Мысли вслух на Ис 43:2-3

Говоря о прошлом и будущем народа, Бог устами Своего пророка напоминает желающим слышать о прошлых временах, о временах фактического массового отступничества. Очевидно, проповедь эта прозвучала ещё в Вавилоне, ещё до завоевания Вавилонии персами и до указа Кира Великого, давшего евреям право вернуться на землю отцов. Как видно, главная проблема заключалась не только и не столько в прошлом, сколько в настоящем. К концу пленной эпохи еврейская община уже укоренилась в Вавилоне, активно участвуя в местной жизни, экономической, политической и культурной.

В вавилонской общине внутри яхвизма сформировалась новая религия — иудаизм, вполне приспособленный для жизни в диаспоре и позволяющий сохранять еврейскую национально-религиозную идентичность практически в любой среде, иногда даже достаточно агрессивной. К тому же в Вавилоне уже выросло поколение, считавшее его фактически своей родиной и знавшее Иудею только по рассказам родителей. Они, конечно, не отрицали того, что говорили допленные пророки, но, по-видимому, не эти пророчества определяли их повседневную жизнь.

Поэтому, когда в Вавилоне появился новый пророк и заговорил о том, что конец плена близок, что Бог искупил Свой народ и скоро начнётся его возвращение на землю отцов, ему не очень-то верили, тем более, что никаких внешних признаков скорого изменения ситуации не было. Вот тогда-то и прозвучали слова Божьи о маловерии Его народа. И в самом деле: изменилась эпоха, родилась новая религия, жизнь еврейской общины в Вавилоне настолько мало походила на допленную, что, когда репатрианты появились в Иудее, местные жители, те, которых в своё время не депортировали, смотрели на них, как на чужаков.

А вот духовные проблемы остались теми же, какими они были до плена. И главная — недоверие к живому откровению. К традиции доверие было, и допленным пророкам доверяли потому, что они уже стали частью традиции. Но вот появился новый пророк, и оказалось, что, кроме религиозных форм, с допленных времён ничего не изменилось: Богу и Его живому слову в конце пленной эпохи доверяют так же мало, как в её начале. Конечно, после указа Кира и начавшейся репатриации отношение к словам Исайи изменилось. Но это было уже принятие свершившегося факта, а не слова Божьего.

Пророки всегда призывали народ Божий к верности завету, к служению Господу, к непоколебимой вере. Действительно, Бог сотворил Свой народ (и вообще всех людей) для того, чтобы мы любили Его, служили Ему, стремились к познанию Его. Но, подобно утренним лучам, сквозь призывы пророков к верности и служению прорывается новое благовестие, которое не было ранее открыто людям: Господь сотворил людей не только для того, чтобы они любили Его и творили Его волю, но гораздо более — для того, чтобы любить их, чтобы заботиться о них, служить им, вести их в Свою славу.

Мир сотворен для любви — не просто для того, чтобы мы могли любить друг друга, но для того, чтобы мы могли принять Божью любовь, превосходящую все наши представления. Поэтому так трудно было выразить это в словах, так трудно нам осознать и принять эту Весть, что каждый из нас — избранный, каждый — самый любимый у Бога. Сегодня мы видим это в приглушенном свете ветхозаветного пророчества — завтра, дай Бог, увидим его осуществление своими глазами.

Господь искупил нас и каждого назвал по имени. Искупление, то есть выкуп, означает не присвоение в виде собственности, если продолжать пользоваться сравнением из области купли-продажи, то искупление похоже на покупку птиц для того, чтобы выпустить их на волю. Не о подчинении говорит и то, что Он каждого зовёт по имени, здесь не то имя, которое хозяин даёт рабу, но то, которое помогает каждого из нас отличить от остальных людей. Это значит, что все мы для Него дороги, каждый выделен не в ущерб окружающим.

Мы названы свидетелями, и здесь мы встречаемся с новой степенью Его доверия к нам. Вообще-то Господь не нуждается в чьём-либо свидетельстве, Его сущность превыше всего, что можно сказать, но вот оказывается, что мы важны для Него не просто как творения, но как те, кому может быть оказано высокое доверие. Все наши грехи и слабости перед Его взором, но они не отменяют того, что мы остаёмся драгоценными в Его глазах.

Иаков, то есть впавший в грехи и отступничество народ Израиля, обличается в том, что он не взывал к Господу, тем не менее Он Сам, по собственной инициативе изглаживает грехи народа. Сразу же в голову приходит вопрос: а почему здесь не говорится о покаянии, неужели можно обойтись без него? Нет, конечно, покаяние необходимо, но теперь Господь даёт нам увидеть, что Его прощение и милосердие выше всего, с чем мы привыкли их связывать, и даже выше того, что мы способны представить.

Сегодняшний отрывок звучит, на первый взгляд, парадоксально: Бог, возвращающий остаток Своего народа на землю отцов (ст. 1 – 7), упрекает его в измене и отступничестве, как бы не решаясь до конца простить тех, кто, казалось бы, уже стал в плену тем новым народом, которым и должен был стать (ст. 23 – 24; 26 – 28). Между тем, при более внимательном прочтении в тексте нетрудно найти и ответ: оказывается, во всём происходящем никакой заслуги народа нет (ст. 23 – 25). В плену действительно речь не могла идти ни о каких жертвоприношениях, которых Бог и не требовал от Своего народа (ст. 23 – 24). Единственное, что требовалось от верных в тот период, — не мешать Богу действовать своими грехами. Но, как видно (ст. 24), и это у них получалось плохо, если получалось вообще. Такая проповедь, несомненно, должна была оказаться для репатриантов, к которым она была обращена, чем-то вроде холодного душа. Ведь они были совершенно уверены, что сделали всё необходимое для того, чтобы стать тем самым остатком, о котором говорили допленные пророки. Так, впрочем, думали все, кто в Вавилоне сохранил веру отцов; те же, кто после указа Кира решились отправиться в Иудею с тем, чтобы восстановить город и Храм, чувствовали себя, так сказать, «остатком остатка»: ведь поехали они одни, прочие остались, и ехавшие, наверное, ни на секунду не сомневались, что если Мессия и не встретит их ещё на пути в Иудею, то, уж конечно, там, в Иудее, Он не замедлит с приходом. И, конечно, все свои победы они приписывали не только Богу, но и себе: ведь все они были нормальными религиозными людьми, а религиозному сознанию всегда было свойственно видеть в религии такую же область приложения человеческих сил, как любая другая, с той лишь разницей, что в сфере религиозной эти силы должны быть прилагаемы особым образом в соответствии с особыми правилами. Поэтому в религии, как и всюду, во все времена существовали свои представления об успехах и неудачах, о передовых и отстающих, и, разумеется, о достижениях, которых удалось добиться тем или иным религиозным активистам на ниве религиозной деятельности. И ехавшие в Иудею репатрианты были уверены, что они достигли многого. А Исайя не просто преуменьшает эти достижения, он их попросту обнуляет, говоря им от лица Божия, что они вообще ничего для Бога не сделали, они лишь мешали Ему, а Он сделал всё, так, что не только их триумфальное возвращение на землю отцов, но и сами они, со всеми своими религиозными достижениями, целиком и полностью сделаны Им. Истина оказалась горькой, но без её признания невозможно было войти в Царство. Ведь его получают даром, а не по заслугам.