Мысли вслух на Евр 9:11-28

Все слышали о Втором Пришествии Христа, не всякий из нас сразу ответит на вопрос о его цели. Разве не все было сделано для нашего спасения в Первом Пришествии? Разве искупление не совершилось? Конечно, совершилось. Но искупление — это только часть того, что замыслил Бог. Христос, принеся Себя в жертву, принес в мир освобождение от рабства греху, дал людям возможность (но не обязанность!) соединяться с Ним и восходить в спасение. Но зло еще присутствует в мире, причем не только в людях. Искупление — это начало победы над злом, залог этой победы, но эта победа еще должна во всей полноте проявиться во времени и пространстве, в этом мире. И именно для этой окончательной победы Христос придёт в силе и славе, явив Себя сразу всему и всем как абсолютное и всепобеждающее Добро. Этот момент станет судом над миром и концом этого мира. К победоносному Христу соберётся всё искупленное, всё, принявшее этот дар искупления, а всё, не причастное искуплению, лишится бытия, и тогда станет воистину всё и во всём Христос.

Итак, то, что начато в Первом Пришествии, получает окончательную реализацию во Втором. Но обратим внимание на параллель, которую проводит автор Послания. Точно так же для человека в его жизни начинается нечто, что обретает окончательное определение и завершение после смерти — на суде. Заметим, что Писание здесь достаточно определённо говорит о том, что умирает человек только однажды, то есть что никакой «множественной» жизни, никакой реинкарнации нет. И вообще между смертью и судом никаких «событий» нет, физической смертью человек «переносится» на суд. Сколько бы времени по нашему земному счету ни прошло между его смертью и Вторым Пришествием, для него это — как один момент, потому что время существенно только для телесного бытия, и значит между физической смертью и телесным воскресением человека в его собственном ощущении времени нет.

Продолжая тему Мессии-Первосвященника, автор послания главное внимание обращает на жертвоприношение как на форму богообщения, связывающую человека с Богом через очищение и освящение. Он не случайно говорит о Христе как о Том, Кто прошёл через более великое и более совершенное святилище, созданное не людьми, а самим Богом, называя Его при этом «первосвященником уже явленных благ» (ст. 11; в Синодальном переводе «Первосвященник будущих благ»; греческий текст может означать не только «придя с большей и совершеннейшей скинией», но и «пройдя через большую и совершеннейшую скинию»). Прежние жертвоприношения очищали человека извне, затрагивая, прежде всего, его внешнюю, телесную, природную составляющую (ст. 13). Такое очищение могло избавить очищающегося от последствий конкретного греха, если грех этот был совершён невольно или по неведению, но оно не могло освободить человека от власти греха полностью, что и не удивительно: ведь внешнее очищение было направлено не на первопричину человеческой греховности, а лишь на её конкретные проявления.

Иисус же делает возможным «вечное искупление», полное освобождение от греха, после которого он уже не имеет власти над человеком (ст. 12). Это становится возможным потому, что Царство, которое Он принёс в мир, заплатив за него смертью на кресте, меняет человека не частично, затрагивая лишь его природу, а полностью, преображая его сердце, а значит, и духовно-нравственную жизнь, «очищая совесть от дел смерти для служения Богу живому» (ст. 14). Жертвенная кровь ещё со времён Моисея освящала как отдельного человека, так и целый народ, соединяя с Богом тех, кто этого хотел. Она же очищала человека от последствий совершённых им грехов, освобождая его от власти того зла, в котором лежит мир (ст. 19 – 22). Такое освобождение называли иногда выкупом («искуплением»), сравнивая освобождение человека от власти мирового зла, а значит, и от смерти, с выкупом и освобождением попавшего в рабство соплеменника, которое во все времена считалось праведным делом. Но прежде выкуп был временным, освобождение — относительным; теперь же в мир пришёл Тот, Кто ценой Своей крови выкупает каждого, кто готов принять Его власть, навсегда, окончательно освобождая Своих верных от власти греха и смерти (ст. 15). Прежний союз-завет требовал жертвенной крови для очищения и освящения тех, кто заключил его с Богом (ст. 18); новый союз соединяет верных с Богом не через жертвенную кровь, а через ту жизнь Царства, которую Воскресший дарит каждому, кто готов поверить Ему и пойти за Ним.

"Служение Богу живому и истинному". Как говорит апостол, сама возможность такого труда существует только потому, что Кровь Христова пролилась ради искупления наших грехов. И в Евангелии мы читаем, что только следование, прямое подражание пути Христа - это единственный наш путь к Царствию Небесному. И с нами, как с Исааком, которого Авраам был готов убить на жертвеннике, поступит Господь. Что думал и знал всю свою жизнь после событий в Мориа всю свою жизнь Исаак? Скорее всего, он всегда благодарил Господа за то, что остановил руку отца его. С ним случилось чудо его спасения. Чудо, которое совершил над ним Бог. Так и для христиан, если не приходится всходить на крест, то в сердце должна быть та же радость и благодарность Христу за то, что Он сделал это за нас. И если потребуется миру, чтобы снова в нем через пытки и крест, звучала проповедь Евангелия, тогда каждый христианин услышит обращенный к себе вопрос: "Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь?". А пока через покаяние и Причастие мы можем очищать совесть нашу, служить и быть слугой во славу Господа Нашего Иисуса Христа.

«Кровь Христа» — смысловой, эмоциональный и духовный центр сегодняшнего апостольского чтения предстает на фоне просьбы братьев Зеведеевых о времени когда придет Господь «в славе Своей» — из евангельского чтения («дай нам сесть у Тебя, одному по правую сторону, а другому по левую в славе Твоей»). Кровь и Слава, Сила и Слава, Слабость даже до смерти и Слава – эти два полюса сияют нам сегодня недостижимые друг другу но все же одновременно один из апостольского, другой из евангельского чтения. Но что есть это время, когда Господь явится в славе? И что есть слава? Это одно из самых сложных понятий, осложненное еще и различными филологическими наслоениями. Но вот что мы читаем в 16 псамле (Пс 16:15): «А я в правде буду взирать на лице Твое; пробудившись, буду насыщаться образом Твоим». Здесь слово «слава» церковнославянского перевода не имеет отношения, по-видимому, к латинскому Gloria и значит к русскому «слава». Но смысл, который предстает нам здесь, помогает понять, как нам прожить просьбу братьев, как нам приложить ее к себе. Ведь одно лицезрение образа Божия насытит нас таким счастьем, что никакого иного насыщения нам не нужно будет. Мы будем насыщены. Но наверное лишь потому, что мы очистились кровью Его, прошли через Его умирание, приняли его в себя и сделались его соучастниками. Только тогда встреча после разлуки будет поистине насыщением всякого желания. А если не было этой страшной разлуки… Какие пустяки занимают тогда наши мысли, кто, где, с кем, почему… А Он не там, потому что Он умер и воскрес.

В новом, мессианском союзе-завете решающую роль играет личности Самого Мессии как Первосвященника, который может очистить доверившихся Ему так, как не могли их очистить никакие очистительные жертвоприношения прежних времён. Яхвистские очистительные жертвоприношения действительно могли избавить грешника от последствий совершённого им греха, если грех был совершён ненамеренно, но… лишь до следующего греха. Со своим грехом человек оставался перед Богом наедине, и сам должен был думать, что делать со своей греховностью. Не то со Христом: Он не оставляет грешника, Ему доверившегося, одного с его грехом перед Богом.

Он Сам берёт на Себя последствия совершённого человеком греха, если только человек согласен на это и если он в своём грехе раскаивается. Он не только принёс в мир Царство — Он ещё помогает каждому ищущему в него войти, невзирая на прошлое, на те грехи, которые могли бы помешать человеку на его пути.

Прежде человек мог на время очищаться, на время возвращаться в то состояние, когда он мог подойти к алтарю и освятиться. Но такое состояние не могло быть постоянным, человек освящался, а затем вновь откатывался назад, снова грешил, снова раскаивался и совершал очистительные жертвоприношения и снова шёл к алтарю с тем, чтобы, освятившись, затем опять откатиться назад. Откат был неизбежен: ведь грех держал человека в своей власти, никогда не отпуская его на свободу до конца.

Иногда цепь становилась длиннее, и тогда возникала иллюзия освобождения, но раньше или позже человек вновь обнаруживал её конец, понимая, что настоящей свободы у него по-прежнему нет. Со Христом не так: Он разрывает связывающие нас цепи полностью — ценой Собственной жизни, которую отдаёт ради возможности освободить от власти греха каждого, кто готов Ему это позволить и кто готов Его об этом попросить. Тут уже освобождение не на время, а навсегда. И возможность настоящей, полноценной жизни в Царстве, которой без Него у нас не было бы не только потому, что в мире не было бы Царства, но и потому, что мы никогда бы не смогли вместить его жизнь.

Говоря об обновлении союза с Богом, Павел связывает его со смертью Того, Кто сделал это обновление возможным. И в обоснование своих слов приводит пример с завещанием, которое вступает в силу лишь после смерти завещателя. На первый взгляд, связь не очевидна: ведь союз с Богом, как и всякий другой союз, не передашь по наследству, как передают имущество, тут не собственность, а отношения, которые каждому нужно устанавливать заново и самому. Но всё же, если и невозможно установить за человека отношения ни с Богом, ни с людьми, то можно, по крайней мере, ввести его в известный круг людей, где установить такие отношения будет легче. Среда, конечно, не определяет полностью судьбу человека, но в некоторых случаях даёт такие возможности, которых в ином случае тот же самый человек не получил бы никогда. Именно это и сделал Иисус для всех нас вместе и для каждого в отдельности: Он ввёл нас в Царство, в ту среду, где любовь к Богу и к ближнему — естественная среда обитания. И, введя, завершил Свой земной путь: не случайно последним Его делом накануне крестной смерти стала Тайная Вечеря, пасхальный седер, ставший тем самым мессианским брачным пиром, который стал первой священной трапезой Царства. А затем Он уходит, после воскресения и вознесения как бы отдаляясь, растворяясь в глубине Царства, которое, входя в мир, становится всё шире и просторнее. Уходит, предоставляя нам возможность жить в оставленном им Царстве. Жить одной жизнью с Ним, и в то же время совершенно самостоятельно, свободно и ответственно. С тем, чтобы в конце времён, когда Царство раскроется во всей своей полноте, мы бы снова встретились с Ним. На этот раз уже не как рабы или наёмники, а как друзья.

Сравнивая прежние жертвоприношения с тем, что сделал для Своих верных Иисус, автор послания говорит о традиционном яхвистском культе со всеми его формами, как о земном прообразе иной реальности, реальности Царства, относя это и к жертвоприношению (ст. 23). Теперь же, по его словам, у нас есть возможность через Христа приобщиться к самому Царству (ст. 24). А в Царстве снимается, теряет смысл бесконечность тех частичных очищений и частичных освящений, которые только и могли быть доступны человеку в нашем, ещё не преображённом, мире (ст. 25 – 26). Автор послания проводит достаточно очевидную параллель между жизнью Царства в его отношении к жизни непреображённого мира, с одной стороны, и соответствующими способами богообщения, с другой. Никто из людей не может стать живой Торой, освятиться до полного преображения своей человеческой природы и вместить Царство во всей его полноте, поэтому любому священнику в качестве единственного средства очищения и освящения как себя, так и других оставалась лишь освящённая Богом жертвенная кровь.

Человек оставался человеком, он был в руках Божиих лишь несовершенным орудием неполного очищения и частичного освящения. Отсюда и дурная бесконечность процесса: ни вырвать грех с корнем, ни полностью преобразить человеческую природу таким образом невозможно. И лишь Мессия, ставший живой Торой и вместивший в Себя всю полноту Царства (а значит, и полноту Божию), смог качественно изменить ситуацию. Вхождение в Царство и приобщение к его жизни меняет человека раз и навсегда, здесь уже нет места постоянно повторяющимся частичным очищениям и регулярным освящениям, никогда не достигающим полноты. Между тем, среди христиан второго поколения уже, вероятно, стали распространяться, по существу, ветхозаветные умонастроения, распространявшие на христианство прежние, дохристианские представления о духовной жизни. По-видимому, именно с ними полемизирует автор послания, напоминая своим читателям о том, что жертва Христа, несмотря на сходство названия, принципиально отличается от прежних жертвоприношений: в отличие от них, она не повторяется вновь и вновь, она служит началом истории Царства, которая завершится его торжеством и возвращением Спасителя (ст. 27 – 28).

Продолжая разговор о Христе как о Первосвященнике, автор послания вновь и вновь подчёркивает разницу между земными алтарями и тем небесным святилищем, образ которого связывался в яхвистской и в иудейской традиции с образом Престола славы. Именно туда, в небесное святилище, и входит Спаситель, и его полноту открывает тем, кто доверился Ему и пошёл за Ним.

Тут именно полнота, полнота освящения каждого, какой не было прежде: ведь прежде полноте освящения мешала непреодолимая греховность человека, теперь же она перестала быть непреодолимой, так, что невозможное прежде теперь стало возможным. Но отсюда вытекали и некоторые другие следствия, связанные с Царством и с процессом его вхождения в мир. Одним из таких следствий была окончательность всего, совершающегося во Христе, включая очищение и освобождение от власти греха. Прежде было вполне естественно и нормально, что очищение повторялось снова и снова, потому, что и человек, однажды очистившийся, снова и снова грешил.

В порядке вещей, присущем падшему миру, это было неизбежно. Теперь же всё менялось: очищение становилось окончательным, и возвращение Христа во славе станет уже не днём очищения, а днём Суда и преображения. Каждый, пошедший за Христом, в силу самого этого факта включается в определённый процесс, который, в отличие от процесса периодического очищения и освящения дохристианских времён, уже не является цикличным. Прежний алгоритм «согрешил – раскаялся-очистился – освятился» в новой реальности не работает.

Точнее, он может продолжать работать, но с жизнью Царства он несовместим. Теперь освящение и, соответственно, очищение становятся процессом не циклическим, а поступательным: христианин, живущий нормальной, полноценной христианской жизнью не топчется на месте, то продвигаясь на пути к Царству вперёд, то откатываясь назад, а движется к полноте жизни Царства, освящаясь тем освящением, которое открывает ему Христос и пользуясь Его поддержкой в борьбе с последствиями своих грехов.