Мысли вслух на Иов 8:1-22

Как видно, слова Иова всё больше раздражают его друзей. И если Элифаз всё же пытается быть объективным и дружелюбным, то другой из участвующих в беседе друзей, Билдад, прямо обрушивается на Иова с упрёками (ст. 1 – 2). Он говорит своему другу: долго ли ты будешь обвинять Бога? Ведь Он никак не может быть неправ, Он наказывает лишь тех, кто заслуживает наказания (ст. 3 – 4)! Билдад, в сущности, не говорит Иову ничего нового, он лишь повторяет сказанное Элифазом. Он говорит: если ты действительно праведник, то Бог подтвердит твою правоту (ст. 5 – 7). Единственным новым аргументом в устах Билдада оказывается ссылка на традицию, на мнение отцов (ст. 8 – 9).

Но мнение это, в сущности, лишь поддерживает устоявшиеся и общепринятые религиозные представления: нечестивец никогда не бывает успешен, он исчезнет с лица земли, засохнет, как трава без воды (ст. 10 – 19). Иову же в случае покорности Билдад, как и прежде Элифаз, обещает скорый конец посланных Богом испытаний и возвращение прежнего благоденствия (ст. 20 – 22). Такая реакция Билдада на слова Иова едва ли имеет рациональное объяснение. Похоже, Билдад просто боится услышанного и реагирует совершенно иррационально, как это нередко случается с людьми под влиянием страха. И реакция его оказывается тем более резкой, что речь идёт о страхе религиозном. Такой страх свойствен в той или иной мере всем религиозным людям, и появляется он тогда, когда внутреннему миру религиозного человека грозит опасность деформации или даже разрушения.

В самом деле, сказанное Иовом всякому религиозному человеку должно было казаться почти кощунством, ведь он, как может показаться на первый взгляд, посмел поставить под сомнение правоту Самого Бога, Его право судить каждого и выносить собственные определения, ни в чём и ни перед кем не отчитываясь! Мысль о том, что человек может усомниться в правоте Божией, религиозному сознанию кажется чудовищной, ведь религия — всего лишь дело рук человеческих, а человек, тем более человек религиозный, прекрасно понимает, что он не может говорить с Богом на равных. Иное дело опыт откровения: в таком опыте священный трепет, рождающийся от переживания реальной близости Бога, нередко соседствует с дерзновением, рождающимся там, где Бог намеренно умаляет Своё величие с тем, чтобы Его общение с человеком стало общением равных. Но опыт такого общения — это опыт откровения, религии как таковой он незнаком и потому религиозным сознанием воспринимается в лучшем случае как дерзость, в худшем же — как кощунство.

Как видно, друзья Иова ничем не могут ему помочь в поисках ответа на главный вопрос. И речь Билдада — лучшее тому подтверждение. Билдад, правда, ссылается не столько на личный опыт, сколько на традицию. И приводит множество цитат из книг мудрецов, которые с несомненностью доказывают главный его, Билдада, тезис: с праведником ничего плохого произойти не может, а если с человеком всё-таки что-нибудь такое происходит, значит, он не праведник. Старая, как мир, религиозная схема, легко позволяющая представить проблему Иова, по сути, псевдопроблемой. Нет никакой проблемы страдающего праведника, есть старая и давно решённая проблема страдающего грешника. Здесь снова всё то же желание не решить проблему Иова, а замять её. И лучше всего было бы её замять, введя в рамки религии, где нашлись бы и традиционные механизмы её разрешения, и готовые ответы на задаваемые Иовом вопросы.

Элифаз делал это более тонко, он опирался в том числе и на собственный духовный опыт, благо опыт этот способствовал становлению и укреплению религиозности самого Элифаза. Элифаз видит, что религиозность Иова шатается, и предлагает ему то, что могло бы её укрепить. То же по сути делает и Билдад, но, в отличие от Элифаза, своего опыта у него нет, и он предлагает Иову вместо него опыт предков, Традицию. Ход беспроигрышный: Традиция безусловно важна. Но лишь при условии адекватного её восприятия.

Подлинная Традиция всегда несёт в себе опыт духовной жизни прежних поколений. Но она несёт в себе также и свойственные этим поколениям религиозные формы, в которых носители Традиции свой опыт выражали. При желании даже в подлинной Традиции можно найти религиозность — и на ней остановиться. Превратить, например, некие древние книги в цитатник, где всегда можно найти высказывания на заданную тему — примерно так, как и поступает Билдад. Тогда Традиция исчезает, и остаётся лишь традиция, дело рук человеческих.

Вот её-то по сути и предлагает Билдад Иову для подкрепления его, Иова, религиозности. Вот только Иову-то надо другое. Ему не нужна реставрация собственной религиозности. Ему нужен ответ на главный вопрос, без которого жизни для него нет. Не только жизни духовной, но и жизни вообще — так всё для Иова серьёзно. А его друзья всё ещё надеются «заговорить» его проблему, подобрать для неё религиозно правильные слова, услышав которые, проблема исчезнет сама собой.

К обличениям приступает Вилдад. Своей самоуверенностью он превосходит Елифаза и безапелляционно, не располагая фактами, но, руководствуясь общими соображениями, заявляет Иову, что его сыновья обоснованно пострадали за свои грехи. Вилдад прав, когда утверждает, что Бог справедлив, но странно, что он не учитывает того, что после грехопадения мир лежит во зле, поэтому многое, творящееся в мире, не соответствует замыслу Творца. Почему то и Вилдад, и ему подобные моралисты, забывают, что в мире много зла независимо от того, обоснованно ли падают беды на людей, и не всякие бедствия мы имеем право называть наказанием за грехи.

Надежда Вилдада на Бога совершенно справедлива, но она соединена с судом, взятым на себя своевольно. По сути, Вилдад ставит себя на место Бога и пытается решать от Его имени, не имея для того ни малейших оснований.

Речь и молитва Иова, который обращается к Богу как к живому Существу, способному понять его, возмущает его друзей. Им кажется, что Иов недостаточно благоговеет перед Всевышним. Поэтому ответ Вилдада звучит заметно жестче, чем первая речь Елифаза. «Долго ли ты будешь говорить так? – слова уст твоих бурный ветер!», восклицает Елдад. Точнее всего было бы перевести эту фразу современным жаргонным выражением «гнать пургу». Суть упрека Вилдада Иову в том, что слова последнего кажутся Вилдаду неосновательными и разрушительными. Неужели Иову кажется, что Бог может быть неправ, ведь Он всегда прав, «по определению»! Если Елифаз говорил о законе, согласно которому грех наказывается страданием, то Вилдад рассуждает в обратном направлении: если сыновья Иова пострадали, значит они согрешили пред Богом. Если сам Иов невиновен, то пусть помолится – и Бог немедленно умиротворит его. Рассуждение Вилдада почти дословно следует сказанному Богом через пророка Иезекииля о личной ответственности людей: дети не отвечают за грехи родителей, а родители – за грехи детей (Иез. 18:1-24). Это можно рассматривать как аргумент в пользу того, что книга Иова была написана позже эпохи плена, когда действовал Иезекииль. Кроме того, и это гораздо важнее, что суть слов Вилдада повторяют насмехающиеся над Распятым Христом иудеи: «уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему» (Мф. 27:43). Внешне непогрешимая, позиция Вилдада, таким образом, не имеет отношения к жизни, в которой все гораздо сложнее.

Не находя новых (по сравнению с Елифазом) богословских аргументов, Вилдад обращается к статистическому аргументу: «так было всегда». «Спроси у прежних родов», взывает он к Иову, и приводит поэтическое описание гибели нечестивцев. Вилдад как будто не слышал того, что говорил Иов в двух предыдущих главах; поэтому он, как может, пытается поддержать в Иове хоть какой-то оптимизм. «Все будет хорошо», говорит Вилдад. Какие немощные и пустые слова, и как часто нам просто нечего больше сказать в такой ситуации!