Мысли вслух на Ин 13:26-27

Сегодняшнее чтение позволяет нам глубже понять природу Царства и его отличие от нашего, ещё не преображённого, мира. Речь идёт о словах Иисуса, сказанных Им во время Тайной Вечери и называемых обычно «заповедью любви» (ст. 34 – 35). На первый взгляд, слова эти кажутся несколько странными. В самом деле, что нового могли бы увидеть апостолы в призыве к взаимной любви? Ведь о необходимости любви к ближнему немало говорится и в Ветхом Завете, и в писаниях учёных раввинов, и в поучениях учителей Торы. И всё же было в словах Иисуса нечто такое, о чём до Него не говорил никто. Не случайно призыв к взаимной любви звучит сразу же после слов Иисуса о славе, которой Отец прославляется в Сыне, а Сын в Отце (ст. 31 – 32). «Славой» здесь, очевидно, называется присутствие Божие, сопровождавшее еврейский народ на всём протяжении его истории, начиная с Исхода, и пребывавшее вначале в Скинии, а затем в Храме. Неудивительно, что и Царство пронизано этим присутствием. Но в наш преображающийся мир Царство должны были нести ученики Иисуса, эта задача была доверена апостолам и тем, кто станет их последователями (Ин. 17 : 18 – 21). А узнать учеников Иисуса, как видно, проще всего по тем проявлениям любви, которые и есть признаки Царства, принесённого в мир Спасителем. Конечно, такие проявления любви были известны в мире и до пришествия Христова. В библейском понимании любовь — это, прежде всего, не эмоции, а отношение. И любит не тот, кто восхищается или восторгается любимым, и, уж конечно, не тот, кто любимому льстит, а тот, кто желает ему добра (разумеется, не на словах, а на деле). Но в Царстве любовь становится уже чем-то большим простого отношения. Любое отношение предполагает взаимодействие с тем, с кем оно устанавливается, а взаимодействие возможно лишь внутри определённой среды, которая становится его проводником. В нашем, ещё не до конца преображённом, мире такой средой оказывается среда психическая, связанная с проявлениями нашей душевной жизни, не выходящими за рамки существующего порядка вещей. Так называемая земная любовь — это лишь отблески Царства, проникающие в поражённый злом и грехом мир. А Иисус говорит о такой любви, которую можно считать явлением самого Царства, о любви, которая образует, так сказать, саму субстанцию Царства. Человек на такую любовь не способен, её можно обрести лишь как дар, переданный Спасителем от Отца. Но человек может стать носителем такой любви в мире, ожидающем преображения и обновления, и, как видно, именно к этому призывает Иисус Своих учеников. Он призывает их принять Царство, войти в него, поселиться в нём и, живя в Царстве, нести его с собой и являть миру. И в этом — главная и единственная задача Церкви. Всё остальное — лишь средство её осуществления.

Иисус собрал учеников на последнюю трапезу — трапезу завета, Он дает им новый закон, не похожий на прежний. Его заповедь — о любви в Его общине. Это ведь так просто — любить своих единомышленников, своих братьев... Но Господь сообщает им, что один из них — предатель. Его заповедь теперь становится практически невыполнимой: как любить друг друга, если каждый может вдруг оказаться врагом? Каждый старается отгородиться от этого страшного клейма «предатель», но Иисус останавливает их. Он предсказывает им, что все они окажутся неверны, и очень скоро, еще до утра. Ученики и за ними все верующие не делятся на хороших и плохих, на верных и неверных, их объединяет одна человеческая слабость и одна непостижимая заповедь — любить друг друга, не гадая, кто окажется врагом, подражая любви Учителя, любящего их без условий.

Христос объявил, что один из учеников предаст Его, и все забеспокоились, кто бы это мог быть. И если другие евангелисты отмечают смиренную самокритичность учеников, спрашивавших: «не я ли?» (Мк. 14:19), то Иоанн обращает внимание на то, что при этих словах ученики озирались друг на друга. Здесь нет противоречия: реакция на подобное сообщение не может быть не двуединой. Вот только если самокритичный взгляд на себя и возможные собственные слабости может стать плодотворным, то подозрительность и самовозвеличивание по принципу «кто угодно, только не я» — вряд ли, что и предстояло испытать Петру.

Многие полагают, что кусок, поданный Иуде, был Хлебом Тела Христа, но этот Хлеб приняли все ученики, так что непонятно, почему именно им мог быть отмечен предатель. Но Иоанн отмечает, что Иисус подал Иуде хлеб, обмакнув кусок, а по тому, как в древности сервировался стол, мы знаем, что хлеб окунался в соляной раствор. (Кстати, в славянском переводе здесь прямо присутствует «солило»). Соль была символом верности, её совместное вкушение означало заключение нерасторжимого дружественного договора. Следовательно, протянув кусок, Христос предложил Иуде возобновить дружбу и предоставил возможность отказаться от предательского замысла.

Иуда мог бы и не принимать хлеб и соль, но он принял, не оставляя замысла, то есть моментально совершил клятвопреступление. Поэтому после сего куска и вошёл в него сатана, ранее внушивший замысел, но тогда ещё не овладевший сердцем Иуды окончательно. Отвергнув последний шанс на примирение, Иуда уходит в ночь. И это не только физическая ночь, но и торжество той тьмы, носителем которой он теперь стал.