Мысли вслух на Иов 27:1-23

Продолжая свою речь, Иов обращается ко второй излюбленной его друзьями теме — теме судьбы нечестивого (ст. 8 – 23). И снова он произносит речь, которую ожидают услышать от него друзья. Такую речь мог бы поддержать любой из них, да и вообще всякий религиозный человек. Но Иов, говоря об ожидающей нечестивого участи, довольно прозрачно намекает на своих друзей (ст. 5 – 7). Он заявляет, что не собирается лгать в угоду своим друзьям, высказывающим общепринятые мнения, так же как и всем остальным, кто эти мнения разделяет (ст. 2 – 4). По-видимому, Иов понимает, что праведность невозможна, если в отношениях с Богом есть хоть капля неискренности. А в речах друзей Иова такой неискренности хватало. Ведь они, в сущности, даже не пытались по-настоящему понять Иова, опасаясь, что такое понимание взорвёт их внутренний мир и разрушит их благоустроенную религиозную жизнь.

Не случайно, начиная свою речь о судьбе нечестивых, Иов в первую очередь упоминает лицемеров (ст. 8). Конечно, лицемерие друзей Иова было лицемерием особого рода. Они не упражнялись в лицемерии намеренно, в поисках личной выгоды. Но в духовной жизни нет мелочей и нет середины. Отношения с Богом могут быть или совершенно искренними, исключающими всякое лукавство, или никакими. Одна капля неискренности тут могла испортить всё.

Конечно, чего-то из того, о чём начал догадываться Иов, его друзья вполне могли не знать, и непонимание в данном случае могло быть вполне добросовестным. Но едва ли можно было бы считать добросовестным само нежелание понимать, попытки списать всё на то, что Иов не в себе, что он сам не понимает, что говорит. Здесь уже была налицо духовная трусость и нежелание расставаться с удобным и привычным религиозным мировоззрением. Но Богу нужна не религия, Ему нужно человеческое сердце, которое человек отдал бы Ему добровольно. Опасность неискренности не только в том, что она, в сущности, представляет собой не что иное, как попытку обмануть Бога, а в том, что она полностью разрушает все отношения человека с Богом. И тогда человек остаётся при своей религии, но без Бога, Который мог бы его спасти.

Иов не хочет лгать. Он не станет лжесвидетельствовать о себе, называть себя грешником, будучи уверенным в своей праведности. Иов скорее готов признать, что Бог (пока?) лишает его Своего суда. Он не отвергает Бога, не отвергает Его праведности, не сомневается в том, что Божий суд всё же расставит всё по местам. Но сейчас этого суда нет, и Иов говорит прямо о том, что и как он видит. Он не хочет лгать себе и другим из «благочестивых» соображений. Более того: такую ложь он считает очень серьёзным грехом. Грехом, в котором он обвиняет, между прочим, и своих друзей. И дело тут, конечно, не в тех словах, которые они говорили — к их словам придраться невозможно, они настолько правильны и самоочевидны, что, в сущности, их можно было бы и не говорить вовсе.

Дело в том, почему и зачем они говорили все эти правильные общие слова. Тут-то и начинается ложь, в которой Иов обвиняет своих друзей. Неискренность, когда слова, сами по себе совершенно правильные, произносятся не в защиту того, о чём говорят, а в защиту собственной, как минимум неоднозначной, позиции. А иногда и однозначно лукавой — чем дольше длится разговор, тем больше начинает ситуация клониться именно в эту сторону.

Когда общие правильные слова заслоняют от тех, кто их произносит, и человека, и реальную ситуацию, в которой человек оказался, это, как минимум, серьёзная духовная ошибка. Но когда произносящие их начинают догадываться, в чём дело, и понимать истинные мотивы своей настойчивости в правильных словах, это уже не ошибка, а более-менее сознательная ложь. И если лгущие не желают признаваться в своей лжи даже себе, тем хуже для них: нежелание видеть свою ложь не делает сознательный грех ошибкой.

Иов это прекрасно понимает и прямо спрашивает своих друзей: что вы будете делать в день Божьего суда? Ведь тогда и вам придётся встретиться с Богом лицом к лицу. Что тогда? Неужели вы думаете, что Бог простит вам ваше лукавство и вашу ложь лишь потому, что они прикрывались благочестивыми словами? Или вы действительно считаете себя защитниками Бога и веры? Заданные вопросы требовали прямого и честного ответа. И не менее честного взгляда на самих себя. Взгляда, от которого друзьям Иова наверняка стало бы страшно.

Речь Иова названа возвышенной, безвестный древний повествователь отступает от рассказа со стороны и прямо даёт оценку, раскрывающую, на чьей стороне его сочувствие. Мы видим, что Иов также способен быть обличителем, а его друзьям следовало бы учитывать, что слова, сказанные ими, ложились на ветер. Приводимые ими аргументы не были для Иова новыми или неожиданными, всё, услышанное от них, он и сам способен произнести. Ответ Иова друзьям во многом и похож на их речи, но слова, вроде бы сходные, звучат в разном контексте.

Одно дело, когда слова о неизбежности наказания нечестивых произносятся сытыми и благополучными людьми, уверенными в собственной порядочности и незапятнанности (впрочем, непонятно, на каком основании). Но совсем другое впечатление создаётся, когда человек, сам терпящий бедствия, говорит о справедливости возмездия за зло. Он готов принять наказание, будь оно справедливым, но в его речах ясно видится не желание увильнуть от расплаты, а уверенность в собственной невиновности.

Не всякий имеет моральное право повторять за другими вроде бы одинаковые слова.

Словами Иова о величии и непостижимости Творца в конце 26-й главы заканчивается собственно разговор Иова с тремя друзьями. Дальше мы читаем заключительную речь Иова, подводящего итог дискуссии перед появлением новых действующих лиц.

Иов настаивает на своей правде, утверждая, что он всегда удалял от себя неправду. «Сердце мое не укорит меня во все дни мои», - говорит Иов; тот, кто против меня – он-то и есть делатель неправды. Прав ли Иов, могут ли его друзья принять этот аргумент, и о чем вообще речь? Друзья Иова, да и большая часть библейских текстов, говорят о правде Божьей, хранить которую призван человек. Эта правда Божья содержательно выражена в заповедях, в законе Господнем. Слова Торы «люби Бога и ближнего», призыв пророка Михея поступать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Господом Богом нашим, отражают эту правду. Но в конце предыдущей главы Иов сказал, что человек не в силах постичь Бога, и, следовательно, ничто, доступное человеческому пониманию, не может вместить всей истины о Нем.

Говоря о познании Бога, пророки имеют в виду именно знание Самого Бога, если можно так выразиться – личное знакомство с тайной Всемогущего. Это богопознание, без которого нет жизни для человека, утоляет упомянутую Экклезиастом жажду вечности, является пищей сердца человека. Правда о Боге и богопознание – вещи близкие, но не идентичные. Иов жаждет встречи с Самим Богом, для него Он и Судия, и Обвинитель, и Заступник. Друзья понимают слова Иова о его правоте так, как будто Иов знает всю правду о Боге и утверждает, что он соблюдает все. Поэтому-то они так настойчиво указывают, что никто из живущих не может достичь совершенства. «Несть человек, иже жив будет и не согрешит», - вторит им весь духовный опыт человечества.

«Не укорит меня сердце мое», – эти слова Иова означают, что он говорит о другом. Он прав в делах своих настолько, насколько он вообще в состоянии различить правое и неправое, доброе и злое. Иов говорит о голосе совести, которую Бог вложил в сердце человека, и который может обличить его в грехе. Он не претендует знать всю правду о Боге, постичь все величие путей Его. Но в том, что известно ему, Иов прав – и на этой основе он хочет судиться. Здесь для автора книги важно, что он избирает своим героем не израильтянина, сына Откровения, призванного быть свидетелем Господним, а богобоязненного человека вообще, вне религиозно-исторического контекста.

Важно также, что правовой принцип «незнание закона не освобождает от ответственности» чужд автору книги (и его герою); между тем, друзья Иова, как будто, применяют этот принцип к отношениям человека с Богом. С этой позицией Иова можно сопоставить в общебиблейском контексте, пожалуй, лишь слова апостола Павла в Послании к Римлянам: «Ты имеешь веру? имей ее сам в себе, пред Богом. Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает… все, что не по вере, грех» (Рим 14:22–23). Автор книги Иова, как и апостол Павел, полагает важным, чтобы сердце человека было направлено к добру, к исполнению воли Божьей, по мере веры и по мере того, что открыто человеку. Остальное же искупается, быть может, молитвой Спасителя: «...прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк 23:34).

Таким образом, все, что Иов говорит дальше о гибели нечестивого, он, в отличие от своих друзей, относит к сознательному противлению Божьей воле и человеческой совести.