Мысли вслух на Мк 3:7-19

Изучив перемещения Иисуса по Палестине, некоторые исследователи Евангелия сделали вывод, что Он делал переходы в самое трудное время суток – в разгар дневного зноя. Потому что именно в это время суток было бы труднее всего воспринимать Его Слово. Очевидно, что в последние три года жизни Господь всецело посвятил себя людям, нуждающимся в Его словах и исцелении. Но, заботясь о других, Христос видел и границы своих человеческих возможностей. Мы видим, как Он чередует полную отдачу в громкой толпе нуждающихся и тихую молитву Отцу в уединенном месте.

В этом отрывке Иисус просит учеников приготовить лодку, в которой Он мог бы немного отдалиться от слушающих, чтобы они не так теснили Его. Этот момент потрясает удивительной человечностью нашего Господа, Который, устав от многолюдства, отдает Себе в этом отчет и находит способ проповедовать и одновременно находиться отдельно от народа.

В этом чтении мы видим три разных отношения к Иисусу, три разных встречи с Богом. Уверенные в своей добродетельности, религиозные учители народа — фарисеи - испытывают не просто раздражение, а ненависть к Иисусу, собираются Его убить — потому что Он нарушил религиозные правила, точнее говоря — поставил нужду живого человека выше буквы закона. Непостижимо: учители закона Божьего не узнают Бога!

Бесы очень даже узнают Бога и при встрече в страхе падают пред Ним, они явно хотели бы оказаться подальше. Их отношение к Иисусу — страх.

Великое же множество измученных больных людей теснит Его, стремясь прикоснуться к Нему. Прикоснуться к Богу — значит поверить, только верой можно коснуться Христа, войти в личные отношения с Ним. И мы видим ответ Бога на веру людей: от Него исходит сила и исцеляет всех, как сказано в параллельном чтении в Лк 6:19.

В этом чтении мы видим три разных отношения к Иисусу, три разных встречи с Богом. Уверенные в своей добродетельности, религиозные учители народа — фарисеи - испытывают не просто раздражение, а ненависть к Иисусу, собираются Его убить — потому что Он нарушил религиозные правила, точнее говоря — поставил нужду живого человека выше буквы закона. Непостижимо: учители закона Божьего не узнают Бога!

Бесы очень даже узнают Бога и при встрече в страхе падают пред Ним, они явно хотели бы оказаться подальше. Их отношение к Иисусу — страх.

Великое же множество измученных больных людей теснит Его, стремясь прикоснуться к Нему. Прикоснуться к Богу — значит поверить, только верой можно коснуться Христа, войти в личные отношения с Ним. И мы видим ответ Бога на веру людей: от Него исходит сила и исцеляет всех, как сказано в параллельном чтении в Лк 6:19.

У Клайва Льюиса в «Письмах Баламута» есть такой момент, когда старший бес пишет своему ученику, чтобы тот постарался внушить человеку, к которому приставлен, что чертей вообще нет, и это было бы его большой победой. Современные материалистически ориентированные люди действительно со скепсисом относятся к существованию нечистых духов, хотя чаще всего признают, что в черной магии и колдовстве «что-то есть». Но если человек вдруг «прозревает», то он впадает в другую крайность — неудержимой «бесобоязни». Это касается и людей, считающих себя верующими, что, вообще говоря, странно: ведь если верой мы соединяемся со Христом, Которого бесы боятся, то откуда страх? Может быть, с верой что-то не так?

Теперь о другом. Нечистые духи узнают в Иисусе Сына Божиего («И бесы веруют и трепещут» Иак. 2:19). Нужно ли объяснять, почему Иисус запрещает им говорить о Нем? Представьте себе, что у вас есть знакомый, про которого вы уверены, что он — отъявленный лгун и негодяй. И вот вы узнаете, что он вас на всех перекрестках расхваливает. Что люди о вас подумают? Понравится ли вам такая ситуация? Вот и Иисус не хочет такого «свидетельства» о Себе. Придет время, когда Его ученики будут призваны на свидетельство о Христе, но при этом их слова и дела не должны будут расходиться.

По дорогам Палестины за Иисусом ходило множество людей, но не все они вошли в число двенадцати апостолов. Как говорит евангелист Марк, Он «призвал к себе тех, кого Сам хотел». Этих учеников Господь приготовил для служения, дав им силу проповедовать Царствие Божие, исцелять больных и изгонять бесов. Последовав призыву Христа и взойдя вместе с Ним на гору, они стали совершенно другими людьми. Не об этом ли свидетельствует тот факт, что Симону дается совершенно новое имя – Петр…

Получив эти «сверхъестественные» способности, апостолы не превратились в магов, гордящихся своими чудодейственными умениями, потому что в этом не было их заслуги. Иисус призвал тех, кого захотел, а не тех, кто был более достоин. Удивительные вещи, сделанные руками апостолов, которые мы находим в книге Деяний - действие Cамого Спасителя, а не тех, кого Он Сам поставил на это служение. Эти взаимоотношения Господа и учеников для нас – удивительный пример того, что такое смирение.

Сегодняшнее чтение посвящено избранию двенадцати апостолов, призванных быть ближайшими сотрудниками Христа — проповедовать Благую Весть и исцелять мир от болезней и сил зла. Перед этим Иисус провел всю ночь в молитве к Богу и затем избрал из учеников тех, «кого Сам хотел».

Инициатива призвания принадлежит Богу. Ни один человек не может «ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба» (Ин 3:27). Эти слова Иоанна Крестителя были сказаны об Иисусе, Который, быв послушен Отцу «даже до смерти, и смерти крестной» (Флп 2:8), Сам исполняет божественный принцип послушания и на этом принципе основывает первую общину учеников — начаток Церкви.

Избрание Божие не только не уничтожает человеческую свободу, но предполагает ее. Ответ на Божий призыв осуществляется свободным выбором человека, и этот выбор совершается не только раз и навсегда — но и постоянно, в каждый момент жизни. У нас содрогается сердце, когда мы видим в перечислении имен апостолов имя Иуды Искариотского. Христос доверяет ему, вверяет Себя его свободе, апостольское достоинство Иуды такое же, как и у других, он также проповедует Евангелие и имеет власть исцелять от болезней и изгонять бесов. В данный момент он со Христом, и его свободе дана такая же, как и всем, возможность быть со Христом всегда.

Интересно: в какой всё-таки момент апостолы становятся апостолами? В момент, когда Иисус позвал их за собой, каждого в свой час? В день, когда Он посылает их на служение? После Его воскресения и их встречи с Ним, воскресшим из мёртвых? В день Пятидесятницы?

Наверное, на этот вопрос однозначно ответить невозможно. Ведь апостол — прежде всего свидетель, свидетель Христа и Царства. И, значит, апостолом он становится в тот момент, когда начинает свидетельствовать. А что считать началом? Ведь, в сущности, что такое Царство, апостолы поняли до конца только после Пятидесятницы, когда испытали на себе его дыхание. Но свидетелями они стали намного раньше! В сущности, уже саму готовность пойти за Иисусом сразу же после того, как Он позвал за собой, можно, в известном смысле, считать свидетельством.

Но, конечно, момент, когда Иисус посылает двенадцать своих ближайших учеников на проповедь, действительно оказывается поворотным на их духовном пути. Прежде они свидетельствовали самим своим пребыванием рядом с Учителем, той поддержкой, которую оказывали Ему; теперь им предстояло самостоятельное свидетельство, свой собственный путь, конечно, связанный с земным путём их Учителя, но всё же свой. При этом, конечно, сам собой встаёт вопрос: как могли апостолы свидетельствовать о Царстве, которое они по-настоящему узнали значительно позже, уже после Воскресения и Пятидесятницы?

Но тут, как видно, и проявляет себя одна из основополагающих закономерностей духовной жизни, какой она существует в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире, а может быть, и не только здесь.

Речь идёт о том, что в духовной жизни то, что условно можно было бы назвать обучением и, столь же условно, практикой, существует нераздельно. Духовной жизни и практике нельзя обучиться так, как обучаемся мы той или иной специальности в среднем или высшем учебном заведении, с тем, чтобы, окончив курс, приступить затем к работе. Тут нет даже привычной по таким учебным заведениям производственной практики.

Работать приходится, образно говоря, сразу же непосредственно на производстве, обучаясь без отрыва от него. Такое обучение может показаться иногда слишком трудным и даже рискованным, но, похоже, это единственная возможность, по крайней мере, в нашем падшем мире. И Иисус обучает Своих учеников именно так — по дороге в Царство. С тем, чтобы, придя туда, они уже знали и умели всё то, что окажется им необходимо. По крайней мере, на первое время.

Господь, сходя на землю в Своем умалении, ограничивается в Своих действиях человеческими возможностями. Его попросту не хватает на всех, Он не в состоянии исцелить всех желающих, рассказать о Царстве Божьем всем, кто готов услышать Его радостную весть. Поэтому Он призывает к Себе на помощь учеников - Он пошлет их проповедовать Евангелие, исцелять болезни и изгонять злых духов. Он Сам избирает их на это служение, нарекает им новые имена (как Своим служителям и послам). Впоследствии Двенадцать станут основой для Его Церкви.

Для нас существенно важно, что ученики Христа - это не просто адепты нового учения, участники неких духовных практик, хранители определенных тайн и обрядов, а посланники (греч. - апостолы) своего Учителя, призванные исполнять Его служение - с Ним и для Него. В мире творится достаточно несчастий и несправедливости, где мы можем исполнить свою миссию - сделать мир чуть лучше, чуть более открытым к Божьей любви, принести частицу Его присутствия. Именно это делает нас настоящими учениками Христа.

Человеческий ум изворотлив — это известно давно и хорошо. Так же, как и то, что он величайший на свете угодник: если человеку очень хочется в чём-то убедиться, что-то себе доказать или что-то для себя обосновать, его ум рад стараться и угодить — он найдёт нужные аргументы и предложит такие интерпретации вполне очевидных фактов, которые при желании позволят человеку увидеть их совершенно не такими, какими они являются на самом деле.

Особенно «полезной» такая деятельность человеческого ума оказывается тогда, когда некие факты никак не хотят вмещаться в рамки тем же человеческим умом придуманной схемы, концепции, теории. Примерно так было и в случае, когда некие «книжники» (по-видимому, учёные раввины или учителя Торы из Иерусалимской академии) стали утверждать, что Иисус якобы изгоняет тёмных духов, пользуясь силой их же главы, владыки мира теней и царства смерти, одним из имён которого было Вельзевул.

Нелепость такого утверждения была очевидна, и Иисус тут же указал на неё книжникам: если бы всё было так, как они утверждают, это было бы огромной удачей — ведь тогда оказалось бы, что в царстве тьмы произошёл некий раскол, так, что теперь бороться с ним будет совсем нетрудно. Всем было очевидно, что ничего такого ожидать не приходилось. Книжники же просто предложили некую теорию, которая могла объяснить происходящее, не разрушая их собственных концепций, и в первую очередь концепций мессианских, да и некоторых других тоже.

Этот Человек, говорили они, нарушает Богом данный Закон (на самом деле — предписания, придуманные людьми и предложенные как интерпретация того самого Богом данного Закона), следовательно, быть Божьим человеком Он не может, следовательно, не может и исцелять, а раз всё же исцеляет, значит… вот тут-то и пригодилась новая теория: значит, Он исцеляет не той силой, не Божьей. Логика соблюдена, вот только к реальности они никакого отношения не имеет.

Однако человек, желающий обманываться, старается не замечать этого, и действительно не замечает, а ум помогает ему пребывать в неведении. Жизнь человека определяет ведь не ум и не логика, а воля, заставляющая человека выбирать и решать. Выбирать, в том числе, и то, что он хочет видеть и чего он видеть не хочет. А увидеть желаемое или не заметить нежеланного не так уж трудно — если надо, и ум, и чувства в этом помогут. Они ведь не могут противостоять воле, определяющей, кем и чем человек окажется перед Богом и людьми.

Одна из величайших святых нашего времени — Тереза из Лизье, — начала писать свои автобиографические заметки «Повесть об одной душе» с того, что раскрыла наугад Евангелие и попала взглядом на те самые слова, с которых начинается наш отрывок: «Потом взошел на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел» . По ее мысли, в них заключена вся тайна призвания к святости: «Он не зовет тех, кто достойны этого, а тех, кого Сам хочет».

Весь отрывок — о «позванных» и «призванных» — о взаимоотношениях Господа с самыми ближними. Зачем избирает Он круг ближайших учеников? Есть ли у нас основания, чтобы согласиться с словами Терезы или мы подспудно уверены, что из всех слушателей избранные Иисусом были достойнейшими?

В стихах 28-29 — предостережение, причем одно из самых суровых в Евангелии. Обратим внимание: не Иисус осуждает книжников. Он, говоря притчами, предоставляет им самим возможность посмотреть и проверить, что из сказанного относится к ним. Не в этом ли Его уважении к человеческой совести — ключ к тому, что такое «хулить Духа Святого»? Любое другое хуление — внешнее: человек может «не знать, что делает». Хуля Духа Святого — знает и делает это вопреки тому, о чем кричит собственная совесть. Не потому ли и осуждение оказывается вечным, что не остается ничего в человеке, что могло бы его восставить?

В последних стихах 3-ей главы видется горькое свидетельство отвержения Иисусом родственных уз вследствие непонимания Его родными, пока не осознаешь: Господь не отходит от родных, а иначе в чем была бы ценность для учеников называться «братом, и сестрой, и матерью»? Он делится с исполняющими волю Божию Своей самой личной, самой нежной и заботливой любовью.

Нежелание Иисуса быть известным легко объяснить хотя бы тем, что Его уже с самого начала служения хотели убить. Он уже тогда мешал всем — и было ясно, что дальше в этом смысле будет только хуже. Осторожность тут была вполне уместна, но дело было не только в ней — в конце концов, скрыть то, что делал Иисус, было совершенно невозможно. Дело было ещё и в том, что Иисус во время Своего земного служения вовсе не искал известности или популярности. Ему не нужна была массовая поддержка — Ему лишь надо было, чтобы Ему не мешали делать Его дело.

Если бы это дело было таким, каким его представляли себе многие из тех, кто готов был пойти за Ним, не имея ни малейшего представления об истинных Его задачах, массовая поддержка Иисусу, конечно, понадобилась бы. Его считали пророком и готовы были признать Мессией — в том смысле, в каком понимали тогда мессианское служение. Его хотели видеть Царём — с большой буквы, но земным. Будь земное царство целью Иисуса, Ему действительно понадобились бы и известность, и популярность, и массовая поддержка. В том-то, однако, и было дело, что земного царства Иисусу было не нужно, и земной власти тоже — ни в каком виде и ни в какой форме.

Он мог использовать любую форму падшего мира для решения конкретной задачи, но никогда не отождествлял ни с одной из них ни Своих целей и задач, ни Своего служения, ни, тем более, Самого Себя. Ему нужно было дать миру Царство, которое Он нёс в Себе, а для этого — найти тех, кто готов был стать Его учеником в том смысле, в котором Сам Иисус понимает ученичество, в смысле единства жизни с Ним, того единства, которое и приобщает человека к Царству. Для решения этой задачи никакой популярности было не нужно — такая работа, наоборот, требует скорее тишины и уединения, тут приходится работать не с массами, а с отдельными людьми во всей их конкретности.

С другой же стороны, дыхание и сила Царства должны были быть явлены миру совершенно наглядно, со всей очевидностью — не для демонстрации ради неё самой, не для того, чтобы поразить или напугать зрителей, а для того, чтобы каждому, кто хочет видеть, стало ясно: Царство действительно «приблизилось», оно входит в мир, это реальность, которой можно приобщиться.

Опасность тут заключалась в том, что люди легко могли принять действие на них силы Царства и его дыхания за цель, не понимая, что само по себе такое действие — лишь возможность, которую надо реализовать, и тут усилия человека значат не меньше, чем Божье действие. Вот поэтому-то и не ищет Иисус популярности: ведь людей, поражённых чудесами и исцелениями, было всё больше, а готовых к серьёзной духовной работе при этом больше не становилось. Званых было всё больше, избранных же оставалось по-прежнему мало. В такой ситуации Иисус, как видно, не считал необходимым специально увеличивать количество званых, предпочитая сосредоточиться на работе с избранными.

Иногда, как это видно в сегодняшнем чтении, евангелист рисует нам картину Царства, которое движется по земле вместе с Иисусом, принесшим это Царство в мир. А мир реагирует на новую, неожиданно открывшуюся ему реальность, реагирует, не всегда отдавая себе отчёт в том, с чем и с Кем имеет дело. Но всегда, при любом повороте событий становится видно, как бежит от дыхания Царства то зло, в котором лежит мир. Перед нами снова описание массовых исцелений, и мы видим, как даже духи тьмы свидетельствуют о Том, Кто не даёт им покоя. Но Ему не нужны такие свидетельства.

В самом деле, зачем могла бы понадобиться Иисусу слава чудотворца, народного героя, за которым валом валит толпа народу, жаждущего исцеления или освобождения от власти тёмных сил? А с другой стороны те, кто в исцелении не нуждаются (или, по крайней мере, думают, что не нуждаются): фарисеи и люди Ирода, желающие только одного: чтобы этот Человек, не дающий им покоя, исчез, пусть даже для этого придётся Его убить. А между ними толпа мало что понимающих или вовсе ничего не понимающих людей, которые идут за Иисусом, не всегда понимая, кто Он такой, но на собственном опыте убедившись, что Он может и исцелить, и освободить от власти тёмных сил. И все они как-то, каждый по-своему, видят Царство.

Духи тьмы видят его явственно, и это зрелище для них мучительно: они понимают, Кто перед ними, и хотят одного: чтобы Он ушёл. Фарисеи, люди глубоко религиозные, с местными политиками, выступающими на стороне существующей власти, не согласны между собой ни в чём, кроме одного: такого Царства, о котором свидетельствует этот Человек, им не надо.

Они не очень, может быть, понимают, какое оно, но понимают очень хорошо, что ни земная власть, ни абсолютизированная религиозность с ним несовместимы и перед ним не устоят. И они хотят убить Того, Кто грозит их власти и их религиозным ценностям. А идущая за Иисусом толпа, тоже, наверное, не очень понимая, что же такое Царство, всё-таки знает одно: чем бы оно ни было, и кем бы ни был Иисус, Он может им помочь, и, стало быть, Его Царство, наверное, вещь хорошая. Чем бы ни было это Царство, пусть только оно поможет исцелиться, избавиться от болезни или от власти тёмных сил, а там… там будет видно, стоит ли идти за этим необычным Проповедником дальше. А Иисус между тем приближается к Иерусалиму, где всё должно решиться. И встать на свои места.

Чем объяснить поведение фарисеев в этом отрывке? — первый вопрос. Параллельно ему — второй: а чем объяснить поведение Иисуса? Современному читателю Евангелия, воспитанному на ценностях гуманизма, легко увидеть в фарисеях этакие «исчадия ада». Сами мы безоговорочно на стороне Иисуса — и разве это не значит, что мы намного лучше их, даже если по жизни не особенно часто вспоминаем о Боге? Вдумаемся...

Фарисеи были религиозной партией с преданием, основанным на скрупулезном исследовании Закона Моисея. Многие вещи казались им самоочевидными, например, что человек с иссохшей рукой за что-то наказан Богом. Принять тот факт, что духовность может исходить из какого-то иного источника, равносильно потере всего. И если чудо исцеления в субботу налицо — оно было плодом «другой» какой-то духовности... уж не сатанинской ли?

Теперь вглядимся еще раз в наш эпизод. Вот, я свидетель очевидного чуда... Оно вторгается в мой привычно-объяснимый мир, разрушая его. Что мне легче: в ликовании сердца склониться перед случившимся с кроткой благодарностью или отвернуться, бормоча, что чудо совершено «силою веельзевула»?

С другой стороны, что значило для человека с иссохшей рукой, страдавшего уже много лет, подождать еще один день? Что стоило Иисусу подождать еще один день и не искушать фарисеев? Ведь, в самом деле, однодневное промедление на фоне целой жизни роли не играет. Но, видимо, не так для любви Божией. Можно ли отсрочить нежданную встречу? А подождать любить? Встретившиеся в данном евангельском тексте Врач и больной могли ли помедлить раскрываться навстречу друг другу? Дело не в революционности Иисуса, не в нарочитой провокационности Его поведения. Дело всего лишь в том, что Его любовь — настоящая.

Иногда поведение Иисуса может показаться прямо вызывающим. Зачем, казалось бы, надо было Ему исцелять человека с сухой рукой именно в шаббат и именно в синагоге? Это ведь было прямым и очевидным вызовом не только конкретно и именно фарисеям, но и вообще устоявшимся уже к тому времени представлениям о нормах и правилах шаббата, в частности, и о тех ритуальных запретах, которые были с ним связаны.

Обычное правило было таким: помощь человеку в шаббат, включая помощь медицинскую, оказывалась в той форме и в том объёме, какой был необходим по жизненным показаниям. Если бы, к примеру, сухая рука исцелённого человека непосредственно угрожала его жизни, никто не упрекнул бы Иисуса за исцеление. Если, однако, прямой и непосредственной угрозы жизни не было, лечение в шаббат не производилось и откладывалось до его окончания.

Можно кстати заметить, что, например, в медицинских учреждениях Израиля этими правилами руководствуются и сегодня: в шаббат проводятся лишь необходимые плановые медицинские мероприятия и оказывается необходимая по жизненным показаниям экстренная помощь. Ситуация с исцелённым Иисусом человеком явно была другой: наличие сухой руки его жизни никак не угрожало, и исцеление поэтому вполне можно было отложить до окончания шаббата. Иисус же, как мы видим, этого не делает и исцеляет человека именно в шаббат.

На первый взгляд такое исцеление может показаться демонстративным и потому вызывающим нарушением шаббата. На самом же деле всё обстоит прямо противоположным образом. В данном случае ведь речь идёт не о медицинской помощи, а об исцелении. О явлении Царства и его силы. То есть о том самом, ради чего и существует шаббат как таковой.

В евангельские времена много спорили о связанных с шаббатом ритуальных нормах и предписаниях, и за ограничениями нередко забывали главное: шаббат — не день ритуальных запретов, а день, который надо провести в Божьем присутствии. Иисус же как раз и стремится вернуть шаббату его подлинный смысл. В самом деле: может ли шаббат быть самим собой больше — не по форме, а по сути — где бы то ни было, кроме Царства? Войти в Царство и означает войти в покой шаббата — притом в полноте, какая нигде больше немыслима.

Именно это и предлагает Иисус тем, кто стал свидетелями совершённого Им исцеления — они фактически оказались на пороге Царства, все, сколько их там ни было. Но многие из присутствующих Царства вовсе не заметили — зато очень хорошо аметили нарушение связанных с шаббатом религиозных предписаний. Вот этот акцент на внешнем в ущерб сущностному, на религии в ущерб Царству и был главной помехой на пути в Царство для религиозных людей. Помехой, которую надо было преодолеть — или отказаться от пути в Царство вовсе. Тут уже каждый выбирает своё. И несёт все последствия своего выбора.