Мысли вслух на Лк 14:1-35

Говоря о Царстве, Иисус не устаёт напоминать Своим слушателям о том, что в него ещё надо войти, и что само собой этого не произойдёт. Ради Царства надо оставить всё. Надо быть готовым взять крест. Эти слова Спасителя были вполне понятны: Его слушатели ещё помнили, как за сто с небольшим лет до евангельских событий, во время правления в независимой тогда Иудее Александра Янная, были распяты на крестах участники антиправительственного восстания, требовавшие от властей строго соблюдения в стране норм Торы. Участники того восстания хотели одного: Царства. Такого, разумеется, о котором знали.

И за это Царство они отдали всё. Их представления о Царстве были мало похожи на то, о чём говорит Иисус. Но их решимость Он ставит в пример своим слушателям. Они действительно оставили всё. Не так, как герои Иисусовой притчи, отказывающиеся прийти на пир. Под вполне резонными, казалось бы, предлогами, но… отказывающиеся. И теряющие главное. А их место занимают те, у кого ничего в этом мире нет. И нет никаких причин для отказа. Вопрос приоритетов? Да, конечно, и приоритетов тоже. Но не одних лишь приоритетов. Иисус не случайно говорит о пире, о первых и последних, о тех местах, на которые многие стремятся сесть даже под угрозой быть с них согнанными. Царство — не место. Не структура. Не иерархия.

Царство — это состояние. Состояние, в котором можно пребывать, но которое совершенно нельзя, так сказать, зафиксировать. А зафиксировать очень хочется. Лучшие и худшие места — отсюда. Ведь в Царстве на самом деле нет хороших или плохих мест. Там лишь один критерий: на своём ли месте находится человек. На том ли самом месте, которое предназначил ему Бог, или на том, которое он выбрал себе сам потому, что счёл его более для себя подходящим.

Отсюда же и вопрос: пойти ли на пир или на только что купленное поле? Брачный пир — символ Царства. И если человек не знает, что выбрать, значит, он не знает, что такое Царство. А если бы знал, ему бы не пришло в голову сравнивать значимость той жизни, которой он живёт, с чем бы то ни было ему принадлежащим. Жизнь — полнота, а купленное поле, имущество, даже семья — лишь производные от этой полноты. Тут важно не путать часть с целым, главное с второстепенным. И помочь в этом может лишь одно: опыт подлинной жизни Царства. Той самой жизни, которая и есть спасение.

Сегодняшнее чтение почти полностью посвящено притчам о Царстве. Начинается оно рассказом об исцелении в субботу (ст. 1–6), явлением Царства, которое, как уже не раз бывало, вызывает недоумение религиозных людей, видящих в исцелении лишь работу, деятельность, нарушающую покой субботы. А далее следуют две притчи о Царстве, перемежаемые наставлениями Спасителя. Одна из них, на первый взгляд, всего лишь учит нас скромности (ст. 7–11). Но речь идёт не просто о том, что ищущие Царства не должны стремиться к первенству. Конечно, стремление занять первое место само по себе может отвлечь нас от главной задачи. Однако дело не только в ненужном соперничестве, которое для Царства совершенно неактуально: ведь принцип распределения мест в нашем, ещё не преображённом мире кардинально отличается от такового в Царстве. Дело в Царстве самом по себе: здесь каждый велик не своим величием, а величием Царства, которое в человеке тем заметнее, чем меньше он думает о своём статусе.

С этим связан и смысл второй притчи (ст. 12–14). Конечно, бескорыстие важно и само по себе: тот, кто выбирает круг общения, исходя исключительно из соображений выгоды, очевидно, не готов войти в Царство. Но не менее важно и другое: общение, как и отношение, не должно быть обусловлено ничем внешним, и только тогда оно сможет стать частью Царства. Отношение самоценно, и именно его самоценность должна быть на первом плане. Когда дело касается отношений с Богом, с этим обычно не спорят; когда же речь заходит об отношениях с людьми, прагматизм нередко выходит на первый план. Иисус между тем предупреждает, что такого быть не должно, что отношения с человеком так же важны, как отношения с Богом, и строиться они должны на тех же основаниях.

Но к таким отношениям, к отношениям Царства, надо быть готовым, и этой теме посвящена третья притча Иисуса, притча о брачном пире (ст. 15–24). Здесь тема свободы от прагматизма, от увлечённости земными делами и заботами становится центральной. Очевидно, званым мешают прийти на пир дела, безусловно, важные и, с точки зрения нашего мира, вполне заслуживающие внимания. Но для ищущих Царства не должно быть дел более важных, чем призыв Того, Кто принёс Царство в мир. Казалось бы, речь идёт о делах, которые не отвлекают человека надолго, каждый из приглашённых мог бы успеть на пир, им пришлось бы лишь несколько задержаться. Но в том-то и дело, что путь в Царство не терпит задержек и отлагательств, идти надо тогда, когда позвали, и вся жизнь должна быть подчинена этой готовности. Можно было всю жизнь ожидать Царства и всю жизнь готовиться, но неготовность сделать решительный шаг в нужный момент легко может свести на нет все ожидания и всю предшествующую подготовку. Жить так очень непросто, и Иисус не случайно призывает Своих слушателей всё обдумать и решить, готовы ли они к этому (ст. 28–33). Но для тех, кто готов, вознаграждением становится Царство. Во всей его полноте.

Трапеза в доме одного из фарисеев, в силу своего богатого символического значения (пир — мессианское Царство), сразу дает Иисусу материал для новых притчей о Царстве, которое Он пришел возвестить людям. Рыба, как известно, ищет, где глубже, а человек — где лучше. Никому из приглашенных не хочется сидеть с изуродованным водянкой человеком; пусть он лучше придет в другой день, ведь искать исцеления в субботу — грех. Пировать лучше всего с друзьями и соседями, которых ты знаешь, от которых хорошо пахнет, и которые не позволят твоим богатым яствам исчезнуть безвозвратно — они тоже пригласят тебя на «ответный обед». А если ты гость, то хорошо бы еще сесть во главе стола, поближе к щедрому хозяину. Это — обычная человеческая жизнь, но для каждой ситуации у Иисуса находится меткое слово, без морализаторства и гневных обличений. Он просто (как бы в шутку) показывает нам (сидящим с Ним за столом в доме фарисея) всю абсурдность нашей нормальной жизни, когда на нее смотришь «с точки зрения» Божьего Царства.

Обычно люди, делающие свои первые шаги в познании Писания, радуются видимой понятности этого текста. Как хорошо, думают они, «возносящий себя смирён будет, и смиряющий себя вознесён будет». И изо всех сил стараются познать науку смирения. Но вскоре они обнаружат, что смирение не такая простая вещь. Что смирение бывает внутреннее и внешнее. Что есть смирение как антитеза наглости, а есть как антитеза дерзновению. Казалось бы, идеал смирения - Божия Матерь: "...да будет мне по слову Твоему (Лк 1:38)". Но ведь к ней мы обращаемся со словами: «Радуйся, смертных к Богу дерзновение» (Акафист Богородице, икос 3). Иными словами, мы должны понимать, что такое истинное смирение, которое во благо время сменяется истинным дерзновением, а что есть желание возвыситься, неважно перед людьми или перед Богом, ради возвышения своей собственной персоны. Здесь все не так просто, как кажется на первый взгляд. Будем размышлять об этом молитвенно.

Религия и Царство — вечная тема, но с приходом Христа она становится особенно актуальной. В самом деле: исцелять ли в шаббат, или не исцелять? Стремиться к первым местам, пускай не во власти, а в собрании верных, или нет? На такие вопросы каждый отвечает, исходя из собственных духовных и жизненных приоритетов.

В самом деле: разве не может подождать исцеления один день человек, который ждал его уже не один год? Разве изменит что-нибудь этот один-единственный день в его жизни? Скорее всего, нет. А вот в жизни обитателя Царства сделанный выбор может означать очень многое. И дело тут не в том, что кто-то чего-то недополучит или получит с опозданием.

Дело в том, что выбрать: Царство и его жизнь или религиозную традицию с её ограничениями, так хорошо понятными и так хорошо обоснованными в её собственных рамках и совершенно бессмысленными для каждого, кто понимает, что такое Царство. Неудивительно, что Иисус выбирает Царство: ведь Он пришёл для того, чтобы дать его миру и приобщить к нему как можно больше народу. То же и с почётными местами, которые так охотно занимали приходившие в синагогу. Какому религиозному человеку это незнакомо? Мир не для нас, он не принимает ни нас, ни нашего Бога.

В мире мы последние, но у нас есть другой, свой мир, где мы — первые, где всё не так, как в том неправильном, искажённом мире язычников, до которого нам нет дела. В нашем мире мы — первые, и лучшие места у нас. И трудно, очень трудно бывает такому, быть может, глубоко и искренне религиозному, человеку понять и принять, что в Царстве нет ни первых, ни последних, по крайней мере, в том смысле, в каком это понятие привычно нам.

Религиозному сознанию вообще очень трудно принять тот простой факт, что религия для духовной жизни важна лишь постольку, поскольку для выражения и воплощения данного Богом откровения человечество издавна пользуется её языком. А вот построения её для духовной жизни оказываются большей частью бесполезными, не говоря уже о тех институтах, которые религиозные люди так упорно, из века в век, строят на земле, надеясь (иногда искренне) найти в них альтернативу институтам мира светского.

Человечество издавна знает две главных разновидности вавилонской башни: светскую и религиозную — факт, для религиозного сознания непереносимый. В Царстве вавилонских башен нет вообще. Потому и вопрос о местах там неактуален: ведь в Царстве нет тех, кто заслужил бы его по праву. И нет там ни заслуженных, ни отверженных.

От читаемого в будни Евангелия от Марка мы возвращаемся сегодня к Евангелию от Луки, и вновь сегодня Слово Божье говорит нам об умалении. Господь подчеркивает сегодня, что в человеческом стремлении к первенству плохо не столько само по себе такое стремление, сколько желание самому возвысить себя. Хозяин пира в этой притче, который приглашает званных словами: «Друг, пересядь выше!» — конечно, Сам Господь. И в нашем стремлении к первенству Он видит не просто греховное превозношение, но искаженную грехом потребность человеческого сердца быть угодным Богу и любимым Им. Поэтому, как и во вчерашнем чтении из Евангелия от Марка, Господь не просто отвергает желание быть первым, но предлагает нам искать первенства не в человеческом почете, но в смирении перед Богом. Основываясь на этой притче Христа, одна удивительная подвижница начала 20 века говорила: «Поспешим занимать последние места!».

Вряд ли случайно, что мы читаем слова Христа об умалении перед прадзником Рождества, когда Всемогущий Бог, сотворивший небо и землю, умалился и стал немощным и беспомощным Младенцем ради нашего спасения.

Борьбу за первое место Иисус, как видно, не поощряет. А за последнее? Не так уж сложно представить себе забавную картину: добрые христиане, следуя наставлению своего Учителя, наперегонки стараются занять места подальше от сцены, трибуны, кафедры, президиума. Но этого ли хочет от нас Иисус? Ведь первое место всё равно только одно, и последнее тоже. И Он не говорит нам о том, чтобы вместо первого места мы стремились бы к последнему. Он, кажется, призывает нас вообще не заботиться о том, какое место нам достанется. В самом деле, Ему будет нетрудно найти нас на любом месте, где бы мы ни оказались. Попросят пересесть поближе к сцене — что ж, не проблема: пересядем. Но в таком случае нам, по крайней мере, не придётся за это более престижное в человеческих глазах место бороться, теряя драгоценное время на пустяки. А Иисусу всё равно: Он и так нам цену знает. Зато безразличие к местам помогает уберечься от чувства собственной значительности, иногда довольно опасного. Ведь, в конечном счёте, именно оно и заставляет в молитвенном собрании внимательно следить за окружающими вместо того, чтобы молиться. И с чувством глубокого религиозного самоудовлетворения отмечать чужие промахи или то, что нам таковыми кажется. И так, незаметно, с пути праведности свернуть на путь греха и осуждения. И, любуясь собой, пройти мимо Царства, которое рядом.

Поразительно, что фарисеи молчат в ответ на вопрос Христа, позволительно ли исцелять в субботу. Собственно, в глубине души они считали, что делать это непозволительно. Является ли исцеление работой, «деланием дел своих», запрещенным в субботу — большой вопрос. Фарисеи думали, что это — работа, но мнение их далеко не было очевидным. Главное же, фарисеи считали, что болевший в течение долгого времени человек может подождать до следующего дня, чтобы не возникала смутительная ситуация. Ведь, может быть, Всемогущий все-таки сочтет исцеление работой и, следовательно, нарушением заповеди. Вот с этой точкой зрения Господь и не соглашается. Он сравнивает дошедшего, наконец, ценой громадных усилий, до Него больного с волом, упавшим в яму, которого необходимо вытащить немедленно, чтобы он не погиб. Богословские сомнения и обряд отступают на второй план перед страданием человека, явившегося наконец перед лицом Бога. Именно это делает веру Христову для нас ответом на вопрос о жизни и смерти, а не о более или менее грешном поведении.

Евангелие от Луки дает нам урок смирения. Смирение — это противоположность гордыне, это не зацикленность на себе, а внимательность к другим, просто потому, что они важнее. Но это и не нарочитое самоуничижение, которое тоже, по сути, обращено на себя, любимого. Настоящее смирение — это одно из проявлений любви, и как же трудно оно нам дается. То есть дается-то оно легко, это ведь один из главных даров Святого Духа, а вот принимается нами с огромным трудом.

Притчу Спасителя о первом и последнем месте порой интерпретируют совершенно буквально: нередко между христианами встречается даже своего рода соперничество за последние места наподобие того, которое среди язычников происходит за первые. Такая «интерпретация» очень далека от того, что имеет в виду Иисус. Он вовсе не собирался переворачивать пирамиду привычного нам по падшему миру порядка вещей вверх ногами так, чтобы её вершина стала её основанием.

Он просто хочет, чтобы мы вышли за её пределы, перестали руководствоваться задаваемой ею системой координат, которая при взгляде из падшего мира представляется нам абсолютной. Иисус говорит: не боритесь за первые места, садитесь на свободные, а попросят — пересядете вперёд, хуже вам от этого не будет.

Впрочем, если останетесь на том месте, которое досталось, хуже тоже не будет — место ведь для духовной жизни значения не имеет. Речь в данном случае идёт о смирении, без которого нормальной духовной жизни не бывает. Смирение, разумеется, состоит не в том, чтобы занимать последние места или считать себя последним человеком — тут самоутверждения не больше и не меньше, чем в том, чтобы считать себя первым. Речь именно о том, чтобы сменить систему координат, а система координат определяется обычно центром тяжести той структуры, внутри которой данная система координат существует.

Применительно к человеку можно сказать, что система его внутренних, душевных координат определяется тем, где находится центр тяжести его души, которым (если говорить библейским языком) является сердце. Для сердца же центром тяжести становится то, что является для него главной ценностью, или, выражаясь евангельским языком, его сокровищем. До тех пор, пока сокровище человека связано так или иначе с внешним миром, к тому же еще и падшим, от погони за местами — первыми ли, последними ли — ему не избавиться.

Для того же, чтобы прекратить эту бесконечную и бессмысленную погоню, сокровище нужно переместить вглубь сердца, туда, где скрыто данное человеку Богом при сотворении «дыхание жизни». Там, в глубине сердца, в подлинном центре всякой человеческой личности, погоня за местами прекращается — потому, что там каждый находит своё место, то самое, которое ему определено Богом. Принятие этого определённого человеку Богом места как своего и есть смирение — не показное, неотделимое от борьбы за последние места, а подлинное, такое, при котором все места становятся для человека одинаково подходящими.

Если мы не будем читать 11 главу Послания к Римлянам и считать ее руководством к действию, то будем потом сидеть в конце стола и вспоминать 14 главу Евангелия от Луки. И это самый мягкий вариант развития событий. Потому, что Аврааму, например, Бог сказал: «Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну». А Господь никогда не нарушает данного Им слова.

За словами Иисуса о тех, кого следует звать к себе на пир, стоит вполне определённая иудейская традиция, связанная с представлением о распределении благ в нынешнем и в будущем веке. В основе этой традиции лежит понимание, что каждому человеку Богом отпущен некий объём тех благ, которые он может получить, общий для нынешнего и будущего века. И, соответственно, чем больший их объём использует человек в веке нынешнем, тем меньше останется для века будущего. С такой точки зрения за стол действительно лучше приглашать тех, кто не может отплатить тебе тем же в нынешнем веке: тем больше будет твоя награда в веке будущем.

В словах Спасителя есть и нечто большее, связанное с Царством, его законами и его жизнью. Дело тут уже не в нынешнем или будущем веке, а в том, как относимся мы к собственным делам и поступкам. Надо заметить, что практически во всех аскетических традициях так или иначе отражено понимание того факта, что нормальная духовная жизнь и духовный рост возможны лишь при правильном отношении к собственной деятельности. Правильным отношением при этом считается такое, которое не предполагает привязанности к результатам, к плодам своего труда.

Всякое дело должно быть для человека, в известном смысле, самоцелью, оно должно быть ценностью само по себе, именно на него, а не на будущие результаты должна быть направлена интенция, с которой человек занимается своим делом. И не потому, что устремлённость к плодам, к результатам самим по себе может заставить человека пренебречь качеством своей работы ради скорейшего достижения результата, а потому, что, перенося центр своего духовного усилия в будущее, человек тем самым сосредоточивается на нереальном, на чём-то, чего ещё нет, и неизвестно, каким оно будет.

Если это верно для нашего ещё не преображённого мира, то тем более верно для Царства: ведь в Царстве ни прошлого, ни будущего не только нет, но и не может быть в том качестве, в котором они известны нам. Применительно к Царству можно говорить лишь о жизни здесь и теперь и о том, что получаешь здесь и теперь. И если здесь и теперь полноты нет, её не будет и потом. Ведь Царство одно на все времена. И его жизнь тоже.

Поучение о трапезе, на которую лучше звать тех, кто нуждается в ней и не может воздать нам тем же, находит себе много параллелей в словах Христа. Видимо, Он часто говорил об этом, и эта мысль неоднократно повторяется в рассказах евангелистов. «И Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе», - говорит Господь в Нагорной проповеди. В сущности, об этом же Он говорит и в притче о Страшном суде: «...что вы сделали одному из малых сих, то Мне сделали». То, что мы делаем для другого, мы делаем для Бога. Строго говоря, само по себе это и является сверхизобильным воздаянием. Умаляясь настолько, чтобы нуждаться в нас, Бог тем самым возвышает нас до немыслимого достоинства, совершенно нами не заслуженного. Кроме того, поступая так, мы поступаем подобно Ему Самому. Ведь, когда Бог благотворит нам, какое Он может ожидать воздаяние? Что мы можем воздать Ему, кроме благодарности сердца? А когда мы реализуем дарованное нам Богоподобие, это означает, что Он Сам действует в нас, так как источник этого богоподобия в Нем, а не в нас. И так открывается в тебе источник вечной Божьей жизни.

Рассказ о том, как выглядит и как действует Царство Божие, понятен любому человеку, если, как ни странно, о Царстве не говорить. Когда мы ищем для себя душевного комфорта, то чужие рецепты редко могут подействовать. Если нам очень плохо, мы, конечно, будем кидаться на слова «там тебе будет хорошо». Но ситуация не переменится к лучшему, пока мы не изменимся изнутри. Стоит нашему внутреннему состоянию улучшиться, как проблемы, вчера вызывавшие тоску и печаль, сегодня кажутся уже не столь безнадежными. Все нам становится легко. Правда, моменты просветления редко длятся долго и никогда  — всю жизнь. Воздействие Царства на нашу жизнь неизмеримо сильнее, потому что Царство вечно и присутствие Бога внутри нас постоянно. Этот же факт в другом месте Иисус описал словами: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко». Мы боимся Креста, боимся подчинить себя воле Божьей, боимся быть с Ним. Если впустить Царство внутрь себя, Крест, Воля, иго - все это останется. Только смотреть мы на все это будем без страха, а с радостью.

Царство Божье приходит в этот мир, но человеку необходимо сделать шаг ему навстречу, ведь оно подобно брачному пиру, на который каждый приглашен, но не каждый хочет прийти. От этого шага зависит очень многое, вот почему Христос говорит о нем в таких серьезных словах. Он может потребовать от человека всего — вплоть до того, чтобы забыть про себя ради Царства. Для того, чтобы сделать этот шаг, Радостная весть должна стать важнее самых важных для человека вещей: дома, хозяйства, семьи, уверенности в будущем. (Арамейская пара «любить-ненавидеть» здесь означает просто «предпочитать»). Но серьезный шаг требует серьезного решения (может быть даже более серьезного, чем решение царя или строителя башни из этих притчей). Христос хочет доверия, но не требует безумства: человек должен трезво «просчитать», действительно ли для него Евангелие ценнее всей остальной жизни, и если да, то шагнуть ему навстречу.

Коротко говоря, основной смысл притчи о званых на вечерю заключается в том, что участие в пире принимают не те, кому «положено», но те, кто нуждается. Раб приглашает тех, кто близок устроившему пир, кто уже прежде был предупрежден о готовящемся празднестве. Очевидно, Господь подразумевает иудеев, которым была дарована вера в Единого Бога и которые ожидали пришествия Христа. Для нас принципиально важно, впрочем, иметь в виду, что сиюминутные заботы о материальном отвращают от участия в Царстве отнюдь не только иудеев. Благодаря двум тысячам лет развития христианской культуры мы все так или иначе заранее оповещены. Даже не читавшие Евангелия, мы знаем о существовании Церкви, о Христе и Его воскресении, знаем о существовании веры и Бога.

Не менее важно также то, какие люди все же приходят на этот пир. Нищие, слепые, увечные — те, кто более всего нуждается в этом. То, что их не звали с самого начала, не означает, что они — люди второго сорта: все же жанр притчи имеет свои ограничения. Царство Небесное, конечно, предлагается всем, и каждый из нас, в зависимости от собственного выбора, оказывается либо званым, но отказавшимся, либо нуждающимся и согласившимся прийти. Конечно, вера — это дар Святого Духа, но, как сказал Христос, мы не знаем, откуда Он приходит и куда уходит. Для того, чтобы этот дар все же произошел, стал реальностью, несомненно необходимо и наше решение, готовность просить этот дар и воспользоваться им. Это решение — нуждаться в Боге, откликнуться и прийти на пир в Царство Небесное — и есть то главное, для чего нам вообще даны воля и свобода.

Все, приходящие к Иисусу, в сущности, задают Ему один и тот же вопрос, яснее всего сформулированный неизвестным «начальником» в сегодняшнем отрывке: «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?». Сама формулировка этого вопроса предполагает некоторое единственное действие. В оригинале он звучит «что сделав, унаследую жизнь вечную?». Именно так передает эти слова славянский перевод: «что сотворив живот вечный наследствую?». Задавая такой вопрос Христу, мы обычно не чувствуем, сколь он опасен для привычного течения жизни. Начальник, очевидно, ожидает предложения пожертвовать известную сумму или исполнить некоторое культовое действие. Позже ярчайшим примером такого действия станет хадж: сходи на поклонение в некоторое место, и заслужишь милость Всевышнего. Но для унаследования вечной жизни, принадлежащей Богу, необходимо отдать всю свою жизнь. Именно это подразумевает ответ Христа, предложившего этому князю раздать все, что имеет. Это трудно не только потому, что требует в самом деле отдать всю свою жизнь для Бога, но еще и потому, что страшно впасть в руки Бога живого. Подвиг доверия — один из самых тяжелых и значительных.

«Много званых, но мало избранных…». Часто в этом видят притязание на элитарность. Но посмотрим повнимательнее. Было приготовлено для какого-то количества гостей. Эти гости отказались. Тогда вместо них пригласили других людей. Соответственно их число примерно равно. Но потом позвали еще, стало быть как раз наоборот избранных оказывается больше, чем званых. Это видимое противоречие, возможно и смутило автора Евангелия от Матфея, что он решил добавить эпизод об изгнании из числа избранных. Но мы ведь знаем, что когда мы говорим о видимом противоречии, речь идет о каком-то важном посыле для нас. Вспомним слова: «Сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место». Нам кажется, что в этих словах: «есть еще место» какое-то очень важное указание на то, что в каком бы отчаянном состоянии мы ни находились, как бы ни казалось нам, что сейчас «затворит надо мною пропасть зева своего» (Пс 68:16), всегда есть вот это упование, что «есть еще место» и оно на самом деле есть. Но все-таки этот строгий рефрен звучит: много званных, мало избранных. Да, а кто сказал, что строгость это плохо? Строгость хороша до той самой черты, за которой у того, к кому прилагается строгость, не начнется депрессия, отчаяние, уныние и т.д. Вот тут срочно надо менять строгость на нежность. Конечно, это надо почувствовать, что человек у черты. Никто из людей на это не способен, как бы мы ни обнадеживали себя своей душевной чуткостью. Но «невозможное человекам, возможно Богу». И Он всегда рядом со строгостью помещает беспредельную доброту. А дальше Ему нужно настраивать сердце человека на восприятие того или другого, в зависимости от того, в каком состоянии этот человек находится. И это всегда хорошо Ему удается, если человек Его любит.

Порой мы смотрим на людей духовных, на иереев, монахов, просто на мирян, но о которых мы знаем, что это люди глубочайшей веры, и нам кажется, они близки Богу, они из числа Его ближайших друзей и их Он пригласит на Свой пир. А что мы? - мы простые грешники, не знаем Писание так хорошо, как они; наверное, не так усердно постимся; может быть, пропускаем порой молитвенное правило. Да, все это так. Но, сознавая всю свою духовную нищету пред Господом, мы должны быть всегда готовы к одному. Чтобы тотчас откликнуться, как только Он нас позовет. А Он позовет, в этом сомнения нет. Может быть, кому-то слова «много званных, но мало избранных» покажутся приметой того, что христианство — некая элитарная в духовном отношении вещь. Однако все мы понимаем, что христианство – главная вера на земле, в отношении которой это не так. В чем здесь видимое противоречие? Здесь речь идет скорее о том, что «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф 7:14). Бог открыт каждому, но лишь тому, кто этого реально хочет и прикладывает к тому труд, ибо «с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него», - только об этом и идет здесь речь.

Смысл рассказанной Иисусом притчи о званых и избранных вполне понятен, и в разъяснениях она не нуждается. И всё же вопросы остаются. И самый главный из них — практический, касающийся нашего собственного духовного и жизненного выбора. Если речь идёт о том, что за стол попадают исключительно люди неблагополучные, означает ли это, что и нам, если мы сами не станем такими, места за этим столом не найдётся?

На заданный вопрос существует традиционный ответ: дело не в том, что мы имеем и чем располагаем, а в том, как относимся к имеющемуся и располагаемому. Формально такой ответ можно считать вполне корректным. Но что он означает для нас по существу? И в чём, собственно, заключалась главная проблема тех вполне благополучных людей, которых хозяин позвал к себе на пир? В имуществе? В материальном или жизненном благополучии, как таковом? Наверное, всё-таки нет.

Каждый из приглашённых благополучных людей отказывает приглашающему не потому, что он что-то имеет и даже не потому, что он только что приобрёл нечто важное. Все они отказывают приглашающему потому, что их приобретения (в чём бы они ни заключались) диктуют им вполне определённую логику поведения, всецело обусловленную приобретённым. Вот эта логика и заставляет их отказаться от приглашения.

На первый взгляд может показаться, что речь в данном случае идёт просто о выборе между двумя альтернативными вариантами поведения, между приглашением и собственными интересами, в конце концов, между миром и Царством. Но если вдуматься в ситуацию, нетрудно заметить, что на самом деле выбор идёт между отношениями и их отсутствием.

Хозяин звал к себе гостей не просто так, его, очевидно, связывала с ними давняя и, казалось бы, глубокая дружба. Но оказалось, что в самый радостный и важный для своего друга момент каждый из приглашённых выбрал не отношения с ним, а свой собственный мир, свою собственную жизнь, которой они отгородились от приглашающего их человека. Выбор идёт, по сути, не между разными образами духовной жизни, а между духовной жизнью и её отсутствием, даже если под хозяином понимать не Мессию, а самого обычного человека: ведь духовная жизнь — это и есть отношения, отношения с Богом, со Христом, с ближними.

Отказ от отношений в пользу чего бы то ни было другого означает фактически отказ от духовной жизни. На таком фоне становится понятным обращение к тем, кто не имеет ничего: им ничто не мешает оценить важность предлагаемых им отношений, поскольку они не имеют ничего, что могло бы их собой заслонить. Вариант, может быть, и не лучший (каждый ведь хотел бы видеть у себя своих старых друзей, а не людей с улицы, пусть даже таких, которые всегда готовы прийти), но в сложившейся ситуации единственно возможный.

Очень трудно читать слова, которые говорит Господь следующим за Ним толпам народа. Кажется, что утверждение о том, что тот, кто «не возненавидит отца своего и матери, и жены... не может быть Моим учеником» противоречит заповеди о любви к ближнему. После этого Господь говорит о кресте, несение которого необходимо для того, чтобы быть Его учеником. И слова эти говорят не о носимом на шее символе принадлежности к Церкви, а об орудии позорной казни. Казни, которой мир предает самых презренных и заклятых своих врагов. Нужно самому, добровольно, взять орудие мучений, позора и унижения. Чтобы у нас не возникло соблазна истолковать эти слова аллегорически, подменяя их прямой смысл фантазиями, Господь приводит сразу две притчи о необходимости отдавать себе отчет в том, между чем и чем ты выбираешь.

Мы предпочитаем обращать внимание на то, что становясь христианами, люди выбирают между злом, страданием и враждой, с одной стороны, и светом, теплом и лаской Божьей любви с другой. Это, несомненно, так, но: «Он был светильник горящий и светящий, а вы хотели малое время порадоваться во свете его!», с горечью сказал об этом Господь (Ин. 5:35). Он предлагает нам выбор не столько между «наличием» или «отсутствием» того, что мы почитаем плохим или хорошим, а между двумя иерархиями ценностей. В одной из них в центре находится сам человек с тем, что ему принадлежит: жизнью, имуществом, друзьями, привязанностями, зависимостями и грехами. В другой в центре находится Бог и Его воля. Именно поэтому Он говорит, что тот, «кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником». Именно поэтому, когда ты выбираешь Христа, «заведомо» хорошие вещи, как привязанность к родне, могут оказаться среди отвергаемого, а «заведомо» плохие, как унижение и позор и страдание, — среди избираемого.

Как видно, Иисус прямо предупреждает каждого, чего стоит путь в Царство. И советует: прежде, чем решаться идти за Мной, взвесьте всё спокойно и трезво. Хотите ли вы того, что Я могу вам дать? Готовы ли вы идти тем путём, которым придётся идти? Тут, разумеется, нет никакого желания запугать или отвратить от пути в Царство. Но есть понимание того, что, однажды на этот путь вступив, свернуть с него впоследствии будет если и возможно, то с серьёзными духовными (а может быть, и не только духовными) потерями.

Спаситель не случайно сравнивает ситуацию собирающегося вступить на христианский путь с ситуацией человека, собирающегося строить у себя на поле сторожевую башню, или с ситуацией правителя страны, собирающегося воевать с соседом: в обоих случаях лучше всё обдумать ещё до начала, потому что в случае провала можно оказаться в положении куда худшем того, какое сложилось бы, откажись и тот, и другой от задуманного. Ценой пути, по словам Иисуса, является отказ от всего, что может дать этот, непреображённый и лежащий во зле, мир.

Спаситель не случайно прибегает к образу креста: он был в евангельскую эпоху хорошо понятен каждому в Иудее, ведь ещё у всех жителей страны была жива память о восстании, случившемся прежде, в годы независимости, когда было подавлено организованное фарисейским братством восстание против Александра Янная, правителя, проводившего, по мнению восставших, политику, полностью противоречащую Торе. Тогда участники подавленного властями восстания были распяты на крестах: казнь не только мучительная, но и унизительная для всякого иудея.

Иисус прямо предупреждает всех, кто хочет идти за Ним: надо быть готовым ко всему, как были готовы ко всему ради своей веры участники того восстания, которых не испугал даже крест. И дело тут не в том, что то Царство, которое принёс в мир Иисус, придётся утверждать силой, как хотели утвердить его силой участники восстания при Александре Яннае.

Дело в том, что оно, по слову Самого Спасителя, «не от мира сего». А потому «мир сей» всегда будет ему враждебен, не по природе, которую преобразить возможно и которая в конце концов будет преображена, а из-за того зла, которое проникло в мир после грехопадения. Вот этот-то конфликт с силами зла, действующими в мире, и делает неизбежным крест для каждого христианина, в том или ином виде. Но, как видно, другой дороги в Царство нет. А идти по ней или нет, каждый, разумеется, решает сам.

Слова о необходимости ненависти способны вызвать чувство, превосходящее обычное недоумение. Толкователи, знакомые с тонкостями языка и особенностями красноречия той эпохи, объясняют нам, что здесь речь вовсе не идёт о ненависти в привычном для нас смысле, а о том, чтобы, любя свою жизнь и наших ближних, не заслонять этой любовью Подателя жизни. Это необходимо уже потому, что без Него наша любовь к дорогим для нас людям рано или поздно иссякнет.

Но и при таком понимании текста недоумение не исчезает. Неужели из слов Христа следует, что если нам не хватает сил и разумения идти по тому пути, на который Он нас позвал, то идти за Ним и не надо? Но ведь Он Сам позвал нас!

Да, Он, прекрасно зная все наши слабости и грехи, всё равно нас позвал. Но если мы пошли за ним, а пошли мы согласно собственному решению, то не следует рассчитывать, что вот сначала мы попробуем, а если окажется трудно, то уйдём в сторону. Нет, надо быть готовыми идти до конца и не сворачивать. Христос никого не отталкивает, но Он заранее предупреждает, что не должно быть иллюзий, и одна из них - преувеличение собственных сил. Наших сил не хватит, но Он даст их нам.

Христос ещё не распят, Его слушатели ещё не понимают, к чему здесь упоминание о кресте. Но, призывая каждого нести свой крест, подобно тому, как Он Сам его понесёт, Он высоко ставит нас, рядом с Собой. И если мы будем рядом с Ним, то и Он будет рядом с каждым из нас.

Для познания воли Божией необходим дар премудрости, но необходимо также наше усилие в использовании этого дара. Ниспосланный Дух Святой дает нам возможность определить издержки и рассчитать силы, но сделать это должны мы сами. Вместе с тем, Иисус подсказывает и правильный результат такого расчета: сил хватит ровно на то, чтобы от всего отказаться, взять крест и последовать за Ним.

Евангельское чтение сегодня, на первый взгляд, очень нелогично. Притчи о строителе башни и начале войны на самом деле и не притчи, а реальные жизненные ситуации, с которыми мы сталкиваемся ежедневно. Браться за сложное и опасное дело только рассчитав последствия — это то, чему мы пытаемся научиться с детства. Большинство неудач связано именно с тем, что, принимая решение, мы чаще всего просто не даем себе труда оценить всю глубину негативных последствий. Чаще всего и Библия из-за этого попадает «в опалу», потому что говорит нам: «Не спеши, подумай, есть законы, о которых ты знаешь и не должен ими пренебрегать, иначе ты погибнешь». Эту функцию Писания мы знаем очень хорошо и очень не любим. Казалось бы, и здесь притчи по смыслу говорят нам о том же. Но вывод из них совершенно иной: «...всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником». То есть Иисус хорошо знает, что война, на которую мы идем, башня, которую мы должны постороить, желание быть Его учеником, а значит - и исполнять заповедь любви, о которой напоминает нам послание к Римлянам, — все это - нереальный, с точки зрения здравого смысла, труд. Если мы сядем и рассчитаем, чего от нас потребует выполнение закона любви, если мы осознаем, на что идем, когда отрываем себя от зла, то все здравомыслие в нас потребует немедленно прекратить эту борьбу. Простой инстинкт самосохранения заставляет отказаться от этого пути. Так мы натыкаемся на единственное исключение из следования здравому смыслу, которое лишь подтверждает правило, данное нам Писанием. Заповедь любви без Иисуса не выполнишь, но, решая следовать за Ним, не думай о том, чего потребует этот путь. В конце концов, только Ему известна конечная цена этого выбора.

Путь в Царство Иисус нередко связывает со своего рода оценкой, расчётом, анализом возможностей человека. Тот, кто собирается начать строительство, должен вначале оценить свои ресурсы и понять, хватит ли их для завершения работы — а если нет, то лучше и не начинать. Такое отношение справедливо во всяком случае, когда речь идёт о духовном пути.

В самом деле: собираясь в дорогу, мы всегда надеемся дойти до цели, и всегда пытаемся понять, насколько дорога может оказаться трудной, опасной, да и вообще окажется ли она нам посильной. И если сказанное верно относительно всякого духовного пути, то особенно верно оно, когда дело касается пути христианского: ведь тут речь идёт о Царстве, путь в которое труднее всякого иного даже при том, что Спаситель Сам постоянно нас на этом пути сопровождает. Конечно, будь христианство просто ещё одной новой религией, ситуация была бы иной. Всякая религия является до известной степени целью сама по себе.

И даже если речь идёт о чём-то большем, чем она сама, всякий религиозный человек всегда может утешать себя тем, что он, пусть и не дойдя до этого большего, всё-таки кое-что сделал, и сделанное им ценно само по себе. Обычно религиозный человек в таких случаях говорит себе и другим, что он, мол, сделал, что мог, а на большее никогда и не рассчитывал: он ведь не святой и не праведник, а обычный человек. Но в том-то и дело, что христианство как религия вообще не имеет смысла.

Христианство — путь в Царство и жизнь в Царстве, и единственной целью христианина может быть только Царство во всей его полноте, иначе не стоит и начинать. Вот об этом и говорит Иисус, приводя в пример замысел строительства хозяином сада сторожевой башни. Ведь недостроенная или плохо построенная башня не только бесполезна, она может даже навредить, создавая у её строителя иллюзию безопасности, которой на самом деле нет. Тогда уж лучше совсем ничего не строить.

Так и христианин, не дошедший до жизни Царства во всей её полноте, может попасться в ловушку: ему может показаться, что с его духовной жизнью всё в порядке, раз уж он исполняет некие «религиозные обязанности христианина», между тем, как на самом деле он к Царству находится не ближе, чем любой другой, вообще не задумывающийся о религии. Вот на этот максимум, на достижение цели и ориентирует Иисус Своих слушателей, призывая их задуматься, готовы ли они идти до конца, а если нет, то не лучше ли им оставить Его и жить обычной своей жизнью, которой они жили прежде.

Эта мысль в разных вариантах повторяется в Евангелии множество раз. В чем дело? Почему Господь считает ее такой важной? Может быть, из-за того, что Он видит, что наше желание «иметь» несет в себе глубоко греховную природу. Это желание обеспечить основу своей самости, независимости от Бога и друг друга, желание подкрепить чем-то свою гордыню и превозношение над другими, «неимеющими». А Божий замысел — это мироздание, основанное на любви, то есть взаимосвязанности, взаимозависимости и взаимоотдаче.

Иисус не говорит здесь о том, чтобы мы ничего не имели, Он призывает «отрешиться», не придавать тому, что у нас есть, слишком большого значения, не считать свое имущество хоть сколько-нибудь серьезной опорой в своей жизни, а возлагать всю свою надежду, всё упование только на Бога. Мне сейчас вспомнился такой пример. Конечно, люди всегда стараются отложить что-то «на черный день». А для пожилых людей свойственно копить на свои похороны. И вот Евангелие рассказывает об одном таком пожилом, уважаемом человеке, который заранее позаботился о своих будущих похоронах, приготовил себе дорогой склеп... А потом он познакомился с Иисусом и стал считать себя Его учеником, тайным учеником, потому что боялся мнения религиозных авторитетов. Но вот Иисус умирает на кресте, и этот человек, Иосиф из Аримафеи, теряет страх. Он идет к Пилату и получает у него разрешение похоронить Господа. Отдавая Иисусу свою гробницу, он отрешается от того, что имеет, от человеческого основания надежды на уважение окружающих и достойное завершение жизни, и именно в этот момент он перестает быть «тайным» учеником Христовым, а становится Его настоящим учеником.

Все мы учились и учимся. Только что мы называем этим словом? Как правило, это когда нам что-то говорят, а мы слушаем. В лучшем случае — нам что-то показывают, а мы смотрим. Такая вот школьная модель. Совершенно иную модель использует Иисус. Он призывает Своих учеников следовать за Ним, разделять с Ним Его жизнь, учиться в процессе этой жизни, стараться уподобиться Учителю.

А теперь подумаем, какую жизнь ведет Сам Иисус, какой жизни должны уподобить свою жизнь Его ученики. Он уже не плотник, Он не имеет постоянного дома (помните — «лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» — Мф. 8:20), у Него нет денег, нет семьи... Он Сам отрешился от всего, чтобы послужить всем! А чего мы ожидаем, когда думаем о себе как о Его учениках? Не повторяем ли мы ошибку сынов Зеведеевых, «деливших министерские портфели» в будущем Царстве (Мк. 10:35-37)?