Мысли вслух на Исх 12:1-28

Пасха соединила в себе все доступные человеку символы жизни. Весна, как пробуждение земли. Появление ягнят и принесение одного из них в жертву. Кровь – символ защиты и очищения. Благословение народа, дети, оставшиеся в живых. Пресный хлеб, как символ готовности следовать за Богом. Все это становится символом объединения семьи, народа. Праздником искупления и освобождения, абсолютного доверия. Когда, закрыв дверь, намазанную кровью, люди благодарят Бога за то, что Он вывел их из рабства и даровал землю обетованную.

Даже беглый взгляд на двенадцатую и тринадцатую главу Книги Исхода позволяет увидеть в этих главах ритуальный текст, посвящённый празднику Песах, тому самому празднику, который праздновал Иисус со Своими учениками, собравшись на трапезу, которую мы называем Тайной Вечерей. Этот ранний (скорее всего, допленный) текст связывает смысл праздника Песах с избавлением народа Божия от смерти: жертвенная кровь на дверных косяках отводит от дома руку ангела смерти.

Впоследствии, после плена, в эпоху Второго Храма пасхальный седер (порядок празднования Песаха, центром которого была ритуальная трапеза) оказался связан с темой Исхода. Каждый верующий еврей, празднуя Песах, должен был заново пережить то освобождение из египетского рабства, которое исторически народ пережил во время Исхода.

Такое переосмысление центрального события праздника произошло, скорее всего, во время Вавилонского плена. До плена в центре стояло не столько освобождение от рабства, сколько избавление от смерти, и допленный текст, который мы читаем сегодня в Книге Исхода, свидетельствует нам об этом со всей очевидностью. И во время того пасхального Седера, который для Церкви стал первой евхаристией, Спаситель вновь возвращает пасхальному седеру его первоначальный смысл.

Он возвращается к теме избавления от смерти — центральной теме седера допленной поры. Но если во времена Моисея речь шла об избавлении от физической смерти, как о событии, по философскому выражению, экзистенциальном, таком, которое было абсолютно значимо тогда и там, где и когда оно произошло, то теперь речь идёт об избавлении окончательном и абсолютном, таком избавлении, которое затрагивает весь мир, всю полноту времён и пространств, то, что называется с трудом переводимым на иностранные языки еврейским словом «олам». Иисус возвращает празднику его изначальный смысл, доводя его до абсолютной глубины, которой стала полная победа над смертью через Воскресение. Так Ветхий завет соединяется с Новым, а то, что началось во времена Моисея, завершается в дни прихода Мессии.

Смысл праздника Пасхи (который по-еврейски называется Песах) на протяжении времени менялся. Песах (или, как его называют обычно, еврейская Пасха) посвящён сегодня у евреев воспоминанию Исхода. Речь идёт о том, чтобы актуализировать это событие, как бы заново пережив его. Пережив как новое освобождение, даруемое Богом здесь и теперь.

Освобождение от всего, что мешает человеку на пути к Богу. Но так было не всегда. Обращённая к соплеменникам речь Моисея говорит о том, что до Вавилонского плена главным смыслом праздника было избавление от грозящей народу неминуемой смерти. Ангел смерти проходит по земле, поражая дома тех, чьи дверные косяки не помазаны кровью жертвенного животного. Это не угроза людям со стороны Бога. Тут констатация простого и, в общем-то, очевидного факта. Факта, о котором мы сегодня порой забываем, но который от этого не перестаёт быть фактом: жизнь — не естественное состояние человека, а дар Божий. У животных, даже высших, всё не совсем так. Им жизнь дана именно как естественное состояние.

За это они платят отсутствием личностного самосознания и невозможностью богообщения. Конечно, животные, особенно высшие, ощущают Божье присутствие и реагируют на него. Но осознанно, как человек, ответить на призыв Божий они не могут. А человек может. Может потому, что только ему Бог дал то дыхание жизни, которое делает человека уникальным. Это дыхание делает возможным для нас и самосознание, и богообщение. Но дыхание — это процесс. Процесс непрерывного взаимодействия с Богом. Притом взаимодействия осознанного. И если его прервать, прервётся и жизнь.

После грехопадения взаимодействие это и без того заметно ослабело: человеческая жизнь стала лишь бледным подобием того, что было до падения. И, тем более, того, что ждёт человека в Царстве. Но даже то, что осталось, держится в нас благодаря прямому действию Божьему. В перспективе полного преображения, без которого этот остаток жизни вообще не имеет смысла. Не случайно именно в Песах напоминает Иисус Своим ученикам о полной победе над смертью. Именно во время Песаха Он приобщает их к полноте жизни Царства. Тем самым Он возвращает Песаху его изначальный смысл: празднику торжества жизни, её победы над смертью. На этот раз полной и окончательной.

Кровь на косяках дверей, останавливающая смерть у входа в дом, свидетельствует о том, что жители этого дома разделили трапезу с Богом, стали участниками Его жизни, а значит, находятся под Его защитой. Исход — не только легендарное бегство одного народа от рабства другого. В глазах библейского автора это начало создания общины верующих в Единого Бога. Здесь впервые он употребляет это слово: «общество», «община». Если раньше стрежень Священной истории составляли рассказы о вере единичных людей, то теперь целый народ выступает в роли собеседника, соучастника в Божьих делах. Наверное, это хорошее определение понятия «Церковь» — не только культовая община, благотворительная организация, «духовное ведомство», но и сообщество, объединенное совместным участием в истории отношений Бога и человечества.

Неудивительно, что основой еврейского праздника Песах (ветхозаветной Пасхи) стало жертвоприношение (ст. 3 – 7), ведь в древности оно всеми без исключения народами и племенами воспринималось как форма общения с высшими силами, с богами и духами. И в яхвизме, история которого начинается призванием Аврама, а завершается в 70 г. н.э. разгромом Второго Храма, жертвоприношение также стало основой культа, ведь и здесь оно было главным средством богообщения. На жертвенную трапезу смотрели как на совместную трапезу Бога и людей, которую ничто не могло заменить. А освящалась Богом прежде всего жертвенная кровь: ведь именно кровь считалась в древности вместилищем жизненного начала, которое в Библии нередко называют «душой» (Быт 9:4, 10, 12, 15). Так освящённое Богом начало жизни соединяло человека с Богом. Но Моисей говорит народу о другом: он говорит об освящённой крови, избавляющей от неминуемой в ином случае гибели (ст. 12 – 13). На первый взгляд, это может показаться несколько странным. Но, если вдуматься, перед нами, в сущности, не что иное, как конкретный случай, отражающий общее положение вещей. А оно состоит в том, что жизнь вообще и жизнь человека в частности — не какое-то неотъемлемое право, а Божий дар, которого без отношений с Богом у человека нет и быть не может. В животном мире, где Бог творит не отдельных животных, а целые виды, так, что каждое животное сотворено согласно образу, характерному для своего вида («по роду их», как выражает эту идею ветхозаветный язык, Быт 1:24–25), жизнь отдельной особи перед Богом не стоит ничего, ценен лишь вид, существование которого входит в замысел Божий о мире. С человеком, сотворённым не по образу своего биологического вида, а по образу и подобию Божию, ситуация иная, но иной она может быть лишь в том случае, если отношения человека с Богом не разрушены. Если же таких отношений нет, человек перед Богом оказывается в положении животного, оказываясь лишь представителем своего биологического вида. Конечно, Бог и в этом случае видит человека как Свой образ и подобие; но без отношений с Богом образ этот в человеке искажается, и поделать с этим без воли человека ничего нельзя, ведь если человек не захочет впустить Бога в свою жизнь, Он не станет вламываться туда насильно. И тогда человек обречён на смерть. Он обречён на неё как представитель своего вида, потому, что по законам природы выживает сильнейший, а жизнь каждого конкретного представителя того или иного биологического вида Богом никак не гарантирована. И обречён как явление живой природы, которая смертна как таковая: бессмертных животных в замысле Бога, как видно, не было. И лишь в контексте отношений с Богом человек получает надежду на жизнь. Пока, в ночь ветхозаветной Пасхи, на жизнь временную. Настанет время, и в другую ночь, в ночь Пасхи Нового Завета, он получит надежду на жизнь вечную.

Бог определяет празднование Пасхи как установление вечное. Вечен и завет Моисеев, в котором заповедь субботы занимает особое место. Но Иисус показывает, что за законом, за заповедями стоит действительно вечная забота Бога о человеке, и человек призван руководствоваться не буквальной интерпретацией заповедей, а именно такой же заботой, милостью. Каждодневный, ежеминутный выбор «по милости» и соединяет это мгновение с вечностью, делает нас носителями Божьего благословения.