Мысли вслух на Мк 6:45-56

Марк специально отмечает связь хождения Иисуса по водам и чудесного насыщения народа. О втором он говорит как о чём-то таком, что должно было «вразумить» учеников, дать им понять что-то очень важное, чего они не поняли. Этим новым было Царство, принесённое в мир их Учителем. Для учеников же все совершаемые чудеса были именно чудесами. Проявлением Божьей силы.

Может быть, Божьей любви. Отдельными проявлениями — и в этом всё дело. Они пока так и не увидели главного: мир уже не тот, что прежде. В него вошло нечто новое, то, что и называется Царством. Между тем ученики смотрят на Царство пока ещё по-старому, для них оно Царство пока ещё земное, хотя и с большой буквы. С большой потому, что возглавить его должен Мессия, их Учитель, и Бог будет в нём главным.

Земное же потому, что оно должно было быть основано на земле — во всех смыслах этого слова. Царства для них ещё не было, его ещё надо было построить, создать, утвердить. Они ждали, когда же их Учитель начнёт это делать — начнёт, разумеется, с мессианского восстания. Он же всё медлит, совершает чудеса, исцеления, привлекает народ, но никак не заявляет о Своём мессианстве. Между тем Царство уже вошло в мир — вместе с Ним. Ученики же этого не заметили — что и неудивительно, ведь они ждали совсем другого.

Они не поняли, что чудеса и исцеления, совершаемые их Учителем, не просто явления силы Божьей, связанные с Его Личностью, что они суть не что иное, как проявления того самого Царства, которого они ждут. В Царстве природа не такая, как в падшем мире, она тут не ограничена сама собой. Тут природа податлива к действию Божьей воли и Божьего дыхания, и к действию воли человеческой тоже — если, конечно, она не поражена грехом и действует совместно с волей Божьей. Если еды, чтобы насытить множество людей, нужно больше, значит, её будет больше.

Если человеку надо пройти по воде, значит, вода под его ногами станет твёрдой, или упругой, — словом, такой, какой она должна стать, чтобы выдержать человека. Бури же в Царстве нет совсем — она остаётся в нашем падшем мире. Вот это Царство и надо было увидеть ученикам, но они оказались ещё не готовы к такому видению. Они готовы были видеть в Учителе Мессию, но не готовы были увидеть то Царство, которое Он принёс в мир. Не готовы на тот момент — придёт время, и они поймут всё. Однако это время настанет позже.

Сегодняшнее чтение, рассказывая ещё об одном совершённом Иисусом чуде, продолжает тему, начатую описанием чуда умножения хлебов. На связь между двумя рассказами указывает сам евангелист, отмечая при этом, что чуда умножения хлебов оказалось недостаточно для того, чтобы апостолы поняли нечто очень важное о личности Иисуса и о Его служении (ст.51–52). В сегодняшнем отрывке речь идёт о событии, которое произошло во время бури, поднявшейся тогда, когда ученики Иисуса, оставив Учителя на восточном берегу Генисаретского озера, отправились на противоположный его берег, желая добраться до Вифсаиды (ст.45–48). Бури на Генисаретском озере бывают достаточно сильны, чтобы подвергнуть опасности сравнительно небольшие рыбацкие лодки, и апостолы, застигнутые на озере такой бурей, оказались в трудной и опасной ситуации. И ситуацию снова полностью меняет Сам Иисус — на этот раз одним Своим появлением (ст.51). Здесь, как и в описании чуда умножения хлебов, тоже нет никаких деталей и подробностей, Иисус просто появляется, и ветер тут же утихает, как будто Он несёт с Собой какой-то другой, новый мир с другими законами, которые действуют и в этом мире, подчиняя его себе. Евангелист, описывая происходящее, как бы подчёркивает, что Иисусу ничего не нужно делать, чтобы чудо произошло, Ему достаточно просто присутствовать там, где нужно Его вмешательство, и этого достаточно, ведь Иисус несёт в Себе Царство Божие, о котором постоянно рассказывает каждому, кто готов Его услышать, и не только рассказывает, но и показывает каждому, кто готов увидеть, какое оно, это Царство, где пяти хлебов достаточно, чтобы накормить несколько тысяч человек, а по воде можно ходить, как по твёрдой земле.

Евангелист говорит об окаменении сердец учеников, которые «не вразумились чудом над хлебами». Для них момент встречи со Христом в бушующем море чуть было не превратился в «галлюцинацию» или фантастическое видение из духовного мира. Между тем, Христос, пришедший к ним по водам, был и есть абсолютно реален: Он говорит им: «Это Я!». То же самое окаменение сердца часто не дает и нам увидеть в нашей жизни действие и реальное присутствие Христа. Он — как всегда — настоящий. Он рядом. Особенно — во время бури, когда мы больше всего нуждаемся в Его благодатной помощи. И наша задача — научиться видеть Его в наших повседневных бурях, верой узнать Его присутствие, которое может укротить любой шторм, победить любую победу смерти.

В лодке посреди бурного моря апостолы оказались в положении, в котором постоянно оказывается каждый из нас в отдельности и весь мир целиком. В положении, когда ты ищешь человеческих средств решения проблемы, которая человеку не под силу. И встреча с Богом в такие моменты жизни действительно вызывает у нас страх, как вызвала у апостолов, увидевших идущего по водам Иисуса. Ибо что Ему эти наши микроскопические проблемы? Чего стоит наша жизнь перед лицом Всемогущего? Человечество веками ищет ответа на этот вопрос и сходится во мнении, что наша жизнь — прах, ничто. Это все, что мы способны выдумать, и на таком жалком основании мы думаем, что и сами можем пренебрегать ценностью друг друга. Евангелие же сообщает нам единственную, первую и последнюю надежду. Сам Вседержитель пришел к нам и стал как один из нас, потому что Он так возлюбил мир. Это единственное, что придает смысл существованию нашего рода.

Когда мы задаем Ему трагические вопросы о том, что с нами будет, нам, как Иову, достаточно было бы просто ответа на них. Но Всемогущий, вместо ответа, Сам приходит к нам и говорит: это Я, не бойтесь.

Как видно, соприкосновение Царства с непреображённым миром, вторжение его в этот непреображённый мир, оказывается после прихода в мир Христа делом достаточно обычным. Ученики же, очевидно, так и не сумели понять смысла того, что произошло во время насыщения большой толпы пятью хлебами и двумя рыбами.

Они, вероятно, думали о чуде приблизительно так, как думали о нём во все времена, как многие думают о чудесах и сегодня, предполагая, что это некое сверхъестественное событие, связанное с особым проявлением силы Божьей. Им, похоже, не приходило в голову, что все чудеса, совершаемые Иисусом, — не просто проявления силы Божьей, а явления Царства, которое уже входит в мир. Быть может, именно поэтому и понадобился ещё один урок, который они получили во время переправы через Генисаретское озеро. Смысл его был, по сути, всё тот же: опыт приобщения к Царству.

К Царству, где буре места нет, где природа полностью подвластна духу, где по воде можно ходить, как по твёрдой земле именно потому, что стихия в Царстве подчиняется человеческой воле, и если человек хочет пройти по воде, она держит его так же, как земля. Но этот новый урок был уроком, преподанным в экстремальной ситуации, на грани жизни и смерти. И преподан он был именно так, вероятно, как раз потому, что урок прежний, урок, полученный в ситуации спокойно-радостной, усвоен не был.

Здесь мы, вероятно, встречаемся с неким более-менее универсальным способом действия Божия: Бог вначале стремится достучаться до нас без всякого экстрима, а если этого Ему не удаётся, повторяет попытку уже по-другому, в ситуации, для нас, как минимум, напряжённой, если не критической. И дело тут, быть может, не только в том, что, будучи падшими людьми, мы нередко вообще склонны слушать и слышать Бога лишь тогда, когда нам плохо.

Дело в том, что критическая или, тем более, пограничная ситуация всегда обостряет духовное восприятие, притом обостряет до предела. И все духовные уроки в таком состоянии усваиваются поэтому лучше. Быть может, такое экстремальное обучение и не оптимально, но для падшего человека оно, как видно, иногда оказывается единственно возможным.

Как видно, соприкосновение Царства с непреображённым миром, вторжение его в этот непреображённый мир, оказывается после прихода в мир Христа делом достаточно обычным. Ученики же, очевидно, так и не сумели понять смысла того, что произошло во время насыщения большой толпы пятью хлебами и двумя рыбами.

Они, вероятно, думали о чуде приблизительно так, как думали о нём во все времена, как многие думают о чудесах и сегодня, предполагая, что это некое сверхъестественное событие, связанное с особым проявлением силы Божьей. Им, похоже, не приходило в голову, что все чудеса, совершаемые Иисусом, — не просто проявления силы Божьей, а явления Царства, которое уже входит в мир. Быть может, именно поэтому и понадобился ещё один урок, который они получили во время переправы через Генисаретское озеро. Смысл его был, по сути, всё тот же: опыт приобщения к Царству.

К Царству, где буре места нет, где природа полностью подвластна духу, где по воде можно ходить, как по твёрдой земле именно потому, что стихия в Царстве подчиняется человеческой воле, и если человек хочет пройти по воде, она держит его так же, как земля. Но этот новый урок был уроком, преподанным в экстремальной ситуации, на грани жизни и смерти. И преподан он был именно так, вероятно, как раз потому, что урок прежний, урок, полученный в ситуации спокойно-радостной, усвоен не был.

Здесь мы, вероятно, встречаемся с неким более-менее универсальным способом действия Божия: Бог вначале стремится достучаться до нас без всякого экстрима, а если этого Ему не удаётся, повторяет попытку уже по-другому, в ситуации, для нас, как минимум, напряжённой, если не критической. И дело тут, быть может, не только в том, что, будучи падшими людьми, мы нередко вообще склонны слушать и слышать Бога лишь тогда, когда нам плохо.

Дело в том, что критическая или, тем более, пограничная ситуация всегда обостряет духовное восприятие, притом обостряет до предела. И все духовные уроки в таком состоянии усваиваются поэтому лучше. Быть может, такое экстремальное обучение и не оптимально, но для падшего человека оно, как видно, иногда оказывается единственно возможным.

В сегодняшнем евангельском чтении есть один маленький, но довольно сложный момент, а именно слова: и хотел миновать их. Они настолько непонятные, что в параллельном более позднем тексте Евангелия от Матфея они опущены. Почему Он хотел миновать их, если сказано: увидел их бедствующих в плавании, потому что ветер им был противный. То есть Он увидел это и пошел им на помощь, почему же тогда Он хотел их миновать? Самое простое в таких сложных случаях - просто не замечать слова, которые непонятны, как будто их и нет. Но, наверное, не каждому будет по душе такой подход. Еще один вариант решения этой проблемы предлагает нам автор нового перевода «Радостная весть» Валентина Кузнецова: казалось, хотел пройти мимо них. Им это просто казалось, все очень просто: им так показалось. Людям неискушенным в филологии трудно судить, но зато они могут анализировать разные переводы на современные языки, сопоставляя работу разных переводчиков. И более нигде слова «казалось» нам обнаружить не удалось. Но как же так может быть, чтобы многие различные переводчики одинаково опустили одно и то же слово?! Однако нас ничуть не страшит даже та степень парадоксальности, которая присутствует в тексте без слова «казалось». Попробуем объяснить почему. Имеем ли мы право судить о намерении Господа? Наверное, нет. Поэтому не будем пытаться разгадать, что Он на самом деле хотел сделать. Какой-то был смысл в Его действиях, нам сейчас неведомый. Посмотрим на свидетельство учеников: Он хотел пройти мимо. Давайте без всякой своей умственной работы посмотрим на свидетельство во всей простоте (тем более, что это ведь Евангелие от Марка). А теперь обратимся на свою жизнь. А разве не бывает у нас так, что мы находимся в жесточайших условиях, молим Господа о помощи, но видим лишь, как помощь проходит мимо нас. Нам это не кажется, а просто мы своими глазами видим, как вот идет к нам помощь, но мы не можем ею воспользоваться и прочая. Однако в итоге ученики были спасены. Как будем спасены и мы с вами. Добавление же слова «казалось» все выводит на какую-то зыбкую почву непонятных ощущений, неизвестно какое отношение имеющих к реальности. Нам кажется, именно кажется, что такой подход довольно опасен.

Тот факт, что во время Своего земного служения Иисус молится, как всякий человек, у некоторых вызывает недоумение. Зачем, казалось бы, молиться Тому, Кто с самого момента зачатия несёт в Себе всю полноту Божию? Конечно, Он человек не меньше любого из нас, и даже намного больше. Но зачем просить того, что и так уже имеешь? Такой взгляд на молитву свойствен многим из нас, падших людей. Оно и неудивительно: ведь для нас молитва чаще всего становится обращённой к Богу просьбой или просто своего рода богоискательством, когда, не ощущая Его присутствия, мы просим Его отозваться, ответить, войти в нашу жизнь. Ни о чём таком Иисусу, конечно, просить не приходилось: богооставленность за время Своей земной жизни Он пережил только один раз, во время Своих крестных страданий.

Просить приходится нам: ведь нас с Богом разделяет некая дистанция, не столько внешняя (она-то в любом случае остаётся для нас непреодолимой), сколько внутренняя. Бог к нам близок, а мы от Него обычно далеки. Мы кричим к Нему издали — и часто не можем докричаться, не потому, что Он не слышит нас, а потому, что мы не умеем слышать Его. Но даже некоторые из нас, людей, чья природа искажена грехом, могут молиться иначе. Молиться так, чтобы молитва становилась непрерывным внутренним предстоянием и богообщением.

Люди, всерьёз относящиеся к духовной жизни, искали этого во все времена — потому-то так широко распространена в разных духовных традициях и аскетических системах практика внутренней молитвы. Но и внутренняя молитва бывает разной, как разной бывает и полнота богообщения. Когда полнота эта становится предельной для человека, молитва как слово исчезает, и остаётся только встреча двух воль, двух интенций — Божьей и человеческой. Обычные люди такой молитве учатся нередко всю жизнь. Иисус, можно сказать, с ней родился.

Эта встреча и единство двух воль — Его собственной человеческой воли и воли Его небесного Отца — Его обычное духовное состояние. Весь Его земной путь — полнота служения, полнота предстояния и полнота общения с Отцом. Но иногда Ему, как всякому человеку, нужно было поговорить со Своим Отцом наедине и в тишине. И тогда Он уходит, чтобы помолиться. Ведь в мир Он пришёл для того, чтобы принести сюда полноту Царства. И Ему нужно было побыть в этом Царстве и поговорить со Своим Отцом с глазу на глаз. Не ради Себя, а ради тех, кому Он, по воле Отца, открывал двери Царства.

С одной стороны, действительно, Иисус открывает нам Бога, принимающего нас такими, какие мы есть – со всеми нашими болезнями, нуждами, психологическими заморочками, детскими комплексами…, при чем независимо от каких-нибудь там наших заслуг или нашего недостоинства. Все это верно, как верно и то, что благодаря вере и стремлению к Богу многие проблемы подчас решаются, болезни исцеляются, или мы (что, наверное, не менее ценно) делаемся способными взглянуть на все эти жизненные невзгоды иначе - как говорится, глазами самого Бога, - понять их смысл и извлечь из них пользу. И, несомненно, это последнее тоже можно отнести к тому, что называется в сегодняшнем евангельском отрывке «исцелениями», если под ними подразумевать божественные действия, благодаря которым наш разум, вся наша, хотя и далекая от идеала, жизнь, начинает приобретать некую целостность, и мы становимся в состоянии встать выше гнетущих нас проблем, и постичь что-то новое и неожиданное о жизни, о Боге.

С другой стороны, возникает впечатление, что несмотря на огромное количество сцен исцелений и прочих чудотворений в евангелии, Марк, следуя Духу и намерениям Иисуса, хотел сказать еще кое-что. Выздоровление или перемены к лучшему могут произойти или не произойти, (хотя в любом случае остается надежда на лучшее), однако в глубине всех этих чаяний или разочарований таится призыв, адресованный каждому человеку, смотреть в корень и стараться воспринять всем своим существом, что страдание и бедственное состояние это синонимы человеческой жизни. А их преодоление возможно лишь путем смещения нашего внимания со своих болячек на страдания и боль других людей, как это делал Иисус. Ведь соучастие в страдании других может действовать как анестезия для своих собственных, и одновременно помогает сделать жизнь более сносной, а главное – не лишенной утешений и разделяемой с другими радости.

Как только Иисус с апостолами прибыл в землю Геннисаретскую, к Нему хлынули толпы нуждающихся в исцелении людей. К таким чудесам апостолы привыкли и уже не удивлялись.

Мы удивляемся чуду, когда оно превосходит наше понимание окружающего мира или того, кто творит чудо. Мы, возможно, мало знаем Бога, если Его действия неожиданны для нас или на Его дела мы реагируем вопросом: «А как Он это сделал?» Ведь все, что делает Бог — чудесно.

Разговор Иисуса с фарисеями об омовении рук является прекрасной иллюстрацией сути того конфликта Иисуса с частью фарисейского братства, который в конце концов привёл к тому, что многие фарисеи прямо возненавидели Того, Кого, как им казалось, они ожидали с таким нетерпением. Речь в данном случае, конечно, идёт не о гигиене, не о необходимости мыть руки перед едой, а именно о ритуальном омовении, без которого, как считали некоторые фарисейские учителя, нельзя прикасаться к тому хлебу, который предстоит преломить и благословить (верующие евреи не ели и не едят хлеба, не благословив его особым образом).

Надо заметить, что омовение это было не столько исполнением норм Торы, сколько данью традиции: ведь Тора, действительно требующая омовения для участвующих в храмовом жертвоприношении, ничего не говорит о необходимости омовений перед благословением еды вообще и хлеба в частности в домашних условиях. Но, как видно, для некоторой (быть может, достаточно значительной) части фарисеев отказ следовать этой и другим подобным поздним и вторичным традициям был равнозначен богоотступничеству. И Иисус реагирует на обвинения в адрес Своих учеников (как водится, учеников не обвиняют непосредственно, возлагая всю ответственность на Учителя) достаточно резко. Он не вступает со своими оппонентами ни в какие дискуссии о традиции, Он лишь напоминает им слова Исайи об истинном и ложном почитании Бога, о том, что чтить Бога на словах не означает чтить Его сердцем.

Что же Он имеет в виду? Ведь такое «избыточное» благочестие, на первый взгляд, не особо мешает благочестию подлинному. Можно, конечно, быть верным Богу без омовения рук, но и омовение рук, казалось бы, такой верности помешать не может. И всё же Иисус видит ситуацию иначе. И дело, наверное, не только в том, что «избыточное» благочестие слишком часто оказывается поводом для гордыни и самоутверждения за счёт ближнего.

Дело, прежде всего, в духовных корнях такого «благочестия». Дело в том, что человек, не желающий углубления и интенсификации своих отношений с Богом, боящийся такого углубления, нередко склонен заменять его избыточной религиозностью, которая и порождает «сверхблагочестие». Не желающий идти «вглубь», углублять свои отношения с Богом, неизбежно пойдёт «вширь», по пути увеличения числа религиозных обрядов и религиозных обязанностей. И чем больше их становится, тем меньше шансов вернуться на путь движения «вглубь». А Иисус, разумеется, прекрасно это понимает. И осуждает движение «вширь» самым решительным образом. Ведь, двигаясь так, к Царству не прийти никогда.

Сколько нужно пищи человеку, чтобы насытиться? Однозначно на этот вопрос ответить сложно. Всё зависит от человека — от возраста, пола, роста, физического состояния. И от духовного состояния тоже — человек ведь, с одной стороны, дух, а с другой — животное, и духовное его состояние влияет на физическое, равно как и наоборот. Что же такое это духовное состояние? Чем оно определяется? Принято думать, что духовное состояние человека определяется его собственными внутренними усилиями, но это верно лишь отчасти.

На самом деле духовное состояние человека определяется динамикой его отношений с Богом, где собственно человеческие усилия, безусловно, важны, но ещё важнее действие Божье, Его воздействие на человека и на человеческую жизнь. Духовное состояние человека определяется в процессе его непрерывного диалога с Богом, оно зависит от того, насколько этот диалог глубок и осознан.

Причём то же самое можно сказать не только о духовном состоянии человека, но и о той реальности, в которой он живёт. Сегодня даже в науке одной из ключевых проблем является проблема наблюдателя, и учёные всё больше убеждаются в том, что всякая реальность реальна лишь постольку, поскольку она наблюдаема. Вселенная может существовать лишь постольку, поскольку у неё есть Наблюдатель, её сотворивший — таков ещё один аспект т.н. космологического доказательства бытия Божия.

Однако ведь и человек тоже является наблюдателем, и как таковой он тоже создаёт свою реальность. Она, разумеется, реальна настолько, насколько реален сам человек, а человек реален настолько, насколько его существование определяет Бог. Здесь и заключена тайна Царства как богочеловеческой реальности, которая нам открывается изначально в Личности Богочеловека. Здесь же и тайна всех евангельских чудес: все они чудеса богочеловеческие, не только в том смысле, что их творит Богочеловек, но и в смысле участия в этих чудесах обычных людей, включающихся в богочеловеческую реальность, входящих в её пространство.

В пространстве же богочеловеческой реальности пища творится не только Богом, как в нашем падшем мире, который и падшим является потому, что падший человек его не столько созидает вместе с Богом, сколько разрушает отдельно от Него, но и человеком, которому пища предназначена. Духовное состояние человека и физическое состояние пищи в богочеловеческом пространстве Царства идеально соответствуют друг другу — и тогда любое число людей может насытиться любым количеством пищи, как и описывает евангелист.