует, чтобы мы могли любить, ведь если бы Бог сотворил нас любящими автоматически, по природе, это уже не была бы любовь. Любовь связана с выбором, мы всегда можем перестать любить. Мы призваны в свободе любить Бога и ближнего, и для этого Господь вывел нас из дома рабства. Для этого Христос освободил нас Крестом от рабства греха.

Декалог известен каждому, кто хотя бы раз в жизни читал Библию, да и из никогда её не читавших многие знают или хотя бы слышали что-то о Десяти заповедях. Это единственная часть Торы, которая для подавляющего большинства христиан сегодня является действительно актуальной: на ветхозаветное законодательство, будь то законодательство общегражданское или законодательство культовое, большинство христиан сегодня смотрит как на нечто, не имеющее к ним прямого отношения.

Такое восприятие объясняется во многом тем, что законы эти представляются сегодняшнему христианина неактуальными, во-первых, потому, что, как принято говорить в таких случаях, «Христос за нас всё исполнил», и, во-вторых, потому, что законы, которые мы находим в Торе, будь то Книга Исхода, Книга Левита или Книга Второзакония, были даны Богом для другой эпохи и кажутся сегодня совершенно неприменимыми.

Между тем, многое тут зависит от того, как воспринимаем мы Тору в целом и Декалог, в частности. Декалог — не просто моральный кодекс, в котором порядок предписаний и запретов не имеет значения, это цельная литературная композиция, в которой каждая заповедь занимает своё, строго определённое, место, вне которого она теряет если не весь свой смысл, то значительную его часть.

В самом деле: если взглянуть на первую часть Декалога, на первые пять заповедей, нетрудно увидеть, что главной здесь является первая заповедь, и не потому, что она запрещает язычество, а потому, что говорит о Боге, перед Которым стоит человек и Который может и должен стать центром и смыслом его жизни. Остальные же заповеди из первых пяти даны, как средство для решения этой духовной задачи. Исключить из жизни всё, что заслоняет собой Бога, претендуя на Его место в душе и сердце человека (вторая заповедь); сделать молитву не формальностью, а настоящим, полноценным богообщением (третья заповедь); научиться проводить время с Богом (четвёртая заповедь); наконец, добавить к богообщению полноценное, уважительное общение с ближними, избегая при этом всякого поклонения человеку и человеческим традициям (пятая заповедь) — вот путь, предлагаемый первой частью Декалога.

Вторая же его часть описывает иной путь, путь, от Бога уводящий, путь духовного и жизненного разрушения человеком себя самого, своих отношений с Богом и с ближними. Здесь, во второй пятёрке заповедей, главной является пятая (или десятая, если взять весь Декалог в целом): она запрещает зависть, запрещает желать «дома ближнего своего», желать его мира, его духовного пространства, которое ему даёт Бог и из которого завистник хочет вытеснить человека. Нарушение каждой следующей заповеди, ведущее к лжи и клевете, краже, разврату и, наконец, к убийству — лишь доведённая до конца логика этого вытеснения.

Так уже Декалог обозначает два пути: путь жизни и путь смерти, между которыми человеку предстоит сделать свой выбор. И вся Тора в целом тоже ставит человека перед этим выбором: ведь выбирать приходится не «в принципе» и не «вообще», а в конкретных ситуациях, и те законы, которые мы находим в ветхозаветных книгах, описывают те типичные ситуации, в которых так или иначе оказывается по жизни каждый из нас. Понятая так, Тора сможет стать для нас, по слову апостола Павла, «детоводителем ко Христу», к Которому, как нам кажется, мы пришли и уже не нуждаемся в провожатых, но за Которым нам придётся тянуться и Которого придётся догонять до самого Его возвращения во славе.